Наследница Дивной усадьбы

Глава 38

Немного успокоенная, я наконец решила вникнуть в сборы к маскараду. Танюша к тому времени уже окончила сооружать шедевр на моей голове. Высокая прическа с лентами и перьями была настоящим произведением искусства.

Платье для маскарада, которое заказала и купила для меня Мария Николаевна, было таким же великолепным. Наряд, сшитый по моде столетней давности, времен Анны Иоанновны, имел насыщенный золотистый цвет, рукава-буфы и отделку из черного кружева. Оттенок переливчатого шелка прекрасно шел к цвету моей кожи и лицу. Большой расписной веер с рукоятью из панциря черепахи, драгоценности на шее, а также тряпочные туфельки на небольшом каблуке дополняли мой изысканный дорогой наряд.

К маскарадному костюму прикладывался еще напудренный белый парик, но я решила его не надевать, потому и попросила Таню соорудить на моих волосах просто что-то высокое, с крупными локонами. У горничной оказались золотые ручки, и она сделала очень красивую прическу, украсив ее лентами, драгоценными заколками и гребнями, как раз модными в начале восемнадцатого века.

Когда я оглядела себя в зеркало, то довольно улыбнулась. Взяв веер, я поцеловала Анюту, которая только что уснула сытая и довольная. Оставив дочь под присмотром Танюши и двух мужиков, которым велела зайти в спальню, чтобы им было сподручней следить за моей дочерью, я поспешила вниз. Мария Николаевна объяснила мне чуть раньше, что малышку показывать гостям необязательно Главное, чтобы все знали, по какому поводу они прибыли на бал: поздравить чету Шереметьевых с рождением дочери.

Я спустилась вниз, откуда уже полчаса слышались звуки оркестра, специально приглашенного на торжество. Черную маску я не надела, так как она закрывала почти все лицо. Я решила, что, как хозяйка дома, могу себе позволить такую вольность.

У подножья парадной лестницы меня уже ожидал Григорий. Одетый в черный фрак, брюки и туфли, он показался мне воплощением элегантности и изысканности. Едва заслышав мои шаги, он тут же обернулся ко мне.

– Ты прекрасна, Любаша, – улыбнулся мне муж, целуя руку.

– А где Елизавета?

– Она спустится попозже, сразу к балу, – объяснил он. – Сказала, что будет смешно смотреться рядом с нами при приезде гостей, ведь праздник устроен в честь моей дочери. Елизавета разрешила мне поприветствовать гостей с тобой.

– Надо же, у твоей пассии появилась хоть одна здравая мысль, – съязвила я. – А я думала, что все ее разумение ушло только на наряды и интриги.

– Перестань, услышат.

– Боишься, что доложат Елизавете, и она будет недовольна и не подпустит тебя к своему телу?

– Любаша! – возмутился Григорий моим вольным речам, округлив глаза.

Я же поняла, что перегнула палку. Но не смогла удержаться. Тот факт, что в моем доме жила любовница, у которой еще надо было спрашивать, принимать мне с моим мужем гостей или нет, выводил меня из себя. Абсурд какой-то.

Но в этот момент к нам подошла одна из прибывших пар, и мы поздоровались. В ответ гости пожелали здоровья мне и Анне Григорьевне и проследовали в широко распахнутые двери гостиной, откуда слышалась музыка.

Мы поприветствовали еще несколько приглашенных, и я с интересом разглядывала каждого мужчину и пыталась узнать под маской Салтыкова. Но не находила никого похожего. Я терялась в догадках, приехал он уже или же прибудет позже? Например, войдет в дом незамеченным через черный ход. Последний вариант казался мне наиболее реальным.

Вскоре я заметила, как в парадную вошли уже знакомые мне молодые люди. Братья Кобылины. С ними была еще миниатюрная дама в возрасте, и я поняла, что это сестра Марии Николаевны. Кобылины были облачены во фраки, с масками в руках, а их матушка в белое шелковое платье с большим вырезом.

– Софья Николаевна, милостивые государи, – коротко поприветствовал их Шереметьев, когда Кобылины приблизились к нам. Поцеловал руку тетке.

Братья Кобылины так же сухо поздоровались с Григорием. Я же по-доброму улыбнулась и тому и другому. Алексей поцеловал мне ручку и пожелал здоровья, а Сергей опять окинул меня каким-то темным взором, в котором явно читалось недовольство, и также быстро чмокнул мою руку, буркнув: «Добрый вечер, графиня».

Отчего-то мне подумалось, что Сергей ненавидит меня или, по крайней мере, недолюбливает. Он сверлил меня темным взглядом.

Матушка же братьев Кобылиных, Софья Николаевна, показалась мне очень милой и доброй. Простодушие сквозило в каждой черте ее лица, а открытая улыбка располагала к себе.

– Дорогой племянник, могу я засвидетельствовать свое почтение маленькой графине Анне лично? – спросила Кобылина.

– Анна Григорьевна уже спит, не стоит ее беспокоить, тетушка, – ответил жестко Шереметьев.

– Софья Николаевна, приезжайте к нам в другой раз, я обязательно покажу вам дочь, – чуть смягчила я холодные слова мужа.

– О, благодарю, Любовь Алексеевна, – закивала радостно Кобылина. – Непременно заеду к вам на днях. Хочу познакомиться с маленькой внучкой. Если вы не нашли еще крестную для дитяти, графиня, я с удовольствием могу ей стать.

– Почту за честь, Софья Николаевна, – ответила я.

Через минуту Кобылины, мать и сыновья, прошли дальше в гостиную, а Шереметьев придвинулся ко мне вплотную и, недовольно сверкая глазами в спину удаляющимся родственникам, заявил на ухо:

– Зря ты распинаешься перед этими недостойными людьми, Любаша. Ты же знаешь мое отношение к ним. От них только одних каверз можно ждать.

– Но твои братья кажутся мне вполне приятными, как и всегда, – парировала я.

– Ты многого не знаешь. Их внешность обманчива, говорю тебе. Моя б воля, я бы их на порог своего дома не пустил.

– Зачем же ты пригласил Кобылиных сегодня, если не желаешь их видеть? – удивилась я.

Мы остались на несколько минут одни. Потому что следующие гости еще только входили в ярко освещенную парадную.

– Из-за матушки. Мария Николаевна очень переживает, что мы с родней на ножах. Ведь тетка Софья все же ее родная сестра. Но я чувствую, что братцы замышляют против меня зло.