Михаил Ельменев, напарник Ухалова, и поденщик их Кешка Косой, ведя в поводу двух завьюченных коней, с чувством знобкой утренней бодрости быстро дошли через сонный Нижнеталдинск до Панфилыча, постучали в ставень.
В щели пробивался свет. Во дворе повизгивали собаки и глухо переступал по бревенчатому настилу панфиловский мерин Маек.
– Заходи, мужики, – отозвался из избы хозяин.
Панфилыч в шерстяных носках и полной сбруе сидел за столом.
– Приятного аппетита, хозяин, – сказал Кешка.
– Спасибо на добром слове, садитесь с нами, – ласково ответила Марковна.
Панфилыч промолчал.
Из-за занавески смотрела на вошедших большая лохматая голова больной дочери Панфилыча. Когда девочка заметила, что на нее смотрят, она взвизгнула и спряталась, остались видны ее тоненькие пальчики, державшиеся за занавеску.
– Айда с нами, Калерочка, – сказал Михаил, – грибочков соберешь.
– Не-е! – пронзительно крикнула девочка и распахнула занавеску, с пугающим восторгом глядя на Михаила.
– Ремня хочешь? – спросил Панфилыч, поднимая глаза от миски.
Девочка спряталась и затихла. Слышно стало, как она всхлипывает.
– Чайку на дорожку, – еще раз предложила Марковна, встревоженно покосившись на занавеску.
– Пили-ели, благодарны очень, – весело сказал Михаил.
Обычно Калерочка его не боялась, и он всегда с ней разговаривал и играл, но сегодня она или не узнала его, или испугалась Кешки Косого.
Панфилыч потел над миской, будто хотел наесться на месяц вперед. Кешка сидел у порога на корточках. Подсел к нему и Михаил.
– Кошму ложить – нет ли? – крикнула из сеней Марковна.
– Ложи, – ответил Панфилыч.
– Ремешок желтенький ложить – нет ли?
– Ложи.
– Варенье берешь, нет ли? Али раздумал?
– Не ложи! – весело и громко крикнул Михаил. – Я сладкого не ем!
– Самородинного положь баночку, – сказал Панфилыч и заспанно и хмуро посмотрел на ожидавших его спутников.
– А эту срамотишшу почо в мешок сунул? Я обыскалась, чинить хотела, а ты упрятал. Так в дырьях и будешь ходить?… Мишка-то чо скажет? Старуха плохая, мол, старая, за мужем не смотрит. И так нас люди осуждают!
Из сеней вылетели и упали на пол кальсоны и нижняя рубашка.
– Положь на место, дура! Починить, дак не сыскала, а теперь дак!
– Ложи, Марковна, в тайге все сойдет, – засмеялся Михаил, поглядел на просвет изношенное шерстяное белье напарника и бросил его обратно в сени.
Чай пить Панфилыч не стал, чтобы не задерживаться, – хлебнул немного холодной воды из ведра, взял конфетку пососать после жирного, поругал в сенях свою старуху, обул на пороге пованивающие свежей смазкой ичиги, топнул пятками пару раз в пол и тяжело поднялся.
– Поташшились, чо ли, мужики?
– Поташшились.