Наследница Дивной усадьбы

Глава 40

Его глаза сверкали в темноте, а лицо было бледно. Одетый во фрак и без маски, он показался мне сильно взволнованным. Молодой человек тут же протянул ко мне руку, видимо, снова намереваясь обнять, но я легко ударила его концом веера по ладони.

– Сергей, подожди! – нервно выпалила я, заявив первое, что пришло в голову.

Ситуация была неожиданная и неприятная.

– Что такое, Любочка? Ты в обиде на меня?

Я же пыталась собраться с мыслями, ведь никак не ожидала увидеть перед собой двоюродного брата мужа. И готовила свою речь для легкомысленного Салтыкова. Теперь я поняла, что подпись «твой медвежонок» была просто милым прозвищем Сергея и к косолапости Салтыкова никакого отношения не имела.

Какой поворот! Эта Любаша была прямо кладезь непонятного и тайного.

Она что, крутила любовь под носом у мужа, прямо в его доме? Ведь еще недавно братья Кобылины с матушкой, как я теперь знала, жили здесь, во дворце. А что, удобно, ничего не скажешь. Совести у нее точно не было.

– С чего ты решил? – промямлила я, пытаясь собраться с мыслями. – Прости, но я сегодня не расположена к нежностям.

– Я уже понял это, Любочка. Что-то ведь произошло в тот день, когда ты не приехала ко мне?

– У меня начались роды, я не могла никуда ехать, неужели непонятно, Сергей? – уже уверенно ответила я.

Наконец придя в себя от первого потрясения, я вспомнила все фразы, заранее приготовленные для этого непростого разговора.

Первое, что требовалось выяснить, – это насколько Любаша была близка с Кобылиным и не отец ли он Анечки.

– Любочка, я все понимаю. Но мы все равно должны бежать, пойми. Иначе твой муж не даст нам спокойно жить.

– Ты думаешь, он все знает?

– Не думаю. Если бы подозревал, давно бы вызвал меня на дуэль.

– Ты прав, – кивнула я, выяснив, что, по крайней мере, эти двое скрывали свою связь. Это было уже хоть что-то. – Но мы должны немного повременить с отъездом, Сергей. Я долго думала и все же решила дождаться развода и только потом стать твоей.

– Развода, моя любовь?! Я не смогу столько ждать! – возмутился он недовольно, снова приближаясь ко мне, его глаза полыхали от недовольства.

Меня так и подмывало сказать: «Не жди». И лучше ступай на все четыре стороны. Но я ответила более нейтрально:

– Ты должен понять меня, Сергей. Я должна думать не только о себе, но и о дочери.

– Раньше тебя это не волновало. Оставь Анну Григорьевну ему! Это же его дочь. Пусть утешается ею. Не тобой! – возмутился Кобылин. – К тому же мы так и хотели, после родов оставить ребенка Шереметьеву у его порога. Ты разве не хочешь ехать в Америку только вдвоем? Ты и я. Вспомни свои слова.

Все же какая сука эта Любаша! Точнее, кукушка. Оставить малышку у порога дворца и сбежать с любовником в Америку. Мда… Она вообще кого-нибудь когда-нибудь любила, кроме себя? Ах да, наверное, этого Кобылина. Да, он был красив, молод и горяч. И, наверное, в него можно было влюбиться. Но у меня сейчас он точно не вызвал никаких чувств.

Однако его пламенная речь прояснила одно: Анечка была дочерью Шереметьева. Прекрасное известие. Хоть что-то.

– Пожалуй, с Америкой нам тоже придется повременить. Сейчас я не хочу никуда ехать, – холодно ответила я. – Да и еще, Сергей. Пока я не развелась с графом, мы не должны видеться.

– Как? – поразился он. – Что ты такое говоришь?

– Послушай меня, не горячись. Давай мыслить разумно. Я более не хочу бояться, что наша связь откроется. Григорий обещал дать мне денег после развода, и я не хочу злить его. А то он не даст мне ни копейки. Потому наши встречи надо пока прекратить.

– Но я не смогу не видеть тебя так долго. Я и так уже не целовал тебя почти две недели.

Боже, какая трагедия!

Так, погодите… Не целовал? А что насчет постели? Я прищурилась, формулируя вопрос, который бы мог вытянуть из Кобылина нужную информацию.

Пока я напряженно размышляла, как не выдать, что я не настоящая Любаша, Сергей, весь во власти чувств, порывисто прижал меня к себе и сам с горячностью произнес:

– Ты же обещала, что, как только мы сбежим вместе, ты наконец станешь моей полностью. Я устал уже второй год довольствоваться только твоими поцелуями. – Он перевел дыхание и продолжал: – Любочка, пойми, как мне тяжело постоянно скрывать свои чувства к тебе. Ведь я с детства люблю тебя. Ты и так столько лет не отвечала на мою любовь.

– Я была замужем, вообще-то, – сказала я, снова высвобождаясь из его рук.

– А до того?! Ты и до замужества знала о моих чувствах. Хотя не отвечай. Я все отчетливо помню. Твой дядя, этот мерзкий старикан, продал тебя и твой титул Шереметьеву за бешеные деньги. А мне запретил даже приближаться к тебе! Еще бы, я же не так баснословно богат, как граф.

Уф…

Я даже облегченно выдохнула. Все оказалось не так плохо, как я ожидала. И Сергей сам обо всем рассказал.

Анечка все же оказалась дочерью Григория. Кобылин не имел доступа к моему телу. А мой муж ничего не знал о нашей связи. Ну, значит, Любаша была не совсем без мозгов, раз все оказалось так по-пуритански между нею и ее возлюбленным.

– Сергей, и все же я настаиваю на своем решении. Если ты хочешь в будущем стать моим мужем, то должен выполнить мои условия. Никаких встреч до моего официального развода с Шереметьевым. Никаких любовных записок и выяснений отношений с моим мужем. Только если ты выполнишь все это, я стану твоей.

– Как ты жестока, – пролепетал Кобылин.

– Если любишь меня, как говоришь, ты все исполнишь. А теперь мне пора.

Более не желая продолжать этот душещипательный разговор, я поспешила прочь из галереи. Надеясь только на то, что Кобылин все понял и не наломает дров. Я знала этот тип мужчин, слишком гордых и слишком чувствительных, а потому и обидчивых. Потому предполагала, что он затаит на меня долгую обиду, но в то же время, немного остыв, сделает все так, как я и велела, и не будет действовать мне во вред.

Около девяти вечера, когда бал во дворце Шереметьевых был в самом разгаре, в темном месте усадебного сада, скрытые от посторонних глаз, встретились двое.

– Мы же договорились, что ты не будешь трогать маленькую девчонку!

– Никто ее не трогал.

– Не ври. Кто же тогда напал на дитя? Вся усадьба шумит об этом второй день. Хотя об этом запрещено говорить, все болтают о том, что вчера на прогулке маленькую графиню едва не покалечили!

– Я здесь ни при чем.

– Клянешься?

– Да. Смысл вредить малышке, если она все равно не попадает в завещание графа? Ты же знаешь.

– Тогда все это очень странно. Мне казалось, что это твоих рук дело.

– Сказано же, что нет.