Я не ожидала появления мужа, да еще и так, из зеркала, и замерла, не в силах поверить своим глазам. А это был действительно Шереметьев, облаченный в темные одежды, сапоги и плащ, только без шляпы.
– Какого рожна?! Вы кто? – вскричал Евгений, не понимая, что происходит, и сильно ударил локтем в бок нападавшего, пытаясь оттолкнуть его с себя.
Ведь появление Григория из открывшейся панели на стене видела только я, Салтыков в тот момент находился спиной к зеркалу.
Шереметьев умело отклонился от удара Евгения и тут же впечатал кулак в живот Салтыкова. Тот болезненно взвыл, наконец увидев лицо нападавшего.
– Граф?! – успел только удивленно вымолвить Евгений, как Шереметьев со всей силы саданул его кулаком уже в лицо.
– Григорий! – воскликнула я испуганно, видя, как Салтыков отлетел к стене.
Понимая, что сейчас будет драка, я бросилась к мужу, ухватив его за плечо, не пуская подойти к сопернику.
– Любаша, отойди! – прорычал на меня муж, отстраняя.
Евгений же, помотав головой и сплевывая с разбитой губы кровь, злобно прохрипел:
– Откуда ты взялся, ваше сиятельство?! Мы тебя не ждали!
– Я тебе сейчас покажу «не ждали»! – прорычал Шереметьев, также говоря с Салтыковым на пренебрежительном ты. – Это моя жена!
Салтыков уже опомнился от первого шока и удара и выпрямился, задиристо заявив:
– Тебе она не нужна, Шереметьев! Любезничай с Лизой!
– Не тебе, шут придворный, решать, кто мне нужен, а кто нет! – вспылил Григорий, снова надвигаясь на соперника. – Любовь Алексеевна пока еще моя жена. И ты, наглец, перешел границы дозволенного, приехав сюда и вломившись в спальню к моей жене!
Я видела, что Шереметьев сжимал и разжимал кулаки, желая, видимо, снова наброситься на Евгения. Тот же вытащил кружевной платок и прижал его к губе, чтобы остановить кровь.
– А, граф, я понял! – желчно произнес Салтыков. – Ты, как турецкий паша, хочешь оставить при себе сразу двух дам? Гарем устроить? Думаешь, если денег вдоволь, то тебе все можно? Вот будет новость для моей сестрицы!
– Не твоего ума дело, – процедил Шереметьев и начал стаскивать черную перчатку со своей руки. – Ты скомпрометировал мою жену, потому…
Я тут же догадалась, что намерен сделать Григорий. Все же любила смотреть исторические фильмы, да и читала про эту эпоху много. И прекрасно помнила, что часто споры дворяне разрешали с помощью пистолетов. Потому я яростно бросилась к мужу и не дала ему снять перчатку.
– Прощу, не надо дуэлей! – Я приникла к Шереметьеву и зашептала ему на ухо: – Гриша, прошу, ради меня, не надо!
Я закрывала Евгения от Шереметьева, пытаясь не пустить его к Салтыкову, но муж упорно пытался меня отстранить, причем очень осторожно, чтобы не причинить боль.
– Любаша, пусти! Я более не намерен терпеть дерзость этого придворного хлыща!
– Ты сам низкородный выскочка! Плебей! – парировал зло Евгений. – Где бы ты сейчас был без титула Любови Алексеевны?!
– Не завидуй, нищий фанфарон! Мое состояние пятое по величине в империи, я и без титула прекрасно жил. Отойди, Люба! – уже гневно вспылил Шереметьев и оттолкнул меня в сторону.
Проворно стянув перчатку с руки, Григорий бросил ее в лицо Евгения. Но та не долетела, хлопнувшись на пол у ног Салтыкова. Я стремительно подбежала к перчатке и подняла ее. Встала между мужчинами.
– Господа, прекратите немедленно! – вскричала нервно я, боясь, что все эта потасовка кончится не просто дракой, но и чьим-нибудь ранением. – Я не хочу, чтобы из-за меня устраивали эти ваши дуэли!
– Любаша, не вмешивайся! – велел Григорий.
– Твоя жена слишком хороша для тебя, Шереметьев, потому я буду вынужден продырявить тебя! Отдайте мне перчатку, Любовь Алексеевна! – велел Салтыков.
– Нет! – непокорно выкрикнула я.
– Любаша, это, право, смешно! – добавил недовольно Шереметьев. – Отдай перчатку.
– Тебе смешно, а мне нет, – огрызнулась я.
Я видела, что мужчины смотрели на меня какими-то недоуменными взглядами, явно не ожидая, что я буду как ненормальная забирать перчатку и не давать им устроить дуэль. Видимо, женщины их круга такого не делали, а может, даже считали за честь, что из-за них стрелялись. Но мне было все равно.
Я выросла не в этом веке, и мне сейчас было наплевать, что подумает о моем поведении муж и уже тем более Салтыков. Главное, чтобы не было никакого кровопролития в мою честь. Я себе не прощу, если кто-то из них будет ранен.
– Григорий, я прошу тебя! Успокойся! – увещевала я, видя, что муж начал стаскивать с руки вторую перчатку. – Я люблю тебя и не вижу повода вызывать его на дуэль! Пойми.
– Любовь Алексеевна, вы не понимаете, Шереметьев никогда не оценит вас по достоинству, так как я.
– Довольно, сударь! – шикнула я на Салтыкова.
– Смотри ты, какой ценитель чужих жен! – прорычал граф.
– Григорий, Евгений, прекратите уже! Я прошу! Нет, требую! Никаких дуэлей. Сейчас Евгений Васильевич уйдет из моей спальни, никто его не увидит. А завтра рано поутру уедет. И все. Забудем эту неприятную сцену.
– Нет. Нас может рассудить только поединок! – не унимался муж.
– Гриша, я тебе никогда не прощу эту дуэль, слышишь? – жестко заявила я. – И вам Евгений Васильевич, не прощу. Если вы только устроите стрельбу, больше я не хочу знать ни о ком из вас! И видеть тоже!
– Любаша, что за странные слова?! – нахмурился Григорий. – Я твой муж. И сам решу, как защитить твою честь.
– Решай, конечно, но только без дуэлей. Иначе я не скажу тебе больше ни слова.
– Это угроза?
– Да, угроза, – кивнула я. – Или вы сейчас расходитесь по-хорошему, или забудете оба мое имя навсегда!
Шереметьев долго напряженно молчал, испепеляя взором соперника, а Салтыков кусал губы и бросал на меня и Григория злобные взгляды.
– Я согласен забыть все, – первым выдал Евгений. – Но только оттого, что Любовь Алексеева так упорно просит.
– Трус! – процедил граф. – Боишься, что я покончу с тобой первым же выстрелом?
– Григорий, ну хватит уже! – взмолилась я.
– А потом, ваше сиятельство, сам загремишь в тюрьму. Дуэли запрещены законом, – парировал Салтыков. – Любовь Алексеевна сказала, что любит тебя, граф. Забирай ее. Я более унижаться не намерен.