Наследница Дивной усадьбы

Глава 29

– Душенька, успокойся, – раздраженно ответил ей Шереметьев. Я видела, что он не горит желанием вмешиваться во все это. – Юрий Борисович не хотел обидеть тебя. Ты неверно все поняла.

– Как же неверно поняла! Я не глупа, Гриша, – продолжала недовольно Елизавета. Видя, что Григорий взял бокал с вином, видимо, не желая дальше что-либо говорить, она снова обратилась к мужчине в летах: – Вы бы за своей дочерью лучше следили, господин Мясников, да ее будущее устраивали. А то она вон одна, совершенно без средств, да еще и с детьми!

Юрий Борисович побледнел от ярости и уже собирался что-то ответить, но молодая женщина в черном, сидевшая рядом, наклонилась к нему и громким шепотом сказала:

– Батюшка, не надобно. Умоляю тебя.

Мясников закрыл рот, все же решив последовать просьбе дочери, но окатил Елизавету таким уничижительным взглядом, что даже мне стало не по себе. В следующий миг он схватился за столовые приборы и начал с остервенением резать мясо в своей тарелке.

Я с интересом рассматривала новых персонажей из жизни Любаши. Юрию Борисовичу на вид было чуть более пятидесяти лет. Моложавый, подтянутый, но с небольшим брюшком, он все еще был довольно красив на лицо, имел сильные руки и цепкий взгляд.

Его дочь, сидевшая рядом, миловидная молодая дама лет двадцати пяти, судя по ее темному простому платью, носила траур. Может, по мужу? Елизавета сказала, что она одна с детьми. Видимо, она была дочерью от первого брака. Да, все логично. Но почему мать Шереметьева вместе с новым мужем и его семейством ужинали с ними? Возможно, они тоже жили в усадьбе? Наверняка. Ведь дворец был огромным, только одних спален не менее сорока штук, места точно всем хватит.

Когда принесли вторую перемену блюд, в столовую неожиданно вошел молодой щеголь в дорогом золотистом камзоле, белых кюлотах и бежевых шелковых туфлях на каблуке. Высокий, импозантный и благоухающий.

– Прошу прощения, господа, я немного запоздал! Кучер, простофиля, свернул не на ту дорогу, – воскликнул он с порога и поклонился одной головой в сторону Шереметьева. – Приветствую вас, граф. Господа, мое почтение.

Я невольно оглядела этого франта. Облаченный в дорогую одежду и белый парик, с напудренным лицом и в бальных туфлях, он словно только что покинул прием какого-нибудь Людовика Пятнадцатого.

– Евгений Васильевич, здравствуйте. Присоединяйтесь к нам, – предложила чопорно Мария Николаевна.

– С превеликим удовольствием, сударыня, – улыбнулся ей придворный щеголь.

Через миг Евгений оказался около меня и воскликнул:

– О, Любовь Алексеевна, я так счастлив видеть вас в добром здравии! – Он наклонился ко мне. – Позвольте вашу ручку, очаровательница!

Я даже опешила на миг. Его тонкое красивое лицо с мушкой над губой и прищуренный лисий взгляд отчего-то сразу не понравились мне. Но все же я протянула ему руку и выдавила из себя дежурную улыбку.

– Рада видеть вас, сударь, – ответила я и чуть поморщилась.

От молодого человека невыносимо несло потом и сладкими духами.

– Я так счастлив, любезная графиня, видеть вас в добром здравии! – продолжал Евгений после долгого поцелуя, запечатленного на моих пальцах, так и не отходя от меня. Меня это смутило, уже все смотрели на нас. – Лизонька отписала мне, что вы пропали! Я места себе не находил. А сегодня чудесным образом нашлись. Оттого я сразу же помчался к вам в усадьбу.

– Евгений, садись уже! – прикрикнула на него Елизавета.

– Да-да, сестрица, – кивнул он и, улыбаясь мне, уселся рядом на бархатный стул.

Я быстро посмотрела на Шереметьева и поймала мрачный и недовольный взгляд графа, направленный на молодого щеголя. Но Григорий тут же отвел глаза в сторону, увидев, что я смотрю на него. Я и сама была до крайности смущена навязчивым поведением Салтыкова. Я поняла – это был брат Елизаветы, и он явно испытывал ко мне не только дружеские чувства.

К Салтыкову подошел слуга и осведомился:

– Что желаете кушать, ваше благородие? Есть консоме из дичи и солянка.

– Второе сразу неси, – велел надменно Евгений, показывая пальцем второму слуге, какое вино ему налить. – И мяса побольше положи.

– Слушаюсь, – кивнул лакей и быстро забрал у меня пустую тарелку из-под супа. – А вам, Любовь Алексеевна? Запеченного судака или фаршированного поросенка?

– Рыбу, пожалуйста, любезный, и небольшой кусок, спасибо, – попросила я.

Все невольно замолчали, неторопливо вкушая изысканные яства. Меня же удивило не только несколько перемен блюд, но и возможность выбора. Насколько я знала, редко в богатых домах подавали два супа сразу. Это все свидетельствовало о богатстве Шереметьевых.

– Господа, я только что из дворца императора, – спустя некоторое время воскликнул пафосно Салтыков, с аппетитом уплетая поросенка с яблоками и картофельными клецками. – Сегодня, как вы знаете, именины цесаревны, оттого устроены грандиозные празднества по всей столице. А вечером в императорском дворце состоится бал, причем приглашены даже купцы. Представляете, какая там будет толчея. Но сколько веселья и смеха будет, я вам скажу. Эти неотесанные дочки купцов совсем не умеют носить модные наряды и постоянно запинаются о подол.

– Как жаль, что я не смогла приехать поздравить цесаревну, – вздохнула Елизавета. – Она так ценит мои советы. Но все же здесь мне быть важнее. Да, Гриша?

Она призывно посмотрела на Шереметьева, но он как-то кисло улыбнулся в ответ.

– А фейерверки планируются, Евгений Васильевич? – спросила вдруг вдова и тут же тихо сделала замечание старшему сыну: – Антоний, не дрыгай ногами, ты за столом все же.

– Непременно, Наталья Юрьевна, – кивнул Салтыков. – Как же без иллюминации-то.

– Я вот никогда не была в императорском дворце, а так хотелось бы посмотреть на все это.

– Натали, ты многое потеряла, – сказала Елизавета. – При дворе так весело и занятно, и столько кавалеров. Тебе надо непременно съездить в столицу. Благо она всего в тридцати верстах отсюда.

– Но как же я поеду? – недоуменно захлопала глазами Наталья. – У меня и знакомых там нет.

– Я могу устроить вам приглашение на бал, для меня это сущий пустяк, – предложил Салтыков.

– Благодарю покорно, Евгений Васильевич. Однако пока траур по моему Сашеньке не кончится, я не буду появляться на людях. Это исключено, – горько добавила вдова.

– Ты права, доченька, долг перед умершим мужем прежде всего, – согласился с ней Мясников.

– Что-то кислое вино у тебя, Григорий Александрович, – вдруг заявил Салтыков, поморщившись.

Я вскинула глаза на придворного щеголя. Неужели он тоже имел такой же вздорный характер, как и его сестрица? Чтобы в гостях заявлять хозяину дома подобное…