Наследница Дивной усадьбы

Глава 43

Только в этот момент я как будто пришла в себя.

Похоже, Григорий собирался устроить продолжение этих страстных поцелуев со всеми вытекающими. Теперь я понимала, отчего дети рождались у Шереметьевых каждый год. Разве можно было устоять под таким страстным и умелым напором графа? Даже я на какое-то время сейчас поддалась его чарам и ответила на ласки, хотя и знала его всего пару недель.

Мне нравился его страстный натиск и умелые поцелуи, но я была еще не готова так близко общаться с супругом. К тому же надо было выяснить все до конца, раз он пришел.

Я быстро прикрыла его рот ладонью, чуть отталкивая графа от себя. Почувствовав мое сопротивление, он приподнялся на руках и внимательно посмотрел на меня.

– Григорий, погоди. Я еще не готова к этому, – объяснила я свои действия.

Высвободилась из объятий мужчины и встала с кровати, давая понять, что не хочу близости.

– Прости меня, Любаша, конечно же, я спешу, – заявил он, целуя мне руку. – Я все понимаю, ты еще не оправилась после родов. Я подожду, сколько ты скажешь. Главное, ты не должна сомневаться в моей любви к тебе. Салтыкова ничего не значит для меня.

Мы говорили очень тихо, стоя рядом, чтобы не разбудить малышку, и чтобы наш разговор не был слышен за дверью.

– Григорий, но все равно это не оправдывает твоих измен.

– Каких измен? Любушка, ты же знаешь, что между мной и нею ничего нет. Это было всего лишь раз, когда я ошибся.

– Неужели? – удивилась я. – Я не верю. Ты же все время любезничаешь с Елизаветой. И все слуги только и шепчутся о том, что она твоя любовница.

– Я клянусь тебе, это случилось всего однажды, на том злосчастном приеме у Оболенских. Когда мы поссорились, и ты прогнала меня, а я уехал в столицу на три дня. В тот вечер я был вдрызг пьян, я же рассказывал тебе уже о том. Она сама залезла ко мне в постель. Потом я десять раз пожалел о той глупой ошибке. Елизавета возомнила, что я в влюблен в нее. Но это не так. И я решил просто воспользоваться ее прилипчивостью, чтобы все подумали, что я правда хочу жениться на ней.

Мне так хотелось ему верить, и сердце в этот миг подсказывало, что Григорий говорит правду.

– Надеюсь, ты говоришь искренне. И все же мое положение так унизительно.

– Я понимаю тебя, Любаша, – выпалил он с горячностью. – Ты должна потерпеть. Как только я найду убийц, эта девица немедленно покинет нашу усадьбу. Обещаю. В тот же день! Мне и самому она надоела хуже пареной репы.

Его пылкие заявления взволновали меня, а горящий взор смутил окончательно. Я боялась верить во все это. Мой муж любил меня, а с Елизаветой только играл роль. Вот отчего с первого дня его поведение по отношению к Салтыковой мне показалось неискренним.

Я отошла, желая зажечь подсвечник. Муж же быстро приблизился ко мне сзади и, обхватив руками мои плечи, тихо велел:

– Не зажигай, увидят. Никто не должен знать, что я был у тебя в такой час. Иначе весь мой план сорвется.

– План? Какой план, Гриша? – спросила я, оборачиваясь, и впервые назвала его так.

– Сердечко мое, сегодня ты какая-то другая, – улыбнулся он мне ласково. – Такая нежная со мной и добрая. Вижу, что тебе стало небезразлично то, что происходит с нами, хотя раньше тебя это мало волновало. Ты как будто была закрыта от меня.

– Сейчас все изменилось. Ты должен мне все рассказать, Гриша. Что ты задумал, чтобы найти злодеев?

– Я намерен изловить их в ближайшее время и прервать эту черную полосу в нашей жизни.

– Ты говоришь о проклятии? – спросила я напряженно. – О том, что Лесной царь придет за всеми, кого ты любишь?

– Любаша, при чем здесь проклятие? Это глупость, чья-то злая выдумка, нет никакого проклятия.

– Как же выдумка? – парировала я. – Твоя матушка говорит, что в вашем роду рождаются только мальчики.

– И что? Никакое это не проклятие. Просто такая закономерность, я не считаю это проклятием.

– А то, что до совершеннолетия доживает только один, и тот умирает во цвете лет? Это разве нормально, Григорий?

– Откуда ты все это взяла, сердечко мое?

– Изучила ваше семейное древо до десятого колена.

– Говорю тебе, нет никакого проклятия, – недовольно произнес он.

Но я отчетливо увидала, как Григорий занервничал. Поняла, что он или лжет, или чего-то не договаривает. Отчего-то он не хотел, чтобы я расспрашивала его об этом.

– Но мне кажется, ты…

– Кто-то намеренно распространяет слухи о проклятии, чтобы оправдать свое злодейство, – перебил он меня. – Ведь наших сыновей убили из алчности, и проклятие тут ни при чем.

– Ты уверен?

– Да. Какой-то подлец погубил моих мальчиков. И этот кто-то прикрывается якобы проклятием нашего рода, чтобы мстить за что-то. Но я знаю, что это никакая не месть и не мифическое проклятие. Все дело в огромных деньгах. Мое наследство велико, Любаша, ты же знаешь. Три десятка усадьб и поместий по всей империи, не считая пяти дворцов в столице и на юге. После моей смерти наследник получит баснословное богатство. Потому эти ублюдки и подстроили убийство наших несчастных сыновей.

Я опешила. Значит, детей Шереметьевых убивали из-за наследства?

– А я разве не являюсь наследницей?

– Нет, Любаша. По законам нашей империи, жены ничего не наследуют, я же говорил тебе. После удара по голове ты многое позабыла. – Он печально улыбнулся мне. – Но я догадываюсь, кто все это подстроил.

– Кто же?

– Мои двоюродные братцы, Кобылины! Я говорил тебе сегодня на балу, чтобы ты не доверяла их фальшивым улыбкам. Наверняка это они подкидывают записки с угрозами про Лесного царя, а потом якобы исполняют это проклятие, нападая на моих детей.

– Но зачем им это?

– Как же. Они первые наследники после моей смерти. Конечно, не считая матушки.

– Правда?

– Да. По законам империи, половина моего состояния наследуются ближайшими родственниками по мужской линии. Вторая половина – моими родителями. Это если у меня нет сыновей-наследников. Я так же получил все богатство от моего покойного отца.

– Я поняла, Григорий. Но мне кажется, что Кобылины не способны на такую подлость.

– Ты защищаешь их? И напрасно. Говорю тебе, я абсолютно уверен в их вине. И твоя горничная Палашка наверняка действовала по их указке и служит им.

– Но Григорий, тогда я им зачем? – недоуменно спросила я. – Я ведь не наследница, ты сам сказал.