Малоснежье – самый ответственный период сезона. Позже собаки не смогут работать, будут ходить сзади по лыжне, тонуть в снегу по уши, жалобно поскуливать.
Удар показывался время от времени то там, то здесь между деревьями. Панфилычу хотелось увидеть свежий ночной след соболя, в километре от зимовья он и увидел его, как подарочек на снегу лежит. В вершину ключа вел след.
– Удар! Куда ты, старый хрен, попер! Удар! – усовещал Панфилыч умного кобеля, который впопыхах- сильно много жирного запаху было на следу – сунулся в пяту. Но кобель уже и сам во всем разобрался и прыжками исчез в кустах, мелькнул в вершинке, потом перевалил сопочку, и стало не видно его и не слышно.
Панфилыч прошел по лыжне немного, оставил лыжи, чтобы не путаться с ними в кустах, не поломать, и полез за собакой вверх.
Через полчаса сквозь стучавшую в ушах кровь донесся голос собаки.
Так и есть, на гари. Панфилыч сильным ходом перебежал через неглубокую черную падь, открывшуюся за вершинкой, – сначала вниз, потом вверх наискосок, всего-то километра три-четыре, – утирая пот с бровей и вслушиваясь в голос помощника.
Кедр, под которым мячиком подпрыгивал Удар, стоял отдельно, довольно далеко от соседних деревьев, соболю не уйти.
Но соболь и не думал перескакивать, затаился, пережидает, когда собака отвяжется от него.
Удар показывал соболю, что совсем выходит из себя, потому что сам-то слышал приближение хозяина, но время от времени – хитрый же кобель: – замирал, выглядывая и выслушивая зверька, уркавшего на него сверху, и тогда по умным глазам собаки было видно, что просто напускает она на себя весь этот псих, роль разыгрывает.
Панфилыч встал поудобнее и шлепнул пулькой по стволу кедра.
Ни души, ни дыхания. Потом прошуршало, мелькнуло. Панфилыч еще раз выстрелил, и, немного подержавшись за ветку, соболь, развевая хвостом и ударяясь о нижние сучья, полетел в снег. Упал соболь на четыре лапы и поднял голову. Удар одним прыжком придавил его.
– Замри! – крикнул Панфилыч. – Удар! Замри!
Удар и не думал рвать добычу. Уж сколько палок обломано о бока – можно и наизусть выучить: найди – отдай!
Соболь оказался редчайший, темный как ночь, с голубоватой сияющей волнистой подпушью, на семьдесят пять рублей по шунгулешским ценам.
Обычно здесь соболь светлый, рыжий и дешевый, хоть и много его. Цвета распределяются приблизительно так: шесть раз меховой, три раза воротовой, один раз темно-воротовой, а вот такой красавец-головка – один из сотни, а то, считай, и из двух сотен не прибежит. Головка головке рознь. Еще пару таких, и сравняться с Михаилом можно. Уж поахает, поахает.