Псайкер. Путь изгоя

Глава 10

Обвал действительно остановил мятежников. Людской океан отхлынул от утёсов над городом, медленно двинувшись обратно. Можно было подумать, что они ещё вернуться, но толпа уже начинала есть сама себя изнутри. Силы бунтующих таяли чуть ли не каждый час, и совсем скоро стало ясно, что по обходному пути школу Астра Телепатика никто штурмовать не будет. Теперь всё внимание было приковано к центру Кардены, где арбитры и бойцы ПСС стойко держали оборону. Восставшие предприняли еще две неумелые попытки штурма, но простые горожане, едва встречаясь с действительно серьёзным сопротивлением, неизменно падали духом и бежали с поля боя. Многих приходилось буквально выкуривать из их домов, чтобы вернуть обратно к мятежному движению, однако от наиболее прозорливых лидеров не ускользнул тот факт, что первоначальный запал бунтующих уже давно сошёл на нет. Выплеснув накопившуюся агрессию, чуть ли не половина граждан уже не хотела ничего делать; тем более попадать пусть под щадящий, но всё же обстрел от арбитров и солдат ПСС. Тут ещё и поползли тревожные слухи о том, что псайкеры своей нечестивой силой спровоцировали обвал, перегородивший подъём к ним наверх…

Оливер ненавидел арбитров с тех самых пор, как один из них разбил челюсть его отцу, во время одной из забастовок на заводе. Тогда Оливеру было всего пять, а его братьям — и того меньше. Отец оказался прикован к кровати, ибо уже не мог даже нормально говорить и ходить, не то что работать. Несколько лет мать ухаживала за ним, надеясь на лучшее, но в конце концов и её силы кончились. Позднее она сказала детям, что «папа мирно ушёл во сне», но Оливер, к тому времени уже подросший, подозревал, что мама просто вняла заверениям врачей и просто убила несчастного.

Долгие годы Оливер нёс в сердце эту ненависть к арбитрам и всем власть имущим, и вот — судьба преподнесла ему прекрасную возможность отомстить. Вечный Бог-Император действительно хранит, раз не остался глух к мольбам своего верного слуги.

К его счастью, соседний от Кардены город под названием Окросс тоже охватил мятеж, пусть и не такой жестокий и масштабный, как в Кардене. С жестокой яростью накидывался девятнадцатилетний Оливер на каждого, кто попадал под капризный гнев толпы. Юноша искренне радовался, когда смог выбить какой-то женщине зубы, прежде чем её забили насмерть. Затем под горячую руку попался парень примерно его возраста. Он пытался сопротивляться, но Оливер свалил его метким броском камня прямо в лоб. Затем, к сожалению Оливера, парня убили другие. Впрочем, кровавое возмездие только начиналось.

Несмотря на то, что убивать потенциальных псайкеров Оливеру понравилось, ему всё же хотелось крови арбитров. Особенную радость он бы испытал, если бы удушил какого-нибудь чиновника или аристократа. Ничего, толпа уже идет в центр города, а значит, правосудие скоро настигнет и их!

В момент наивысшей агонии, когда кровь громко стучала в висках, по жилам тёк чистейший адреналин, а голова не думала ни о чём, кроме как о мести, его кто-то твёрдо схватил за кисть. Оливер готов был ударить наглеца, но тут заметил, что это Отто, его младший брат.

— Оливер! — громко крикнул младший, пытаясь перекричать безумную толпу, — пойдем, спрячемся дома! Там мама, её надо защитить!

— Защитить? — удивился Оливер, ещё не отошедший от охватившего его кровавого куража. — От кого? Кто-то пришёл к нам?

— Нет, но может прийти! Ты же видишь, что твориться в Окроссе! Быстрее, пошли, здесь не безопасно!..

— Возьми Гютона и иди с ним. Я буду мстить. Смотри, сколько нас! Вместе мы сметем и арбитров, и поганых колдунов!

— Но…

— Слишком долго мы терпели все эти лишения, брат! Иди и защищай мать сам. Я остаюсь.

Внезапно мысли братьев будто спутались между собой, и дальнейшие события они практически не помнили, вплоть до самого конца.

— Забавные смертные продолжают убивать друг друга.

— Я слышу.

— В кои-то веки нам повезло. Удача хоть раз нам улыбнулась, как ты считаешь, Матиус?

— Ты зря его тревожишь.

В полумраке виднелось несколько силуэтов, но различить их было достаточно сложно. Большинство суетилось внизу — там, где было темнее всего. В узкой же полосе света стояло двое.

Невысокая женщина с темными волосами, достающими до ушей, в потрёпанной мантии псайкера Империума, с едва видимым странным символом на лице едва заметно сутулилась, опираясь на видоизменённый посох псайкера-примарис. Её собеседника тьма укрывала лучше, поэтому представлялось возможным увидеть только его достаточно высокую, даже продолговатую фигуру. Между ними, чуть дальше, в полной темноте сидел ещё кто-то.

— Кстати, Матиус, — вновь заговорил тот, которого скрывал мрак. — А когда мы уже покинем эту планету? Тут же опасно, да и нет ничего для нас полезного. Даже полноценное восстание не поднимешь. То, что происходит на поверхности — всего лишь глупая игра, ведь они убивают империумских псов не под нашим знаменем.

— Всему своё время, — ответил тяжелый, скрипучий голос из тьмы. — Терпение, Зирафель. Ситуация под контролем.

— Я и не переживаю, Матиус. Просто меня тяготит бездействие. Сколько мы уже здесь отсиживаемся? Третий, четвёртый месяц?

— Ты знаешь, что на то есть причина, — ответила ему женщина. — Проклятый инквизитор идёт за нами по пятам, а мы пока не можем его убить. Благо, в последний раз нам удалось хорошо замести следы, но неизвестно, когда этот цепной пёс снова броситься в погоню. Во истину, клянусь нашим богом, он неутомим.

— Время Самуила ещё придёт. Его душа обещана мне. А, вот и наш званый ужин.

К самодельному алтарю действительно подводили небольшую группу людей. Женщина с едва видимым символом на лице улыбнулась в полумраке.

— Хорошая работа. Теперь можете развеять чары.

Плотная пелена будто спала с сознания Оливера и Отто, и они обнаружили себя в каком-то темном, обширном помещении, в которое едва проникал свет. Рядом стояли какие-то незнакомые братьям люди, а в полумраке, вокруг них, стоял еще кто-то, только, как показалось Оливеру — более уродливый. Люди закричали.

— Тише, тише, — вперед с постамента вышел неясный высокий силуэт. — Не переживайте, все закончится быстро. В конце концов, мы не играем с едой.

В ту же секунду все тело Оливера будто оцепенело. Каждую мышцу схватили стальными невидимыми тисками, да так сильно, что даже не крикнуть.

Неизвестный вышел вместе с женщиной на тонкий лучик света, — и святой Император, Оливеру действительно захотелось завопить от страха.

Вместо правой руки у мужчины была невероятно длинная уродливая клешня, больше похожая на кривое лезвие, а на лице женщины тёмной краской был нанесен символ Вечного Врага, восьмиконечная звезда.

— Это было несложно — затуманить их разум и привести сюда, — раздалось из темноты где-то за спиной Оливера. — Там наверху такое творится!

— Тем лучше для нас, — проскрипел ещё один голос. Между мутантом и еретичкой появился еще один силуэт. Среднего роста, стройный, в простой, но аккуратной одежде. Капюшон был откинут назад, так что жертвы могли разглядеть лицо своего палача: серое, изуродованное многочисленными мутациями, всё в шипах. Красные глаза светятся в темноте, словно кровавые рубины.

— Ваши души будут пожалованы Повелителю Перемен, — проскрежетало существо. — Не скажу, что это честь для вас, ибо мне просто нужна подпитка. Жаль только, что это не я поднял вас на бунт. Впрочем, наш час ещё настанет. Время утолить голод, господа.

До конца того дня дети просидели вместе, по сути запертые в своей клетке-комнате. Тем не менее им удалось приятно провести время, — не без участия Альберта, который оказался скромным, но открытым, добродушным парнем. Не делая из этого секрета, скорее даже с охотой он рассказал, как оказался в школе для будущих санкционированных псайкеров. К тому моменту им принесли обед слуги, и мальчик попеременно то говорил, то ел.

— Никого из родни у меня не осталось, кроме дедушки. Он в шахтах работал с самой молодости, но на старости лет получил травму во время одной из ходок. «Я бы и дальше работал», любил он говорить. «Если бы не чёртова нога». Пенсия у дедушки совсем маленькая, и оказались бы мы на улице, если бы не бедные дома.

Остальные дети понимающе закивали. Так называемые бедные дома — программа, разработанная и пущенная в ход нынешним мэром города, леди Виеной Илентрайт. Суть программы сводилась к созданию крайне дешёвого, доступного жилья для малоимущих граждан Кардены. Условия жизни в них чаще всего описывали как сносные, но за свою чисто символическую плату их можно было считать милостью, ниспосланную Императором. Бедные дома оказались ничтожны в плане затрат на создание, скромны в средствах на содержание, и практически решили проблему с нищетой на улицах, — да и не только на них. Многие малоимущие семьи с радостью переселились в бедные дома, ибо плата за них стоила сущие копейки относительно обычных, полноценных квартир. Правда семьям из четырёх и более людей этот вариант не подходил, ибо все квартиры строились одинаково маленькими, а более одной на семью не выдавалось. Тем не менее многие благословляли имя леди Виены чуть ли не наравне с Самим Владыкой.

— Сначала нам жилось туго, — продолжил свой рассказ Альберт, с аппетитом пожёвывая галету. — Однако потом мы с дедушкой сдружились с соседями — и вместе выживать оказалось легче. Рядом с нами жила добрая женщина по имени Матильда. Мужа её забрали в Имперский Военный Флот, и она осталась одна с двумя детьми. Те, правда, немного постарше меня были, так что могли помогать маме. А занималась Матильда всякой мелкой торговлей. Ну, и я в свободное от школы время ходил с тележкой или коробом.

— А чем торговал-то? — спросила Марианна.

— Да побрякушками всякими. Амулеты там, медальоны, браслеты. Всё дешёвое, мелкое, однако каким-никаким спросом пользовалось. Хорошо, иначе бы пропала тетушка Матильда вместе с сыновьями — да и я с дедушкой заодно.

— А где она эти побрякушки брала? — осведомился Леор.

— А вот этого уже не знаю. Да я никогда и не интересовался, если честно.

— Быть может, стоило бы.

На это Альберт пожал плечами. Затем продолжил:

— На вырученные деньги я покупал нам с дедушкой еду, а когда накапливалось побольше — даже лекарства для его больной ноги. Вы кстати не думайте, что дедушка мой совсем ничего не делал, — внезапно встал он на защиту любимого родственника, — просто его почти никуда брать не хотели. Практически безграмотный шахтёр-калека — ну куда он пойдет-то? Правда я знаю, что он брался за любую работу, к какой его все же допускали. Подметал, мыл, даже пару раз с детьми сидел.

— Хорошо, что он всё-таки в люди выбирался, — взрослым тоном произнесла Марианна. — Плохо быть совсем уж изгоем.

Все на неё обернулись, но ничего не сказали. Альберт тем временем почти закончил с едой.

— Где-то год назад я начал слышать чужие мысли. Сначала это страшно пугало меня, однако потом я даже немного привык. — До этого почти постоянно улыбаясь, мальчик как-то поник. — Мы с дедушкой часто ходили на проповеди, так что я знал, что это значит, но боялся сознаться. Очень боялся.

— Тебя здесь никто за это и не осуждает, — ответил ему Леор, до этого будто бы со скучающим видом слушавший рассказ.

— Правда? — Альберт словно не поверил услышанному. — А я вот сомневался…ведь наш долг…вернее, вроде как, я должен был сам отдаться в руки закона, и всё такое…

— Чушь, — оборвал его Руксус. В голосе мальчика слышалась злоба. — Мы все люди, и все хотим жить. Пусть ты поступил не совсем по закону, но не нам, таким же псайкерам, тебя осуждать.

Альберт, смущенный, кивнул. Похоже, слова Руксуса придали ему уверенности, так что он продолжил более уверенно:

— Я всё же не смог держать свою тайну при себе. Тяжело одному такое нести в себе, понимаете? Тем более когда чувствуешь себя почти преступником…Так что я сознался лишь одному человеку — дедушке. Я думал, он разозлится на меня за то, что я утаивал от него такую важную вещь так долго, но дедушка только испугался, побледнел. Потом он с трудом меня обнял и заплакал. — Альбер смутился, запнулся. Похоже, он до сих пор не понимал причину подобной реакции. Зато её прекрасно поняли Каме, Леор, Марианна и Руксус. — Дедушка хранил мой секрет всё это время, но похоже, я чем-то выдал себя, не знаю…Но несколько дней назад, когда я вернулся со школы, меня дома уже ждали люди из Астра Телепатика. Вот, теперь я здесь.

Он громко вздохнул, не в силах скрывать свои переживания.

— Я даже не знаю, что с дедушкой. Они же не будут наказывать его, правда? Ну, за то, что он…

— Мы не можем знать этого наверняка, — жестоко произнесла Марианна, пожав плечами. — Закон Империума беспощаден, а к псайкерам и подавно. Твоего дедушку вполне могли наказать за укрывательство.

У Альберта перехватило дыхание, и он беззвучно зашевелил губами, словно рыба, выброшенная на берег.

— Но могли твоего старика и не тронуть, — в свою очередь подбодрил мальчика Леор, по-прежнему лежавший на своем втором ярусе. — Ибо какой смысл наказывать старого калеку? Так что ты не переживай почём зря, Альберт. Думай лучше сейчас о себе.

Мальчик с улыбкой кивнул, после чего на минуту задумался о чём-то с серьёзным видом, после чего неуверенным тоном спросил:

— Как вы думаете…то, о чём говорил Илиот — правда?

Сара тихо заплакала в углу кровати, Марианна принялась её успокаивать. Леор отвернулся, Каме опустил взгляд, Руксус ожидал ответа друзей. Увидев такую реакцию, Альберт помрачнел ещё больше.

— Конечно правда, — едва слышно, глухим тоном ответила за всех Марианна, под тихие всхлипы своей подруги.

— У нас нет иного выбора, — дополнил её слова Каме, отвернувшись к окну, — он уже сделан за нас.

— А я вот не собираюсь просто так подыхать, — сквозь зубы произнёс Руксус, стоявший почти в середине комнаты.

Марианна посмотрела на него с восхищением, Леор тихо хмыкнул, Каме поднял понимающий взгляд. Даже Сара перестала всхлипывать.

— И что ж ты намерен делать, Руксус? — спросила Марианна.

— Сделать всё, что в моих силах. Да, на нас надели наручники, но ещё не заковали в цепи, понимаете? Даже в рамках определенной нас судьбы мы всё равно способны на многое.

— Например? — осведомился Каме.

— Как минимум сделать выбор: жить или умереть. Те, кто сдался, уже всё равно что погиб.

— Руксус, — чуть ли не умоляющим тоном обратилась Марианна, — но мы ведь псайкеры…

— Просто он сильный, — вмешалась внезапно поуспокоившаяся Сара. — Вот и может так говорить. А что делать слабым? Тем, кто обделен таким даром, а?

Впервые за всё время своей незримой борьбы с системой беспринципный взгляд Руксуса несколько погас.

— У тебя всё равно есть выбор, так или иначе.

— Только сильный способен его сделать, — возразила Сара. Слёзы застыли на её глазах. — Слабым же остаётся плыть по течению.

— Значит, ты считаешь, что лучше просто умереть? Сдохнуть на потеху остальным, как сказал Илиот?

— Уж лучше так, чем быть постоянным разочарованием для всех, — девочка спокойно, тихо всхлипнула, — к тому же я…я не хочу быть игрушкой в руках других.

Марианна приобняла подругу.

— Сарочка, милая, никто и не…

— Не надо, Марианна. Я пусть маленькая и глупая, но кое-что уже понимаю. Мы для них нелюди, — и такими и останемся. Навсегда.

Внезапно Руксуса будто осенило. Он приблизился к девочкам, подсел на край кровати.

— Слушай, Сара…а что если я потом, когда меня самого чуть подучат…Буду проводить для тебя уроки?

Марианна и Каме побледнели от страха.

— Ты что, Руксус, так нельзя! — вскрикнул Каме. — Это не только нарушение правил, — тебя же почувствуют!

— Неужели в школе нигде нет укромного места?

— Нет, Руксус, нет. Этой школе уже больше ста лет, и за это время преподаватели прекрасно научились чувствовать любые использования пси-сил от учеников. Даже тебе их не обмануть, Руксус, увы.

Мальчик помрачнел, но ненадолго. Крепко взяв маленькие ладошки Сары в свои, он твёрдо произнёс:

— Мы обязательно что-нибудь придумаем, Сара, обещаю. Ты только не опускай руки. Мне больно видеть, как отчаивается хоть кто-то из нас. Этот, — Руксус кивнул на Илиота, — поначалу тоже меня бесил, но сейчас я понимаю…что он тоже несчастен. Пожалуйста, друзья, вы можете по-своему смотреть на нашу судьбу, на свой лад её воспринимать, но…я не сдамся. И хочу быть маяком веры для вас. Веры в лучшее будущее. — Мальчик перевел взгляд на окно, где шумно плескалось Море Страхов. — Даже рыба из простой реки когда-нибудь может попасть в великий океан.

Ближе к вечеру Илиот проснулся, — как раз к тому моменту, когда явились Стражи Веры и забрали Альберта и Илиота в свои комнаты. Чуть позже принесли ужин.

Неторопливо поедая безвкусную серую жижу, Руксус посмотрел в то окно, откуда открывался вид на город. Обычно в это время Кардена уже медленно погружалась в сон, но сейчас над ней витали густые струи дыма, виднелись пожары, следы разрушений. Мальчик на ментальном уровне остро ощущал витавший над городом липкий смрад из человеческой ненависти, злобы и искренней боли. Там, в его родном городе, сейчас одни злорадствовали, другие страдали и умирали.

— О чем задумался, друг?

Руксус отвернулся от окна и заметил, что Каме внимательно на него смотрит. Небольшая миска лежала на безжизненных ногах мальчика.

— Да так, ни о чем…

— Врешь же, — улыбнулся Каме. — По лицу твоему вижу.

Руксус смущенно вернул улыбку, отправил в рот ещё одну порцию безвкусной жижи, после чего сказал:

— Да вот думаю, как там моя семья. Мама, брат…

— Об отце не задумываешься?

— Он от меня прилюдно отказался, — резко ответил Руксус. — Мне незачем за него переживать.

Каме подъехал к другу чуть ближе.

— А ты не думал, что он сделал так для того, чтобы спасти остальных? Твою маму и младшего брата.

— Думал. Со мной на эту тему уже говорили.

— Да? И кто же?

— Верховная настоятельница.

Каме с ещё большим интересом уставился на друга. Руксус поспешил с объяснениями:

— Она меня спасла из лап инквизитора. Поручилась за меня. И пока мы сюда ехали, сказала, что отец пожертвовал мной, чтобы спасти остальных, или как-то так. Я не помню уже точно…ибо был напуган и ошеломлён.

— Понимаю. Однако не сочти за дерзость, Руксус…но я всё же согласен с леди Валерикой.

Руксус с недоумевающим раздражением посмотрел на Каме.

— Ну, а как же ты? Разве ты не ненавидишь отца за то, что он тебя без всяких раздумий выдал?

Каме на какие-то мгновения задумался.

— Я прекрасно понимаю его выбор. Как твой отец пожертвовал ради оставшейся семьи, так и мой принес меня в жертву во имя сохранения чистоты нашего рода. От нас, аристократов, как правило ждут более рьяного следования Закону. К тому же, когда мой дар начал проявляться, я всё понял сам. Понял, что обречен, и даже знатное имя моего рода меня не спасёт.

— А как это было, Каме?

Мальчик со скромностью слабо улыбнулся.

— Да всё просто. Какое-то время я подсознательно всё-таки прятал свои способности, но меня выдал один из придворных псайкеров. Один молодой астропат, если быть точнее. Насколько я знаю, отец его потом даже наградил. Собственно, утром следующего дня меня уже привезли сюда. С тех пор никого из своей семьи я не видел. Ни разу.

Руксус не знал, что можно сказать в такой ситуации, однако Каме продолжил с всё той же мягкой улыбкой:

— Честно говоря, как ты думаешь сейчас о своей семье, так и я думаю, как там моя родная тётка.

По взгляду Руксуса Каме увидел, что тот ничего не понимает.

— Всё простой, мой друг. Леди Виена Илентрайт — мэр города Кардена и старшая сестра моей родной матери.

Руксус тихонько присвистнул.

— А твоя семья далеко забралась, дружище.

— Сложно отрицать. Правда вот уже несколько лет это меня совсем не касается. Ну, давай, доедай. От того, что ты будешь голодать, твоим родным легче не станет. Ты кстати, наверное, слышал, — завтра занятия возобновятся. Странно, правда? Пока там пылает наш город, мы здесь продолжим учиться…

Утром следующего дня защитников центра Кардены ожидала неприятнейшая новость: разграбив склады с оружием и боеприпасами, мятежники раздобыли себе лазганы. Конечно, почти никто не умел из них стрелять, но в том одно из преимуществ лазерных винтовок: они достаточно неприхотливы, и не требуют каких-то особых навыков.

Однако боевой дух в рядах восставших оставлял желать лучшего. Несмотря на заполученные лазганы, многим всё равно не прельщалось идти на решающие штурм. Все понимали: теперь, когда они вооружены, арбитры и бойцы ПСС их жалеть не станут. Многие, безусловно, погибнут, но мало кто был готов действительно отдавать жизнь за идеи епарха Клавдиана. Именно поэтому со штурмом медлили, собираясь с силами и подбадривая оставшихся. Ни то, ни другое особым успехом не увенчалось.

Дело мятежников можно было считать окончательно проигранным тогда, когда к полудню, когда солнце пребывало в зените, над Карденой появились челноки с символом Адепта Сорроритас на бортах. Завидев воздушные транспортники, похожие на могучих белых птиц, многие бунтовщики мгновенно растеряли все остатки боевого духа и бросали с таким трудом доставшееся оружие. Лидеры восстания тщетно пытались удержать беглецов, и даже прямые выстрелы в спины удирающих дезертиров не сильно изменили ситуацию. Честности ради, даже самые фанатичные приспешники епарха поняли, что дело их проиграно. Прибытие Дочерей Императора ясно говорило о том, что преподобный Михаил не разделил идей Клавдиана, а без его поддержки всё их движение обречено на провал.

Челноки окружили город словно стая хищных птиц, и совершили плавную высадку в разных частях Кардены. С глухим шипением открылись створки и на мятежную землю ступили святые сёстры битвы.

Поступь их оказалась неумолима, и ведомые праведным гневом, они практически нигде не встречали сопротивления. Люди либо убегали заранее, едва услышав их приближение, либо бросали оружие и со слезами на глазах молили о прощении. Ни тех ни других воительницы Церкви не трогали, предоставляя их судьбы в руки арбитров.

Однако кое-где близкие приспешники Клавдиана вместе с такими же фанатиками все же осмеливались давать последний отчаянный бой. Ими руководил не страх, но яростное отрицание факта своего неминуемого поражения.

Возле одного из жилых домов небольшой отряд сестёр обстреляли из соседнего здания. Основная часть лазерных лучей прошла мимо, лишь некоторые немного задели доспехи святых воительниц. Умело и быстро перегруппировавшись, воины Церкви быстро поняли, откуда по ним ведется огонь. Предводительница отряда языком жестов дала необходимые приказы, которые так же безмолвно исполнились.

Отряд разделился на три группы. Первая отвлекала на себя огонь мятежников, пока две другие обходили по флангам. Бунтующие слишком поздно заметили и поняли манёвр своего грозного противника. Подобравшись поближе, вторая группа закидала окна гранатами, после чего в дело пошли огнемёты. Едва струи огня улеглись, третья группа пошла на штурм. Раненные, умирающие и просто перепуганные люди уже не оказывали никакого сопротивления, — и лишь самые отчаянные и фанатичные продолжали отстреливаться, но святые воительницы не щадили никого. Всё закончилось меньше чем за три минуты, и когда стрельба стихла, на этаже лежало более десятка искорёженных тел с застывшими масками боли и страха на лице. Лишь один мятежник остался жив. Сестра, в него стрелявшая, склонилась над ним.

— Ты выглядишь как их лидер, — проскрежетал через вокс грубоватый женский голос. — Надеюсь, я не ошиблась, ранив тебя в плечо, а не снеся голову, как твоим дружкам-мятежникам.

Мужчина выл и корчился от боли, держась за раненное левое плечо, из которого обильно текла кровь. Едва ли он сейчас хоть что-то слышал и тем более что-то понимал.

— Предоставим его арбитрам. Сестра Эвелина, — произнесла воительница по связи, — мы смогли взять одного из главарей, но ему бы не помешала медицинская помощь. Иначе до допроса арбитров он не доживёт.

Остальные сёстры с интересом следили за диалогом.

— Как я поняла, что он их главарь? Если бы ты была здесь, ты бы тоже его опознала, сестра. Но если кратко, то на нём униформа младшего служителя нашей святой Церкви, выдающего в нем цепного пса этого мятежника, к тому же на его шее амулет, который, он к слову, не достоин носить.

С этими словами сорроритас грубо сорвала с шеи раненного амулет с символом Экклезиархии.

— Вы пришлёте за ним? Отлично. Тогда мы здесь закончили. Спускаемся, палатина Эвелина.

К ночи в руки арбитров попала примерно младших руководителей мятежа. Неплохой улов, подытожил Дагмар, прочитав об этом в отчёте.

Полная очистка Кардены заняла неполных три дня, за время которых лишь около пяти раз Дочерям Императора приходилось вступать в открытый бой. Первым делом была снята осада с центра города, затем освободили один из двух главных мануфакторумов. На втором воинам Церкви пришлось встретится со слабым, но всё же сопротивлением. Тут с лидером сестёр связался лично инквизитор Тоббе, и попросил перенести боевые действия в район собора святого Меркурия, где окопались последние крупные силы Клавдиана и сам мятежный епарх. Сёстры, искренне желающие очистить доброе имя Церкви, незамедлительно исполнили просьбу инквизитора, и достаточно вовремя: похоже, епарх попытался сбежать. Пехота и техника Адепта Сорроритас окружили собор с земли, а транспортные, но вооруженные челноки — с воздуха. Базу Клавдиана оказалась в осаде. По крайней мере, так казалось сёстрам битвы.

Следующие несколько дней прошли в школе так, словно ничего и не происходило. Обучение будущих санкционированных псайкеров вернулось в прежнее русло, и Руксус стал ходить на обычные занятия. Вернее, так только казалось.

В тот день его группу забрал с завтрака какой-то незнакомый ему стройный мужчина с короткими каштановыми волосами и бритыми висками. Позднее, когда ученики оказались в аудитории, мужчина представился новичкам как учитель Кайлус. Руксусу он почти сразу понравился, что мальчику было совсем не свойственно; однако Кайлус, в отличие от Рольха, оказался достаточно вежлив и создавал впечатление человека крайне обстоятельного. Там, где Рольх предавался какому-то не совсем здоровому религиозному фанатизму, Кайлус со спокойствием в голосе выполнял свою работу.

Почти весь урок Руксус в кампании незнакомых ему детей учился контролю над своими силами. Наставник рассадил их небольшими группками, и каждой дал своё, уникальное задание. Мальчик быстро понял, что учеников разбили согласно подобранной под них системе обучения, и так как у него, Руксуса, наблюдались явные проблемы с контролированием своего дара, то и посадили его рядом в группу детей с такой же проблемой.

Так, в целом, и оказалось. Время от времени к их группе подходил Кайлус, давая разные советы. Только к концу урока Руксус увидел ещё одно отличие между этими наставниками: если Рольх предпочитал прямо указывать ученикам на их путь, то Кайлус делал всё, чтобы его протеже пусть и с помощью советов, но сами находили решение своих проблем. Так же Кайлус совсем не стеснялся хвалить юных псайкеров, если те действительно смогли достичь серьёзных результатов — иначе Руксус никак не мог это назвать, ибо судя по безучастному лицу наставника, удивить его было уже практически невозможно. Таким образом он, как учитель, ценил в первую очередь результат, прогресс своих подопечных, что тоже пришлось Руксусу по душе. К концу урока мальчик не достиг каких-то серьёзных успехов, но Кайлус всё равно поспешил его похвалить:

— Весьма недурно, Руксус. Я слышал, на твоём первом уроке ты был близок к тому, чтобы совсем потерять контроль…но сегодня на это не было даже намёка. Я постоянно следил за тобой, — и ни разу не почувствовал, чтобы поблизости от тебя стёрлась грань между мирами. Это хорошо, на мой взгляд.

— Спасибо, учитель, — неуверенно пробормотал Руксус, уже отвыкший от того, чтобы взрослые его хвалили. — На самом деле тогда я просто переоценил себя… Взял больше сил, чем мог бы управлять. Впредь мне бы не хотелось повторить этой ошибки.

Судя по голосу, наставник всё же немного удивился.

— Учиться на своих ошибках — прекрасная черта, Руксус. Не только для псайкера — но и для человека в целом. Не хочется загадывать, но чувствую, ты у нас далеко пойдешь. Главное не теряй голову, не давай гордыне захватить тебя, продолжай стараться. Помни, что мы лишь служим Империуму.

Слова Кайлуса вызвали в мальчике достаточно противоречивые чувства, однако в знак понимания он все же кивнул.

Все занятия следующего дня так же были посвящены умению контроля, и Руксус, даже не знающий специализации своих сил, уже делал определенные успехи. Не раз, правда, его охватывало жгучее, почти противоестественное желание показать себя в лучшем свете, зачерпнуть столько мощи, сколько получится, но он каждый раз сурово одёргивал себя. В прошлый раз его спасли, — и это можно считать чудом. Такое может не повторится, так что с Провидением играть однозначно не стоит.

Ко второму дню с начала бунта Руксус услышал от Леора, что восстание в городе почти подавили благодаря своевременному прибытия сестёр битвы, однако мальчик почти всё время усердно занимался, так что ему так и не довелось увидеть, пусть хотя бы издалека, даже один транспортный челнок святых воительниц. Впрочем, он этому даже немного обрадовался, ибо был наслышан об их непреклонности — боевые сёстры не знали жалости ко всем, кого Церковь считала своим врагом. Как показала практика, это касалось даже тех, кто некогда сам принадлежал к Экклезиархии. Руксус по обрывкам чужих разговоров (да и чувствовал на ментальном уровне), что многие ученики бояться сестёр битвы, однако общего страха не разделял. Да, как солдаты Церкви, они призваны истреблять псайкеров, но разве это распространяется на учеников Астра Телепатика? Едва ли. Скорее уж сёстры будут терпеть их, как необходимое зло. Им незачем приходить в школу и устраивать резню.

Вечером, после последнего урока, Кайлус ничего не сказал Руксусу, чем даже немного опечалил мальчика, ибо тот понимал, что стал контролировать свои силы ещё лучше. Он мысленно одёрнул себя за слабость. «И когда это я стал ждать чужой похвалы? Она мне не нужна»! Порой Руксус забывал, что ему всего лишь семь лет.

Всё это время его не покидала мысль о том, как бы помочь Саре. Бедная девочка вроде как стала учиться чуть лучше, однако Руксус, как и остальные, прекрасно понимал, что с такими сомнительными успехами её ждёт незавидное будущее. Ей нужно проявить себя, дабы подняться в глазах учителей. Если псайкеры мусор в глазах остального человечества, то что ждет слабейших из них?

Сам Руксус всецело следовал совету учителя Кайлуса: был уверен в себе, но продолжал усердно трудиться и не зазнавался. На волне первых успехов ему ещё сильнее хотелось помочь бедолаге Саре.

На утро следующего дня мальчика ждал сюрприз: после завтрака Кайлус отвёл его в сторону и сказал, что теперь он будет заниматься в другой группе. Руксус поднял на наставника удивлённый взгляд.

— А ты думал, я не вижу твоего прогресса? — со слабой улыбкой спросил Кайлус. — Учительский Совет узнают обо всём самый первый, когда дело касается учеников школы. Не уверен, что имею право говорить тебе это, но тобой Совет действительно заинтересован. Так что стой здесь и жди. За тобой придут. Мы ещё обязательно увидимся, Руксус.

Мальчик кивнул в знак благодарности, и остался ждать за столом. Через минут десять, когда он уже начал скучать, к нему приблизился один из безликих слуг школы и попросил проследовать за ним. Недоумевающий Руксус послушно исполнил его просьбу. Впервые на занятия его вёл слуга.

Оказавшись в незнакомом доселе корпусе, мальчик немного напрягся, но тут молодой мужчина остановился, открыл одну из дверей.

— Проходи, парень. Тебя уже ждут.

Руксус вошел в небольшой ярко освещенный кабинет, окнами выходящий не на Море Страхов или Кардену, как в других частях школы, а на густой лес, что стоял позади неё. Первым делом мальчик почему-то заметил на небе густые тучи, медленно плывущие вдали. Значит, вечером обязательно будет дождь, если не буря.

Тут он опустил взгляд и увидел улыбающегося Каме.

— Привет, дружище. Ну вот наконец ты и здесь.

Рядом с ним на стуле расположилась незнакомая Руксусу темноволосая веснушчатая девочка, сурово на него смотревшая. А рядом…

При виде Марианны, сидевшей с почему-то опущенным, смущённым взглядом, Руксус даже невольно улыбнулся.

— А, вот и последний заявленный ученик пришёл, — от внезапно раздавшегося рядом скрипучего чужого голоса мальчик чуть не подпрыгнул на месте, хотя был не из пугливых.

Владельцем голоса оказался среднего роста мужчина в темно-серой поношенной робе, некогда явно дорогой и пышной. Она закрывала фигуру незнакомца, но Руксус видел, что он немного сутулиться. Лицо его частично закрывал капюшон, однако под прямо падающими солнечными лучами виднелась густая сеть глубоких морщин и седая узкая бородка. Незнакомец оказался стариком, да столь ветхим, что Руксусу даже захотелось ему хоть как-то помочь. Мальчику показалось невероятным то, что такое немощное тело ещё вообще было способно двигаться. Тем не менее старик приблизился к Руксус достаточно проворно, и внимательно его оглядел. Недружественный взгляд юного псайкера столкнулся с небесно-голубыми глазами незнакомца.

— Мне не соврали, — вновь проскрежетал старик столь тяжелым, вязким голосом, что казалось, будто из него сочится само время, сама история. — В тебе действительно чувствуется сильный дух. Это крайне важная черта для нас, санкционированных псайкеров. Уже сейчас, с одного взгляда, я могу сказать, что не зря школа уделяет твоей фигуре так много внимания.

Старик костлявой рукой, в которой тем не менее ещё чувствовалась жизнь, похлопал Руксуса по плечу и отвернулся, двинувшись в сторону глубоко кресла, стоявшего на другом краю кабинета. Юный псайкер был готов поклясться, что его сюда принесли специально для этого странного старика, ибо в других аудиториях подобной мебели не было.

— Извините…однако я не видел среди вас других учителей.

— Всё верно, мой мальчик. Я совсем недавно вернулся в Кардену, по особому приглашению. И честно говоря… даже не для того, чтобы учить.

Несмотря на то, что старик говорил загадками, это почему-то совсем не раздражало Руксуса. Он чувствовал в этом одряхлевшем, но еще могучем теле нечто особенное; так молодой охотник, которому ещё не достаёт опыта, на уровне интуиции чувствует, что в пещере поблизости дремлет опасный зверь.

Тем временем усевшись поудобнее, старик продолжил:

— Однако любезная Валерика попросила меня немного позаниматься с вами, — и я не смог ей отказать. Однако видит Вечный Владыка, вернулся я в крайне неспокойное время. Впрочем вам, дети мои, бояться вовсе нечего. Я не так уж близко знаком с госпожой Валерикой, но прекрасно знаю, что ради своих учеников она сделает всё. Здесь, в этих стенах, вы под её защитой.

Тут дружелюбный взгляд пожилого мужчины лег на Каме, который всё это время не сводил с него глаз.

— Смотрю, тебе прямо не терпится, мальчик. Ты, верно, уже догадался, кто я?

Остальные дети с любопытством уставились на Каме. Тот поспешил ответить, однако голос его даже немного дрожал:

— Я слышал много слухов о вас, сэр, но не думал, что вы сейчас на Сионе.

Старик устало улыбнулся. Такие улыбки в основном присущи людям, на чей век выдалось слишком многое. Руксус всё гадал, сколько же этому деду лет. Чисто на вид — все сто, если не больше.

— Я на Сионе немногим меньше года. Был призван по долгу службы…и честно говоря, уже не особо хочу возвращаться на промозглый Матаан-3. Здешний теплый климат полезен для моих дряхлых костей. Однако вы здесь не для того, чтобы слушать жалобы какого-то никчёмного старика, не правда ли? Что же, тогда давайте знакомится. Меня зовут Методор, и где-то ближайший месяц-два именно я буду учить вас направлять свой дар во имя общего блага. Теперь я думаю… — тут старик закашлялся, — теперь, я думаю, надо вам ещё кое-что прояснить, — договорил он, откашлявшись. — Учительский Совет без прикрас считает вас лучшими учениками школы, и возлагает на вас большие надежды. Вы обещаете стать достаточно ценными кадрами для Империума, и долг школы — направить вас по нужному пути. Валерика честно призналась, что среди её подчинённых нет никого, кто мог бы на должном уровне обучать детей со столь серьёзным потенциалом. Сейчас, оказавшись с вами в одной комнате, я могу сказать, что согласен с верховной настоятельницей. Пожалуй, на всей Сионе меньше десятка учителей, действительно способных на подобное. К счастью, — тут Методор снова улыбнулся, — сейчас я здесь, и могу в очередной раз принести пользу Империуму. Достаточно неплохой успех для такой старой развалины, как вы считаете, мои дорогие?

Так как Руксусу никто не предложил сесть, он сам взял стул и поставил его рядом с Каме.

— Слушай, дружище…А кто этот интересный старик? — прошептал Руксус другу чуть ли не прямо в ухо. Тот в свою очередь ответил максимально тихо:

— Это, Руксус, сильнейший псайкер Сионы. Живая легенда, если хочешь, однако давай сейчас его послушаем. Я тебе потом расскажу всё, что знаю.

Руксус с этим доводом согласился, и посмотрел на Методора с уже явным уважением. Каме ошибается крайне редко, да и к тому же из старика буквально вырывалась сила — только в отличие от Руксуса, он прекрасно её контролировал, так что остальные могли почувствовать разве что отголоски от неё, — и даже они сильно удивляли. Уже сейчас мальчик мог с уверенностью сказать, что он в несколько раз сильнее даже Валерики. А раз так, то школа поступила мудро, поставив им в наставники столь могучего псайкера, ибо кто же обучит их лучше, как не самый сильный и опытный? У сильнейших, слышал Руксус на проповедях, и ученики выходят сильнейшие. Но насколько это правда?

— Извините…

Руксус повернулся в сторону внезапно заговорившей Марианны. Девочка даже подняла руку.

— Чувствую, у тебя есть вопрос ко мне, дитя. Я тебя внимательно слушаю.

— Вы сказали, что здесь собрали лучших учеников школы…Но вы уверены, что я в их числе?

Ещё никогда Руксус не видел Марианну такой скромной и неуверенной в себе, отчего девочка показалась ему даже симпатичнее обычного.

— Хороший вопрос, — Методор сложил руки на худых коленях. — Похоже, ты и сама прекрасно ощущаешь свои силы, однако с другой стороны — разве это не служит тебе ответом?

— Я не совсем понимаю, учитель.

— Понимаешь, просто хочешь развеять свои сомнения. Что ж, я с радостью это сделаю, дитя. Учительский совет считает, что пусть тебе не достаёт сил, — но у тебя превосходный контроль. Очевидно, ты слабее всех собравшихся здесь учеников, но однозначно превосходишь их в плане контролирования своих сил. Учителя заверили меня, что крайне редко видят подобный уровень — и потому ты здесь.

— Простите…но я всё равно не думаю, что имею право находится здесь, среди лучших учеников.

Методор вновь улыбнулся. Подслеповато щурясь в сторону Марианны, он жестом подозвал её к себе. Девочка поспешила исполнить просьбу.

Методор нежно, по-отечески взял её руки в свои. Нежная девичья кожа соприкоснулась с твёрдой, давно огрубевшей — и тем не менее ещё излучавшей жизненное тепло.

— Не бойся, девочка моя. Раз ты так сомневаешься, то я хочу дать первый важный урок: никогда не забывайте, кто вы. Посмотрите на меня… — снова кашель, только более тяжелый. Руксус даже на какие-то секунды забеспокоился за старика. Методор кое-как откашлялся в сторону, продолжая нежно держать Марианну за руки. — Я ничуть не хочу хвастать, но меня называют героем сразу пяти военных кампаний…Я сражался с зеленокожими, с силами Вечного Врага и даже с аэльдари, чей пси-потенциал оказался серьёзной проверкой для моих сил. Тем не менее мне удалось одолеть их всех и остаться в живых, в то время как почти все, кого я знал, упокоились в Свете Императора. Однако стали ли иначе смотреть на меня другие люди? Нет. В глазах остального Империума я остался тем же оружием, только более ценным. На нынешний день во мне ценят лишь мою силу, но больше всего — опыт. Честно говоря, дети мои, я даже не знаю, что для вас хуже: умереть совсем молодыми, но без мучений, либо выжить и всё равно остаться никем в глазах других. Это вечная для нас клетка, из которой нет никакого выхода. В ней мы родились, и в ней же мы и умрём. Поэтому, девочка…ты ведь Марианна, верно? Ты действительно красива. Так вот, Марианна: не отказывайся стать лучше, чем ты есть. Остальное человечество в любом случае будет тебя ненавидеть и презирать, но ты хотя бы сможешь защитить тех, кто тебе дорог. Постарайтесь пожить столько, дети мои, чтобы понять, что для вас лучше.

— А вы…вы не жалеете о своём выборе, учитель? — тихо спросила Марианна.

— Выборе? — Методор глухо, будто преодолевая невидимый барьер, рассмеялся. — Я его и не сделал, деточка. Просто жил…сражался, пока мог, убивая врагов и теряя друзей. Мой младший брат более десяти лет бился рядом со мной, пока колдун Хаоса не сразил его. В конце концов даже моя любовь отдала свою жизнь на полях сражений. Я оказался слишком силён — либо слишком удачлив, — чтобы вовремя сделать выбор. Впрочем, сделанного не воротишь. Я считаю, что прожил достойную жизнь. Послужил Империуму, в котором живут люди достойнее меня, — и Вечному Императору, даровавшему нам всем жизнь. И до самого конца жизни своей я намерен нести службу, пока Владыка не сочтёт нужным забрать меня.

Тут Методор вздохнул, отпустил ладони Марианны и опустил взгляд.

— Может ли псайкер считаться достойным? Смогу ли я, грешный по природе, но доказавший свою верность, попасть в Свет Императора? Этого я не знаю, ибо боюсь, только смерть сможет дать мне ответ. Но вам пока рано задумываться о нечто подобном, мои дорогие. Всё это бредни выжившего из ума старика. — Методор снова, будто через силу, улыбнулся. — А ты, милая Марианна…оставь сомнения. Будь сильной. К тому же, школа уже приняла решение, и едва ли его изменит.

Девочка благодарственно кивнула, с неким трепетом отпустив теплые ладони наставника.

— Подожди, не уходи. Я хочу кое-что проверить прямо сейчас… — Методора снова поразил кашель; похоже, он достаточно часто мучит старика. Руксус в очередной раз задумался о том, сколько же Методору лет. — Что же, дорогая Марианна…Покажи мне, на что ты способна.

Девочка недоуменно посмотрела на наставника. Тот лишь едва качнул подбородком. Тогда Марианна сжалась, словно пружина, зажмурила глаза, плотно прижав кулачки к бёдрам. По лбу её тонкой струйкой потек пот, и Руксус уловил потоки пси-энергии, исходящие от Марианны к Методору.

— Действуй чуть более расслабленно, дорогая, — мягко произнёс наставник. — Ты тратишь слишком много сил. Не надо пытаться меня впечатлить, право слово, для этого ещё будет время. К тому же, тебе едва ли удастся пробить мою защиту.

Как прилежная ученица, Марианна послушала учителя, заметно расслабилась, разжала кулачки. Пси-поток, как показалось Руксусу, стал тоньше, но не потерял в концентрации.

— Вот так, умница. Из тебя действительно выйдет блестящий телепат, Марианна. Напомни мне: сколько ты уже учишься здесь?

— Почти два года, учитель.

— Достойный результат за столь незначительный срок. Однако не подумай, что я почём зря нахваливаю тебя, дорогая, — с внезапной суровостью добавил Методор. — В конце концов школа отвечает головой за то, каких псайкеров выпускает из своих стен. Именно поэтому мы все заинтересованы в том, чтобы у вас было максимально правдивое представление о собственных способностях. И если я, ветеран множества битв, говорю, что у тебя есть талант — значит, так оно и есть. Теперь следующий. Вот ты, мальчик, подойти-ка сюда, — заметно щурясь, наставник поманил к себе Руксуса. Впрочем, и по контексту его слов можно было понять, что зовёт он точно не Каме.

Руксус поспешил подойти, и чем ближе он подходил, тем больше подсознательного уважения внушал ему этот старик. Вблизи, на первый взгляд, он казался дряхлым недоразумением, пережитком прошлого, но как псайкер, мальчик чувствовал в наставнике нечто большее. Что-то более могущественное, чем он мог до этого себе представить. Руксус внезапно осознал, что каким бы талантом и силой он не обладал, ему однозначно ещё есть куда расти. Эта мысль стала для него настоящим откровением.

Методор внимательно осмотрел его.

— В тебе кипит настоящая буря, мой мальчик. Даже если бы мне не описали то, как ты выглядишь, я бы всё равно распознал в тебе Руксуса.

— Это хорошо или плохо? — невольно вырвалось у мальчика.

Потрескавшиеся губы старика тронула мягкая улыбка.

— В более зрелом возрасте мне перестали нравится эти понятия. Однако, если действительно хочешь знать ответ на свой вопрос…Учительский Совет видит в тебе амбициозного, но послушного ученика.

— Позвольте сказать, учитель…Я в школе всего около недели, и как и Марианна, не думаю, что достоин находится здесь, среди лучших учеников.

— Всё ли нынешнее поколение псайкеров такое скромное? — с улыбкой спросил Методор будто самого себя. — Твои сомнения мне понятны, мой дорогой, однако себя не обманешь. Ты уже должен знать, что мы, псайкеры, способны видеть больше, чем дано простым людям, и убедиться в твоем потенциале удалось всем, кто за столь незначительный срок смог увидеть тебя. Что уж там говорить: даже любезная Валерика, если верить её словам, многое в тебе увидела. Впрочем, могу сказать с уверенностью: она пришла бы к тебе на помощь в любом случае, будь ты хоть самым слабым псайкером в Галактике. Однако, мой мальчик, скажи мне честно — разве сам не чувствуешь ты в себе всепоглощающее пламя?

Руксус глубоко задумался, после чего искренне ответил:

— Я чувствую, что способен на многое, учитель, но мне не достаёт контроля. Не хватает дисциплины. И мне ещё многому предстоит научится, прежде чем стать полноценным санкционированным псайкером.

Методору ответ мальчика однозначно понравился — это Каме и Марианна, внимательно следившие за диалогом, увидели в его глазах.

— Хорошо, Руксус. Твоя правда: тебе действительно недостаёт самоконтроля, и я чувствую это в тебе даже сейчас, несмотря на некоторые уже достигнутые тобою результаты. Я слышал даже, что на первом же своем занятии ты едва не впустил в наш мир тварей из Запретных Царств. Подобное недопустимо само по себе, но в стенах Астра Телепатика и подавно. Ты подаёшь огромные надежды, Руксус, но тогда ты ступал по крайне тонкому льду. Такое поведение недопустимо, и думаю, ты уже сам всё это прекрасно осознал. Если хочешь знать моё мнение, то тебе стоит искренне благодарить наставника Рольха за то, что он заступился за тебя. Другой учитель мог и отступить, дав Стражам Веры прикончить тебя.

Руксус, до глубины души презирающий Рольха, не выдержал и вспылил:

— Простите, но мне кажется, что в том был заинтересован и учитель. Вы сами сказали, что школа сама отвечает за тех учеников, которых выпускает. Разве наставнику Рольху самому не выгодно обучить действительно талантливого псайкера?

Методор резко помрачнел; при виде его изменившегося выражения лица Каме поёжился в кресле, а Марианна отстранилась назад. Неизвестная ей девочка тоже явно испугалась.

— Поубавь тон, малыш, — с холодной суровостью осадил мальчика Методор. — Для совсем зеленого юнца ты слишком задираешь нос. Однако как раз для того, чтобы излечить твою дерзость, я тебе кое-что проясню. Дело вовсе не в том, что школе выгодно выпустить сильного псайкера, а в том, чтобы тот никогда не оступился. Ни в ходе обучения, ни после. У тебя же есть все предпосылки для этого. Наставник рисковал жизнью, — даже репутацией школы, — заступаясь за тебя. Так что следи за языком. Все враги Империума — мои враги, а псайкер, потерявший контроль или статус санкционированного, является одним из самых злостных бичей человечества. Понимаешь, к чему я веду? Найди в своей душе смирение, мальчик, — или Империум это сделает за тебя. А сейчас сядь предо мной и сконцентрируйся. Собери свои силы воедино и направь в ладони. Я сам всё пойму, не переживай.

Руксус не стал отвечать на отповедь пожилого наставника, лишь стиснул зубы от злости. Во многом не согласный со словами Методора, мальчик всё же послушно повиновался. Стараясь утихомирить злость, Руксус впервые в жизни с трудом смог обратится к собственным силам, хотя раньше это давалось ему необычно легко.

Соберись, сказал он себе. Иначе Запретные Царства пожрут тебя, пожрут без остатка.

Немного совладав с эмоциями, мальчик вновь ощутил необычайный прилив сил. Он словно провалился на самое дно Моря Страхов, где каждая капля воды стала частью его мощи. Она грозилась вновь поглотить Руксуса, и на несколько мгновений его вновь охватил страх. Какой-то отдаленной частью своего сознания он вновь услышал чей-то зловещий, но настойчивый шёпот. Вместе с тем он чувствовал на себе пристальный взгляд Методора, то, как он беспристрастно оценивает его. Судя по тому, что старик не изменился ни в позе, ни в лице, помогать Руксусу он не собирался, — по крайней мере, пока.

Мальчик стальным кулаком сжал свою волю в единое целое. «Это я управляю тобой, а не ты мной», твёрдым тоном произнёс он прямо в Имматериум. Обуявшая его мощь неохотно, словно медленно гнущийся стальной прут, стала подчиняться. Шёпотки быстро смолкли. Руксус столь глубоко погрузил свой разум в Варп, что практически утратил связь с реальным миром, так что когда над ним раздался голос Методора, то он звучал будто из-под земли:

— Неплохая работа, Руксус. Хватит. Можешь открыть глаза.

Мальчик медленно, осторожно вынырнул из густого омута чистейшей пси-силы, и увидел на своих руках пламя. Настоящий живой огонь струился из его ладоней, горячими языками поднимаясь ввысь, немного обжигая лицо.

— Выходит, что ты пиромант, — задумчиво продолжил Методор. — Что ж, могу тебя поздравить, пожалуй. Истинно боевая дисциплина пси-сил.

Всё ещё ошарашенный Руксус не верил своим глазам. Опустив взгляд, он посмотрел на горящее между его рук яркое пламя. Мальчик ещё не мог осознать, не мог поверить, что это сделал он, что жизнь этому огню дала его сила. Впервые в своей жизни он воочию видел результат своего псайкерства.

И вместе с тем Руксус чувствовал, что это отнюдь не предел его сил.

Стоун обменивался любезностями и шутками с Анной, когда внезапно услышал звук, которого так боялся; которого боялись все укрывшиеся на складе охранники мануфакторума. С той стороны дверь начали плавить лазерным оружием.

— Они всё-таки решили взяться за нас! — крикнул Нортон, поднимая лазган, — чёртовы ублюдки! К бою! На позиции!

Охранники заняли наиболее эффективные для перекрёстного огня места. Прекрасно осознавая обреченность своего положения, они намеревались подороже отдать свои жизни. Ждать пришлось прилично.

Стоун спрятался за ящиками с грузом вместе с Анной и Уиллом. «Весьма неплохо», отрешенно подумал десятник. «Погибнуть рядом с понравившейся девушкой и лучшим другом. Всё же, Бог-Император милостив».

Копившиеся всё это время отчаяние навалилось на Стоуна тяжким грузом, так что мужчина не выдержал и диковато рассмеялся. Товарищи недоуменно посмотрели на него.

— Послушайте, что скажу, — перестав смеяться, заявил Стоун. — Если мы выживем, ты, Анна, пойдешь со мной на свидание. А в другой день, опять же, если мы выживем, я проставлюсь нам на выпивку, Уилл. Как вы на это смотрите? — на его губах застыла немного безумная улыбка.

— Было бы неплохо, дружище, — отозвался лежащий на металлическом полу Уилл. — Я согласен. Осталось только выжить.

— Свидание так свидание, — с нервной, натянутой улыбкой ответила Анна. — Всего лишь одно — подумаешь…

От вида улыбающейся девушки Стоун будто охмелел.

— Тогда всем выпивки за мой счёт!!! — эхо от его крика будто ударилось об высокий, обшитый сталью потолок и с грохотом рухнуло вниз. Остальные охранники сначала было ничего не поняли, но затем понимающе закивали. Здоровяк Гектор даже усмехнулся.

— Я тогда возьму несколько стаканчиков нефильтрованного амасека!! — громогласно заявил он. Шум за расплавляемой дверью становился всё громче, и уже приходилось напрягать голос.

— Да сколько хочешь, Гектор! — крикнул ему Стоун. — Главное — выживи! Ну-ка, коллеги, теперь стреляем крайне метко! Ублюдков много, а нас мало, но чёрт возьми, я уже поклялся проставиться! А за то, что мы так долго героически удерживали склад, начальство обязано выдать нам премии! — Стоун проверил батарею своего лазгана. — Ну, пусть идут…я уже устал ждать!..

Гектор занял левый фланг обороны, Нортон правый, Уилл, Стоун и Анна расположились по центру, а Кассандра расположилась немного позади Гектора, — тем самым перед ней открывался отличный угол для обстрела.

Стоун уже начал мысленно считать секунды, когда дверь оплавилась сразу в нескольких местах, пропуская внутрь мятежников. Последняя стоявшая на страже охрана незамедлительно открыла огонь.

Бунтовщики меткостью не отличались, однако, как и ожидалось, их оказалось много. Крайне много. Восставшие наступали сплошными волнами, поливая лазерным огнём позиции охранников.

Первым зацепили Гектора, и судя по всему — в плечо. Глухо рыкнув, крепкий мужчина вернулся к стрельбе, успев убить и ранить ещё четверых мятежников, прежде чем чей-то выстрел попал ему прямо в лоб. Стоун своими глазами видел, как оплавился череп Гектора, как горячая кожа потекла вниз по его крупному лицу. Краем глаза десятник заметил, что Кассандра непроизвольно, скорее на уровне интуиции, хотела броситься товарищу на выручку, но поняв, что тому уже ничем не помочь, остановилась. Мысленно Стоун отметил эффективность стрельбы Кассандры: под её выстрелами погибало больше всего мятежников.

Следующим от случайного попадания крикнул Нортон. Упав куда-то за ящики, он продолжил вести огонь, держась за грудь, как заметил Стоун.

Больше десятка бунтовщиков прошло к ящикам с грузом, и теперь они аккуратно, как могли, продвигались к позициям врага с фланга. Стрелять по ним сверху было крайне неудобно, и Стоун понял, что это конец. Им не остановить даже тех, кто сплошным потоком прорывается через главные двери, а уж тех, кто сумел пройти дальше — и подавно. Огромные ящики служат мятежным ублюдкам отличным укрытием.

На улице что-то громко загудело, но в суматохе боя, сквозь постоянный треск лазерных лучей, понять источник этого шума было просто невозможно, однако Стоуну показалось, что это транспортный челнок. Впрочем, время ли разбираться?..

Десятник подстрелил первого, кто выскочил из-за ящиков, и это на мгновение вселило в душу Стоуна надежду, что их положение не такое уж отчаянное, как рядом вскрикнула Анна. Мужчина повернул голову и увидел, что девушка выронила лазган и держится за левое плечо, в котором зияла дыра размером с детский кулак. Кровь практически не шла из обожжённой раны, но воняло палёной плотью. Стоун склонился над Анной, заметив, что девушка потеряла еще и левое ухо.

— Так, держись, держись…сейчас я тебя оттащу. Кассандра, Уилл, прикройте! — больше просить было некого.

Уилл, кажется, утроил усилия, пока над его головой мелькали лазерные лучи, и в своем углу глухо зарычала от боли Кассандра. Выстрелом ей до кости опалило правую ладонь.

Стоун взял Анну за подмышки, потащил подальше, за следующие ящики. На мгновение подняв взгляд, он увидел, как из-за стеллажей выходит новая группа мятежников. Они мгновенно воспользовались тем, что Стоун покинул свою позицию, оставив в их и без того хлипкой обороне зияющую брешь. Десятник продолжал тащить и подбадривать раненную Анну, когда расстреляли Нортона, превратив его тело в большой кусок сожжённого мяса. Увидев столь страшную смерть товарища, Уилл заплакал.

— Для меня было честью служить вместе с тобою, дружище Стоун!..

Он попытался отползти, но десяток точных выстрелов остановили его на месте. До Стоуна донёсся едкий запах сгоревшей плоти, исходивший от его лучшего друга.

Где-то ещё раздалась стрельба, но десятник её не слышал. Он уже ничего не хотел слышать.

На угол, в который он почти дополз, обрушился целый шквал лазерных лучей. Стоун громко закричал от боли, рухнул на землю. Анна, которую он тащил, погибла на месте. Едва дыша и ничего не видя, чувствуя ожоги по всему телу, десятник продолжал ползти. Он был почти уверен, что потеряет сознание раньше, чем его всё-таки добьют. До его слуха доносился слабый, но отчаянный огонь Кассандры, который в какой-то момент резко стих. Теперь в ушах Стоуна церковными колоколами стучала лишь его собственная кровь. Он продолжал ползти, слыша рядом громкие шаги мятежников, шедших его добивать, когда где-то в дверях незнакомый голос истошно закричал:

— Бежим, бежим! Там сёстры, сёстры битвы!! Они здесь!..

Шаги двинулись в другую сторону. По-прежнему почти ничего не видя, истекающий кровью Стоун перевернулся на спину. На мгновение ему стало легче дышать.

Так бы и пролежал бы он до самого своего конца, если бы не услышал рядом сдавленный крик. Этот звук будто придал десятнику сил и сбросил с его глаз плотную пелену. Стоун через силу приподнял голову и увидел обезображенное тело Анны. Если бы он мог сейчас заплакать, то точно бы заплакал. Сквозь его шок стал возвращаться, прорываться тот мир, который он уже приготовился покинуть.

— Стоун!.. Уилл! Анна!!..

Десятник с неимоверным трудом перевернулся, пополз на этот слабый, полный отчаяния и боли крик.

В своем углу, оперившись головой об ящик, лежала смертельно раненная Кассандра. Стоун с одного лишь взгляда понял, что женщине уже не жить, и только благодаря какому-то невероятному чуду она ещё жива, и более того — ещё в сознании. Краем разума Стоун подумал о том, что сам бы точно свалился от болевого шока, получив такие же ранения.

За ним оставался кровавый след, но он продолжал ползти. Кассандра, казалось, его не слышала, попробовала позвать товарищей ещё раз. Стоун подполз поближе, прежде чем ответить.

— Все…все мертвы, Кассандра. Остались только мы.

Женщина вздрогнула бы от неожиданности, если бы могла. Подобравшись совсем близко, десятник мог получше рассмотреть страшные раны Кассандры. Левая половина головы почти отсутствовала, рука висела на кусочке оплавленной плоти, а грудная клетка превратилась в чёрное с красным обожженное решето. Кассандра неимоверным усилием воли повернула к Стоуну лицо.

— А, это в-вы, начальник…Что ж, хоть кто-то остался.

— Не преувеличивайте, — Стоун сплюнул густую кровь, подступившую к горлу, — я ненадолго вас переживу.

— И всё же… — Кассандра страшно захрипела. — Понимаю, что моя просьба просто невероятна, но потерпите ещё немного. Нас почти спасли. Вернее, п-почти спасли вас, получается…

— Что вы имеете ввиду? — Стоуну тяжело было даже говорить, не то что думать. Однако собрав все силы в кулак, он подполз ещё ближе, уже вплотную, и взял целую руку Кассандры в свою.

— А в-вы разве не слышали? — каждое слово давалось ей с ещё большим трудом. — Эт-то был ч-челнок сестёр. Именн-но они пришли нас с-спасать. Правда, не успели…

Стоуну очень хотелось сказать хоть что-то утешающее этой умирающей женщине, к которой успел проникнутся глубокой симпатией и уважением, но понимал, что это бессмысленно. Они оба прекрасно всё понимали. Не найдя слов, десятник заплакал — не столько от боли, сколько от отчаяния. Рука его невольно сжала холодеющую руку Кассандры ещё сильнее.

— Я п-попрошу вас, н-начальник…В-вы же помните н-наш разговор?.. Так вот: п-позаботьтесь о моих детей, ум-моляю вас…

Голова Кассандры безвольно повисла. Чувствуя, что вот-вот всё же потеряет сознание, Стоун еще крепче сжал её ладонь.

«Обещаю».

Когда внутрь ворвалась штурмовая группа сестёр битвы, они нашли шесть обожженных, но ещё тлеющих тел охранников склада. Их подвиг и самоотверженность смогли впечатлить даже суровых воительниц Церкви, и они с восхищением отдали им последний долг.

— Они должны быть похоронены со всеми воинскими почестями. Мы свидетели настоящего подвига, сёстры. Да пребудут они в Свете Божественного Императора.