Через минуту, ворвавшись в свою спальню, я захлопнула дверь и прислонилась спиной к стене. Яростно прижала к себе Анечку, невидящим взором смотря перед собой.
Так вот для чего явился в мою усадьбу кузнец Илья – Лесной царь. Он присматривал себе новую дочку. А родственник Григория, этот Иван, слуга Лесного царя, уже на третий день показывал ему в зеркале Анечку. Этот Лесной Владыка уже решил все за меня!
– Я никому тебя не отдам, моя девочка! – шептала я нервно над дочерью, целуя ее в макушку. – Ты останешься со мной. Ничего себе, придумали! Отдать им мою любимую доченьку! Пусть идут к лешему этот Лесной царь и Шереметев со своими предками.
Я была так возмущена и потрясена, что дрожала в этот момент от ледяного озноба. Не могла даже допустить мысли о расставании со своим дитем, которое обожала больше всего на свете.
В этот миг я была готова отдать все что угодно: усадьбу, богатство, мужа, – но только не дочь. Это было немыслимо.
Видимо, почувствовав мое нервное состояние, или оттого, как я сильно прижимала ее к себе, Анечка заплакала.
Ее плачь как будто отрезвил меня, и я быстро подошла к кровати.
– Тише, маленькая, я с тобой.
Осторожно положив дочку на постель, я начала стягивать с себя верхнюю одежду. Потом расстегнула верх платья и, вынув из теплого одеяльца Анечку, приложила ее к своей груди.
Малышка довольно зачмокала, а я пыталась успокоиться, но никак не могла.
Вскоре в спальню вошла моя горничная Таня. Все слуги снова очнулись от волшебного сна, и я поняла, что Лесной царь со своей свитой покинули усадьбу.
Прекрасно понимая, что я не в духе, Григорий появился в моей спальне только спустя час. Когда Танюша помогла мне перепеленать Аню и уложить ее спать.
Вежливо попросив горничную выйти, муж приблизился ко мне.
– Ты успокоилась, Любаша? – спросил он тихо, пытливо пробегая взглядом по моему лицу.
– Нет, – буркнула я неучтиво в ответ и, быстро поднявшись на ноги, отошла от него.
– Он ушел. И очень опечален твоей реакцией.
– А как я должна реагировать на все это?! – возмутилась я, резко обернувшись к мужу.
– Я же не осуждаю тебя. Мне понятна твоя реакция.
– Понятна? Нет, вам, мужчинам, не понять, каково это, быть матерью! Раз он решил отобрать у меня дочь!
Каково это, долгое время носить желанный плод в своем чреве, потом в муках родить и увидеть наконец долгожданную малышку. Полюбить ее всем сердцем, не спать ночей, каждодневно переживать, чтобы с ней ничего не случилось. Не дай Бог не заболела или не подавилась молоком.
– Любушка, я все понимаю, – глухо сказал Шереметьев, успокаивающе положив ладонь мне на плечо. – Я знаю, как это трудно для тебя. Но ты должна понять все же. Анечка, она…
Я прекрасно осознала, что он хочет сказать, но не решается. Я испуганно вскинула на мужа глаза.
– Так ты на его стороне?! – воскликнула я, пораженная до глубины души.
– Сердечко мое, пойми, мы должны это сделать. Если отдадим Анну, то…
– Нет, я сказала!
– Погоди, подумай, не будь так категорична. Мы, наконец, снимем проклятье и не только с нашего рода, но и со всех земель в округе. Уже столько веков крестьяне страдают от неурожаев, голода и наводнений. Подумай. Не только наши чувства надо учитывать, но подумать и о других людях.
– Ты правда считаешь нормальным отдать дочь Лесному царю?
– Если это спасет от гибели моих потомков и улучшит жизнь людей в четырех уездах – да. Я готов. Мой отец перед смертью сказал, что, когда в нашем роду впервые родится дочь, она сможет снять проклятье. Просто я не думал, что это случится именно у меня.
И тут я вдруг вспомнила тот момент в таверне. Когда я сказала, что родила дочку, а не сына. И как был поражен Шереметьев. Тогда я подумала, что он просто желал получить мальчика, наследника. А дело было в другом. Он понял, что пришло время. Время, когда его род сможет освободиться от черной полосы, от проклятья Лесного царя.
– Так ты сразу все знал? – опешив, пролепетала я, нервно скинув его руку со своего плеча. – Знал, что мы будем должны отдать ему Анечку?!
– Не знал всего. Только понял, что она как-то сможет умилостивить Лесного царя. И он забудет, что мой прапрадед сгубил его единственную дочь.
– Замечательно! – вскричала я в сердцах. – То есть ты изначально знал про несчастную Поляну, про проклятье рода, про все это? И врал мне? Врал, что это все вымыслы по Лесного царя, а на самом деле скрывал правду от меня. Так, Григорий?!
Моему возмущению не было предела. Я-то думала, что у нас с мужем нет друг от друга тайн, а оказалось!
– Не хотел расстраивать тебя. Ты только родила, тебе нельзя было волноваться.
– А сейчас, значит, можно? – огрызнулась я.
Я чувствовала себя так мерзко, потому даже не собиралась скрывать свое недовольство от мужа.
– Оттого я подарил Анне эту усадьбу. Дивное ближе всего находится к основным владениям Лесного царя. Так говорил мой отец.
– Что? – Я окончательно остолбенела от слов Шереметьева.
– Да. Чтобы она была ближе к Лесному царю. И чтобы наконец мы могли избавить ближайшие земли и жителей от зла. Они ведь ни в чем не виноваты, а постоянно страдают. Ты же сама говорила, что при последнем наводнении утонули четверо крестьян.
Каково! Возмутилась я про себя. Оказывается, мой муженек все не только знал, но и просчитал! Как лучше продать дочь Лесному царю за благополучие края. Отослал нас с Анечкой сюда, поближе к нему.
Ужас! Просто ужас какой-то! Он вот так просто отдавал своего ребенка непонятно кому и куда, только бы все случилось так, как он хотел. Только мужчина мог принять спокойно такое решение и осуществить все это!
Мое возмущение достигло предела. Я смотрела в тревожное и красивое лицо мужа и чувствовала, что хочу его ударить.
– Пойми, Любушка, мы должны отдать Анну Лесному царю. Это наш долг перед родом и другими людьми.
В следующий момент, не выдержав нервного напряжения, я со всего размаху залепила Григорию пощечину.
– Ненавижу тебя! – вскрикнула я мужу в лицо.
Отметила, как в судороге дернулось лицо Шереметьева, как он сжал скулы и как его взор стал печальным.
Мой крик разбудил Анечку, и она заплакала. Я бросилась к дочери, не в силах более смотреть на этого мужчину. Склонившись к дочке, я лепетала над ней что-то ласковое, покачивая кроватку.
Краем глаза видела, что Григорий так и стоит нам прежнем месте, словно изваяние. Но его присутствие угнетало меня, и в какой-то момент я, не выдержав, глухо процедила:
– Уходи…
От все понял и медленно направился из спальни, осторожно прикрыв дверь.
Оставшись одна и укачав дочку, которая вновь уснула, я присела на кровать и расплакалась.