Панфилыч и Данилыч

5

За Баукиным пришел Евлампий Кононович. Бочар принес заявление. Он не улыбался, не сел, когда его пригласили, говорил мало.

– Старушку мою забижаете. Значит, того.

– Что же ты, Евлампий Кононович? Бастуешь?

– Бастую, значит.

– В частный сектор уходишь?

– Пенсия у меня, значит, того.

– Да ведь кто велел Буслаевне солить грибы-то? Сдавала бы и сдавала, плохо жилось, что ли?

– В общем, мне, чем со старушкой ссориться, значит, того. Увольняй.

_ – Грибы-то в город свезли? – спросил Баукин. – Почем?

– Сходная цена, оправдыват.

– На будущий год Буслаевне никто не понесет грибы. Другая у нас будет приемщица, что она посолит?

– Ты ладно, Федор Евсеич, подпиши-ка, некода ведь мне. Того, значит, старушку прижали зря. Вы посолите – берете процент, она посолила – процент не даете? Подпиши – и ладно, миром, значит.

– Ох, не прав ты, ох, не прав, Евлампий Кононович, – сказал Баукин.

– Ты-то помалкивай-ка! Стариков-то учить! Я всю жизнь не прав, привык уже!

– Не обижайся, Евлампий Кононович, – сказал Баукин, – с полным к тебе то есть уважением, но по делу ты не прав. У нас есть право, документированное, мы организация, а у Буслаевны нету.

– Но уж обиды-то не держите и вы на меня. Клепочки одной не унес конторской, значит, инструмент весь в полном порядке. Пила со львами, английская, та моя была, забрал я ее. А уж старуха бастовать – старику тоже надо бастовать. Бывайте-ка!

– Надумаешь – приходи, всегда возьмем и тебя, и Буслаевну, – сказал Балай.

Евлампий Кононович улыбнулся, потянулся было за шапкой, чтобы вернуться, сесть, поговорить, как бывало, но вспомнил, что он бастует:

– Но, спасибо на добром слове, очень вами благодарны.

Так и не стало у промхоза бочара, но с Буслаевной надо было бороться, пришлось пожертвовать бочаром. Баукин же сказал:

– Повертится и придет. Скучно будет человеку.