Глава 50

В тот день стояла прекрасная погода, солнечно, хоть и прохладно. Я решила пойти в сад сразу после завтрака, потому велела горничной:

– Танюша, давай собираться. Пойдем сегодня погуляем пораньше. Но сначала зайдем к Илье-кузнецу. Мне надо обсудить с ним кое-что.

– Барыня, а мы хотели отпроситься с Ульяной у вас. В лес сходить с Марусей.

– В лес? Зачем?

– Так там клюква пошла, – объяснила Таня. – Да и грибов еще много, говорят, а так хочется грибов. Анисья хоть на ужин суп сварит. Мы с Маруськой пойдем, она все места грибные знает. Отпустите нас. Я уже с Яной договорилась, барыня, она с вами прогуляется по саду.

– Хорошо, идите. К вечеру возвращайтесь.

– Мы к обеду вернемся, не переживайте, Любовь Алексеевна.

В общем, горничные втроем убежали в лес. Я же направилась на прогулку одна, потому как Яна куда-то запропастилась. У крыльца стояли два гвардейца, готовые сопровождать меня на прогулку. Я велела им подождать и сначала поспешила в кузницу, устроенную неподалеку от правого флигеля.

Держа корзинку с Анечкой в руке, я чуть покачивала ее, чтобы малышка успокоилась и заснула. Приблизилась к открытой кузнице под небольшим навесом, увидела, как кузнец Илья мощно бил по наковальне молотом, что-то сосредоточенно делал. Увидев меня, он остановил работу.

– Приветствую, барыня. Что-то хотели? – спросил кузнец, отложив молот и вытирая руки о тряпицу.

Я немного смутилась от его вида. Облачен он был в холщовые темные штаны, лапти и жесткий передник, обнажен по пояс. От печи шел жар, потому, видимо, ему было не холодно. Торс и руки кузнеца, натруженные и сильные, указывали на скрытую мощь, которая таилась в его теле. Выглядел Илья как настоящий исполин или герой Эллады. Сильный, неутомимый, красивый. Он был не молод, лет сорока, но все равно смотрелся очень эффектно.

– Илья, я бы хотела, чтобы ты выковал новые ворота для парадного въезда, – сказала я, стараясь смотреть ему в глаза, но мой взор упорно перемахивал на обнаженные широкие плечи. – А то старые такие неприглядные, весь вид портят.

– Сделаю, барыня. Вот только с этими перилами на балкон закончу и начну.

– Вот смотри, Илья. Я тут изобразила ворота, их вид, и как завитки сделать, – сказала я, доставая сложенный лист бумаги. Над этим рисунком я пыхтела почти два дня, кучу бумаги перевела, да и пером было не так просто рисовать.

– Все вроде понятно, барыня, – пробасил кузнец, убирая лист в карман штанов.

– Спасибо, Илья, – кивнула я, быстро перекладывая корзинку с Аней в другую руку, и хотела уже отойти, но кузнец окликнул мою корзинку с заинтересованным взглядом и спросил:

– Могу я взглянуть на дочку вашу, Любовь Алексеевна?

– Конечно, смотри, – улыбнулась я. – Она, правда, спать собралась.

Илья подошел вплотную, чуть склонился. Внимательно оглядел малышку каким-то заинтересованным, пытливым взглядом.

– Такая красивая дочка у вас, барыня. Прям глаз не отвесть.

– И не говори, Илья. Я ее очень люблю.

– У меня тоже когда-то дочка была.

– Правда, Илья? Она, наверное, замужем уже? – улыбнулась я.

– Умерла она. Давно это было.

– Прости, пожалуйста, Илья.

– Да ничего, барыня, – вздохнул тяжко кузнец и посмотрел куда-то вдаль за мое плечо. Лицо его стало жестким и печальным. – Я о ней постоянно вспоминаю. Такая уж она красивая была, пригожая, а какая добрая. Любимая доченька, единственная моя.

– Что же случилось с ней? Отчего она умерла? – спросила я, подумав, что, раз кузнец сам продолжал говорить о дочери-то, он хотел выговориться.

– Родами умерла. Совсем юная. Один охальник соблазнил да бросил ее. Она тосковала сильно. А как рожать-то пришло время, так и решила помереть. Померла вместе с дитятей. Вот такая у дочки моей несчастной печальная жизнь вышла.

– И правда печальная.

Анечка захныкала, и я начала качать ее. Извинившись перед кузнецом, я поспешила в сад, так как малышке пока было уже спать. Гвардейцы направилась со мной и остались у первых клумб. Я же присела на скамью в саду, поставив рядом корзинку. Анечка уже почти уснула, и я немного покачивала ее, убаюкивая.

Вдыхая чудесное благоухание цветов и растений, я почувствовала, как мои гнетущие мысли после рассказа кузнеца улетучились.

В этом загадочном цветочном саду было гораздо теплее, чем в других местах усадьбы. Сейчас на скамейку, где я сидела, попадало солнце, и я наслаждаясь ласковым теплом. Мне казалось, что совсем не осень, а снова вернулось лето.

Гуляли мы с Анечкой долго, почти два часа, стояла прекрасная погода и не хотелось идти в дом. Однако через какое-то время я заметила, как на небе появились тучи. Сначала белые, потом они стали сереть и собираться в кучу. Затем и вовсе потемнели, и через какое-то время туча превратилась в черную.

Зарево озарило небо и раздался громкий раскат грома. Поняв, что сейчас начнется дождь, я, быстро подхватив Анечку, поспешила в дом. Едва успела вбежать на крыльцо, когда начался стильный ливень. Бушующий, ледяной, с сильными порывами ветра. Все работники, которые докрашивали фасад дома, быстро побежали внутрь, прячась от дождя.

Вернувшись в спальню, я переоделась в домашнее платье и некоторое время созерцала в окно непогоду, безумствующую на улице. Ветер стал почти ураганным, а ледяной дождь лил как из ведра. Деревья сильно нагибались к земле, и мне казалось, что их вот-вот сломает.

Мои горничные так и не вернулись, по словам Михея, и я переживала за них.

– Где же Танюша с Ульяной?

В какой-то момент раздался сильный хлопок. И в следующий миг яркая молния ударила прямо в первое дерево на центральной алле. Оно вмиг вспыхнуло, сломавшись пополам. Я даже вскрикнула от испуга. Но сильный ливень тут же потушил огнище, и ствол сломанного дерева дергало порывами дикого ветра.

Танюша вернулась спустя полчаса, вся промокшая, продрогшая.

– Где же Ульяна? – спросила я ее.

– Так потерялись мы с ней. Она что-то закричала мне и побежала куда-то в лес. А я за ней, так и потеряла ее из виду. Мы с Маруськой ждали, ждали ее, кликали, пока дождь не пошел. Ну мы и побежали в усадьбу без нее. Все равно промокли до нитки.

– А если с ней что-то случилось? – спросила я озабоченно. – Здесь же в лесах звери дикие водятся. Ее, наверное, искать идти надо?

– Ульяна-то деревенская, в лесу точно не заблудится. Давайте подождем, авось сама воротится.

– Хорошо. Подождем до вечера, если не вернется, попрошу Михея мужиков собрать, чтобы искать ее шли.

Уже около семи вечера я поговорила с Михеем об Ульяне. Мы думали, как лучше организовать поиски. Ливень уже стих, и на улице накрапывал небольшой дождик.

Вдруг парадная дверь отворилась, и вошла Ульяна, вся мокрая и грязная. Она вскинула на меня глаза, и я увидела, как ее лицо перекосилось от нервной судороги. В следующий миг горничная дико вскрикнула и бухнулась передо мной на колени.

– Простите меня, барыня, виновата я во всем! Простите! – вскрикнула она истерично, по ее щекам бежали слезы, а в глазах стоял страх.

– Ульяна, ты что? Ты о чем? За что простить? – выпалила я. – Встань!

– Нет-нет, не встану, пока не простите. Я же… я же во всем виновата, – сбивчиво затараторила она, заламывая руки. – Я все видела, но никому ничего не сказала! Видела я того, кто Сашеньку, ангела нашего горемычного, со свету изжил!

Я замерла, вперив потрясенный взор в горничную.

Саша был старшим сыном Григория и Любаши Шереметьевых, который умер первым от горячки и какой-то неведомой болезни.

Загрузка...