По крайней мере, это была НАСТОЯЩАЯ полицейская работа, и я погрузился в нее с удвоенной энергией и энтузиазмом, на самом деле, я был подкачан. Профессор Дебора Пападакис завладела моим полным вниманием, когда пригласила меня в свой заставленный книгами кабинет номер двадцать два в здании ROLF в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Она взяла аккуратно сложенную стопку рукописей с единственного доступного кресла и положила их на пол.
“Я вижу, вы заняты, профессор. Боже, вы когда-нибудь заняты, Спасибо, что согласились встретиться”, - сказал я.
“Рада помочь, если смогу”. Она жестом пригласила меня сесть. “Я не видела Лос-Анджелес таким оживленным с тех пор, не знаю, может быть, со времен Родни Кинга. Это немного грустно ”.
Затем она подняла руку и быстро добавила: “Хотя это не одно и то же, не так ли? В любом случае, для меня это немного необычно. Я больше люблю короткие рассказы и личные эссе. Я не читаю "Настоящие преступления" или даже "детективы", если уж на то пошло. Ну, я действительно читаю Уолтера Мосли, но он социолог-клозетолог.”
“Сделай все, что в твоих силах”, - сказал я и вручил ей копии электронных писем Мэри Смит. “Рискуя повториться, мы были бы признательны за твою полную уверенность в этом”. Это было ради меня самого, а также ради расследования. Я не получал официального разрешения делиться электронными письмами с ней или с кем-либо еще.
Профессор Пападакис налила мне чашку кофе из старой кофеварки, и я ждал, пока она читала, а затем перечитывала твои письма.
Ее офис казался чем-то вроде элитной недвижимости в университете. Он выходил окнами во внутренний двор и сад скульптур, где студенты писали и наслаждались идеальной погодой Южной Калифорнии. Большинство офисов в здании выходили окнами на улицу. Мисс Пападакис, с ее антикварным сосновым столом и наградой 0. Генри на стене, производила впечатление человека, который уже давно заплатил свои взносы.
За исключением случайных “хм”, она не реагировала, пока читала. Наконец, она подняла глаза и уставилась в мою сторону, почти краска сошла с ее лица.
“Что ж, ” сказала она с глубоким вздохом, “ первые впечатления важны, поэтому я начну с этого”.
взяла красный карандаш, а я встала и обошла вокруг, чтобы заглянуть ей через плечо.
“Видишь здесь? И здесь? Отверстия активны. Такие вещи, как "Я тот, кто убил тебя" и "Я видел, как ты ужинал прошлой ночью". Они привлекают внимание, или, по крайней мере, они должны привлекать “. ”Ты делаешь из этого какой-то конкретный вывод?” У меня было кое-что свое, но я был здесь ради ее точки зрения.
Она покачала головой из стороны в сторону. “Это увлекательно, но также менее спонтанно. Более искусно. Этот человек тщательно подбирает слова, Это определенно не поток сознания”.
“Могу я спросить, что еще вы видите в написанном? Это очень полезно, профессор Пападакис”.
“Ну, есть чувство ... отрешенности, скажем так, от собственного насилия персонажа”.
Она посмотрела на меня, словно ища одобрения. Я не мог представить, что обычно она была такой осторожной. В остальном ее вид был таким приземленным. “За исключением, может быть, тех случаев, когда она говорит о детях”.
“Пожалуйста, продолжай”, - сказал я. "Меня интересуют дети.
Что вы видите, профессор?"
"Когда она описывает то, что она сделала, это очень декларативно.
Множество простых предложений, иногда почти отрывистых. Это может быть просто выбором стиля, но это также может быть своего рода избеганием. Я все время вижу, когда писатели боятся своего материала. Если бы это была студентка, я бы посоветовал ей еще немного потянуть за эти нити, позволить им распутаться ". Профессора накачали наркотиками. “Конечно, я не психиатр”.
“Все, кроме того, как это звучит”, - сказал я ей. “Я действительно впечатлен. Ты внесла некоторую ясность”
Она отмахнулась от комплимента взмахом руки.
“Я могу еще что-нибудь сделать? Хоть что-нибудь? На самом деле, это завораживает. Нездоровое любопытство, я полагаю”.
Я наблюдал за ее лицом, пока она взвешивала свои мысли, затем решил не продолжать. “В чем дело?” Спросил я. “Пожалуйста, просто проведите мозговой штурм. Не беспокойтесь об этом. Никаких неправильных ответов.”
Она отложила свой красный карандаш. “Ну, вопрос здесь в том, читаешь ли ты человека или персонаж. Другими словами, исходит ли отстраненность, которую я вижу, из подсознания автора, или она такая же искусственная, как и сами предложения? Трудно сказать наверняка. Это большая загадка, не так ли?”
Это был именно тот вопрос, который я задавал себе несколько раз. Профессор не отвечала на него за меня, но она определенно подтверждала, что его стоило задать в первую очередь.
Внезапно она нервно рассмеялась. “Я, конечно, надеюсь, что вы не придаете моей оценке какой-либо критической роли в вашем расследовании. Мне бы не хотелось вводить вас в заблуждение. Это слишком важно”.
“Не беспокойся об этом”, - сказал я. “Это всего лишь один из многих факторов, которые мы принимаем во внимание. Тем не менее, это невероятная головоломка. Психологическая, аналитическая, литературная”.
“Ты, должно быть, ненавидишь необходимость бегать повсюду за этими крохами информации. Я знаю, что я бы так и сделал”.
“На самом деле, такого рода собеседования - самая легкая часть работы”, - честно признался я ей. Это была моя следующая встреча, которая обещала быть плохой.
Мэри, Мэри