– Да, и это очень печально, – с сожалением сказала Наталья.
– Вы будете завтра на приеме Шереметьевых, Наталья Юрьевна? – спросил Алексей.
– Вряд ли, Алексей Михайлович, – смутившись ответила Наталья.
– Как жаль. Наша матушка получила приглашение от Марии Николаевны, что очень удивительно, ведь Григорий Александрович не жалует нас. Потому мы с Сержем вынуждены посетить завтрашний маскарад, но мне это совсем не по душе, – произнес молодой человек, печально улыбнувшись.
– Это ваша обязанность, Алексей Михайлович, вы все же двоюродные братья его сиятельству, – заявила вдова.
– Только Григорий часто забывает о том, что мы близкие родственники, – высокомерно сквозь зубы процедил второй дворянин лет тридцати. И я снова поймала его странный пристальный взгляд, направленный на меня. – Считает, что весь мир должен крутиться вокруг него. А на желания других людей ему наплевать.
– Конечно, вы преувеличиваете, Сергей Михайлович.
– Ничуть, Наталья Юрьевна, я знаю Григория с детства, и раньше он было гораздо учтивее и добрее к нам. А в последний год стал просто невыносим. Поэтому мы и покинули усадьбу.
– Сергей, мы совсем заболтали наших дам. Нам пора, сударыни, – сказал галантно Алексей и добавил: – Что ж, увидимся завтра вечером, графиня. Надеюсь, и вы, Наталья Юрьевна, все же передумаете и посетите прием.
Молодая вдова вежливо промолчала, как и я. Сергей поклонился нам одной головой, и всадники помчались дальше на своих жеребцах.
Надо же, у моего мужа, оказывается, поблизости жили родственники. И я заметила, что Алексей Михайлович явно увлечен Натальей, уж больно рьяно он пытался убедить ее посетить сегодняшний бал.
Мы с Натальей пошли дальше, продолжая мило беседовать. Любовались журчащей рекой, притекавшей рядом, и окружающим колоритным осенним пейзажем.
– Как жалко, что Григорий Александрович рассорился со своими братьями Кобылиными, – говорила мне вдова, сокрушаясь. – Какие замечательные были времена, когда они жили с нами во дворце, как ты думаешь, Любовь? Все их матушка, Софья Николаевна, так любезна и образована, очень похожа на свою сестрицу, уважаемую Марию Николаевну.
– Да, похожа, – согласилась я, понимая, что мой муж имел братьев по материнской линии, а у Марии Николаевны есть родная сестра Софья.
– Ты могла бы попросить графа примириться с братьями?
– Моя просьба вряд ли возымеет действие на Григория. К сожалению, я не имею больше такого влияния на мужа, как раньше.
– Я не верю в это.
– И все же это так, – кивнула я твердо.
Наши отношения с Григорием и так были слишком напряжены, чтобы еще разговаривать с Шереметьевым о каких-то родственниках, которые мне были совершенно безразличны. Хоть бы свои проблемы разрешить.
– Я понимаю тебя. И все из-за этой придворной щеголихи, будь она неладна, – вздохнула Наталья. – Люба, ты не хочешь побороться за своего мужа?
– Зачем? Он любит Елизавету, пусть будет счастлив.
– Как ты добра. Наверное, я поступила бы так же на твоем месте.
Когда мы достигли большого раскидистого дуба, невольно замерли, любуясь рекой, которая как раз делала поворот в этом месте. Небольшая заводь с плавающими растениями привлекла наше внимание.
– Спустимся к реке! – предложила вдруг Наталья, уже поспешив вниз с крутого склона. – Смотри, там распустились розовые кувшинки!
– Да, конечно, – поддержала я, также заинтересованная. Я никогда раньше не видела вживую кувшинок. Быстро обернувшись к мужику, который стоял рядом, я велела: – Михайло, поставь корзину под дерево и побудь здесь с Анечкой. Не надо спускаться за нами, здесь очень крутой склон. Мы только посмотрим кувшинки и вернемся.
– Как прикажете, барыня, – кивнул мужик, ставя корзину со спящей малышкой под дерево.
И правда, плавающие в мутной воде кувшинки были великолепны. Я была удивлена, ведь стояла поздняя осень, почему они цвели? Стоя у самой кромки воды и любуясь ими, я вдруг вспомнила интерес, с которым смотрел на вдову Алексей Кобылин.
– А ты не думала, Наташа, снова выйти замуж? После того как траур закончится.
– Замуж? – удивилась она, оборачиваясь ко мне. – Нет.
– Я вижу, что Алексей Михайлович оказывает тебе повышенное внимание, – сказала я и, похоже, угадала, так как Наталья засуетилась.
– Замужество более не для меня, дорогая графиня. Я очень любила мужа и никогда не предам его память. Я не могу даже смотреть на других мужчин. И вообще, думаю уйти в монастырь. Но, конечно, только после того как вырастут мои сыновья.
– Ты так молода, красива, – удивилась я. – Зачем же сразу в монастырь?
– Нет, я так решила.
Мы немного помолчали, каждая думала о своем. В какой-то момент я решила спросить:
– Наташа, а ты что-нибудь слышала о проклятии Шереметьевых?
– Проклятии? Каком проклятии? Нет, – помотала головой вдова, удивленно округлив глаза. – А что, есть какое-то проклятье в вашем роду?
– Я тоже теряюсь в догадках, – вздохнула я. – Надеюсь, это вымысел.
– Ничего не слышала о том, – ответила Наталья. – Но могу посоветовать тебе, Люба, верное средство от всякого такого. Читай на ночь сороковой псалом три раза. Тогда точно ничего плохого не случится. Мне чтение писания и молитва очень помогают утешиться.
Вдруг какое-то внутреннее чутье заставило меня обернуться и поднять голову, где я оставила Михайло с Анечкой по под дубом. И я вмиг похолодела.
Около дерева находился какой-то человек в темно-зеленом плаще, а Михайло не было видно. Человек в капюшоне стоял ко мне спиной и склонялся над корзиной, протягивая руки внутрь, к малышке.
– Что вам надо?! – истошно закричала я, сорвавшись с места, и бросилась обратно вверх по склону. – Не смейте трогать мою дочь!
Не спуская дикого взора с фигуры в зеленом плаще, которая чуть обернулась на мой крик, я стремительно начала карабкаться вверх, испугавшись до смерти. В следующий миг я запнулась о юбку и упала на грязную жухлую траву.