Панфилыч и Данилыч

3

Ели много и долго, выпили все четыре бутылки, что были привезены. Панфилыч все помалкивал и скоро заснул. Данилыч, слабый на водку, ушел болеть к себе, пошатывался. Митрий лег вместе с Михаилом и все закидывал на него ногу и клал руку.

Следующий день и такой веселости не было. Панфилыч не сказал вообще ни одного доброго слова, заставил Михаила переписать записки Тиунова, чтобы отправить их в контору Балаю, а оригиналы оставил себе для вещественных доказательств в будущем судебном деле.

Один раз Михаил заскочил со двора, где колол дрова от нечего делать, и услышал, что между братьями идет горячий разговор шепотом. Михаил сделал вид, что не заметил, но от тоски взял ружье и пошел с собаками побродить, ни на что хорошее не рассчитывая, кроме рябчиков-глухарей, потому что время от времени начинался снег. Пусть братья без него поговорят. Пусть перегрызутся хоть до самых позвонков, только не встревать в эти дела!

Сами себя жадностью травят, что за жизнь такая глупая! Жадность ухаловская представлялась Михаилу, как капкан медвежий с потаском-бревном на тросу. Попадет в него нога, ты сюда – и потаск за тобой, ты туда – опять потаск за все цепляется, не пускает тебя, ногу выламыват, и так пока не выбьешься из сил и не сдохнешь.

Ночью Панфилыч опять не спал ладом, слышно было по сопению. Михаил точно знает, как Панфилыч сопит, когда спит и когда у него бессонница. Митрий опять закидывал ногу, бурчал что-то во сне, Михаил ногу с раздражением сбрасывал.