Татьяна закончила убирать в ванной и вошла в спальню. Поклонилась головой Марии Николаевне и‚ подойдя, что-то шепнула ей на ухо. Женщина вмиг подняла брови и строго спросила:
– Вы отказываетесь от еды, графиня? Это не дело. Вам надобно поесть хотя бы горячего супа.
– Я хотела потом поесть, – объяснила я. – Сейчас мне надо срочно поговорить с мужем.
– Григорий пока занят. Мне доложили, что у него сейчас управляющий и еще какой-то визитер, который только что приехал. Вы вполне успеете поесть.
– Ах, ну ладно, – согласилась я, чувствуя, что желудок и правда урчит от голода. Удостоверившись, что Анечка продолжает жадно сосать, я заявила: – Мария Николаевна, думаю, кормилица не нужна. Я прекрасно смогу кормить дрочь сама. Молока, слава Богу, у меня много.
– Вы действительно хотите кормить сами, графиня? – удивилась свекровь. – Вы же всегда боялись испортить грудь.
– Вряд ли полгода или год кормления сильно повредят моей груди. Я буду поддерживать ее и мазать кремом, чтобы кожа не растянулась.
– Какое здравое решение, – хмыкнула женщина. – Если таково ваше желание, можете кормить сами. Я препятствовать не буду, Любовь Алексеевна.
– Благодарю, что понимаете меня, Мария Николаевна, – ответила я, улыбнувшись свекрови, видя, что малышка насытилась.
Анечка довольно пыхтела, сонно хлопая глазками и, видимо, снова намереваясь спать.
Золото, а не ребенок. Бойкая, здоровенькая и спит все время. Таких детей и десяток можно родить. Я вспомнила о своих сыновьях из прошлой жизни. Они мне достались нелегко. Ни один из них много не спал с рождения. Дай Бог хотя бы подряд пять часов ночью, и то было редкостью.
Мария Николаевна уже забрала у меня малышку, поправила ее одежду, и чуть прикрыла пеленкой, в которую была завернута Анечка.
– Отдыхайте, графиня. Я позабочусь об Анне Григорьевне, – велела свекровь.
Я опять подумала об убийце в ванной. Нахмурилась, напрягая память и пытаясь понять, тот единственный хрип нападавшего на меня был женский или мужской? Он был глухой и противный, но какой тембр голоса, я хоть убей не запомнила. Он вполне мог принадлежать как мужчине, так и женщине. Но, наверное, все же это был мужчина. Только он с такой силой мог давить на плечи, что я не могла выбраться.
Графиня уже важно направилась с малышкой к двери, а у меня внутри засвербело странное чувство тревоги за дочку.
– Мария Николаевна! – окликнула я ее. Она обернулась. – Я хотела бы, чтобы дочь находилась подле меня, здесь, в моей спальне. Возможно ли перенести колыбель сюда?
– Но, милочка, она будет мешать вам спать.
– Вряд ли она мне помешает. Я очень настаиваю на этом, сударыня, – продолжала я гнуть свое.
Удивленно хмыкнув, свекровь прошлась по мне взглядом. Мне подумалось, что прежняя Любаша, наверное, бы такого не могла потребовать. Ведь Григорий говорил про то, что материнский инстинкт у меня прежде отсутствовал. Но сейчас мне было все равно, что подумают окружающие. Главное – уберечь Анечку от опасности, если, конечно, ей что-то угрожает. А если она будет все время со мной, я буду спокойна.
– Как пожелаете, графиня, – заявила женщина спокойно и кивнула. – Пусть Анна спит в вашей комнате. Я немедленно дам надлежащие указания.
Спустя полчаса все вещи малышки, а также ее кроватка и небольшой пеленальная тумба в виде комода были перенесены в мою просторную спальню двумя слугами. А потом Танюша и еще одна горничная под руководством Марии Николаевны разложили пеленки и распашонки Анечки в моем большом белом шкафу.
В это время я сидела на кровати с небольшим столиком, подносом на ножках, и с жадностью поглощала вкуснейший горячий куриный суп с сочными кусочками мяса и тонко нарезанными соломкой вареными овощами.
Проследив, как Анечка заснула в своей кроватке, и удостоверившись, что я продолжаю есть, свекровь дала еще пару наставлений Танюше и важно удались. Напоследок заявив, что зайдет ко мне ближе к вечеру, дабы проверить, все ли у нас с маленькой графиней хорошо.
Когда мы наконец остались с горничной одни, я уже доела и второе: жаркое из кролика с запеченным картофелем.
Мои мысли опять вернулись к происшествию в ванной. И тут я вспомнила о Палаше. Она же упоминала про некоего господина, который заказал ей мое убийство. Может, следовало начать искать с нее?
Потому я решила поговорить с горничной, убиравшей в этот момент от меня поднос с пустыми тарелками.
– Танюша, ты представляешь, Палаша оказалась совсем не такой доброй и преданной мне, как я всегда полагала. Она бросила меня в лесу одну и сбежала.
– Я и не удивлена, Любовь Алексеевна, – сказала Таня, подавая мне чашку с теплым чаем. – Эта пронырливая девица никогда не внушала мне доверия.
– Неужели? Почему же?
– Именно так, госпожа. Еще когда она записки ваши втайне от вашего мужа таскала, я подумала… Ой, – горничная вмиг замолчала, вперив в меня испуганный взгляд. – Простите, Любовь Алексеевна! Я не должна была этого говорить.
– Договаривай, что хотела, коли начала, – строго велела я.
Горничная опять упала на колени, сложив в мольбе руки.
– Только не гневайтесь, барыня. Но Палашка сама мне все рассказала. Но я более никому ничего не говорила. Молчала как рыба.
– Тяня, встань немедля, – приказала я. – И заканчивай постоянно падать на колени. Это утомляет. Я не буду тебя наказывать. Но ты должна мне все рассказать как на духу. Хорошо?
– Благодарствую! Вы сегодня такая добрая, Любовь Алексеевна, аж не привыкну никак, – заулыбалась Танюша, поднимаясь на ноги.
– Так что там с записками, говори, пожалуйста.