– Значит, что же получается, – не вытерпел Балай,- Куклин был просто вор, как я понимаю, плохо ему пришлось. Кушнеров – солдатской честности человек, и ему плохо пришлось?
– Вот и выходит, – улыбнулся клубочками пара Баукин, – вот и получается! Место такое! Так что ты, пожалуй, и прав, что садиться в него не хочешь. Вся наша отрасль такая. Деньги липнут, где деньги – там зло, а у нас они под руками, деньги-то, живые.
– Надо, значит, что-то налаживать!
Баукин вскинул глазки на Балая, усмехнулся:
– Вот вы и налаживайте, вы молодежь!
– А вы в сторонку?
– Мы на пенсию, хороший мой, на пенсию. Ты думал, зря Баукин ушки на макушке – каждую бумажку в папочку? Вот и поопасся до пенсии. Не ширился, низко не летал, но и высоко не залетал, а в самый аккурат, посерединочке!
– Слушай, Баукин, – сверкнуло вдруг в уме Федора Евсеича. – А ведь ты и правду говоришь, а врешь! Ведь ты не прочь бы в директора! А? Попал? Дерзай!
Будто током ударило Баукина, по щекам у него судорога пробежала. Попал молодой охотовед, да только зачем попал? По глупости! Баукин такое вторжение в область интимных лелеянных чувств не простит!
Похмыкали, потоптались и разошлись.