Псайкер. Путь изгоя

Глава 39

Ткань мироздания

Почти всю стену, составляющую рост обычного человека, покрывали тела. Кого-то убило на месте, кто-то отползал, раненный, но уже обреченный — и умирал либо от кровопотери, либо от болевого шока. Погибших старались стаскивать, куда-то уволакивать, но на то совершенно не оставалось времени. Посему, когда на глазах у Вермонта Дуката погиб очередной гвардеец, чья голова в шлеме взорвалась кровавым фонтаном, комиссар даже не заметил этого. Поставив одну ногу на примитивные укрепления, он словно единственное деревце в чистом поле, не поддавался общему урагану, служил символом непоколебимого, упорного сопротивления.

Погибший солдат мешал комиссару стрелять, так что он почти небрежно пнул труп в сторону, к остальным. Бросив короткий взгляд назад, он так же убедился, что вверенная ему позиция продолжает отстреливаться. Миномёты, несколько лазерных и автопушек, десятки простых гвардейцев, ведущих огонь кто сидя, кто стоя, кто лёжа, окружали Вермонта со всех сторон. Их ряды таяли буквально на глазах, словно снег в самый жаркий день, однако имперские гвардейцы продолжали удерживать позиции.

— Не прекращать огня ни на мгновение! Никто не покинет эти укрепления живым — ни мы, ни враг! — кричал комиссар, размахивая силовой саблей.

Боковым зрением он увидел крохотный холм, усеянный телами в два, а то и в три слоя; меньшую часть из них составляли те, кто при жизни носили серо-зеленоватые боевые мантии псайкеров-примарис и учеников Астра Телепатика. Несколько скорёженных фигур даже отсюда казались слишком маленькими, почти миниатюрными. Вермонт не очень-то жалел погибшее колдовское отродье, однако всё же не мог не отрицать его полезность. В конце концов, они были как минимум неплохим живым щитом…до поры до времени.

В их сторону наступали танки, бронетехника, пехота, даже несколько Имперских Рыцарей. Завидев последних, комиссар не испытал ничего, кроме гнева. Сколько же этой мерзости обитает в Галактике, принадлежащей Ему? Как долго ещё вся эта погань будет вторгаться, порочить владения Владыки, отравляя своим существованием даже воздух? «Все сущее принадлежит Ему, и всякий, кто оспаривает это — есть враг человечества и Империума», повторил про себя Вермонт.

Почувствовав рядом с собой чьё-то движение, он успел повернуться, выставить блок. Сержант, обезумевший от страха, попытался избавиться от своего комиссара, обратить всех остальных оборонявшихся в бегство. Дукат с суровым презрением посмотрел на него сверху вниз, как Бог-Император смотрит на еретика, и даже взгляд его выносил приговор. Резко подняв руку, комиссар дважды выстрелил трусу в грудь. Поганый изменник не успел даже вскрикнуть, ещё в падении выронил лазган. Вермонт и бровью не повёл.

— Смерть труса позорна, — оповестил он громогласным, властным, командирским тоном, — а имя его навеки придаётся забвению. Незыблемо лишь правосудие и кара Его. Помните об этом в свой самый последний час.

Кольцо окружения неумолимо смыкалось вокруг них. Совсем скоро комиссар понял, что они окончательно обречены. Не страх, но горечь поражения охватила его сердце. Вокруг свирепствовал, торжествовал чёрный океан из оружия, шипов и проклятых символов.

Плечо пронзила резкая боль. Вермонт, скрепя зубами от боли и ярости, выронил болт-пистолет, не стал его заряжать. Вцепившись раненной рукой в знамя, всё это время развевавшееся рядом, он поднял саблю, указывая кончиком лезвия на вражескую лавину.

— Вечное проклятие…на всех вас! Слава Императору!

Красивое ярко-красное знамя так и застыло в руке комиссара Вермонта Дуката, не выскользнув даже после смерти из его окоченевших, почерневших пальцев.

Андроатос мерил капитанский мостик быстрыми, порывистыми шагами, словно собирался на кого-то наброситься.

Впрочем, если бы рядом с Незамутненным был хоть кто-то, кто его хорошо знал, то сразу понял бы, что его гложет, что он действительно намерен убить кого-то; вернее того, кого здесь сейчас нет.

Андроатос умел сдерживать себя, но всё же не так искусно, как ему хотелось бы. Эмоции охватили Воителя с головой, и он то хватался за рукоять «Воспевающего Резню», то отпускал её. Наблюдавшие за своим повелителем воины, офицеры и простые пустотники понимали, что с ним что-то не так, и искренне боялись навлечь на себя его гнев. Андроатос вновь посмотрел на экран когитатора, отказываясь верить в застывшую на нём надпись. Селтигар, его единственный друг и самый верный, самый искренний соратник, пал от рук Кериллана. Во всей Галактике не осталось души, более ему близкой. Он остался один посреди войны и своих амбициозных, масштабных планов.

Могучие руки, облаченные в багрово-чёрный керамит, словно сами вновь сжали рукоять меча, только гораздо сильнее, почти до боли.

— Готовьте мой «Громовой Ястреб» к вылету, сейчас же. Он должен быть готов через пятнадцать минут — либо я начну убивать тех, кто запоздал с выполнением этого приказа. — Андроатос повернулся к другому когигатору, возле которого неподвижно стоял высокий, но немного горбатый силуэт. — Майес, включи запись, — повелел предводитель Похода темному механикус, — готово? Отлично. Говорит Андроатос, избранный Кхорна, единственно верного Бога во Вселенной, — и ваш спаситель. Я призываю на честную дуэль Кериллана, бойца из числа Вечных Стражей…

Только преодолев стены Атоллы, этот внешний рубеж, кажущийся неприступным, предатели в полной мере поняли, что такое отчаянная, самоотверженная оборона. Из каждого окна, двери, любой щели или проёма на них обрушивался шквал огня. Лазерные и пулевые потоки, гранаты, мельта и плазма-выстрелы — всё шло в ход. Атолла была отлично защищена сама по себе, но последние дни, потраченные на подготовку к вторжению, лишь усилили её. Оставшиеся силы гвардейцев, ополченцы, ещё вчерашние простые серапийцы, бойцы ПСС, все стали плечом к плечу и обрушили на Врага весь свой накопившийся мстительный гнев.

Воины Андроатоса смогли пройти только первые несколько кварталов, примыкающих к образовавшейся после уничтожения стены бреши; затем их наступление, несмотря на первоначальный кураж, начало неумолимо вязнуть. Бронетехника пыталась прорываться, создать разрывы в защите противника, но гибла под натиском гранат, ракет, мин и мельта-выстрелов. Очень скоро, меньше, чем за полчаса, все окрестные улицы превратились в место настоящей бойни и кладбище подбитой техники. Танки, бронетранспортёры, огнеметные машины вставали хаотичными кучами, мешая дальнейшему продвижению своих союзников и заливая всё вокруг густым, черным дымом, что смешивался с ещё идущим, кристально чистым снегом.

Еретики поняли, что широкие, огромные улицы белоснежной Атоллы стали для них ловушкой. Последние защитники столицы атаковали буквально отовсюду, нередко даже маневрируя, атакуя по флангам или даже заходя в тыл. Открывались секретные проходы, активировалась заранее подготовленная взрывчатка. На каждого убитого солдата Императора приходилось не меньше четырнадцати сраженных предателей. Накопленную в Атолле мощь познали на себе даже Титаны: один из них полностью истощил свой щит, и теперь держался исключительно на прочности своей брони. Его принцепс умолял отдать приказ отступать, дабы не губить, но отремонтировать великую машину войны.

Каждый второй из обороняющихся потерял кого-то или что-то по вине захватчиков, так что отовсюду раздавались выкрики о мести и справедливой каре. Кто-то мстил за уничтоженный дом, другие за убитую семью, третьи — за убитых товарищей. Столь сильна, так долго копилась эта боль и ненависть в сердцах простых людей, что теперь у неё был только один выход: в полной мере обрушиться на того, кто её принёс. Защитники Атоллы ничуть не щадили себя, порой бросаясь в откровенно суицидальные атаки. Раненные просили их не спасать, но дать им в руки оружие или опоясать их тела гранатами. Даже сила Астартес едва помогала предателям продвигаться: простые солдаты, в праведном гневе своем, не отступали даже перед Дробящими Черепа, элитой Андроатоса, его терминаторами. Почти с десяток их тел лежали на охваченных огнём улицах столицы, кровь текла рекой.

Никто не собирался сдаваться. Атолла давала свой последний в этой войне бой.

С невысоких стен монастыря открывался прекрасный вид почти на всю долину; лишь местами обзор закрывал редко встречающийся, но довольно густой хвойный лес. Огромная горная гряда, тянувшаяся с севера на юг, местами извилистая, словно змея, закрывала дорогу на столицу с запада, хотя серапийцы всё равно пользовались местными хорошо укрепленными перевалочными пунктами. Далеко внизу виднелось несколько деревень, над которыми порой возвышались здания Адептус и небольшие мануфакторумы. Все на Сераписе служило войне и делу обороны планеты-крепости.

Однако сейчас на заснеженной тропе, ведущей вниз и занесенной снегом, обычно мирной и тихой, двигались противоестественные, отвратительные механизмы чужаков, парящие над самой землей. Сестра Алерия, палатина, командующая скромным контингентом сестер битвы, защитниц храма святого Себастьяна Тора, сжимала от ярости кулаки, облаченные в керамитовые наручи. Сначала ей пришлось бессильно наблюдать, как чужие грабят деревни снизу, а сейчас — на их неумолимое приближение. Мерзких, остроносых машин, легко преодолевающих заснеженную вершину, было много, а врагов на них ещё больше. Палатине хватило всего одного опытного взгляда, чтобы понять, что грядущий их бой уже проигран.

— Наши машины давно включены, — повернулась она к отцу Антонио, настоящему командиру их скромной обороны. Настоятель стоял твердо, казалось, бросая вызов суровому ветру, неизбежно дующему в горах. — Прикажите включить их. Гражданских, дочерей и сыновей Императора ещё можно успеть вывезти. Правда не уверена, что они далеко уедут, но…

Глава храма наблюдал за стремительным приближением друкхари почти не мигая. В какой-то момент Алерии показалось, что от суровой ярости, кипящей в его взгляде, в каждом его мускуле, он помолодел лет на пятнадцать. Сейчас он вновь стал опытным, умудрённым воином, прошедшим немало битв и сразившим несчётное количество врагов.

— Я знаю этих ксеносов, моя дорогая палатина, знаю их богохульную натуру. Знаю так же, на что они способны… Нет, нашей пастве не убежать. Прикажите всем закрыться в катакомбах, немедленно! Запечатать дверь в бункер!

Ракар, поспешивший убежать, дабы передать приказ своего господина, успел уловить его едва заметное движение бровью. Значит, всё же сбылись самые потаённые страхи старика…

— Но святой отец, вы уверены? — настаивала Алерия. — Наши «Носороги» довольно быстроходны, и к тому же вооружены. Они могут дать отпор…

— Им некуда бежать…моя дорогая палатина. Атолла в огне. Серапис почти пал. Но это ксеноское отродье не получит моих людей. К бою!

Палатина не стала спорить, хотя её все ещё одолевали некоторые сомнения. Неужели преподобный надеется на прочность бункерной двери? Да, она прочна, но от чужаков можно ожидать чего угодно… А может, там есть некий тайный ход? В любом случае, готовя своих сестёр к бою, Алерия мыслями уже была в Свете Императора.

Палатина обернулась к своим бойцам, воздела свободную руку. Все девятнадцать боевых её сестёр преклонили колена во внутреннем дворе, в один голос начали читать боевую молитву. Над всем эти мрачным торжеством, перекрикивая ветер, в разгар мягкого снегопада возвышался голос Алерии, направляющий Дочерей Императора на Высоком Готике.

— … именем Владыки Человечества, нашего Отца и Заступника, — закончила палатина Низким Готиком. — Пора принять бой, сёстры! Мы защищаем святую обитель, детей и паству Его, у нас нет права отступить, нет права на сомнения и страх! В бой! В бой, сёстры мои! Именем Его и во славу Его!..

Поднимающихся на стену чужаков встретил плотный огонь святой троицы: мельта-пушек, огнеметов и болтеров, однако высокие, изящные ксеносы в пластинчатых доспехах, украшенных шипами, играючи уворачивались почти от каждого выстрела. Такая проворность невольно поражала.

Серафина Жеста сменила две обоймы, однако попала лишь в троих, прежде чем чужие всё же сократили дистанцию. Казалось, будто они играли со своим противником, смеялись ему в лицо. Засверкали пурпурные огни, длинные лучи, разрезающие всё и вся. Три сестры рядом с Серафиной упали мёртвыми; даже благословленные силовые доспехи не спасали от оружия чужаков. Скрипя сердце, сестра-супериор, близкая подруга Алерии, принялась стрелять ещё активнее, посылая вместе с масс-реактивными снарядами ещё и проклятия.

Однако отважные воительницы, единственные защитницы монастыря, неизбежно гибли одна за другой, порой в страшной агонии. Серафина видела, как ксеносы не спешили добивать поверженных противников, как останавливались над ними, слышала их громкий, насмешливый смех. Одну из раненных сестёр, ползущей на животе, проклятый чужак поднял за светлые волосы и с пронзительным хохотом перерезал защищённое горжетом горло. Супериор не боялась смерти, но от вида подобной жестокости, вызванной доминирующим, откровенно насмешливым положением, на глазах женщины навернулись слёзы. Разве так должны гибнуть Его дочери, Его воины?

Какой-то чужак, имеющий женоподобную фигуру, буквально возник возле Серафины с парными изогнутыми мечами в руках. Супериор едва успела достать собственный клинок, отбить первый удар. Иная виртуозно перевернулась в воздухе, так что Жеста не увидела последующей атаки. Чужеродный металл, казалось, легко коснулся её горла, однако она всё равно упала, словно снесённая тараном. Она схватилась за неглубокую рану, пытаясь остановить обильно хлынувшую кровь. Ксенос склонилась над ней:

— Примитивное существо. Где вы держите остальных? Я знаю, что они здесь.

Если бы Серафина задумалась над тем, почему понимает речь чужачки, то нескоро поняла бы, что это заслуга исправно работающего автопереводчика. Сестра битвы поползла верх по лестнице, всё ещё держась за горло, рука её искала хоть какое-то оружие.

Драконт Ау’Силла пронзительно расхохоталась.

— Какая глупая попытка, жалкая пародия на сопротивление. Я всё задаюсь вопросом: почему вы еще не вымерли, мон’кеи? Почему Галактика сама не избавилась от вас, как от надоедливых паразитов?

Серафина, захлёбываясь кровью, вспомнила про свой пояс, потянулась за гранатой. Друкхари поняла её намерение и широко улыбнулась под своим жутким шипастым шлемом.

Алерия продолжала стрелять, отступая внутрь храма, двери которого были открыты нараспашку. Несколько слуг, вооружившись лазганами, тоже пытались дать отбор врагу.

— Святой отец, почему вы не ушли? — удивилась палатина. — Почему тоже не спрятались?..

— Это мой храм, моё убежище, мой дом… и мои люди, — твёрдо ответил Антонио, обнажая верный цепной меч. Старик стоял возле ступеней, ведущих к алтарю, в окружении ближайших своих друзей и помощников.

— Я давно знал, что тем всё и закончится, мой старый друг, — негромко признался Робар, тоже ещё твёрдо стоявший на ногах, с мечом в руке. — С момента, как наши узы скрепила совместно пролитая на поле боя кровь. Мы столь много прошли вместе… и это большая радость, умереть рядом с тобой, Антонио.

— Для меня тоже, старый друг. Для меня тоже, — Антонио приобнял Робара, верного своего соратника, которого знал больше полувека. Однако старик заметил, как неестественно напряжен настоятель храма, и понял, что причиной тому не страх перед неизбежной смертью.

— Что-то не так, друг?

Антонио нахмурился, глубоко вздохнул, после чего включил вокс:

— Ракар, включай. Это место станет могилой…для всех нас. Вот только чужакам не видать Света Его.

Спустя секунду из стен раздалось глухое шипение…

Лукулла прибиралась во внутреннем дворе, когда по всему храму пошли тревожные слухи о том, что в долину пожаловали ксеносы. Молодая женщина ничуть не испугалась, лишь нахмурилась: мало им было предателей, теперь ещё и чужаки! Ей тут же захотелось взяться за оружие, встать, вопреки протестам, вместе с Дочерями Императора на защиту того, что ей дорого… Тут Лукулла вспомнила про детей. Нет, в первую очередь она мать, и обязана заботиться не только о себе. У неё есть иные обязанности. Но как только дети окажутся в безопасности, она снова станет воином Императора, одной из бесчисленных миллиардов. Надо только достать оружие…

Лукулла знала, где находились Илия и Марон — в скриптории, под попечительством отца Робара. Когда она вошла, детей уже вели к выходу.

— Ты весьма вовремя, дитя, — произнёс пожилой церковник, — я уже вел твоих детей в более безопасное место.

— Мама, что случилось? Что происходит? — спрашивал перепуганный Марон.

— Потом, сынок, сейчас просто идите за мной, хорошо? Спасибо, святой отец, словами не выразить, как я вам благодарна…

Робар кивнул, однако взгляд старика выражал обеспокоенность, что передалось Лукулле.

— Вы говорили о безопасном месте, — где это?

Старик помедлил с ответом.

— Антонио…то есть настоятель, ещё не давал никаких приказов, но я почти уверен, что он повелит спрятать вас в катакомбах — они глубоки, уходят далеко вниз, а запирает их крайне прочная дверь. Там вы, вероятно, будете в безопасности — если на то будет воля Владыки.

Лукулла подумала о том, что хотела бы защищаться вместе со всеми, но тут появилась одна из сестёр битвы, призывающая всех проследовать за ней. Взволнованные беженцы пытались на ходу собрать все свои скромные пожитки, но воительницы была непреклонна. Внезапно Робар крепко обнял Лукуллу:

— Как бы я хотел оказаться неправым…как я молился, чтобы этот день никогда не наступил! Береги себя, Лукулла, защити детей. Помни, что у них, вероятно, нет теперь иной опоры, кроме тебя. Ну, беги! Я же буду рядом с Антонио, своим старым другом что бы ни произошло.

Молодая женщина уважительно поклонилась, после чего поспешила вслед за удаляющейся толпой.

Эвакуация шла стремительно — и так же незаметно закончилась. Не успела Лукулла что-то сказать, возразить, как огромная прочная дверь из неизвестного металла закрылась за ней, оставив всех собравшихся беженцев в глухой, гнетущей тишине. Сквозь густой полумрак она видела перепуганные, напряженные лица других женщин, детей, стариков. Пожалуй, тут не было никого, кто мог бы дать хоть какой-то отпор чужакам, кроме неё…

Она почувствовала чужое тепло возле своего живота. Марон и даже обычно спокойная, рассудительная Илия смотрели испуганными, полными надежды глазами. Никогда ещё Лукулла не чувствовала свой долг, как матери, так остро. Святой отец Робар прав: у них, возможно, не осталось другой защиты, кроме неё, — и она обязана быть стойкой, хотя бы ради них.

— Ну, давайте присядем, нечего стоять, — предложила Лукулла, присаживаясь под тусклой лампой в стене.

Дети молча сели у неё на коленях, и молодой женщине показалось, что они боятся даже дышать. Она прижала детей к себе. Почувствовав сквозь одежду мерное сердцебиение матери, они немного успокоились. Марон спрятал лицо в складках её одеяния.

— Не волнуйтесь, мама с вами. Я всегда буду с вами, чтобы ни случилось. Вы мои единственные дети, маленькие лучики тепла в моей жизни, — Лукулла и не подозревала, что могла так выразительно изъясняться, — вам нечего со мной бояться.

Илия тоже прижалась крепче, её теплое, неровное дыхание чувствовалось на шее.

— Но мама…что же всё-таки происходит?

— Видишь ли, Илия… ты же слушала отца Робара и остальных служителей Церкви, верно? Если ты была внимательная, доченька, то знаешь, что среди звёзд есть не только мы, люди, но и другие… существа. И они вовсе не желают нам добра.

— И они пришли сюда? На Серапис?

— Да, любимая, но святые воительницы защитят нас. Никто не устоит перед праведными воинами Императора. Здесь же мы не будем им мешать и останемся в безопасности, понимаешь? Всё скоро закончится.

— А где папа? — поднял головку Марон. Лукулла, грустно улыбнувшись, потрепала сына по непослушным волосам.

— Он тоже сражается, вместе с остальными. Вы и соскучиться не успеете, как он вернется героем. Ваш папа очень сильный и смелый, вам следует брать с него пример, — Лукулле легко давалась ложь, ибо она всё равно не знала правды.

Тяжёлые минуты тянулись одна за другой, но казалось, словно шли долгие, невыносимые часы. В конце концов, Лукулла успокоила детей, и они начали просто разговаривать обо всём на свете. Она на ходу придумывала какие-то игры, рассказывала истории из жизни, местами их приукрашивая, Илия в основном внимательно слушала, иногда улыбаясь и с нежностью смотря на маму, а Марон делился впечатлениями; ему явно понравился храм. Краем глаза женщина заметила, что остальные беженцы тоже понемногу успокаивались. Неужели всё скоро действительно закончится? Как бы Лукулла ни напрягала слух, за толстыми стенами и множеством слоёв земли и камня не пробивался ни один звук, даже малейший, способный дать хоть какое-то понимание того, что происходит наверху. Полное неведение.

Дети играли у неё на коленях, Марон тщетно пытался поймать руки сестры, лежащие на его ладонях, и Лукулла подумала о том, что было бы неплохо поднять вопрос еды, когда внезапно раздалось глухое шипение. Оно шло откуда-то из стен, из потолка, становясь с каждой секундой всё громче. Сначала молодой матери показалось, что так заработали системы подачи воздуха, но звук становился лишь настойчивее. Всё её чувства напряглись до предела, в один голос закричали об опасности. Она мягко отстранила детей, поднялась, повернула голову к потолку.

Из маленьких металлических дисков, покрытых отверстиями, с громким шипением вырывалось нечто зелёное.

Лукулла в ужасе отступила, едва не упала. Отказываясь поверить в происходящее, она поняла, что перед глазами у неё всё плывёт, ноги становятся чужими.

— Мама! Что происходит, мама?!.. Почему, почему я…

Она не понимала, кому из её детей принадлежит этот полный ужаса голос. Опустившись на колени, Лукулла с трудом нашла их головы, прижала к себе; всё это время из её рта и носа обильно текла кровь. Мышцы уже сводило судорогой.

— Мама! Мама!..

— Дети мои, простите, я не смогла… — кровь текла с её губ непрекращающимся потоком, — я не смогла, простите! Я люблю вас!

Лукулла так и не поняла — тряслись ли так её руки, пораженные смертоносным газом, — или это в её ладонях бились в предсмертной агонии её собственные дети.

…слуг перебили — кого разрезали пурпурным лучом, кого сразили мечами. Алерия заняла позиции перед алтарём и Антонио, загородив священнослужителей деревяной скамьёй. Вместе с ней последний бой давало ещё двое сестёр.

В храм вальяжной походкой вошла высокая иная, с бледной кожей, высокими скулами и неестественной, отталкивающей красотой. Тёмные густые её волосы были собраны в тугой пучок, фиолетовые глаза смотрели с усмешкой. С пояса на короткой цепи свисала измазанная кровью голова Серафины, с застывшим от предсмертного ужаса лицом. Кровь медленно капала на зеленый пышный ковёр.

Весь вид чужой говорил о непередаваемом веселье, что она получает искреннее удовольствие от происходящего. Она улыбалась, пока медленно шла к алтарю.

— Значит, вы ещё сопротивляетесь? Здесь? Как наивно…

Алерия попыталась попасть ей в грудь из спаренной мельты, однако каким-то образом ксенос словно ждала этой атаки, легко увернулась виртуозным прыжком вверх. Вместе неё перед палатиной возник другой друкхари. Она попытался встать, вытянуть меч из ножен… но изогнутое лезвие Затронша заставило её упасть. Алерия вцепилась в рану, отползла, внезапно осознав, что проклятый ксенос идеально рассчитал силу и направление удара, дабы не лишить её жизни, но обезвредить. Они буквально смеялись над защитницами храма…

Старика Робара подобное снисхождение обошло стороной. Он первым бросился в атаку, встретил мечи чужой — и упал, заливая кровью бархатный ковёр. Антонио не успел за умирающим другом буквально на пару секунд, но драконт отвела его меч в сторону, пируэтом сблизилась, и всего лишь один раз, но изящно взмахнула клинками. Настоятель рухнул, словно старое подкошенное дерево.

— На что ты надеялся, глупый мон’кей? Насколько я могу судить, ты стар и слаб по вашим меркам. Какая бессмысленная пародия на сопротивление!

Антонио пополз чуть выше, к алтарю. Перед смертью ему хотелось быть как можно ближе к своему Владыке, и все мысли его были лишь о том, что ему пришлось сделать.

— Это здесь вы молитесь своему лже-трупу? Ха! Я бы с радостью уничтожила бы это место до основания, если бы у меня было время, но ещё больше ваших земель ждёт прихода своей истинной госпожи. Мы продолжим жатву, увезем ещё больше рабов в Коммораг…

— Вы… уже никого никуда не заберете, — прошептал умирающий Антонио, отползая к алтарю. Ау’Силла с трудом заставила себя придать значение последним словам старика.

— Что ты сказал, подыхающий мон’кей?

— Госпожа! — раздался голос одного из воинов, — госпожа, наши показатели заметили сосредоточение…

Драконт проигнорировала эти слова, склонилась над Антонио. Изящная рука в гибкой пластинчатой броне вцепились в воротник настоятеля.

— Пожалуй, я украшу твоей головой свой трон. Что скажешь? Это большая честь…

Она не успела договорить. Резко перевернувшись, Антонио из последних сил вцепился левой рукой в горло чужой, а правой вонзил в неё нож. С горькой досадой старый воин понял, что едва-едва пробил доспех, рана получилась совершенно пустяковой, даже по меркам человека. Друкхари, тем не менее, вскричала от неожиданности, пошатнулась; из её груди всё ещё торчал едва вошедший в плоть нож.

— Ты…ты, мерзкая тварь, как ты посмел вообще тронуть меня!

Тут-то Ау’Силла начала чувствовать, понимать, что происходит что-то не то, что она ожидала. Взгляд её начал расплываться, ноги охватила едва ощутимая, но уже заметная слабость.

— Госпожа! Все рабы в бункере мертвы! Все до единого! Они отравлены, и если мы…

— ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?! — страшным голосом вскричала драконт, хватаясь за горло.

Антонио с торжествующей улыбкой на кровавых губах дополз до алтаря, злорадно усмехнулся:

— Я знал, кто вы такие… видел, что вы делаете с пленными. Как и они, предатели… моя паства никому не должна была достаться. Я приготовил газ на случай их появления, но тут пришли вы. Что ж… — старик закашлялся, мысленно сложил аквилу и попросил прощения у Бога-Императора ещё раз. Каждое слово, произнесенное вслух, давалось ему с большим трудом. — Всё едино. Эти люди принадлежали Владыке — Ему они и достанутся. Но не вам. Вы здесь чужие, противны Его взору и должны сдохнуть…

Чувство горького сожаления сменилось торжеством на лице умирающего. С каждым озвученным словом, с каждой прошедшей секундой он наблюдал, как смертоносный газ действовал даже на ксеносов, постепенно сгибая их, склоняя к земле, словно плетью. Они корчились, пытаясь жадно хватать воздух, — но ещё сопротивлялись. Антонио проклял живучесть чужаков.

Из стен и потолка с громким шипением продолжал вырываться газ.

— Госпожа, мы должны уходить, иначе все здесь умрём! — сквозь кашель прокричал Затронш. Не дожидаясь ответа драконта, он добавил: — воины, уходим! Всем на «Рейдеры», немедленно!

Ау’Силла, встав на четвереньки, согнулась на земле и походила на умирающее четвероногое животное. Газ разъедал фильтры даже воинов в броне, что уж говорить про неё, сбросившую шлем. Драконт познала на себе всю его мощь, и теперь напрасно пыталась встать. Затронш на мгновение обернулся, в блуждающем его взгляде, ищущем спасения, мелькнуло сомнение.

— З-затронш…ублюдок… в-воины… ко мне!…

Рядовые друкхари не очень спешили на помощь даже к своей госпоже, но её голос заставил их застыть на входе. Многие обернулись, наблюдая за агонией своего драконта с лёгким любопытством. Те воины Кабала, что были поумнее, смотрели не на Ау’Силлу, а на Затронша.

За происходящим с грустной улыбкой следил ещё живой Антонио. С вершины алтаря, посвященного Владыке Человечества, старик видел, как газ сразил гораздо меньше поганых ксеносов, чем ему хотелось бы. Его паства, принесенная в жертву, была гораздо многочисленнее… На мгновение умирающий настоятель подумал о том, насколько вообще разумен подобный обмен в глазах Владыки. Столько жизней Его верный слуг на горстку богомерзких чужаков — стоило ли оно того? Антонио вспомнил тела, вернее, то, что от них осталось после плена у проклятых друкхари. Любая участь, в представлении старика, была лучше рабства у этих отвратительных существ. Губы его тронула слабая улыбка. Нет, он всё сделал правильно.

Драконт продолжала ползти, когда Затронш сделал знак рукой:

— Забирайте её, только быстро.

Левая рука отдал этот приказ с тяжелым сердцем. Как же ему хотелось бросить здесь эту зазнавшуюся девчонку, по недоразумению судьбы ставшую драконтом, — и из-за которой их рейд провалился, едва начавшись! Затронш видел корабли, парящие над планетой, знал, что скоро их будет гораздо больше. Не ускользнули от его внимания далёкие огни, непрерывный грохот, раздающийся из-за горной гряды. Нет, глупо было совать голову в пасть ко льву, но разве эта заносчивая дура его слушала?! Однако Затронш считал себя гораздо умнее, и взвесив все варианты, счёл, что ещё настанет его час, а рисковать своим положением перед лицом архонта, пожертвовав его сестрой, весьма неразумно. Нет, он выиграет гораздо больше, если предстанет перед своим повелителем спасителем, а не убийцей его дражайшей родственницы…

Друкхари спешно отступали, и вскоре в храме святого Себастьяна Тора, некогда святой обители, остались лишь трупы и могильная тишина.

Алерия потратила все свои последние силы, чтобы доползти до настоятеля — человека, который до самого конца в её глазах был настоящим святым. Старик застыл с аквилой на груди, но палатина видела, как ещё трепещет его худая грудь. Когда она дотронулась до ноги Антонио, тот резко открыл глаза, тяжело прохрипел. Взгляд его с трудом распознал лицо Алерии.

— Ааа, моя дорогая палатина…вы храбро сражались. Мы…мы сделали всё, что смогли…Надеюсь…надеюсь только, что Император простит меня…и что ты меня простишь, дорогая Алерия. Я же не сказал тебе…

Палатина улыбнулась, протянула руку. Сухая ладонь Антонио легла в теплую от крови керамитовую перчатку сестры битвы.

— Вы… всё сделали правильно, святой отец. Если бы не вы…

Уже угасающим разумом Алерия поняла, что не слышит громкого шипения. Не слышит более ничего. Благословенная тишина, восхищавшая столь многих прихожан и паломников, легла на монастырь — и лишь вдали, где-то за горной грядой, раздавалось эхо непрекращающейся битвы.

Аларон вальяжно прошёл вперёд. Рослую, могучую фигуру колдуна окружало несколько смертных слуг, в которых Марианна тоже чувствовала неслабый пси-потенциал. Свита де Вайе приняла боевой порядок, несколько штурмовиков заняли позиции в засаде. По крайней мере, так считалось.

Чернокнижник громко рассмеялся. Буквально каждое его движение выражало бесконечную самоуверенность в себе; похоже, происходящее даже забавляло Чемпиона Изменяющего Пути.

— Вы даже приготовили засаду, как я вижу. Мило. А ты времени даром не терял, инквизитор де Вайе. Готов позабавится?

Эатайн повыше поднял меч, подал знак остальным. Штурмовики стремительно перестроились. Аларон наблюдал за их перемещением почти не двигаясь.

— По-твоему, отродье, то, что происходит на этой планете, можно считать забавным?

— А разве нет? О, де Вайе, как инквизитор уж ты мог меня понять. Разве не прекрасно воспринимать всё сущее всего лишь фигурами, которые можно двигать, как тебе угодно? В конце концов, Галактика — лишь шахматная доска, вопрос лишь, пешка ты, или нет.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что всё идет согласно твоему плану? Разве ты не служил предателю Андроатосу, лидеру Похода, всё это время? — голос Эатайна был полон непреклонной решительности.

— И да, и нет… в каком-то смысле наши цели совпадали — вплоть до этого момента. Однако не буду скрывать, мне всё равно приятно считать его лишь своим орудием, тем более что он действительно неплохо мне послужил.

— Волки перегрызлись… и что же, раз ты столь самодоволен, колдун, то может быть скажешь, ради чего именно ты использовал Андроатоса?

— Как для чего? — Аларон сделал ещё несколько шагов вперёд. Марианна напряглась. — Я читаю тебя почти насквозь, Эатайн. Ты не глуп, и наверняка уже догадался сам.

— Может и так, но предпочитаю не блуждать в догадках, а получить прямой ответ, особенно если есть возможность сделать это из первоисточника.

— Разумный подход. Мой повелитель как раз отдаёт предпочтение…множеству разветвлений будущего. В каком-то смысле это его специализация. Вы в любом случае не уйдете отсюда живыми, так что я скажу: Андроатос действительно хоть и могучий воин и харизматичный лидер, но по части интриг ему всё же до меня как до звёзд. Он верно делал, что не доверял мне. Если наш славный предводитель Похода намеревался передать этот сектор в руки Кровавого Бога, то я, в свою очередь, посвящу его Изменяющему Пути.

— Разные лики зла, — незамедлительно отозвался Эатайн. — Лишь смена одного проклятия на другое. Теперь мне всё понятно.

— Лишь для твоего ограниченного ума, инквизитор, это проклятие. Я же вижу…возможности. Ну, хватит разговоров. Пришло время этому сектору сгореть в магическом пламени!!

Аларон ударил посохом по земле — и сама реальность, казалось, застонала в предсмертных муках. Каменный выступ, на котором стоял колдун, охватили огромные вихри синевато-пурпурной энергии. Если до сих пор предатель искусно сдерживал свою силу, то теперь Марианна поняла, что с ним, вероятно, не справился бы даже Руксус; во всяком случае, чернокнижник гораздо лучше контролировал собственную колоссальную мощь.

Девушка успела прикрыть глаза от яркой, слепящей вспышки, после чего с ужасом увидела, что из пси-потоков вышло много Нерождённых. Синие и отвратительно розовые кругловатые существа, похожие на клыкастых морских чудовищ, в унисон оглушительно захохотали, словно их смешило то, что они вторглись в чуждую для себя реальность. Свита лорда-инквизитора и штурмовики вступили в битву с демонами Тзинча.

Эатайн прекрасно понимал, что всё закончится лишь с одной-единственной смертью, и потому, взяв с собой Зайгроссу и Роллана, бросился на колдуна. Аларон в ответ выпустил сплошной поток пси-энергии, попытавшись подавить противника одной-единственной атакой, одним могучим ударом. Эатайн успел поднять щит, закрывший его товарищей по оружию.

— Зайгросса, держись рядом с нами, не спеши, — с трудом произнёс лорд-инквизитор. — Этот колдун силён даже для тебя. Ты не сможешь блокировать его способности полностью.

— Я это уже понял, господин. Буду делать всё, чтобы мешать ему.

Эатайну хотелось кивнуть, но все его силы уходили на то, чтобы сдерживать натиск противника. Телепатическим сигналом он послал сигнал Гарону помочь им — его искусство владения клинком может помочь даже против такого грозного врага, как предатель-астартес.

— Марианна, помогай им убить колдуна, я защищу тебя! — приказал Альве, и с его пальцев сорвались белесые молнии, ударившие Нерождённых прямо в зубастые морды.

— Но как я могу это сделать? — мужество покинуло девушку, и она сжалась в камень, не зная, чем вообще может противостоять тварям Имматериума.

— Ты же телепат! Постоянно вторгайся в его голову, мешай ему делать то, что он хочет! Вместе мы можем…

В воздухе остро запахло озоном, бушевали потоки демонического пламени, лилась кровь. Простое человеческое оружие, даже такое качественное, как у штурмовиков Инквизиции, в очередной раз доказало, что против Нерождённых нет лучше орудия, чем колдовство. Бойцы Эатайна бились отчаянно, проявляли чудеса опытности, мастерства и героизма, однако всё равно гибли один за другим. Каждый штурмовик забирал с собой минимум одного демона, чьи силуэты тут же таяли в воздухе, словно исчезнувшее наваждение. Больше всего урона им наносили атаки Альве, однако его одного было мало для подобной своры. Гарон с невообразимой виртуозностью сражался в окружении, слабо раненный.

Ещё несколько ударов сердца пронаблюдав за битвой, Марианна поняла, что не может быть обузой, не может подвести господина де ла Вье. Девушка решила, что будет помогать ему — пусть даже ценой собственной жизни.

Вторгнуться в мысли чернокнижника оказалось сложнее, чем в чью-либо другую, так что телепат скорее беспрестанно атаковала ментальную защиту врага, не давая ему расслабится. Марианна вспомнила все уроки в Астра Телепатика, советы всех учителей, собрала воедино весь свой опыт — и всё равно не могла хотя бы немного пробиться в мысли колдуна. Его мощь поражала, подавляла. В какой-то момент девушка даже испугалась, смогут ли они вообще победить столь грозного противника.

Щит Эатайна выдержал, главным образом потому, что Змеиный Глаз сам ослабил натиск.

— Тебе повезло, что я намерен отдать Архитектору Судеб всю эту планету, так что битва с такой сошкой, как ты, не должна оказаться слишком затратной для меня. Я убью вас всех другим способом.

Чемпион Тзинча ударил посохом по земле, вновь поранив саму реальность. Из созданных им разноцветных вихрей вышли новые кошмарные ужасы, издающие самые безумные звуки, переливающиеся потоками энергии.

— Хватит призывать тварей, колдун! — взревел Эатайн, пытаясь приблизиться. — Сражайся честно!

— Честно? Я? Ты глупее чем кажешься, инквизитор, — искренне засмеялся Аларон, — тем более, я собираюсь заполонить ими весь сектор.

Путь к чернокнижнику прокладывал Зайгросса, незримый для демонов и неуязвимый для колдовства. Создания Имматериума не видели его, но выли от боли от присутствия пустого — и тогда их настигал клинок Зайгроссы. Эатайн и Роллан помогали ему своим колдовством, дополняя атаки взмахами мечей и выстрелами из плазма-пистолета. В конце концов, Чемпион Тзинча оказался перед ними на расстоянии примерно десяти шагов. Лицо его, закрытое змееподобным шлемом, как был уверен Эатайн, наверняка выражало удивление.

— А вы упрямы. Что ж, хорошо. Раз вы хотите умереть именно так…

Из ладоней колдуна вырвалось пламя, направленное на Эатайна, но Зайгросса защитил господина, бесстрашно подставившись под атаку. Огонь рассеялся, едва достигнув силуэта пустого. Роллан за спиной учителя выпустил поток белесых молнии, безуспешно столкнувшихся с мощной ментальной защитой сына Алого Короля.

Раздался звук извлекаемого из ножен меча.

Зайгросса, Эатайн и Роллан окружили колдуна, и пусть численное превосходство было на их стороне, но перед ними стоял настоящий астартес! Все они уступали ему физиологически.

Лорд-инквизитор знал, что противник первым делом попытается избавиться от пустого, и потому попытался успеть прийти Зайгроссе на помощь. Аларон в считанное мгновение оказался возле парии, едва не перерезал ему горло. Клинок ушёл в сторону, но сила космодесантника буквально заставила его упасть на колено. Только сейчас подоспел Эатайн, от выпада которого колдун непринуждённо увернулся. Роллана, попытавшегося атаковать с тыла, он отбросил ударом локтя, так что доспех аколита больно вмялся внутрь кожи.

Спесивые слова больше не исходили из уст предателя, что явно означало, что он слабеет. Аура Зайгроссы мешала ему колдовать в полную силу, а постоянный ментальный напор Марианны, как чувствовал Эатайн, сильно напрягали его ментальную защиту. Он постоянно тратил силы, чтобы сдерживать её.

В это мгновение ожил вокс инквизитора, быстрым тоном раздался условный сигнал, — тот самый набор цифр, который он так долго ждал. Значит, Серапис всё же спасен, значит, он успел… Может, они даже смогут выиграть и этот бой?

Марианна всю свою мощь направила на разум чернокнижника, буквально не сводила с него взгляда. Голова её уже гудела, словно старый, ржавый колокол били изнутри, тело изрядно вспотело. Голос Нерождённых, но уже внутри её разума, становился только громче, как бы она их ни сдерживала.

— Марианна, назад!

Девушка едва успела повернуть взгляд, когда Альве толкнул её. Она покатилась вниз, болезненно ударившись о камни, а подняв голову, увидела, что пси-вспышка ударила в псайкера. Он тоже упал, но более удачно. Марианна увидела, что руки его, и часть груди были серьёзно обожжены.

— В этот раз пронесло, — процедил сквозь зубы Альве. — Я ещё пока жив… Марианна, не отвлекайся! Только убив колдуна, мы покончим с этим!..

Над головой девушки беспрестанно гремели ярко-огненные всполохи демонического огня, так что ей пришлось отползти, занять укрытие поглубже и с новой силой обрушиться на разум предателя.

Зайгросса увернулся от первого удара, с трудом ушёл от второго, но третий выпад настиг его. Ровный, покрытый нечестивыми рунами длинный клинок Аларона рассёк грудь неприкасаемого чуть выше середины, легко преодолевая и плоть, и кости. Верхняя часть тела улетела куда-то во тьму, а у нижней, нервно подёргиваясь, подкосились ноги. Чернокнижник тут же обрушил почти всю ментальную мощь на Эатайна, и только объединив усилия своим учеником, инквизитор смог выстоять.

Он понимал, что битва проигрывается, чуть ли изначально обреченная на провал — но разве мог он отступить, особенно сейчас?

Эатайн отступил, но недостаточно быстро, явно уступая космодесантнику в скорости. Меч рассек ему шлем, серьёзно ранив в щеку. Заработали системы жизнеобеспечения брони. Инквизитор уже приготовился встретить смерть, краем глаза видя, как Роллан бежит принимать удар врага на себя, — когда рядом возник Гарон. Недаром де ла Вье не видел, чтобы кто-то из простых смертных владел клинком лучше, чем этот выходец из мира смерти. Гарон обрушил на колдуна целый вихрь невероятно быстрых, мощных ударов, против которых не выстояли бы многие простые люди — но не космодесантник. Уступая Аларону буквально во всём, мастер меча, тем не менее, смог даже пробить его доспех и оставить неглубокую рану. Гарон легко продолжил бы наступать, если бы Чемпион Тзинча не провел несколько ответных атак, от которых фехтовальщику приходилось с огромным трудом только уклоняться. В конце концов, колдун отбросил его ментальным выпадом, меч выпал из рук Гарона.

— Весьма глупо было бы тратить столько времени на твоих сошек сейчас, — произнёс Аларон задумчиво, рассматривая собственные пальцы, покрытые кровью из его раны. — Вы все равно все обречены. Пожалуй, оставлю вас на растерзание своим друзьям.

— Нет, предатель, не смей!!.. — крикнул Эатайн, но было уже поздно.

Аларон вонзил посох в землю. Спустя мгновение раздался грохот, с трудом описываемый человеческой речью; Марианна даже закрыла уши, однако ей показалось, что звук был похож на то, как обычно рвётся ткань. Только в этот раз разошлась по швам ткань самого мироздания, это девушка-псайкер со всей ужасной ясностью поняла сразу. Имматериум, Запретные Царство, Обитель Хаоса, всё это время ждущий своего часа, терзающий реальность, хлынул на Серапис во всем своем ужасающем величии — Аларон, великий колдун, сам открыл эту дверь. И как он может быть настолько силён?! Откуда у него ещё хватало энергии после тяжелой битвы? Марианна не была демонологом, но прекрасно знала, что призыв Нерождённых — дело не только запретное и опасное, но и крайне сложное. А теперь всё, похоже, кончено… Девушка прекратила борьбу, отползла поглубже в щель между камнями и заплакала. Через несколько секунд туда, где она сидела, упало сожженное почти до неузнаваемости тело Альве.

Эатайн непреклонным взглядом наблюдал, как расширяется рана в пространстве, как оттуда выходят сонмы и сонмы демонов Архитектора Судеб, — как проигрывается его битва. Битва, призванная защитить Серапис. Инквизитор устало закрыл глаза и мысленно похвалил свою предусмотрительность. Этот мир ещё может быть спасён, но вот его люди, члены его свиты…

Аларон медленно отходил назад, ликующе смеясь. Он знал и отчетливо чувствовал, как над их головами, в самой Атолле происходит почти то же самое, — а скоро так будет во всем Сераписе и секторе Фарида. Вторжение демонов, о котором он мечтал с самого начала Чёрного Крестового Похода, началось. Теперь оставалось только пожинать плоды своего великого триумфа.

— Пожалуй, я оставлю вас. Вы будете первыми свидетелями столь грандиозного зрелища — первыми, но отнюдь не последними, — Чемпион улыбался под своим змеевидным шлемом. Теперь, наконец-то, было даже не важно, что подумает и решит Андроатос — под натиском демонического вторжения слуг Тзинча придётся отступить даже ему.

Эатайн открыл глаза, потянулся к своему поясу. Из разрезанной щеки всё еще обильно шла кровь.

— Роллан, уводи всех, кто ещё выжил, сейчас же. Отступайте на поверхность, на улицы Атоллы, там вы найдете своё спасение.

— Что? Но учитель…

— Делай как я сказал! То моя последняя воля. И будь инквизитором лучше…чем каким был я.

Эатайн вложил в собственную защиту и усиление последние ментальные силы, поднял клинок. Никогда ещё лорд-инквизитор Ордо Маллеус не двигался столь быстро. Он оказался возле чернокнижника за считанные минуты, скрестил с ним мечи. Среди рёва начинающегося вторжения раздался отчётливый звон стали. Роллан, приказывающий всем, кто ещё стоял на ногах, уходить к выходу, краем глаза заметил, как его наставник даже теснит врага. Горстка выживших пробилась к решетке, ведущей наверх, и за ними по пятам, окруженная вихрями варп-пламени, следовала всё преумножающаяся орда Нерождённых Тзинча.

Марианна и Роллан обернулись одновременно, в самый последний момент.

Колдун собирался уйти в портал, им же и созданный, но Эатайн беспощадно теснил его. Однако спасение для Аларона находилось буквально за его спиной, и казалось, что он даже уйдет, безнаказанный…

Де ла Вье вонзил клинок в одно из сердец колдуна и исчез вместе с ним в ослепляющем взрыве крак-гранат и пси-вихрей.

Руксус вместе с выжившими частями сил Имперской Гвардии, оборонявших северо-восточные подходы к столице, едва успели пройти через ворота, когда юноша почувствовал, как содрогается реальность.

Солдаты и техника ещё пересекали огромные черно-белые врата, когда до них раздался грохот битвы. Война перешла на улицы Атоллы. Вдалеке виднелись силуэты вражеских титанов.

— Я впервые вижу, чтобы у солдат Империума было настолько тяжелое положение, — признался раненный в правый бок Карл Россе.

Руксус понимал, что как старший офицер, он обязан сохранять стойкость духа перед рядовыми солдатами — и чувствовал тревожный страх Карла. Каким бы славным офицером он ни был, он оставался обычным человеком. Псайкер отвёл взгляд. Он всё ещё не мог принять смерть Альберта, мысленно дав дорогу надежде и словам Ламерта: быть может, его брат действительно только ранен. Сейчас был не самый удачный момент для отчаяния. Юношу так же тревожил уход Кериллана и полное молчание со стороны Марианны. Генерал Оттон ранен, его штаб тоже отступил в Атоллу, так почему от девушки нет никаких вестей? Руксус искренне надеялся, его подруга (подруга ли теперь?) догадается найти укрытие получше, если станет совсем жарко. Пока что только к этому всё и идёт.

Оставшиеся части под командованием Карла Россе успели пройти всего несколько улиц по направлению к южным воротам Атоллы, когда Руксус внезапно упал на колени, словно подкошенный. Рядом тут же возник лейтенант.

— Руксус! Руксус, что случилось?! Ты в порядке?

Юноша приложил пальцы к переносице, взгляд его неопределенно застыл.

— Это всё же случилось… случилось… а ведь я…

— Говори яснее, Руксус!!

Псайкер рывком поднялся, показал на здания поблизости:

— Всем в укрытия, немедленно! Россе, прикажи всем занять оборону, сейчас!

Лейтенант удивился, но повиновался. Потрёпанная колонна, почти перестроилась, когда Атоллу охватили вихри, потоки и молнии пси-энергии. Руксус выстроил вокруг всех солдат ментальный барьер, но его всё равно передёрнуло от увиденного.

Нерождённые Повелителя Перемен хлынули на улицы столицы, и словно с каждой секундой их становилось только больше. Выжившие гвардейцы на несколько секунд застыли в ужасе, все они видели тварей Варпа впервые. Раздались тихие, полные страха возгласы и вторящие им тихие слова молитвы. «Бог-Император, защити нас от всякого, даже неведомого зла»… Карл тоже в шоке застыл рядом с Руксусом, опустив болт-пистолет и саблю.

Юноша острее многих псайкеров ощущал, насколько миры, столь разные, но неразрывно друг с другом связанные, сплелись в это мгновение воедино. Кто-то все же нанёс финальный удар острым кинжалом в грудь умирающего. Хохот, завывания, рык и прочие звуки, едва поддающиеся человеческому восприятию, раздавались словно бы везде: не только глубоко внутри сознания, но и здесь, прямо в ушах. Руксус решил было, что они обречены, раздалась отчаянная, но почти бесполезная стрельба. Сотни лазерных всполохов едва наносили Нерождённым повреждения, и даже от прямых танковых попаданий демонов порой просто отбрасывало. Будучи полу эфемерными существами, они были практически неуязвимы для обычного оружия, и Руксус это прекрасно знал. Он возвел вокруг гвардейцев стену из чистого, белого огня, готовясь умереть бок о бок с этими простыми солдатами, защищать их до самого конца, как вдруг почувствовал ещё чьё-то приближение. Кого-то, совсем ему незнакомого.

Посреди безумного потока пси-пламени и толпы Нерождённых внезапно материализовались, словно из ниоткуда, могучие, рослые фигуры. Их окружал ореол чистого, яркого света, губительного для тварей Варпа, от которого они отступали, визжа от боли и страха.

Воины эти были облачены в серые, покрытые благословенными рунами доспехи.