Наследница Дивной усадьбы

Глава 61

Только через минуту Илья чуть ослабил руки, но не выпустил Шереметьеву из объятий.

– Илья, пусти, – взмолилась Мария Николаевна.

– А я думал, что ты приехала ко мне. Поняла, наконец, какой мерзавец твой последний муж. Что он не заслуживает тебя, как я и говорил.

– Да, ты оказался прав. Но я приехала не к тебе!

– Что-то не верится, – как-то криво усмехнулся кузнец. – Твой муж арестован, первый давно в земле. Почему не стать счастливой со мной?

– Илья, немедленно отпусти меня! – возмутилась Мария, и ей удалось вырваться из объятий мужчины. Она отскочила от него на пару шагов, сбивчиво дыша. – Я не знала, что ты в Дивном. И вообще, что ты тут делаешь?

– Я кузнец. Твоя сноха, Любовь Алексеевна, наняла меня.

– Ясно, – мрачно вымолвила свекровь. – Я прошу тебя, впредь держи себя в руках.

– Не собираюсь. – Илья мотнул головой и вперил горящий взор в Шереметьеву. – Ты мне желанна до сих пор, и, если ты только захочешь…

– Нет! – перебила она его нервно. – Не надо, чтобы нас видели вместе.

– Почему же? Я всегда любил тебя и люблю до сих пор. Говорил ведь тебе, что ни первое, ни второе замужество не принесут тебе счастья. Потому что ни одного из мужей ты не любила. Я прекрасно знаю, что ты любишь меня.

– Мы все уже выяснили двадцать семь лет назад. Не начинай снова, Илья. Повторяю, я приехала не к тебе!

– А могла бы и ко мне, наконец. Ты же знаешь, ты единственная, кого я могу любить…

– Замолчи! Замолчи немедленно, кто-нибудь услышит.

– Я замолчу, моя нимфа. Но от себя все равно не убежишь. Я же вижу в твоих глазах… ты до сих пор любишь меня.

– Не хочу больше ничего слушать! – уже в истерике крикнула Мария Николаевна и побежала прочь, словно за ней гнались демоны.

Я смотрела ей вслед, и мне показалось, что бежала Шереметьева не от кузнеца Ильи, а от себя, от своих чувств. Интуиция подсказывала мне, что Илья прав и далеко не безразличен ей. Хотя она и старалась доказать всем иное.

После стремительного ухода Марии кузнец громко вздохнул, провожая женщину мрачным взглядом, и направился обратно в кузню. Умело взял специальные щипцы, ухватил металл и с какими-то особым ожесточением начал бить по нему молотом.

Я видела, что он в ярости и пытается сдержаться. Но было заметно, что Илья вымещает свое недовольство и отчаяние на металле. Бил он сильно и мощно.

Я решила остаться незамеченной. Также тихо отошла назад и направилась обратно в дом.

Марию Николаевну я увидела только за обедом.

За трапезой мы говорили, как лучше преобразить центральную аллею. Решили разбить новые цветники по весне и поправить дорожки. Собрались после обеда прогуляться по аллее, чтобы как следует все рассмотреть и обсудить.

Однако неожиданно хлынул дождь и сильно потеплело. Снег мгновенно растаял. К вечеру ливень усилился, превратившись в безудержный поток воды. Поливало словно из ведра. Невозможно было выйти на улицу в течение нескольких часов, и так продолжалось до самой ночи.

Уже после ужина, сидя в гостиной с Марией Николаевной, мы обсуждали жуткую погоду за окном, где к бешеному ливню добавились сильные порывы ветра. Я отчего-то думала о том, что опять начались те самые проклятия, о которых говорила вся округа и которые упорно отрицали мой муж и его матушка. Но в тот вечер я не стала спорить с Марией Николаевной, заявившей, что неистовый ливень вполне обычен в это время года.

Ночью сильнейший дождь так и не прекратился, а небо начало озаряться молнией и сотрясаться от грома. Громкая гроза пугала меня и всех домочадцев. Анечка плохо спала, вздрагивала, плакала, разбуженная то и дело громыхающей молнией. Озаряющая небо молния была также необычной. Не прямой, а походила на перевернутое лысое дерево: сверху столб света, далее разделенное на множество разных ветвей. К тому же грохот стоял такой, что при каждом звуке грома хотелось молиться Богу.

Ливень же не прекращался ни на минуту ночью.

Когда рассвело, мы увидели, что все дорожки на главной аллее и около дома были затоплены водой. Дождевые потоки, похожие на тропические ливни, не успевали уходить. Сараи и амбары едва не смыло потоками воды, и они оказались частично разрушены. Жуткая картина наводила меня на печальные мысли.

Единственным местом, которое не пострадало от ливня, как я видела с веранды, был чудесный сад. Там было сухо и даже летали бабочки. Над ним облако рассеивалось, и дождь обходил его стороной. Это таинственное место до сих пор оставалось для меня загадкой.

И на следующий день я и все слуги сидели в доме. На улицу нельзя было выйти. Только дворник Никита в болотных резиновых сапогах ходил по двору и собирал уплывших куриц, гусей и свиней. Всю живность временно разместили в просторной кухне в небольших загонах, сколоченных на скорую руку.

Только к вечеру второго дня ливень немного утих и начал накрапывать нудный дождик, но и он не прекращался. Мы легли спать, а наутро пришло страшное известие из ближайшей деревни. Река Варага вышла из берегов и затопила все окружающие земли и деревню.

Около девяти вечера в усадьбу пожаловали староста и еще один мужик из деревни просить помощи. Почти половина дворов были подтоплены, а дома наполовину в воде. Люди ютились у соседей вместе со всей живностью, детьми и пожитками. Но вода все прибывала и прибывала. Конца разливу реки не было видно, как и окончанию проклятого дождя.

Наутро оказалась затоплена и вторая половина деревни, стоявшая чуть дальше от разлившейся реки. Выслушав жуткие вести из деревни, я поняла, что надо что-то сделать для несчастных жителей.

Обсудив все с Марией Николаевной, мы решили разместить пострадавших в усадьбе. Везде, где только можно: в комнатах прислуги на первом этаже, в хозяйственном корпусе, где сейчас была казарма, в пустующих флигелях, в теплой конюшне и амбарах, которые не были затоплены.

Хорошо, что усадебный дом стоял на возвышенном месте, оттого ливень почти не повредил ему.

К полудню в усадьбу приехало почти пятьдесят семей из деревни. Все хотели укрыться и переждать этот природный катаклизм. И казалось, этому бедствию нет конца и хуже уже быть не может.

Но на следующий день грянул мороз, и округу стал засыпать снег.

Вода начала замерзать, превращаясь в корку льда и сковывая в своих недрах все. Леса, поля, несчастную деревеньку. Жители все приходили и приходили в усадьбу. Но размещать их было уже негде. Даже Мария Николаевна перебралась в мою спальню с Анечкой. Уступив свою двум семействам с детьми.

Вечером пятого дня я совсем отчаялась и решила написать Григорию. Просить о помощи, ибо не знала, что и делать.