Псайкер. Путь изгоя

Глава 36

Снег и признание

Оттон торопливо одевался на ходу, до сих пор не веря в услышанное. Что за безумие нашло на Торкве?

Тут-то он вспомнил ранние донесения от того мальчишки-псайкера, и то, о чем в высших кругах обороны Сераписа предпочитали либо молчать, либо говорить шёпотом. Прямо над ними висит Варп-Буря, которая, как говорят, становится только сильнее… неужели это она сподвигла одного из генералов Астра Милитарум на самоубийственное безрассудство? Оттон мог только подозревать, однако в чём он точно был уверен, так это в том, что подобное безумие погубит не только Торкве, а всех последних защитников Сераписа.

Последним отточенным движением Джейк погрузил болт-пистолет в кобуру на груди, верная сабля с позолоченной гардой покоилась на поясе. Вероятно, ему совсем скоро придётся пустить всё это в ход, хочет он того, или нет.

— Все остальные уведомлены об этом? — требовательно спросил генерал у своего адъютанта, молодого парня, навязанного несколько лет назад «любимой» семьей. Кажется, его звали Солас.

— Не могу знать, господин. Великие Ангелы Императора знают точно, генерал Эйст Вангиннем тоже.

Ключевые фигуры знают. Отлично.

— А где сам генерал Торкве? Он здесь, в штабе?

— Кажется, да, господин. Последнее, что я о нём слышал — сэр Торкве закрылся в одной из комнат и никого к себе не впускает. С ним пытались выйти на связь, но…

Оттон резко замер.

— Что с вами, господин?

— А ведь этот безумец… он ведь приказал своим войскам строиться, верно?

— Насколько мне известно — да.

Этот сумасшедший не оставил нам никакого выбора. Проклятие…и это когда все лорды-инквизиторы куда-то пропали, и с ними тоже нет никакой связи!

— Я так подозреваю, срочный совет уже собирается.

— Не знаю, — честно признался Солас. — Тут сейчас такой хаос, господин…

Оттон и сам это видел. Кругом суетились слуги, члены свит, простые служащие, чьи-то помощники. Буквально десятки людей суетились, словно муравьи, по всему тайному штабу высшего командования обороны Сераписа.

— Хорошо, оповести всех от моего имени, генерала Оттона. Я призываю всех собраться и решить вопрос с безумным приказом командующего Лиама Торкве. Так же я заранее предупреждаю, что готов кровью доказывать свою точку зрения.

Короткий его сон был полон тревог и кошмаров. Он не мог, да и не хотел запомнить хоть один из них, но все пролетающие в сознании образы терзали хуже тупого ножа. Когда над лагерем наконец завыла тревога, Руксус проснулся в холодном поту, весь дрожащий, с застывшим взглядом. Ощущение подавленности было столь сильным, словно он вовсе и не спал, — только закрыл глаза ради того, чтобы посмотреть цепочку травмирующих разум ужасов.

Едва одеяло слетело с койки на холодную землю, тревога взвыла ещё громче, в воздухе раздался проносящийся куда-то далеко свист. Наши самолёты, понял юноша, стремительно одеваясь и стараясь хоть как-то забыть то, что видел. Жуткие образы, полные ужасов Имматериума, не желали без боя отпускать его. Только полностью облачившись в одеяние псайкера-примарис Руксус заметил, что находится в их крохотном бараке один.

Внутрь забежал перепуганный Симон.

— Руксус, враг наступает! Они уже идут!

— Знаю, Симон. Это было неизбежно.

Они вместе вышли на встречу холодному утреннему ветру и слабому снегопаду. Воздух снова расчертил ровный строй самолётов Империалис Аэронавтика. Руксус мысленно пожелал им удачи.

Оставшиеся силы Имперской Гвардии готовились встречать наступающие орды Архиврага. Сотни единиц боевой техники, тысячи простых солдат и офицеров. Руксус наблюдал за этим словно со стороны, и его охватили противоречивые чувства. На первый взгляд вся эта сконцентрированная в одном месте мощь легко могла впечатлять, но юноша знал, что всех их мало, прискорбно мало для защиты целой планеты. Врагов гораздо больше, так что бойцам Астра Милитарум придётся надеяться лишь на свою отчаянную храбрость. Как долго их безрассудный островок сможет продержаться? Руксус поднял взгляд к бело-голубому небу, ласковым лучам довольно тёплого солнца, постарался ими насладиться, ибо возможно, это последний рассвет в его жизни, — но он даже рад встретить его в кругу братьев-однокровок. В конце концов, всё это было понятно с самого начала, предначертано судьбой. Жизнь им подобным, псайкеров-примарис редко бывает долгой и уж тем более счастливой.

На холм поднялся незнакомый офицер, судя по нашивкам — какой-то капитан. Руксус видел его раньше, даже запомнил это суровое безбородое лицо, но имени так и не узнал.

— Срочное донесение для вас, колдуны. Я забираю тебя, — он показал на Альберта, — так что давай, иди за мной.

— Можно узнать причину, господин офицер? — спокойно спросил Руксус.

Капитан бросил на него короткий презрительный взгляд, после чего через силу произнёс:

— Какая-то там пожилая колдунья погибла вчера, так что отделением этого вашего нечестивого отребья из местной школы некому командовать. Руководство выбрало тебя, парень. Ты будешь направлять их, и скорее всего, так же сдохнешь рядом с ними. Ну, да не моё это дело. Мне было приказано только проводить тебя.

— Пожилая колдунья? Шиора Керания? — Альберт, ошеломлённый, посмотрел на друзей.

— Может, и она, — пожал плечами старший офицер. — То, что от неё осталось, зачем-то принесли в лагерь. Пошли, колдун, враг уже начал наступление, время не ждёт. У меня ещё есть свои обязанности, прежде чем тут начнётся ад.

— Иди, брат. Времени действительно мало, — телепатически обратился к нему Руксус. — Похоже, они выбрали тебя исключительно потому, что бояться меня и моей силы. Им не хочется отпускать меня с короткого поводка, поэтому должен идти ты. Симон славный парень, но он обычный псайкер, но вот ты… более чем талантлив.

Альберт, в конец растерявшийся, обернулся.

— Брат, но я…

— Колдун, ты идёшь, или мне использовать силу?

— Дайте нам минутку, господин офицер, пожалуйста.

Что-то в голосе юного псайкера заставило капитана на короткое время смягчиться, так что он отошёл в сторону и принялся довольно нетерпеливо ждать. Альберт ближе подошёл к Руксусу и Симону, растерянный, почти подавленный.

— Тебе выпал шанс показать себя во всей красе, брат. Жизни наших братьев и сестер-однокровок теперь в твоих руках, — с улыбкой произнёс Руксус и протянул руку. — Мы ещё встретимся, я уверен.

Альберт принял жест, и Руксус притянул его к себе, крепко обняв.

— Спасибо. У меня к тебе всего две просьбы. Выживи. Выживи и защити Марианну, если я…

— Не думай об этом. В любом случае я рад, что у меня есть такой брат как ты, Альберт; что у меня есть ты. Береги себя.

Они ещё раз крепко обнялись, после Альберт попрощался и с Симоном.

— Мне особо нечего сказать, мы знакомы явно меньше… но ты там уж постарайся.

— Конечно, Симон. Приглядывай за Руксусом, ладно? И не бери в голову то, что произошло с Гелиорой, не позволяй этим мыслям отравлять свой разум, во всяком случае, не сейчас. Я готов идти, господин офицер, — приободрённым голосом обратился к теряющему терпение капитану Альберт. Прежде чем окончательно скрыться за пригорком, он ещё раз обернулся, с улыбкой поднял руку и уверенным шагом последовал за офицером.

Весь лагерь напоминал море в разгар страшного шторма; все готовились к последней битве за Серапис. Ближе к середине пути капитан перешёл почти на бег. Прошло не менее пятнадцати минут, прежде чем они достигли места назначения.

— Здесь я почти закончил, — оповестил капитан, доставая из нагрудного кармана вокс-приёмник. — Последующие указания будешь принимать через него. Не пожелаю удачи, но постарайся хотя бы своими трюками не попасть в нас.

Альберта вновь охватила нерешительность. С детства привыкший к опеке Руксуса, поддержке Марианны, теперь он остался один на один с творящимся кошмаром. Что же ему делать, как правильно поступить? Хватит ли ему твердости встретиться с нависшей над всеми ними угрозой лицом к лицу?

Он обернулся и увидел своих новых подчинённых. Около двадцати облаченных в робы учеников Астра Телепатика фигур самого разного телосложения. Альберт ужаснулся, увидев самых настоящих детей, лет девяти-восьми. Юноша запоздало понял, что Серапис выставил под ружьё всех, кого было только возможно, лишь бы выстоять.

Разномастные фигуры стояли полукругом вокруг него, безмолвные, словно тоже застывшие в нерешительности. Их темные, местами почти зеленые униформы развевались на ветру, из-под капюшонов смотрели отрешенные лица. Альберт пытался зацепиться хоть за одно из них, и ему это удалось. Он сделал пару шагов вперед.

— Меня зовут Альберт Доронто, и теперь я ваш Проводник.

Среди собравшихся детей и подростков оказался всего один юноша, более-менее близкий ему по возрасту: на вид ему было лет шестнадцать, высокий, даже стройный, с коротким непослушными волосами и безволосым лицом.

— Привет, однокровка. Они прислали нового взамен старухи Шиоры, как я и ожидал, — голос юноши был таким же бесцветным, как и его отчужденное лицо.

— Верно. А тебя как звать, брат?

— Люсьен. Впрочем, не всё равно ли, если мы все вот-вот умрем? Старую каргу разорвало буквально у нас на глазах, — и помимо неё, мы потеряли ещё десятерых вчера. Хоть немного вдохнули свободы, прежде чем сдохнуть в угоду этих «чистокровных», — лицо Люсьена, и без того довольно грубое, скорчилось от презрения, напомнив Альберту о Руксусе.

Но нет, так продолжаться не могло.

Тощая фигурка в капюшоне, стоявшая в трёх шагах от Альберта, начала тихо всхлипывать. Юноша подошёл ближе и аккуратно приподнял ткань. Под нею пряталась бледнокожая девочка лет десяти от силы, глаза её были полны слёз.

— Неужели братец Люсьен прав? Я…я не хочу умирать! Где тётя Шиора, где она? Еще вчера…

— Она сдохла, ещё вчера, на радость мне, — жёстко ответил ей Люсьен, даже улыбнувшись. — Лола, она была нашей тюремщицей, а не защитницей, ты этого так и не поняла?! И хватит реветь!!!

Альберт в один рывок оказался рядом и отвесил юноше звонкую пощёчину. Растерявшись, Люсьен инстинктивно попытался защититься, ударит в ответ, но Альберт ожидал этого. Пусть этот полный злобы и отчаяния парень и выше него, но очевидно слабее. Альберт заломил ему руку, после чего несильно ударил в живот и повалил в снег.

— Теперь здесь командую я, — твердо, без злобы и одышки провозгласил он. — А ты, Люсьен, теперь открываешь рот только тогда, когда я буду тебя о чем-то спрашивать. Мы друг друга поняли? — в ответ на попытку вырваться юноша только усилил захват. — Ты уверен, что сейчас лучшее место для выяснения отношений? Знаешь, у меня есть хороший друг, так на тебя похожий. Он тоже был заложником этой ненависти, тоже прошёл этот путь и понял, что он ведет в никуда. Теперь он хочет служить если не Империуму, то хотя бы человечеству. Быть частью великого дела по его защите. Пусть Империум наш тюремщик, но это наш дом, и другого у нас нет. Мы часть человечества, так или иначе… и настанет день, когда ему придётся это признать, я верю в это. Вставай, Люсьен, и у тебя появится шанс дожить до него. Что же касается вас…

Альберт отпустил соперника, повернулся к плакавшей девочке.

— Пока я здесь, никто не умрёт, — он опустил перед ней на колени, ласково прижал к себе, погладил по коротким светлым волосам. — Больше никаких жертв. Ничего не бойся, Лола.

Девочка всхлипнула ещё раз, но прекратила трястись. Чуть отодвинувшись, она посмотрела юноше прямо в лицо:

— Но…что нам делать? Нас осталось так мало…многих забрали ещё в начале, когда стало совсем плохо…

— Она хочет сказать, в начале вторжения, — угрюмо, но спокойно объяснил Люсьен за спиной Альберта, всё ещё потирая заломленную руку.

Юноша призадумался, ещё раз огляделся. Всё же Люсьен действительно самый старший, в то время как подавляющему большинству псайкеров-недоучек было в среднем по одиннадцать-тринадцать лет. Значит, самых старших забрали первыми, а совсем дети оказались достаточно способны, чтобы оказаться здесь… Альберт прекрасно осознавал необходимость и жестокость такого решения, но всё равно не мог его принять, или уж тем более одобрить. Война есть война, но на ней не должны гибнуть дети, никогда. Впрочем, видят ли в этих «колдунах» вообще людей? Альберт был рад изменившемуся мировоззрению Руксуса, но порой, глубине в души, всё равно признавал — в пути ненависти тоже есть смысл. Принятие «врага» — это хорошо, но что делать, если «враг» не хочет того же? Подставить другую щеку?

— Образовываем неровный круг, — командным тоном произнёс Альберт, вставая. — Я сейчас покажу. Совсем маленькие встают назад. Вы будете подпитывать остальных. Люсьен, мы с тобой впереди. Вся атакующая и защитная мощь будет на нас.

Судя по лицу юноши, он хотел что-то возразить, но в последнюю секунду остановился. Альберт понял это по его лицу и с напряженной улыбкой ответил:

— Знаю, о чем ты думаешь, но это лучшее, что нам остаётся. Все погибли, остались лишь мы. Посмотри внимательнее, Люсьен, вглядись в эти лица. Это твои братья и сестры, твоя семья. Другой у тебя не было и уже не будет. Вглядись же. Неужели ты не хочешь защитить их? А ведь они верят тебе, доверяют свои жизни. Им хочется думать, что ты будешь их опорой и защитой. Неужто ты так сильно охвачен слепой ненавистью, что хочешь не оправдать их надежд?

Люсьен с изменившимся взглядом смотрел то на детей, то Альберту в лицо. Это продолжалось не более минуты, но она казалась вечностью. В конце концов Люсьен твёрдо встал рядом, чем ещё сильнее напомнил Руксуса; они даже по росту были схожи…

Надеюсь, я делаю всё правильно, госпожа Валерика, Руксус. Вы научили меня всему, что я знаю, были моей опорой и защитой. Вы первыми взяли то пламя, что сейчас я подхватил и стараюсь нести наравне с вами.

Напоследок он успел подумать ещё и о Марианне, прежде чем за ними приехали «Химеры» и отвезли их на северо-восточный участок фронта, в части Четвёртой эузилийской армии.

Штурмовики продвигались тихо, — почти как на учениях, только гораздо лучше. Снайперы давно заняли позиции, и только сзади немного суетился их командир. Впрочем, даже его некоторая неуклюжесть не смогла помешать столь безупречно спланированной операции.

Три двери взорвались одновременно, с грохотом слетев с петель, после чего последовал лазерный шквал. Заработали снайперы. Через двенадцать секунд все было кончено, остались лишь обугленные тела и запах гари.

— Все цели устранены, сэр.

— Я вижу, тридцать четвертый. Хорошая работа.

Роллан прошёл внутрь, даже довольный, что ему не пришлось доставать оружие. Пострелять и помахать саблей он, конечно, был не дурак, однако сейчас их главным врагом было время. Верный ученик самого лорда-инквизитора Ордо Маллеус Эатайна де ла Вье, Роллан приблизился к нечестивому алтарю.

— Кидоний, чувствуешь?

— О да, юный господин. Порча Хаоса, она буквально витает в воздухе. Это место проклято.

Роллан и сам это подсознательно чувствовал, но ощущения пожилого псайкера, члены свиты его учители, были на этот счёт куда острее. Сложив руки за спиной, аколит подошел ближе, дал знак. Один из штурмовиков поднял хеллган с подствольным фонариком, чей свет сразу вытащил из тьмы один из пяти Нечестивых Образов. Роллан мгновенно узнал его.

— Изменяющий Пути. Так вот кому поклонялись эти культисты. Уже третий за всё время охоты… или эти богомерзкие твари слишком изворотливы, или местные инквизиторы долгое время спали крепким сном.

Ожил вокс-передатчик. Аколит незамедлительно принял сигнал.

— Вы уже закончили?

— Да, учитель. Двенадцать секунд и почти столько же тел, мне даже не пришлось вмешиваться.

— Майор Маранас знает своё дело. Что ты уже успел узнать?

Роллан сделал ещё шаг, внимательно осмотрел алтарь, посвященный одному из Богов Хаоса. На его чёрных шипах давно застыла чья-то кровь, приняв багровый, блеклый оттенок. Молодой мужчина держался осторожно, словно боялся, что жуткая конструкция может поглотить как и его тело, так и душу.

— Наш враг более чем хитроумен, раз смог спрятаться в тенях под лицом местной Инквизиции. Это уже третье логово тех же заговорщиков, учитель. Знакомый подчерк.

Несколько секунд висло напряженное молчание. Воспользовавшись заминкой, Роллан уже сам посветил себе, и заметил на алтаре плотную книгу в бирюзово-черном переплете. В самом центре обложки буквально светился очередной символ Врага.

— Это не те новости, которые я хотел бы услышать в разгар катастрофы, — спокойно признался лорд-инквизитор по ту сторону связи. — Значит, столица, которую так отчаянно охраняют снаружи, больна и внутри. В Атоллу крепко вцепились чьи-то когти, причем уже достаточно давно. Ты сможешь понять, кто их направляет?

— Тут…тут какой-то нечестивый фолиант, наставник. И вы знаете…я не трус, но открывать подобное святотатство…позвольте его сжечь, это займет считанные секунды!

— Роллан, мой способный ученик, возьми себя в руки. Да, это артефакт Врага, и он может погубить душу, но ты должен быть сильнее. Укрепи свой разум молитвой, вспомни о заступничестве Императора для всех нас. Ты будущий инквизитор, — так будь выше искушений Запретных Сил.

Молодой мужчина сделал глубокий вдох, все же открыл первые страницы. Ничего, по сути, не произошло, но все же Роллану показалось, что похолодел и потяжелел воздух. Может быть, это все же ошибка? Жаль, старик Кидоний уже довольно слаб зрением и слабо разбирается в подобных вещях. Вот уж кем действительно можно было бы без зазрений совести пожертвовать.

Взгляд Роллана вцепился в бегло оставленные строки, словно составляемые безумцем. В какое-то мгновение у него даже закружилась голова, но он все же пересилил себя.

— Я…мало что понимаю, наставник. Многое написано на неизвестном мне языке, вероятно, на их собственном, противоестественном.

— Но что-то же ты можешь разобрать? Вчитывайся, Роллан, это важно. У нас осталось, скорее всего, не так много времени…

— Вижу. Они называют своего предводителя просто «Мастер». Как…как и во всех предыдущих логовах. Это один и тот же культ! — пролистнув ещё несколько страниц, он задумчиво дополнил: — ещё здесь много изображений, смысл которых по большей части ускользает от меня, но вот здесь я вижу изображение змеи с сияющим глазом, а рядом…снова символ их бога. Чтобы это значило, во имя Священного Трона?!

Оттон сидел в зале заседаний и вместе с некоторыми другими представителями высшего руководства обороны пытался отменить приказ Торкве, но тщетно. Подчинённая ему армия уже принимала боевой порядок, готовясь к безумному контрнаступлению. Джейк кричал на старших офицеров, даже угрожал, но Вангиннем вовремя одёрнул его. Посмотрев в лицо пожилому генералу, Оттон понял, что ничего у них не выйдет. Таковы особенности устройства Астра Милитарум — войска, во избежание неурядиц, подчинялись только своему командиру, и были готовы исполнять даже столь безрассудные приказы. Разумом Оттон это понимал, но всё равно не мог принять. Конечно, со стороны могло показаться, что ему захотелось увеличения своих собственных сил, новых полномочий, а то и власти. Седьмая армия генерала Лиама Торкве по всем правилам не должна была ему подчиняться — и все же это было необходимо ради спасения сектора.

Оттон в отчаянной злости махнул рукой и рывком поднялся с места.

— Бесполезно! Бесполезно! Варп бы их побрал!

— Оттон, другой мой, куда вы?.. — растерялся Эйст, и даже попытался схватить его за рукав униформы.

— Разбираться со всем самим!!

Пожилой генерал бросился вслед, смущенно улыбнувшись остальным и в глубине души порадовавшись, что этого не видят благословенные Астартес. Все командиры космодесанта находились на передовой.

Однако в коридоре, усеянного алыми и зелеными коврами, украшенного картинами и золотыми канделябрами, Оттона остановил вовсе не Вангиннем.

— Сэр, сэр! Вы должны это видеть! Генерал Торкве!..

— Что с ним? — казалось, Оттон был готов броситься на слугу с голыми руками.

— Дверь…мы наконец-то открыли её!

Оставшиеся генералы переглянулись и бросились следом за слугой.

Юноша привел их к некогда роскошным лакированным дверям из некоего местного красного дерева. Теперь же одна дверца была чем-то то ли снята, то ли выбита, а вторая висела, будто готовая вот-вот упасть. Вокруг стояли растерянные, ошеломленные люди, явно не решающиеся войти внутрь. Кто-то вытирал вспотевшее лицо платком, кто-то молился, но большинство тревожно перешёптывалось и с призрачной надеждой смотрело в коридор, из которого вышли Оттон и Вангиннем. Не желая тратить время на досужие сплетни, Джейк прошёл сквозь толпу, так ни к кому и не обратившись и не задав ни одного вопроса. Он решил увидеть всё самим.

С первого же взгляда стало ясно, что здесь произошла какая-то борьба. Телохранители Торкве, его слуги, даже несколько охранников здания лежали мёртвыми в разных уголках комнат, словно разбросанные, сломанные игрушки. В стенах зияли дыры от лазерных и пулевых попаданий, свисали поврежденные картины, стекали кровавые разводы. Кто же в кого стрелял, и почему? И как же так вышло, что никто во всем штабе ничего не слышал? Оттон, разглядывавший место побоища с мрачным, хмурым видом, не глядя на Вангиннема, последовал дальше, в личный кабинет Торкве.

У его ступеней он увидел его адъютанта, женщину лет сорока, — она лежала навзничь, нелепо раскинув руки и ноги в разные стороны. В её лбу зияла внушительная дыра, оставленная лазерным выстрелом.

Внутри обнаружились ещё тела: трое слуг и четверо телохранителей генерала, все в боевом облачении. В самом же центре, за дорогим стулом, между двух витражных окон нашёлся и сам Лиам Торкве. Он сидел, облокотившись о стену, голова запрокинута, висок пробитым лазпистолетом, лежащем у остывающих пальцев правой руки. Сквозь сбившиеся темные волосы проглядывали застывшие ярко-зеленые глаза, и только взглянув в них Оттон понял, что Торкве был безумен, доведен до отчаяния, хоть и до самого конца пытался бороться. Вся картина произошедшего за считанные секунды сложилась в голове Оттона. Лиам был проклят безумием, сопротивлялся, искал выход, какого утешения, — но не нашёл. Вместе с ним, похоже, утратили разум и его ближайшие сторонники. Когда ситуация накалилась (возможно тогда, когда Торкве отдал роковой приказ), остальная свита попыталась вразумить своего господина, за что поплатилась жизнью. Генерал-отступник и его обезумевшие головорезы застали остальных врасплох, после чего часть из них погибла в короткой схватке, остальные либо застрелились, либо пали от руки самого Торкве. Оставшись последним, генерал попытался что-то написать на стене, но что-то помешало ему. Затем последовал последний короткий выстрел, положивший конец этому короткому параду кровавого безумия.

Оттон поднял голову. Надпись действительно была неразборчивой, явно оборавшейся на середине; кровь всё ещё медленно стекала вниз.

ОНИ ИДУТ. Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ. ОН В МОЕЙ ГОЛОВЕ. ШЁПОТ. СЛОВА. ДЫРА В НЕ

Оттон нахмурился ещё сильнее, прошел к окнам и увидел через них то, что впервые за долгое время заставило его содрогнуться испытать настоящий, неподдельный ужас. Небо, всего полчаса назад снежное, бледно-серое, теперь будто кровоточило. Прямо над Сераписом словно открылась страшная рана, через которую пошла зараженная кровь. Огромная неровная воронка, чистая концентрация энергии Имматериума разверзлась над планетой, становясь всё больше, казалось, каждые несколько минут. Генерал увидел могучие вихри, переливающиеся самыми невообразимыми цветами, всполохи, похожие на грозовые, а также то, что хотелось забыть в первую очередь — нечестивые образы, столь противоестественные человеческому разуму и восприятию, что не задерживались в них надолго, лишь безвозвратно, серьёзно травмировали. Воображение Оттона двинулось дальше, не смея остановится, и он будто увидел колоссальное, не поддающееся описанию лицо, жадно ухмыляющееся, и руку, распростёртую над Сераписом. Глаза твари горели изнутри, длинный язык извивался подобно змее, а в когтистой лапе чувствовалась вся алчность, на какую только способно живое существо.

В первый раз за всю свою жизнь Оттон подумал, что быть может, сама Галактика сопротивляется присутствию Человека в ней; что он лишь чужой, лишь временный захватчик, который незаконно овладел клочком Вселенной и теперь мнит себя венцом мироздания. Чего стоят их борьба, постоянные лишения и пролитая кровь, сами их жизни перед бесстрастным ликом Вечности? Если даже сама природа, сам космос против их существования, то что они, простые люди, сам их род может сделать? Никогда ещё аристократ не чувствовал себя таким опустошенным, таким маленьким, беззащитным, бессильным.

Чья-то крепкая рука коснулась его плеча, повернула к себе. Пожилой генерал Эйст Вангиннем тоже выглядел растерянным, но не столь подавленным; в его жёстком лице, каждой полоске морщинок читалось упорное неприятие, желание борьбы, какой бы бессмысленной она ни казалась. То стоял старый воин, видевший и прошедший слишком многого, чтобы хоть раз сдаться. Оттон воспрял духом, кивнул, хотя Вангиннем не сказал ни слова. Не желая в том себе признаваться, Джейк был благодарен старику. Теперь он чётко знал, что следовало сделать.

— Серапис не сдастся, — твёрдо провозгласил Оттон вошедшим, растерянным слугам и охранникам. — Враг этого может даже не ждать. Господин Вангиннем, теперь вы мозг нашей обороны; я же буду его сердцем. Полагаюсь на вас. Лишь кто-то подобный вам, обладающий таким же опытом, авторитетом и выдержкой способен удержать планету в столь мрачный час.

— Что же будете делать вы?

— Попробуйте удержать армию Торкве хотя бы на час, а лучше — полтора. Я выдвигаюсь на передовую, сэр. Бойцов вдохновит моё присутствие, тем более что моё появление будет эффектным, — Оттон торжественно улыбнулся, словно уже одержал великую победу. Немного поколебавшись, он хлопнул растерянного Вангиннема по плечу и наконец, пожал руку: — если что-то пойдет не так, то знайте: для меня было честью знать вас, и служить бок о бок с вами. Да хранит нас всех Император.

Руксус стоял на небольшом снежном пригорке, обдуваемый всеми ветрами, впрочем, не слишком суровыми. Ему, уроженцу куда более теплого мира, чувствовалось вполне комфортно — или же дело в том, что холод можно было считать самой последней из его проблем?

Рядом, плотнее закутавшись в тёмно-зелёное одеяние псайкеров-примарис, твёрдо стоял Симон. Они были знакомы не так уж долго, но за короткое время службы Руксус проникся к нему искренней симпатией. Симон показался ему славным парнем, пусть местами ему не хватало присутствия духа, а иногда он казался чересчур наивным. Тем не менее, Руксусу не хотелось видеть его гибель. Желая отвлечься от мрачных мыслей, он хлопнул товарища по плечу:

— Никак скучаешь по нашей родной Сиене сейчас, а? Да, на ней куда теплее.

Симон улыбнулся, попытался спрятать своё немного округлое лицо за высоким воротником:

— Скорее скучаю по беззаботным дням прошлого, Руксус. Жизнь тогда тоже лёгкой не назовешь, однако она была какой-то…более безопасной, что ли. Более определенной. Да и Гелиора и остальные были рядом…

Слова утешения почти возникли в голове юноши, когда рядом раздался рёв проезжающей мимо танковой колонны. Десятки боевых машин выдвигались к месту последней битвы, разрыхляя мощными гусеницами свежий снег.

Руксус видел, как передвигались войска, но их части это словно почти не касалось, ибо они давно заняли свои позиции. Юный псайкер, разумеется, не считал себя великим тактиком, однако все же ему хватило рассудительности понять, что их поредевшие силы пытаются расположить максимально эффективным способом. Линия фронта сильно сузилась, стала ближе к столице. Другое немного тревожило его: куда-то выдвигались их центральные части, по идее самые главные, ибо на них должен был обрушиться самый страшный удар…

Стоявшие неподалёку комиссар Штросс и лейтенант Карл Россе не давали ему никаких объяснений, хотя оба стояли мрачнее зимнего неба, что застыло над ними. К счастью, ублюдка Вермонта Дуката переназначили в другую часть, куда-то на западный фланг, чему Руксус был только рад. Возможно, это даже спасло комиссару жизнь на какое-то время, ибо юный псайкер непроизвольно почувствовал сначала его ауру, а затем прочёл самые поверхностные мысли. Это он, цепной пёс Империума, добил Гелиору, когда она просила о помощи. Её ещё можно было спасти, но это отребье… Юноша уже принял и понял своё положение в устройстве Человечества, однако ненависть всё равно вспыхнула в нём с новой силой. На какую-то минуту он вновь возжелал мести, неизвестно какой и когда, но неумолимой, как сама война.

Войска вновь принялись перестраиваться, и это не ускользнуло от его внимания. Не выдержав, Руксус обратился к комиссару Штроссу:

— Может, вы мне всё же объясните, что происходит? Враг вот-вот будет здесь, а мы всё суетливо перемещаемся, словно не знаем, как хотим его встречать.

Смуглый комиссар со множеством шрамов на грубом лице нахмурился ещё сильнее, словно пересиливал себя, чтобы ответить:

— Какое-то безумие, колдун. Генерал Торкве отдал приказ на контратаку.

— На…что?!

— Я сам сначала не поверил. Его армия уже приготовилась воплощать этот безрассудный приказ, однако её все же уговорили задержаться, хотя бы ненадолго…ага, теперь вижу, почему. Вот и тяжелая кавалерия подоспела.

Руксус никогда не видел ничего подобного, так что на всякий случай даже протёр глаза.

— А что…что это, комиссар?

Ответил ему лейтенант Россе:

— Это называется сверхтяжелые танки, сынок. «Гибельные Клинки», гордость Астра Милитарум. Я знал, что их держат в Атолле в качестве самого последнего резерва, но… видать, дела совсем плохи.

Колонна из шести огромных металлических монстров, каждый из которых был размером с небольшой дом, без всякого труда рассекала снежные болота, и казалось, что для них вообще не существует никаких препятствий. Немного приглядевшись, Руксус увидел, как из люка ведущей машины выглядывает знакомая каштановая шевелюра. Генерал Оттон! Он-то тут что забыл? Неужели будет возглавлять атаку?

Даже отсюда псайкер услышал, как армия, от самого рядового гвардейца до высших офицеров ликует при виде одного из своих командиров. Неплохой ход, признал юноша. Это действительно поднимет боевой дух войск, — но, с другой стороны, генерал кладёт на чашу весов, как залог, собственную жизнь. Рискованно, но вполне оправданно.

Случайная мысль возникла в его голове. Раз Оттон здесь, не значит ли, что…

— Командир! — раздалось из траншеи за их спинами, — последовал приказ. Нам велено переместиться на северо-восточный фланг, по следующим координатам…

— Вот и наш черед, — добродушно хлопнул Штросс Руксуса по спине, на пару секунд улыбнувшись, — вот и нашли для нас местечко. Впрочем, я всё равно считаю это чистым безумием. Можешь кстати так не дрожать, — обратился он к Симону, — северо-восточный фланг считается самым безопасным… насколько так вообще можно сказать в нынешней ситуации. Ну, пошли.

— Да я не от страха дрожу, господин комиссар, а от ветра.

«Химеры» перевезли их на нужный участок фронта, туда, где виднелась полоска леса на горизонте, и откуда даже слышался далёкий грохот неумолимых волн. Атолла уже казалась на расстоянии вытянутой руки; Руксус отчётливо видел её высокие черные стены и башни, немного побеленные снегом.

Вновь псайкерам-примарис, по сути, не нужно было готовиться к бою, разве что психологически. Вокруг же них солдаты и офицеры всех рангов разгружали боеприпасы, заряжали орудия, читали молитвы и литании технике и оружию. Колдунам же выдали обратно их мечи вместе с пси-посохами. Немного смущённые, они наблюдали за общими приготовлениями, не предлагая своей помощи и не находя себе места.

Внезапно в общей суматохе Руксус почувствовал присутствие такой близкой, такой родной ауры, и к его радости, она к нему постепенно приближалась. Всего через пару минут из-за угла очередного лагерного барака вышла Марианна, восторженная и встревоженная одновременно. Увидев Руксуса, она не выдержала, перешла с шага на стремительный бег и бросилась прямо ему в объятья. «Живой! Живой! Живой, целый и невредимый»! Отбросив все сомнения и скромность, девушка обрушила на шею возлюбленного град горячих поцелуев. Юноша смутился, но списал столь яркую реакцию на радость от встречи и тяжесть всего положения, в котором они все оказались. Марианна опустилась на землю и ещё раз крепко обняла его.

— Я тоже рад тебя видеть, Марианна. Вижу, что ты цела и невредима.

— Я-то сижу в тылу, что со мной будет, — увидев это родное лицо вновь, ещё и так близко, девушка не могла сдержать искренней улыбки. Сейчас она была самым счастливым человеком на всем Сераписе. — А вот вы с Альбертом… Кстати, где он?

— Перевели на западное направление, даже отдали под его начало местных псайкеров, так что Альберт у нас теперь важный человек, — Руксус улыбнулся в ответ. Симон неловко переминался с ноги на ногу, явно чувствуя себя лишним, но тут его кто-то позвал, и юноша удалился.

— Говорят, будет контратака, — продолжил Руксус более серьёзно. — Сумасшествие какое-то. Нас и так мало, а тут ещё какие-то ответные действия. Ты сама, как верно сказала, сидишь в тылу, и наверняка лучше меня знаешь, какие там решения принимает высшее командование…

Марианна отвлеклась от созерцания лица возлюбленного, тревожно осмотрелась. Бойцы Имперской Гвардии выглядели решительными, но не нужно быть генералом или старшим офицером чтобы понять, что их слишком мало для отражения грядущей решительной атаки. Её окружали лица людей, смело, насколько это возможно, идущих на смерть. Это, как и рана в самой ткани мироздания, зависшая над Сераписом, пугали девушку.

— Руксус, милый, пожалуйста, выслушай меня… — она посмотрела прямо ему в глаза, серые, как зимнее утро. Несмотря на это, в них так легко можно было утонуть… — Там есть один из транспортников, видишь? На площадке. Давай сбежим, пока тут такая суета. А если нам кто-то попытается помешать, ты его остановишь, тебе ведь хватит сил…

Руксус мягко, но решительно отстранил её от себя, так же твёрдо встретил её удивленный взор.

— Нет, Марианна, я никуда не побегу. Я останусь вместе с этими людьми, и если надо, приму с ними смерть. Теперь это мой… нет, наш долг.

Девушка была поражена до глубины души. Ей показалось, что её возлюбленного подменили.

— Что…что ты такое говоришь? Разве ты не хотел мести? Не хочешь жить? Что с тобой случилось?

— Многое изменилось. За прошедшую битву я понял, что у обычных людей и псайкеров общий долг, что они не так уж сильно отличаются, как пытаются это показать. Я слепо, безрассудно считал себя выше остальных, чуть ли не проводником некой высшей воли, воплощением справедливости, а на деле проливал кровь и чуть не умер, как обычный человек. Меня спасли Альберт и случайность. Понимаешь? Даже при всей своей силе я недалеко ушёл от простых смертных. И сейчас, когда от нас зависит столь многое, я так же осознал, что мои способности нужны этим людям, нужны этому миру и возможно, всему сектору. Я не заложник бессмысленной мести, но часть чего-то большего… во всяком случае, мне хочется в это верить. Альберт понял это уже давно, недаром он во многом лучше меня. Тебе тоже следует принять эту мысль как можно скорее, тем более что времени у нас, похоже, не так много.

Марианна слушала его, не отводя взгляда и почти не моргая, однако понимала она буквально каждое третье слово. Неужели Руксуса и правда словно подменили, а настоящий сейчас где-то гниёт на снежных полях Атоллы?

— Так ты…уверен во всём этом? Ты не побежишь?

— Нет, Марианна. Никто не убежит. К тому же подумай сама… сбежав сейчас, мы станем преступниками, за нами скорее всего объявят охоту, и уже никогда, никогда не простят. Будто этого мало, над нами тяготеет и становится сильнее с каждой секундой Буря, в космосе застыли корабли. Серапис в цепких когтях войны, и нет с него спасения. Мы так или иначе дадим этот последний бой, а там…будь, что будет. На всё воля Судьбы.

Только сейчас до девушки начал в полной мере доходить смысл сказанных Руксусом слов. Настоящий вихрь из хаотичных мыслей возник в её голове. Окончательно растерявшись, но приняв часть исповеди юноши, Марианна приобняла себя за плечи. Суровый ветер поднял к её светлым, как и Руксуса, волосам, снежный вихрь.

— Я…я не хочу умирать, Руксус. Ты всегда говорил нам быть сильными, не бояться своих тюремщиков и палачей. Но что ты можешь ответить страху смерти? Есть ли у тебя слова сейчас? Или долг, которым ты теперь решил прикрываться, стал тебе выше наших с Альбертом жизней?

— Марианна, я…

— Помолчи. Ты внезапно решил перейти на их сторону, причем именно сейчас, когда у нас появился такой шанс! Однако знаешь…я всё равно, всё равно не могу злиться на тебя! — Она отвернулась. Растерянному Руксусу показалось, что она или плачет, или на что-то решается.

— Даже если бы я согласился — то как же тогда Альберт? До него мы бы точно не добрались.

— Это уже не важно, — Марианна резко развернулась обратно, привлекательное её лицо выражало задумчивую решительность. — А знаешь, почему я не могу на тебя злиться? Конечно нет, ведь ты же никогда не замечал…все видели, кроме тебя. Хотя сейчас могу сказать, что в том нет твоей вины.

Девушка снова обняла его, нежно наклонила ему голову, так, чтобы их взгляды снова пересеклись, и юноша увидел в них нечто, чего никогда не видел.

— Сначала это был вызов. Мы, псайкеры, взращены ненавистью с детства; нас заранее готовили к тяжелой, несправедливой и короткой жизни. А я не хотела этого, понимаешь? Как не хочу и сейчас. Короткая, жалкая жизнь в рабстве… а моя душа рвалась к свободе, к искренним чувствам. Разве нет у меня на то права? А кто у меня его отберёт? Пусть я проживу совсем немного, но успею полюбить, хоть кого-то… испытаю это на себе. Оглянувшись, я выбрала тебя. Повторю, сначала это было скорее как вызов самой судьбе, какой обычно пытался бросать ты. Пусть мои чувства были лишены искренности и взаимности, я всё равно хотела любить хоть кого-то, но затем я поняла, что лживая любовь переросла в настоящую, — она приподнялась, лица их почти соприкоснулись, — ты всегда был рядом, был ориентиром, опорой. Благодаря тебе я никогда не боялась, и продолжила считать себя человеком, а не… кем-то ещё. Сейчас ты и вовсе решил погеройствовать, изменился буквально на глазах. Как бы то ни было, я люблю тебя, Руксус.

Их губы соприкоснулись в жарком поцелуе. В конец потерявшийся Руксус сначала не отвечал, но вскоре тело начало действовать само. Он крепко прижал её к себе, чуть наклонил, и поцелуй этот, длившийся не более минуты, оказался слаще всего, что ему доводилось испытывать. Даже закончившись, он словно замедлил время вокруг них. Они смотрели друг на друга, не отрываясь, и снег медленно падал вокруг них. Марианна провела по щеке любимого, вновь поцеловала.

В небе раздался грохот, вернувший счастливых обратно в жестокую реальность. Девушка вздрогнула, вновь посмотрела Руксусу в глаза, словно навсегда хотела запечатлеть их образ в своей памяти. Нежная её рука, облаченная в чёрную перчатку, прошла по его уху, щекам и шее.

— Я прошу тебя… пожалуйста, вернись ко мне живым. Давай мы оба останемся живы и будем вместе. Столько, сколько это возможно.

Сейчас она предстала перед Руксусом совсем другой. Только сейчас он увидел, насколько его подруга детства действительно красива. Стройная, светловолосая, с ясным, прямым взглядом голубых глаз, в которых читались ум и решительность. Её красоту нельзя было назвать ослепительной, но все же она притягивала к себе, притягивала сильнее любого магнита. Словно только в это мгновение он в полной мере почувствовал гибкость её тела, и даже подумал о том, как оно выглядит под одеждой… Всё это волновало, сбивало с толку, однако Руксус не дрогнувшим голосом ответил:

— Этот ад ещё не закончен, но мы пройдем через него. Вместе. Я прожил одну битву, переживу и вторую. Ты тоже береги себя, мало ли что может произойти.

— Я всё-таки сижу в тылу. Это ты у нас герой, — улыбнулась Марианна и оставила на его губах последний, короткий поцелуй. — Возвращайся живым, умоляю. Возвращайся как можно скорее…

Когда они разомкнули объятья и разошлись, Руксус ещё стоял несколько минут, растерянный и не решившийся. Да, он ответил на порыв Марианны, дал ей обещание, но всё же…В этом всём будто не хватало толики искренности. Она поняла и всё приняла гораздо раньше него; ему же требовалось время, которого у них, вероятнее всего, и нет. «Любовь во время войны», рассеянно подумал юноша, видя некую романтичную драму в этой мысли. «Интересно, а если бы всё началось гораздо раньше…как бы всё сложилось»? Его до сих пор не покидало тепло, оставленное Марианной.

— Я что-то пропустил? — раздался рядом голос Симона. — Меня позвал один из офицеров…

— Нет, Симон. Ты вряд ли что-то упустил. Самое интересное уже само движется к нам.

Внезапно он застыл, увидев на горизонте сквозь сизую дымку зимнего утра приближающийся чёрный рой, а над ним — три огромные человекоподобные фигуры.

— Что это?..

Марианна вернулась в штаб генерала Оттона, перенесённый на снежные поля Атоллы перед грядущим контрнаступлением. Шатёр воздвигали в спешке, и даже сейчас, когда сам генерал уже ехал во главе колонны «Гибельных Клинков», продолжали строить и дополнять. Тут и там сновали рабы, сервиторы, суетились офицеры. Увидев полковника Раммонда и майора Мириам Илитору, у девушки-псайкера отлегло от сердца. Всё-таки она успела привыкнуть к этим людям, да и полковник относился к ней довольно доброжелательно. Даже сейчас он приветственно махнул ей рукой, подозвал к себе, хотя Марианна почувствовала его напряжение.

— Звали, полковник?

Раммонд протянул ей металлическую кружку с теплым рекафом.

— Только успокойся и не нервничай. У нас гость, и он хочет поговорить с тобой.

— Что? Со мной?

— Я же сказал, не нервничай. Во всяком случае, постарайся.

Старший офицер непрошенным движением вытер пот со лба, и девушка поняла, что его дружелюбие даётся ему высокой ценой, по сути являясь напускным, почти фальшивым. Да и присутствие чужой ауры Марианна уже почувствовала сама. Обернувшись, она увидела незнакомого мужчину лет тридцати, отнюдь не в военной форме. Заметив на себе её взгляд, он незамедлительно встал со стула, твёрдым шагом подошел ближе и отточенным движением достал из нагрудного кармана тёмно-синюю розетту. Марианна дернулась, даже отступила на шаг.

— Не стоит так бояться, псайкер. Я прибыл тебя не судить, но за твоей помощью.

— За моей…помощью?

— Именем Священной Имперской Инквизиции Его Величества Бога-Императора мой хозяин на правах агента Вечного Трона вербует тебя для одного важного дела. Генерал Оттон уже извещён… впрочем, сейчас у него явно есть и более важные дела, — рослый темноволосый мужчина ухмыльнулся уголками губ, буквально возвышаясь над Марианной.

— Вербует… Инквизиция… — девушка оглянулась в поисках поддержки, но встретила решительный взгляд полковника Раммонда, как бы говорящий, что он был бы и рад помочь, но то находится далеко за гранью его полномочий. Псайкер нервно сглотнула. Последний контакт с Инквизицией в ей жизни привел к тому, что она оказалась заключенной школы Астра Телепатика. Той самой школы, где она познакомилась и выросла вместе с Руксусом. Руксус… Вновь обретая решимость, Марианна всё же решила спросить:

— Видимо, у меня нет выбора. Как обычно. Но могу я хотя бы узнать, кому я потребовалась?

Агент Инквизиции несколько секунд оценивал его взглядом, после чего негромко, так, чтобы его услышала только собеседница, ответил:

— Его светлости лорду-инквизитору Эатайну де ла Вье. А теперь — выдвигаемся. Нам пора. Дела его светлости не терпят промедлений.