Псайкер. Путь изгоя

Глава 25

Буря

Глухо гудели вовсю работающие системы корабля, скрытые за уныло-серыми листами металла. Несмотря на отсутствие какой-либо тряски, чувства всё равно были крайне неприятные, если не сказать тошнотворные.

Ламерт лежал на койке и смотрел в потолок, стараясь отвлечься от мыслей о том, что сейчас они пытаются преодолеть чистейшие воды Варпа и всё, что отделяет их от верной смерти — это полупрозрачное, белесое поле Геллера. Даже ноющие от тренировок мышцы не сильно этому помогали. Несмотря на одержанную армией победу, каждый гвардеец всё равно оставался солдатом, а значит, обязан держать себя в форме. Именно поэтому, несмотря на крайнюю тесноту транспортных кораблей, где вся конструкция в самой своей сути рассчитана на то, чтобы вместить как можно больше людей, — их старались активно тренировать. Разумеется, не всех сразу, а разбивая на относительно равные группы.

— Что-то Дециус опять пропал, — отвлёк Ламерта от невеселых размышлений Крис, буквально сутки назад выписанный из лазарета. Несмотря на ещё сохранившуюся бледность, в остальном молодой гвардеец выглядел здоровым. Теперь он всеми силами старался вернуться в прежнее русло активно протекающей жизни полка. — Небось подружку свою выискивает. Всё не надоест ему.

— Ты же видел его. Я в подобных делах не разбираюсь, но кажется, в кои-то веки наш Дециус втрескался по уши.

На лице Криса застыло недоверие.

— Я давно знаю этого увальня. Он слишком легкомыслен для подобных вещей. Ему даже на мануфакторуме доверяли далеко не каждую работу, какую поручали нам. Ты же помнишь?

— Конечно. Но опять же, я в подобных делах не специалист. За время отношений с Мальвией не успел как-то поднабраться опыта, знаешь ли. Тем более что они были самыми первыми в моей жизни.

Крис кивнул, явно задумавшись о чём-то своём.

— Ну а что ты? Выглядишь озадаченным, дружище. Что-то случилось?

Ламерту почему-то не захотелось говорить правду, так что он быстро сымпровизировал:

— Да ничего такого, Крис. Просто вспоминаю родной дом, пытаюсь осознать то, что уже мы уже прошли и гадаю, что ждёт нас в будущем. Выходит не очень, — он улыбнулся.

— Для обычного гвардейца ты слишком много пытаешься думать, на мой взгляд. Наше дело всё равно простое — просто жми на курок, когда прикажут, вот и всё. Хотя знаешь, в кое-чём я тебя всё же понимаю. Я тоже скучаю по Сионе.

— Кто угодно бы начал, — усмехнулся Ламерт. — Наша родная планета слишком хороша. Настоящий крохотный Свет Императора. Хотя кто знает, куда нас забросят ещё. Командование ведь снова молчит, верно?

— Ага. Не хочет говорить, куда мы летим на этот раз. Но чувствую я, нам больше так не повезёт, как на Илосе. Скоро начнутся настоящие заварушки.

Значит, он думает так же…

— Мне кажется, ты не один так считаешь, Крис. Наш первый бой и первая победа кажутся слишком лёгкими, чтобы быть правдой. К тому же это очередное гробовое молчание командования тоже явно неспроста. Первый раз, возможно, они хотели научить нас быть готовым к чему угодно, и готовили нас к боевому крещению, однако сейчас… Странно всё это, Крис, очень странно. У меня максимально дурное предчувствие.

— Не преувеличиваешь ли?

— Кто знает, — пожал плечами Ламерт и поспешил сменить тему: — Знаешь, я всё о Мальвии думаю. О том, могло ли у нас что-нибудь сложиться, и если могло, то как.

Настал черёд Криса тихо усмехаться.

— О такой красотке и я бы с тоской вспоминал. Какой же нормальный мужчина не заскучает по женской ласке, когда ему уже завтра придётся идти на верную смерть?

— Так-то ты прав, однако я стараюсь напоминать себе, что служу в Имперской Гвардии ещё и ради её безопасности. Я умру здесь, в этом полку, чтобы моя семья и все дорогие мне люди могли жить дальше, в тишине и безопасности. Звучит неплохо, а?

— Весьма. Хотя об упущенных возможностях всё равно горько вспоминать. Помнишь, на заводе была одна такая, Ханна? Эх, будь я решительнее!..

Ламерт действительно, хоть и не без труда, припомнил такую. Невысокая, но крепкая, с темными волосами, вечно собранными в пучок. Тихая, очень старательная. Он с ней никогда особо не общался, да и симпатичной назвать не мог, но выбор друга всё равно уважал.

— Да, тебе стоило бы хоть раз подойти к ней. Теперь остаётся лишь жалеть.

— Это уж точно. А что ты? Что думаешь насчёт Мальвии?

Ламерт помедлил с ответом. На мгновение в его размышления вмешались образы Нерождённых, прямо сейчас пытавшихся пробраться на их корабль сквозь хрупкую защиту поля Геллера.

— Кто знает, друг, — он пожал плечами. — Нам было хорошо вместе, но семья? Мне кажется, я был бы ещё не готов. Впрочем, Мальвия замечательная, это правда. Она легко найдет мне замену. Моя же новая семья — это Сто двадцать первый сионский пехотный Полк.

Крис внезапно широко улыбнулся.

— Знаешь, а мы с тобой будто и прошли наш самый первый бой. Общаемся как ни в чём не бывало. Не странно ли это?

Ламерт и сам думал об этом, однако не нашёл в себе ответа. Сама битва прошла для него словно во сне, однако по её окончанию он чувствовал лишь опустошение и усталость. Только на следующий день, при виде уничтоженной техники, раненных и убитых сослуживцев, его охватила странная смесь возбуждения и отчаяния. Он радовался тому, что остался жив, но скорбел о немногочисленных павших. Невероятно горьким вкусом во рту отзывалась мысль о том, что это лишь начало, и в скором будущем он ещё не раз увидит смерти своих товарищей, а в какой-то момент и сам последует за ними. С собственной неизбежной смертью на службе молодой гвардеец смирился, насколько это возможно, однако к ужасам войны всё равно оказался не готов.

— Не знаю. Я помню только начало и конец боя, а затем только радовался тому, что остался в живых. Наверное, странно только то, что я не испытывал страха.

— Похоже, ты был рождён настоящим имперским гвардейцем, друг, — вновь мягко улыбнулся Крис.

Металлические двери с глухим шипением закрылись за их спиной.

— Я привела его, генерал, — ровным тоном отчиталась Райна. — Вы можете быть удивлены, но к моему приходу он пытался затеять драку с обычными солдатами.

— Я её не затевал!! — поспешил огрызнуться Руксус, однако комиссар ловким, отточенным ударом толкнула его так, что он чуть не упал:

— Молчать. Я лишь говорю то, что видела лично. Ты ведь собрался пустить свои мерзкие фокусы в ход, не правда ли? Поджарить до румяной корочки пусть и достаточно недалёких, но все же чистых по крови людей? Извините, генерал, но будь моя воля, я бы уже пустила этого паршивца в расход. Он слишком нестабилен, и явно не до конца понимает своего статуса и роли. Осмелюсь предположить, что щенок даже мнит себя не грязным мутантом, а кем-то, кто хотя бы отдалённо похож на нас, чистокровных и праведных. Чем там вообще занимаются отделения Астра Телепатика? Всё чаще начинаю замечать, что они не справляются со своими прямыми обязанностями и не ломают вас, не вбивают в вас подчинения. Это не облегчает нам службу, скорее добавляет работы. Впрочем, я что-то заболталась, генерал, прощу прощения.

Оттон восседал на своём пышном кресле из очень дорого красно-коричневого дерева, украшенного золотом. Выглядел при этом аристократ почему-то утомлённым, словно не спал несколько суток. Левая его рука покоилась под щекой, а взгляд изумрудно-зеленых глаз пытливо изучал худую фигуру Руксуса. В кресле по другую сторону восседал незнакомый юноше покрытый жуткими шрамами мужчина, в алом одеянии церковника.

— Всё нормально, комиссар, можете не извиняться. Я во многом согласен с вами. Непокорность этого мелкого мутанта была мною замечена ещё в первую нашу встречу. Я ведь верно говорю?

По бокам от генерала стояли два высших офицера в армии, его главных помощников: майор Мириам Илитора и полковник Раммонд Акетон. Оба выглядели достаточно смущенными, словно находились не в своей тарелке, — особенно майор.

Руксус бесстрашно поднял глаза на генерала, их непреклонные взгляды встретились. Они вновь многое поняли друг о друге, однако на этот раз Оттон отчего-то громко, почти демонстративно усмехнулся:

— Это нелепо, однако несмотря на всю мою неприязнь ко всему вашему мутантскому роду, ты мне начинаешь нравиться, парень. Не будь ты грязным колдуном, я бы со всей уверенностью мог бы сказать, что у тебя взгляд настоящего бойца. Такого солдата, что борется до последнего вздоха, пока его сердце ещё способно качать кровь по телу. Но всё же ты псайкер, парень, и это просто факт, как бы нам с тобой, возможно, не хотелось обратного. Ты опасное оружие в руках Империума и моих собственных, раз я твой непосредственный командир. А как известно, всё, что несет в себе опасность, требует особенного внимания и контроля.

— К чему вы клоните? — голос Руксуса не дрогнул. Вся его высокая, худощавая фигура излучала непреклонность и бесстрашие. Даже Райну, человека, прошедшего десятки битв и видевшего миллионы самых разных смертей, впечатлило то, как держится этот юный мутант перед тем, кто находился несоизмеримо выше его.

— Нам придётся ещё больше ограничить твою, так сказать, свободу, — незамедлительно отозвался Оттон. — Прямо сейчас бортовые техножрецы по моему приказу работают над особым ошейником, который стараются одеть на всех опасных колдунов. Теперь ты будешь носить такой же.

Руксус и бровью не повёл.

— Я так подозреваю, он призван отнюдь не увеличивать мои силы.

— Тебе хватает духу шутить? — вновь усмехнулся Оттон. Происходящее его действительно забавляло, хоть настрой юного псайкера и внушал ему всё больше опасений. — Впрочем, не важно. Всё верно. Во-первых, он будет постоянно показывать нам твоё местоположение. Во-вторых, в него встроено специальное взрывное устройство на случай, если мы хотя бы на секунду посчитаем твою лояльность Империуму сомнительной.

— Значит, моя голова просто лопнет, если вам что-то не понравится? — Руксус почти смеялся. В конце концов, его жизнь всего лишь клетка, а смерть — это освобождение, но эти ничтожные людишки…Чувствовать их подсознательный страх, такой липкий и жгучий, что они даже безуспешно пытаются скрыть его — это многого стоит!

— Это необходимая мера, псайкер, — вставил слово Раммонд. — Ты слишком опасен.

— Не поймите меня неправильно, но разве это не нелепо? Вы ведь знали о моей силе. Почему не нацепили на меня это чудо-устройство изначально?

— Письменная характеристика Астра Телепатика это одно, а реальный бой — совсем другое, — продолжал держать ответ полковник. — Командование сначала решило испытать тебя, посмотреть, каков ты в деле. Уничтожение целого морканавта одним лишь усилием воли дело серьёзное, и это видела вся армия. После подобного с тебя нельзя спускать глаз.

— Я ещё в первом бою мог обрушить свою силу туда, куда бы вам совершенно не хотелось, — с вызовом, победно усмехаясь, заявил Руксус. — Так что это всё равно глупо. Впрочем, уже не важно. Цепляйте свой ошейник. Это мало что изменит.

Майор и полковник дёрнулись, словно от удара тока. Да что несет этот юный псайкер, почти мальчишка?! Рука Райны будто сама хотела взять болт-пистолет, однако комиссар ждала реакции генерала. Оттон сидел с одновременно уставшим, ликующим и настороженным видом. Церковник, до сих молчавший, нехорошо сузил глаза, смотря прямо на Руксуса.

— Леди-комиссар права, — произнёс он наконец спокойным, но тяжелым тоном. — Астра Телепатика словно перестала выполнять свою работу. При выходе из Варп-Перехода я тут же отправлю сообщение Церкви. Стоит усилить надзор над школами. Почему ваша армия получила столь низкокачественный продукт, генерал?

Оттон пожал плечами.

— Самому бы знать, святой отец. Однако, несмотря на опасность, что несет этот юный мутант, мы не можем отрицать его силы, и как следствие — полезности. Пусть пока живёт. Предстоящие битвы обещают быть крайне тяжелыми, и нам пригодиться любая помощь. — Генерал повернулся обратно к Руксусу. — Слышал, мутант? По своей милости я пока что пощажу тебя, но следи за языком. У всякого милосердия есть предел.

— Я видел предел милосердия Империума, отлавливающего моих братьев и сестёр, словно диких животных, пытавшего и сжигавшего их сотнями на потеху ликующей толпе фанатиков. Оставь свои подачки при себе и избавь меня от своей гнусной лжи, ничтожество. Это простых гвардейцев и офицеров ты можешь задобрить словами о некоем «божественном» Императоре и Его «воле», но я с детства научен тому, что Он ненавидит нас. Для меня нет ни Его милости, ни прощения.

Лицо генерала вмиг побагровело от злости, однако Руксус всё тем же презрительно-насмешливым тоном продолжил:

— Ты так ничего и не понимаешь, верно? Хорошо, я объясню тебе — по своей милости. Невозможно что-либо забрать у человека, у которого и так ничего нет. Окончательно загнанный в угол более никуда не побежит. Понимаешь? Я мутант в ваших глазах, живое оружие, существо второго, если не третьего сорта. Мне некуда отступать, негде искать спокойствия, и всё, что я могу сделать — это умереть, пытаясь искупать свои несуществующие перед остальным человечеством грехи. У меня нет ничего, кроме моей ничтожной жизни, которой я, на вашу беду, не дорожу. Стреляй хоть прямо сейчас, мне всё равно. Ваше неоправданную ненависть к нам, псайкерам, уже никогда не излечить. — С этими словами он распростёр руки в разные стороны, словно бросая бесстрашный вызов целому миру.

Церковник вскочил с места.

Несмотря на то, что Руксус видел его впервые, эту крепкую, властную фигуру он узнал — главным образом, благодаря слухам. Святой отец Вильгельм, главный полковой священник, местный герой, почти икона, и серьёзная фигура даже внутри своей исполинской структуры, — несмотря на то, что он покинул свой храм много лет назад. Известен как человек веры, неутомимый, бесстрашный и грозный боец, несущий слово Бога-Императора на поля битв вот уже не одно десятилетие. Но его главным подвигом, то, что принесло ему громкую славу, считается убийство им космодесантника Хаоса. Поначалу Руксус отказывался верить в эти бредни, но вскоре понял, что это всё же правда, и даже выяснил, почему. Куда более редко бродили слухи о том, что тот падший астартес уже был ранен, и Вильгельм лишь добил его, отрубив голову своим знаменитым цепным мечом, однако пропаганда исказила факты на свой лад, выставив святого отца одним из немногих простых смертных, способных убить космодесантника Хаоса в ближнем бою. Сам юноша, разумеется, никогда их не видел, но был прекрасно о них осведомлён, и чётко понимал, что даже добить вблизи столь грозного врага под силу далеко не каждому обычному человеку.

— Яд неповиновения сочиться из твоих уст, колдун, — сдержанно выдавил из себя святой отец, — это недопустимо. Генерал, позвольте немедленно казнить его. Этот мутант слишком опасен.

Оттон, первоначально желавший сказать что-то явно другое, после слов священника в задумчивости подался назад. Святой отец продолжал сверлить костлявую фигуру Руксуса со спокойным, холодным гневом. Юноша впервые видел нечто подобное, и наблюдал со слабым, едва заметным интересом. Всё с внезапным ужасом поняли, что он ничуть не боится того, что сейчас решается его судьба.

Руксус действительно не боялся. С воистину бессмертным духом человека, испокон веков бросавшего вызов самым тяжелым, на первый взгляд непреодолимым испытаниям, он стоял и бесстрашно бросал немой вызов. Они с детства пытались сломить его — у них не получилось; теперь они стараются запугать, окончательно уничтожить его волю — но и здесь их ждёт неудача. Пока что ещё не закованный в ошейник, этот худой юноша с измождённым лицом и тяжелым пристальным взглядом, излучал невероятную физическую и духовную силу, которую невольно ощущал каждый, кто сейчас присутствовал в личных покоях генерала. Разумеется, сейчас в нём говорил чистейший эгоизм, ведь он забыл о своей ответственности перед Марианной и Альбертом; но годы притеснений, унижений, оскорблений, сотни сожженных на кострах Экклезиархии братьев и сестёр по несчастью, их крики отчаяния и мольбы о помощи буквально требовали того, чтобы Руксус, наконец-то оказавшийся лицом к лицу хоть с кем-то, обличённым какой-никакой властью в Империуме, не стал раболепно падать на колени. «Пролитая кровь невинно убиенных взывала о жестокой мести», любил мысленно твердить себе юноша.

Мириам и Раммонд побледнели, Оттон напрягся, словно готовая выскочить пружина, Вильгельм хоть и старался выглядеть всё таким же непреклонным, заметно вспотел. Райна уже открыто взялась за болт-пистолет, и лишь она уже испытывала ранее похожее чувство, вызываемое присутствием по-настоящему сильного человека-псайкера: когда ей выпала честь биться бок о бок со старшими библиариями Космического Десанта. Разумеется, знакомая со сводками Астра Телепатика, она, тем не менее, тоже всё равно была впечатлена. Незримая мощь этого мальчишки словно подавляла их изнутри одним своим существованием, оседала, словно саван.

Внезапно генерал усмехнулся; по-настоящему, не наигранно.

— Пожалуйста, сядьте, святой отец. Я понимаю ваш гнев, но позвольте мне решить этот вопрос. Мутант будет жить, ибо его сила нужна нам передовой, — заметив возражение на лице Вильгельма, родовитый аристократ поспешил добавить: — давайте не делать преждевременных выводов. Горит целый сектор, отец Вильгельм, потери Империума идут на миллионы, а о полном разгроме врага пока не идёт и речи. Из донесений астропатов мы пока можем сделать лишь один вывод: нас ждут суровые испытания, в преодолении которых этот мутант может сыграть свою роль. Таково моё решение, святой отец, и пожалуйста, не спорьте. Сейчас нас должна заботить только победа в грядущей войне за сектор Фарида.

Вильгельм в задумчивости покачал головой. Он выглядел не озлобленным или недовольным, скорее озадаченным.

— Возможно, вы его переоцениваете, господин генерал. Какую пользу может принести всего один жалкий мутант, к тому же отвернувшийся от света Императора?

— Вы сами видели. Он за пару минут уничтожил морканавта, который до этого выдерживал плотный обстрел почти всех наших боевых частей.

К некоторому удивлению Руксуса, священник не стал спорить, голос его оставался ровным:

— В таком случае это целиком и полностью ложится на вашу совесть, генерал. Святая Экклезиархия узнает, что вы пригрели под своим началом колдуна-изменника.

Оттон бросил на святого отца жгучий, неприязненный взгляд.

— На нём будет ошейник и он будет убивать за Империум. Или его голова слетит с плеч.

— Это не так важно, генерал Оттон. Я услышал достаточно. Еретические мысли — уже есть преступление и отступничество от света Владыки. Его грязь теперь не смоют даже публичные извинения — а впрочем, чего стоят слова нечестивого колдуна? Лишь пепел.

Оттон едва не сорвался: ему хотелось закричать в лицо этому фанатику о том, что им действительно пригодится любая помощь, даже такая, — но сдержался. С подачи этого влиятельного деятеля Церкви его позиции и так несколько пошатнуться. Впрочем, его это не так уж сильно волновало, в отличие от грядущих бит, ибо если верить сводкам из сектора Фарида, там разверзлись врата ада, и вполне возможно, генерал Джейк Оттон даже сложит там свою голову, — мысли, которые он старательно от себя отгонял, но не мог полностью отрицать их вероятность. «Я обязательно выживу», твердил он себе. «Выживу, и доберусь до Сенаторум Империалис. Первый и величайший из рода Оттонов».

Неизвестно, о чем подумал священник, — вместо каких-либо дальнейших комментариев он пренебрежительно пожал плечами и вернулся на своё место, застыв в терпеливом ожидании.

— Комиссар Райна, выпроводите мутанта в коридор — там его отведут к техножрецам. Затем можете быть свободны.

— Благодарю, генерал.

Руксус почувствовал её металлическую хватку у себя за шиворотом, однако сопротивляться не стал. На губах его играла лёгкая улыбка, полная искреннего облегчения. Конечно, то, что он сделал, даже крохотной победой нельзя было назвать, — и псайкеров продолжат ненавидеть и убивать по всему Империуму, и так будет до самых последних дней человечества… Однако он, Руксус Вилморт, не сдался, не стал ползать на коленях и молить об снисхождении. Не им, но себе он напомнил, показал, и доказал, что у него ещё есть силы на эту бессмысленную борьбу, в которой не может быть никакой победы.

«Я — человек», твердил себе Руксус. «Человек, пусть и отличающийся от вас. Это ведь в нашей природе, не правда ли? Мы всю нашу историю искренне, как может только человек, ненавидели тех, кто хоть в чём-то не похож на нас. В случае же нас, псайкеров, к этому ещё и примешивается наша великая, но загадочная сила. Однако я с шести лет прекрасно знаком с той, «другой стороной», где живут те самые отвергнутые, и знаю, что нам нет места среди вас — но моё сердце всё равно неистово жаждет самой жестокой мести. За всех моих братьев и сестёр, многим из которых не дают и шанса попробовать выжить в вашем рабстве — я никогда не сдамся. Моя ненависть к вам безгранична, как сама Галактика».

С уходом Райны и Руксуса в комнате повисла довольно неловкая тишина; в частности не на своем месте себя чувствовали Мириам и Раммонд. Будь их воля, то они бы постарались не присутствовать при разногласиях более сильных мира сего.

— Честно говоря, я ожидал, что вы будете более настойчивы, — поспешил нарушить молчание генерал Оттон.

Святой отец в ответ пожал плечами.

— Просто я знаю, что прав, генерал. Экклезиархия никогда не ошибается. Наши слова и мысли исходят от самого Владыки, а действия есть ни что иное, как святое воплощение Его воли. Принявший в своём сердце Бога-Императора никогда не познает ни ереси, ни страха, ни сомнений. Я просто знаю, что рано или поздно кара настигнет этого колдуна, а моими или же другими праведными руками — уже не моё дело.

Оттон тактично не стал напоминать Вильгельму об мрачных, но поучительных событиях Эры Отступничества, к тому же отгремевших, в историческом плане, не так уж давно. Вместо этого он непринужденным тоном ответил:

— Пожалуй, вы меня неправильно поняли, но в этом исключительно моя вина. Я не так выразился.

Изобразив на лице слабое подобие заинтересованности, Вильгельм повернул в его сторону покрытое жуткими шрамами лицо.

— Этот опасный мутант нужен нам лишь на время этой кампании. В остальном я согласен с вами и комиссаром Райной. Такие, как он, несут в себе лишь тьму, ересь и моральное разложение. После битвы за систему Фарида, даже если он выживет — мы избавимся от него.

Священник не выглядел удивлённым.

— Это правильное решение, генерал. От имени Священной Церкви могу сказать только, что всецело одобряю его. Это угодное Императору деяние.

Я это делаю отнюдь не ради тебя, но уж надеюсь, чёртов ты фанатик.

Группа кораблей под командованием коммодора Селецио без каких-либо проблем преодолевала воды Варпа первые несколько дней (если верить бортовым хронометрам), однако могучая Буря, маячившая впереди, словно неумолимый вестник рока, действительно продолжала медленно, но неумолимо разрастаться. Крохотная флотилия летела в её объятья, словно добыча в пасть ненасытного хищника.

Сам коммодор стоял в этот момент рядом со своим главным навигатором, но взгляд его, разумеется, был направлен не на чистый Варп, один вид которого легко сводил простых смертных с ума, а на панели внизу. Изредка Селецио вглядывался и в напряженное, сосредоточенное лицо Натаниэля, давно успевшего покрыться потом. То, что такой опытный навигатор прилагал столько усилий при прокладывании маршрута, лишь доказывало критическую опасность ситуации. Впрочем, коммодор по своей давно приобретенной привычке ничуть не боялся, всецело полагаясь на Натаниэля. Или он справится, или весь мой флот и мои люди погибнут, спокойно рассудил Селецио.

Когда он уже собирался уходить, навигатор внезапно выдавил из себя приглушенным тоном:

— Достигаем крайних рубежей бури, сир. Ситуация критическая, но доверьтесь мне. Я…

Селецио накрыл его руку, покоящуюся на подлокотнике трона, своей собственной.

— Не трать силы понапрасну, мой друг. Я и так верю в тебя.

Натаниэль кивнул, лицо его на мгновение дёрнулось. Ему показалось, что в какую-то секунду Буря будто приобрела некую форму, и поприветствовала их распростёртой когтистой рукой, даже алчно улыбнувшись клыкастой челюстью. Неведомое существо колоссальных размеров, ярко свеча глазами-звёздами словно наклонилось над крохотными корабликами, входящими в её пределы. Натаниэль очень быстро убедил себя в том, что это лишь игра его уже порядком напряжённого разума.

По бортовым хронометрам на кораблях уже была ночь, так что все, кто не стоял на дежурстве или выполнял иную важную для своих кораблей работу, либо спал, либо только готовился ко сну, — однако вхождение в границы шторма ощутили все. Особенно псайкеры.

Корабли начало потрясывать, а поля Геллера принялись словно истончаться, бросать безнадёжный вызов безжалостным водам Царства Душ, — и всё равно побеждать, по крайней мере, поначалу.

В каюте девушек-псайкеров тускло горел свет. Гулко гудели работающие на максимум системы корабля, чуть ли не единственные нарушители тишины в этой части судна.

Марианна снимала с себя верхнюю часть униформы псайкера-примарис, когда к ней весёлым тоном внезапно обратилась Гелиора:

— Слышала, что ты подруга Руксуса и выросла вместе с ним.

Пользуясь тем, что Гелиора её не видит, ибо они стоят спиной друг к другу, девушка поморщилась. Да кто она такая, чтобы так фамильярно называть Руксуса по имени? Да они знакомы меньше месяца! Однако вежливость всё же заставила её небрежно ответить:

— Слухи, смотрю, собираешь. Да, это правда. Уже десять лет прошло, как перепуганным шестилетним мальчишкой он вошёл в нашу комнату.

— А ты, вроде как, всего на год старше его, да? — не унималась Гелиора, так же готовящаяся ко сну.

— Да, но тебе-то какое дело? — выпалила Марианна, в конце концов решившая не скрывать раздражения, — чего ты всё расспрашиваешь?

Гелиору, похоже, её тон ничуть не задел. Она уже освободила себя почти от всей одежды, и Марианна невольно подметила её красивую смугловатую кожу, пышность тёмных волос, стройность фигуры и привлекательность форм. Для того, кто почти всю жизнь прожил на кормёжке из школ Астра Телепатика, Гелиора была удивительно изящно сложена. Это наблюдение разозлило Марианну ещё больше.

— Просто мне очень интересно, каково это: вырасти бок о бок рядом с таким удивительным человеком, как он, — улыбаясь, ответила Гелиора. Сев на койку, она положила одну свою стройную ногу на другую.

Пламя ревности закипало в Марианне всё ярче.

— И что же такого удивительного ты в нем нашла? Вы же знакомы всего несколько недель.

— И что? — искренне удивилась Гелиора. — Уж ты-то, выросшая вместе с ним, должна была это заметить. Руксус поразителен! То, как он бесстрашно смотрит в глаза нашим тюремщикам, как ничуть не боится их — у меня просто нет слов! Я заметила его бесстрашие и несгибаемую силу воли, едва взглянув на него. Более решительного человека мне ещё не доводилось видеть в жизни.

Марианна едва не скрипела зубами от негодования… ведь ровно по тем же самым причинам она сама полюбила его, — или, во всяком случае, искренне сама себя в этом убедила. Девушка ещё сама не до конца понимала своих чувств, но слова Гелиоры злили её все больше и больше, словно резали стеклом ей по сердцу.

— А ещё он так мужественно борется с собственной силой, что так и рвётся из него, — во влюбленном забытии продолжала девушка, — тоже достойно отдельного восхищения. Знаешь, в какой-то момент, перед самой битвой, он меня немного напугал, и мне показалось, что он вот-вот сойдет с ума, но нет. Руксусу хватило силы воли не только сдержаться, но и уничтожить целый огромный шагоход! Разве это не удивительно?

Марианна не спешила поворачиваться к собеседнице, наоборот — подальше спрятала своё искаженное болью и разочарованием лицо. Приглушенным голосом она выдавила:

— И что же… думаешь, что у тебя есть к нему чувства?

Гелиора не увидела в этом вопросе двойного смысла и всерьёз задумалась. Щёки её горели не хуже, чем пси-огонь Руксуса.

— Н-не знаю, подруга…У меня впервые в жизни такое. У нас ведь…отобрали любую возможность жить обычной жизнью, не правда ли? Испытывать те же чувства и иметь такие же стремления, как у других людей. Нам с детства постоянно напоминают о том, что мы презренные мутанты, существующие лишь по чужой милости, и что наша единственная цель — кровью и самопожертвованием искупить наш грех. Своей гибелью извиниться перед Владыкой Людей за то, что мы родились такими, — Гелиора внезапно тихо рассмеялась, — забавно! Я даже сейчас будто слово в слово повторяю за учителями и священниками, читая, как по учебнику.

— Думаю…это из нас никуда не уйдет, Гелиора, — смягчённым тоном ответила Марианна, в конце концов посмотревшая на собеседницу.

— Ты права. Но как бы то ни было… Проклятье, я потеряла мысль! — девушка смущенно улыбнулась, — думаю, ты поняла, к чему я вела.

— Да, понимаю, — после небольшой паузы сказала Марианна, — у нас отобрали само право на любовь, а теперь, когда мы столкнулись с нею лицом к лицу, не знаем, что нам делать.

Гелиора пропустила мимо ушей это многозначное «мы» и тоже задумчиво уставилась в одну точку. Несмотря на короткое чувство ментальное близости, возникшее между ними, чем больше Марианна, укрывшаяся под одеялом, смотрела на соперницу, тем больше отмечала, насколько она привлекательна — и тем меньше нравилась самой себе.

Вот повезло же… первая же соперница — и такая красавица. Но я не отдам ей Руксуса, пусть так и знает. Я выросла рядом с ним, знаю его куда дольше неё, и вообще…

— Странно всё это, — задумчиво произнесла Гелиора, — не находишь? О чём вы вообще думаем? Знаешь, я хоть и помогла спасти Руксуса, но… неправильно было бы, наверное, начать обниматься прямо посреди битвы, а?

— Я и сама не знаю, что об этом думать, — солгала Марианна и повернулась на бок. — Я устала. Давай спать.

Гелиору внезапно скривилась, словно учуяла какой-то неприятный запах, и закрыв глаза, потёрла виски.

— Эта буря… Как долго нам лететь? И как, интересно, себя из-за неё чувствует Руксус?

В тот вечер они его так и не дождались, в назначенный час отправившись в свои каюты по приказу младших офицеров. Мысли о том, что же могло понадобиться командованию от её возлюбленного, преследовали Марианну до сих пор.

В попытках уснуть, несмотря на усталость, она провела около двух часов.

Хронометр отображал глубокую ночь, когда Альберт проснулся по нужде и поднялся с койки. Пока его глаза привыкали к темноте а разум приходил в себя, он успел заметить, что Симон тихо посапывает на своём месте. Руксус так и не пришёл. Отказываясь верить в худшее, Альберт ждал друга ближе к утру. Они не могли ничего с ним сделать. Он им нужен, я знаю.

Свет в каюте не горел, как и в коридоре, везде царила мёртвая тишина. Горели только постоянно работающие резервные огоньки, дающие минимум красноватого света. По дороге юноша увидел парочку дозорных матросов, призванных их охранять. Один беззастенчиво спал, использовав твёрдую поверхность лазгана как неудобную подушку, а второй продолжал мужественно бороться со сном. На гулко отдающие в металлическом коридоре шаги Альберта он даже не обернулся.

Отсек, который отвели для содержания полковых псайкеров больше напоминал клетку (коей и являлся) — такой же крохотный, узкий, всего с одним тщательно охраняемым входом. Даже несмотря на сонных ныне дозорных, дальше по коридору стояли другие посты, с куда более серьёзной охраной. Альберт знал, что в коридоре слева обязательно дежурит один из младших офицеров флота, а эти люди как правило куда более ответственно относятся к понятию собственного долга — иначе бы не смогли занять своё место. Империум и вечно ведущая им война легко отсеивает недостойных.

Быстро закончив со своими делами, Альберт вернулся в тёмный коридор. Видимо ради экономии энергии, датчики движения в этом отсеке полностью отключили, ибо свет так и не включился. Собираясь вернуться к себе в каюту, он с большим удивлением почти лицом к лицу столкнулся с Марианной, чей стройный силуэт едва-едва угадывался во тьме. Они негромко, почти шёпотом поздоровались.

— Что, не спится? — спросил Альберт.

— Немного. Тревожно на душе. Ещё и эта трижды проклятая буря сильно по мозгам бьёт. Не знаю, как тут вообще можно уснуть.

Юноша вгляделся в её лицо — обычно такое красивое и неприступное, но сейчас искаженное смертельной усталостью. Во взгляде застыло нечто, что он пока не успел понять.

— А я всё же как-то смог. Может, присядем?

Она кивнула.

Металлический решётчатый пол, как ни странно, оказался немногим менее удобным, чем койки в их каютах, однако Альберт испытывал необычную лёгкость, оказавшись в подобной ситуации рядом с Марианной.

Какое-то время они молчали, слушая лишь гул систем, работу вентиляции да сонливое сопение охранников в соседнем коридоре.

— Как думаешь, что с ним? — спустила она его с небес на землю приглушённым вопросом.

— Не знаю. Одни лишь догадки в голове, но думаю, к утру вернётся. Обязан.

— Почему ты так уверен? Я читаю мысли окружающих, и почти все солдаты и офицеры боятся его до глубины души. То, что он сделал…

— Он сильнее нас, — сдавленным тоном внезапно для самого себя произнёс Альберт. — А мы ему не няньки. Наше сопереживание ему не поможет, в любом случае. Хватит думать, словно вся жизнь вертится вокруг него!

Марианна подняла на него полные удивления глаза.

— Как…как ты можешь такое говорить?.. Он же твой друг, нет, брат!.. Или… ты из ревности готов наплевать на это?

Они оба были одеты в легкие, предназначенные для сна одежды, разве что на Марианне, разумеется, она была более закрытая, — однако юноша беззастенчиво разглядывал девушку, тем более что впервые видел её такой. Он жадно схватил её за руку, прижал к своей груди.

— А может, и да…Но какая, в бездну, разница?!.. Я устал, Марианна, устал, понимаешь? Все только Руксус, да Руксус — словно больше ничего в этой Галактике нет! Но меня не это беспокоит, нет. Я привык жить в его тени. Меня больше волнуешь ты, — он пододвинулся к ней ещё ближе, так, что она кожей ощущала его тяжелое, прерывистое дыхание, — неужели ты не понимаешь, что он тебя никогда не полюбит? Он даже не видит в тебе девушку, настолько озабочен собственными проблемами. Не сомневаюсь: он будет защищать до последнего, и по-своему любит нас, но чтобы тебя, да так, как это сделал я…да никогда. Забудь про него, Марианна, будь моей. В конце концов, его сейчас здесь нет, но есть я, вот, прямо в эту секунду…

Он обрушил на её гладкую белую шею целый град поцелуев, то опускаясь, то поднимаясь. Руки его нежно, но жадно гладили всё, до чего дотягивались: от её собственных рук, до нежных, мягких щёк.

Она не сопротивлялась, хотя от первого его жеста непроизвольно дёрнулась, — в конце концов, её ещё никогда так не целовали. Девушка попыталась прислушаться к собственным чувствам, к тому, что в ней вызывают эти непривычные, даже чуждые для неё ласки. Тело отзывалось непреодолимым желанием, дыхание тоже стало тяжелым и прерывистым. Буквально всё её естество кричало о желании, даже необходимости ответить.

Окончательно забывшись, Альберт нашёл её плотно сжатые губы, легко прошёл сквозь их хрупкую защиту. На мгновение она словно потеряла сознание, полностью приняв, погрузившись в так яростно добивавшегося её юношу.

В конце концов, у него уже может быть Гелиора. Так ли мне нужна эта борьба? Мне не хватило смелости сказать ему в прошлом — так почему я верю, что смогу это сделать позже? На что я вообще могу надеяться? И так ли плохо для нас, наконец, познать любовь, раз мы всё равно умрём, так никогда и не познав свободы?

Альберт целовал её так, как мог это делать только по-настоящему любящий человек, только в разы ненасытнее. Он словно боялся, что она вот-вот убежит, растворится, как мимолётный морок. Его руки уже ласкали её стройные ноги. К радости юноши, она наконец ответила ему, даже положив мягкие ладони ему на плечи.

С внезапным стыдом Марианна осознала, что никогда до сих пор не чувствовала себя счастливее. Она наконец-то живёт, в ней наконец-то видят не псайкера-мутанта и даже не человека, — девушку. И так её любят, так хотят…Вместе с непередаваемым счастьем она ощущала и нечто странное со своим телом, то, чего никогда не испытывала ранее, но оно словно изнутри звало её к себе.

Почему…почему я так слаба? Зачем делаю всё это? Почему эти чувства не в силах полностью овладеть мной? А ведь я даже не могу быть с ним на поле боя, сражаться рядом с ним и защищать его… Так почему?

Сознание девушки прорезала целая череда самых разных воспоминаний, столь ярких, что из-за ментальной связи и телепатии их смог увидеть Альберт. В каждом из них неизменно присутствовал Руксус — всегда сильный, решительный, непреклонный. Он оставался верен себе и своим идеалам даже тогда, когда это казалось безнадёжным, бессмысленным. Марианна, всегда казавшаяся окружающим почти такой же, на деле до глубины души боялась Стражей Веры и других их надзирателей и палачей. Её приводил в трепет один их только вид, однако Руксус показал ей, как можно жить и бороться даже в таких условиях, что нужно быть смелой и решительной, несмотря ни на что. Там, где она бы точно замолчала, склонила голову и отступила, он всегда стоял до последнего — и это вдохновляло её все эти годы, придавало сил и уверенности в себе. Она бы точно сломалась и перестала считать себя человеком, если бы не Руксус, не была бы такой, какая она есть сейчас.

Внезапное осознание этого будто молотом врезалось в разум Марианны, и она рывком отстранила от себя Альберта. Оба тяжело дышали. Взгляд девушки кипел решимостью, руки словно выстроили незримый замок. Альберт усмехнулся, склонил голову.

— Так вот значит как… Ты сделала свой выбор.

— Прости, Альберт, пожалуйста. Ты замечательный, правда, но я не могу быть с тобой, прости.

— Не стоит извиняться, — он продолжал улыбаться. — В конце концов, как бы я от этого не бежал, именно Руксус всегда сиял ярче любого из нас. Я проиграл ему.

— Не стоит думать, что была хоть какая-то борьба, — Марианне не хотелось ранить друга ещё сильнее, но и поставить окончательную точку она считала необходимым. — Надеюсь, ты не возненавидишь его?

Альберт тихо рассмеялся в темноте.

— Не неси чушь…подруга. Ты сама сказала, что он брат мне. — Он встал. — Однако запомни мои слова. Впрочем, ты сама их вряд ли забудешь, я уверен.

— И без тебя знаю, что будет трудно, но я сама выбрала этот путь.

В соседнем коридоре послышались возня и негромкие переговоры охранников.

— Похоже, нам пора уходить. Извини, Марианна, но это, возможно, был мой последний и единственный шанс. Я не мог его упустить.

— Лучше ты меня прости. Надеюсь, мы останемся друзьями.

— Будто у нас есть выбор, — вновь усмехнулся Альберт. — Ведь мы трое семья, как ни крути. Постарайся уснуть и забыть всё, что здесь произошло. — Заметив её нерешительность, он добавил: — он вернётся утром, обещаю. Его сила ещё нужна им. Они не станут ему вредить.

Марианна ответила ему виноватой улыбкой и направилась в женскую каюту.

Одна из худших ночей в моей жизни; если это вообще можно назвать ночью.

Руксус действительно вернулся ближе к утру, когда все ещё крепко спали. Даже Марианна наконец забылась беспокойным сном без сновидений.

Заняв один из стульев и закрыв глаза, он погрузился в глубокую медитацию, стараясь как можно глубже и осторожнее проникнуть в беспокойные воды Варпа. Шторм продолжал набирать силу, беспощадно атаковал его надёжно защищенный разум, но тщетно.

Именно в таком состоянии, проснувшись, его увидел Альберт. В ответ он получил мягкую, виноватую улыбку.

— Ч-что они сделали с тобой? — Марианна едва удержалась на ногах.

— Как сама видишь, — Руксусу было ещё довольно непривычно, так что он непроизвольно ещё раз потянул за обод ошейника. Металлическое кольцо сидело довольно плотно, местами натирая кожу. — Алчные псы ещё раз продемонстрировали свою трусость.

Альберт смотрел на шейное «украшение» друга так, словно не понимал, что это такое, Симон постоянно отводил взгляд, а Гелиора от ужаса прикрыла рот.

— Это… это же чудовищно!

— Он же ещё непростой, как вы могли понять, — широко и искренне улыбнулся Руксус. — Этот позор имперских псов не только отслеживает моё местонахождение, но и взорвётся по нажатию кнопки, снеся мою проклятую голову к варповой матери. Неплохо, а?

— Чему ты радуешься, идиот? — не выдержал Альберт и схватил друга за грудь. — Совсем жить расхотелось? Что ты вообще натворил?

— Ты сам видел. Уничтожил тот шагоход ксеносов — вот они и трусливо испугались. Впрочем, кто сказал, что я радуюсь? Я наоборот, расстроен. Эти ублюдки испугались меньше, чем стоило бы, а теперь и вовсе, надо думать, успокоились. Отвратительно.

— Руксус… неужели твоя ненависть к ним не знает границ? — Альберт грубо тряхнул друга с такой силой, что тот незамедлительно ответил холодным, повелительным тоном:

— Убери руки. Сейчас же. Ты уже забыл Сару, а? Каме, Лиора? А как же малыш Дамьен, которого эта мразь сначала накачала топливом, а затем сожгла живьём на радость толпе?! Неужели ты уже всё забыл?!!

— Руксус…

— Даже прямо сейчас, пока мы говорим, гибнут тысячи наших братьев и сестёр! Ни за что, просто потому, что такова их природа!! На них охотятся, загоняют, словно диких зверей… Так ответь мне, брат, почему если они видят во мне лишь добычу, я не должен отвечать им тем же? Почему не должен мстить?

— Ты опять за своё! Мы давно не в школе, Руксус, и здесь нет леди Валерики, чтобы нас защитить.

— Вот именно…И я наконец-то могу расплатиться с ними сполна. Теперь меня никто и ничто не остановит. Война вещь непостоянная, брат. Рано или поздно наши надзиратели падут в бою или сбегут, и вот тогда…тогда мы наконец обретём свободу и сможем отомстить. Клянусь тебе, — нет, всем вам, — что сожгу перед этим как можно больше рабов этого треклятого лже-Императора.

— Руксус, следи за словами!! — вскричало несколько голосов.

Юноша вскочил, с удивительной силой и лёгкостью подняв Альберта за шиворот над землей, словно ребенка.

— А что не так, брат? Разве ты не согласен? Ублюдок на Троне ненавидит нас ровно так же, как я ненавижу Его. Око за око, Альберт. Лучше я хотя бы день проживу свободным, чем сотню лет просуществую в рабстве. И мою могилу покроет тысяча проклятий, как одного из самых непримиримых врагов Империума — но я умру освобожденным от его гнёта, и ни тебе, ни кому-либо ещё не встать у меня на пути.

Он отпустил друга на землю, отвернулся, снова сел. Марианна с нескрываемой тревогой наблюдала за происходящим, больше, как ни странно, переживая за Альберта, — однако тот не выглядел ни разозлённым, ни удивлённым, скорее разочарованным.

— Ты прав, действительно не мне тебе мешать. Однако, когда наконец решишься на свою глупую месть — постарайся хотя бы на мгновение вспомнить, что у тебя есть мы.

Вместо ответа Руксус смотрел на свои ладони, облачённые в чёрные перчатки. Все в каюте чувствовали, как от его худого силуэта исходят непреодолимые волны могучей энергии.

«Он стал ещё сильнее», почти одновременно поняли Марианна и Альберт.

— Последний бой словно изменил меня… — задумчиво протянул Руксус, подтвердив их мысли. — Если раньше я лишь стоял на пороге, то теперь могу полностью открыть дверь, — нет, множество дверей. То высвобождение моей силы будто раскрыло предо мной все неведомые мне ранее пути, — и я могу пойти, куда пожелаю. — Он поднял растерянный, подавленный взгляд на Альберта. — Прости меня, брат, я не хотел, ты же знаешь. Просто моя сила, этот Варп и эта Буря…

— Прекрасно понимаю, Руксус, и поэтому ничуть не обижаюсь на тебя. Встань. Давай обнимемся в знак примирения.

Наблюдая за их крепкими, дружескими объятьями, Марианна поняла, что зря переживала Альберта. Её сердце вновь неприятно укололо чувство вины.

Ты достоин куда лучшего, Альберт. По крайней мере, не такой отчаянной дурочки, как я. О, как же мне хотелось бы верить, что ты ещё найдешь своё счастье!..

Тяжелая, по-настоящему тернистая и упорная дорога сквозь Бурю продолжалась, если верить потерявшим надёжность хронометрам, уже месяц. Корабли дрожали и вибрировали, от полупрозрачных полей Геллера словно отслаивались целые куски, — и восстанавливались вновь и вновь. Никто, ни бортовые техножрецы, ни навигаторы не могли гарантировать успешного преодоления этого страшного шторма, о чем прямо предупреждали и говорили командованию. Селецио оставался спокойным, уверенным в своих навигаторах, а вот Оттон довольно безуспешно старался скрыть своё беспокойство и раздражение. Явно попав под воздействие Варп-Шторма в первый раз, он как правило появлялся на людях бледным, вспотевшим и даже подавленным, что было на него совсем не похоже.

Тем не менее, любые панические настроения во флоте беспощадно пресекались, в основном — офицерским составом. Была налажена и проверена в деле целая система поддержания дисциплины, однако вскоре выяснилось, что её ждут суровые испытания. Она работала месяц, полтора — но преодоление неспокойных вод Имматериума продолжалось, и не видно было этому ни конца, ни края. Никто не знал, движутся ли они вообще, или им предначертано остаться здесь навсегда. Крохотное меньшинство даже начало тихо шептаться о судьбе космических скитальцев. Постоянное напряжение, вызванное нестабильностью и неопределенностью обстановки, непрекращающаяся угроза прорыва поля Геллера сильно давила абсолютно на всех: от рядовых имперских гвардейцев до высших офицеров флота и ближайшего окружения коммодора. «Больше всего нас пугает неизвестность», однажды процитировал за утренним столом древнетерранского мудреца генерал Оттон, как обычно понурый и бледный.

В конце второго месяца (хотя Селецио перестал верить хронометрам ещё на третью неделю), коммодор приблизился к Натаниэлю, до сих пор не покинувшего свой трон ни на мгновение. Навигатора кормили, поили и омывали здесь же, делая это максимально нежно и аккуратно, стараясь не только не помешать ему в работе, но и не задеть работающие системы трона. Коммодор прекрасно знал об распространённой во флоте практике иметь на кораблях, в частности флагманских, по несколько навигаторов, дабы они могли сменять друг друга, но своего Селецио поменять просто не успел. Предыдущий погиб прямо на своем рабочем месте — её разум не выдержал, и из лопнувшей, словно переспелый плод головы вытек расплавленный до однородной массы мозг. Временная замена нашлась в лице очень молодого неопытного навигатора по имени Парий, но ставить его на столь опасное место в такой критический момент? Это сродни самоубийству. Вот почему юноша большую часть времени сидел в гордом одиночестве в каюте навигаторов, редко её покидая.

Коммодор встал возле трона, всмотрелся в напряженное до судороги лицо Натаниэля, его впившиеся в подлокотники руки.

— Если тебе что-то понадобится — только скажи, — негромко попросил Селецио.

— Не стоит беспокоиться за меня, коммодор, я в порядке, — Натаниэль даже смог выдавить улыбку, — это хорошее испытание для моих способностей. По правде говоря, я больше думаю об благословенном Астрономиконе. О том, что мы не выдержали бы тут и дня, если бы не его священный свет. Вечный Бог-Император хранит и направляет нас, дабы мы могли исполнять Его волю.

— Во истину, Его мудрость и добродетель не знают границ. Однако не буду тебя больше отвлекать. Я всегда на связи, Натаниэль, — Селецио по-дружески похлопал навигатора по плечу и спустился с его постамента.

К середине третьего месяца Шторм будто бы усилился, — или же флотилия продвинулась к самому его сердцу, однако хаотичные неумолимые волны яростно накатывали на корабли всё с новой и новой силой. Теперь судна трясло чуть ли не постоянно, и куда заметнее, чем раньше. В особо страшные минуты изнутри раздавались отчаянные громкие песнопения и молитвы. Не верящих в успех их путешествия становилось всё больше, хотя офицеры и комиссары неукоснительно продолжали поддерживать строжайшую дисциплину. Если многие боялись и переживали, то не показывали виду, во всяком случае, публично.

Но без показательных казней всё равно не обошлось. С подачки Райны, несмотря на возражения Штросса и Вермонта, было расстреляно пять «паникёров», боявшихся, как говорят, остаться внутри Бури куда чаще и ярче остальных. Это была целиком и полностью инициатива женщины-комиссара, которая, даже не поставив в известность высшее командование, сама же и привела собственный приговор в исполнение. Пять нажатий на спусковой крючок, пять выстрелов и пять трупов, всё на глазах у всех, кого смог вместить один из грузовых ангаров, где и происходила казнь. Позднее ни генерал, ни тем более его офицеры ничего не сказали Райне, прекрасно понимая напряженность ситуации и признавая её полномочия, как комиссара-ветерана.

— Руксус, как себя чувствуешь? — в который раз за этот Варп-Переход заботливо спросил Альберт у друга.

— Жить буду, не переживай так, брат, — с улыбкой отозвался Руксус, сам сидевший бледнее тумана и кажется, исхудавший даже ещё сильнее, хотя это казалось просто невозможным. — Твари извне конечно вгрызаются в мой разум и днём, и ночью, но я даю им достойный бой, как видишь. Пока с ума не сошёл, и не мутировал, — юноша улыбнулся ещё раз, что выглядело довольно жутко и неестественно на его измождённом лице со впалыми щеками и проступающими скулами.

— Даже не могу представить, насколько это тяжело, — более серьёзным тоном произнёс Альберт. — Если я испытываю лишь лёгкий дискомфорт, но не более, то с твоим уровнем силы…

Руксус, ни мгновения не желавший доставлять своим друзьям лишние хлопоты, только махнул рукой, что Альберта ничуть не убедило. Все ментальные муки Руксуса чётко отпечатывались на его лице и во взгляде, однако он упорно продолжал всё отрицать и ни разу даже не намекнул, что хотел бы пожаловаться.

Между тем, сны его стали куда активнее, ярче, а непонятные образы то ли будущего, то ли прошлого или вовсе никогда не существовавшего, постоянно сменяли друг друга, активно перемешиваясь с уродливыми ликами Нерождённых и прочих неведомых тварей, чей внешний хаотично меняющийся облик не вызывал ничего, кроме глубочайшего искреннего отвращения. Все эти месяцы юный псайкер не понимал ровным счётом ничего, что видел в Варпе, однако его в какой-то степени радовало отсутствие демона, назвавшегося Азрафаэлем. С того момента они более не виделись, хотя Руксус время от времени замечал его слабые следы — словно Нерождённый всегда ступал где-то рядом, не упуская случая напомнить о себе.

В комнате вновь стало тихо. Альберт лежал на койке и думал о чём-то своем, Симон от нечего делать читал книгу. Руксус же сидел и смотрел на собственную руку так, словно видел её впервые.

Я неправильно использую своё пламя. Слишком открыто, бездумно, предсказуемо. На поле боя меня можно прочесть, словно открытую книгу. Как там говорил наставник Кайлус? Существует высшая форма пиромантии, коей овладевает лишь один из сотни, — бесконтактная. Создание пламени в любой точке в определенном радиусе вокруг себя без визуального контакта. В школе мне запрещали пробовать бесконтактную пиромантию из-за проблем с контролем, однако она однозначно пригодится мне в грядущих битвах. Нужно ею овладеть.

Он сконцентрировался, создал в голове образ их каюты и дальний угол, где никто не стоял и ничего не было. Ну же, огонь, подчинись! Явись мне! Однако результата не было.

Верно…это потому что я слишком устал из-за этой Бури. Мне нужно хорошенько поесть и выспаться, только уже без этих надоевших кошмаров, подтачивающих меня уже третий месяц к ряду. Только вот боюсь, что пока что это невозможно.

Внезапно его разум словно пронзили остро наточенным мечом. Юноша вскочил с места и так стремительно, как мог, побежал к выходу.

— Руксус? — раздался сзади удивлённый голос Альберта. — Руксус! Что случилось, брат?..

Однако тот его уже не слышал, а бежал прямо по коридору, надеясь успеть. Полностью охваченный нахлынувшим на него предчувствием, он напрочь забыл о том, что их коридор стерегут охранники. Один из них цепкой хваткой вцепился в его рукав.

— Эй, ты это куда несёшься?

— Пусти! — первым же рывком Руксус едва не вырвался из чужой хватки. — Я должен успеть! Ты меня задерживаешь, идиот!!

— Успеть куда? Следи за языком, чертов мутант, и не брыкайся!..

Юноша-таки вырвался, и прежде чем унестись в коридор, небрежно бросил:

— Весь этот корабль в опасности!.. Я успею, я обязан!..

Словно в такт его словам раздалась сирена, и механический, лишённый эмоций голос монотонно произнёс:

— Всему экипажу, внимание, угроза прорыва поля Геллера. Повторяю, угроза прорыва поля Геллера.

Ламерт возвращался с обеда вместе с Сафолком и Дециусом, когда по всему кораблю внезапно заревела сирена, и чей-то женский голос предупредил о том, чего каждый во флоте боялся вот уже несколько месяцев.

— Вот здорово…а нам-то что делать? — спросил поражённый Дециус.

— Без понятия, — Ламерт, как и остальные, старался оставаться спокойным, не сеять ненужную панику. — Но давайте вернемся в каюту, а?

Кругом вперемешку суетились имперские гвардейцы и бойцы Флота, — последние выглядели более сосредоточенными и спокойными, насколько это вообще было возможно в подобной ситуации. На их лицах читались решительность и понимание того, что надо делать. Ламерт решил окликнуть одного из них.

— Эй, слушай, парень, а нам, простым солдатам, что нужно делать?

Бородатый крепко сложенный мужчина со знаками отличия младшего офицера смерил его коротким оценивающим взглядом.

— Не мешаться под ногами и молиться Императору, сынок.

— Так…а может, нам вернуться к себе?

— Делай что угодно, только не мешай!

Они побежали в жилой отсек, прорываясь сквозь группы суетящихся людей и стараясь не потерять друг друга из виду. В такой суматохе упасть и оказаться затоптанным — проще простого.

Впереди уже маячил знакомый им коридор. Еще один поворот, и они будут у себя, но в безопасности ли? Мысленно Ламерт уже предполагал худшее и прощался с жизнью. Чувствовать собственную тотальную беспомощность для него, солдата, оказалось крайне неприятно.

Впереди показалась крепко сбитая фигура Микаэля, их сослуживца, с которым Ламерт неплохо общался время от времени:

— Эй, ребята, давайте к нам, живее! Офицеры приказали…

Мир с громким хлопком словно затрещал по швам, и пространство между ними охватили разноцветные, пёстрые потоки ревущей энергии. Спустя пару мгновений из них появились они — бесконечно уродливые, отвратительные и ужасающие Нерождённые.

Микаэль погиб на месте, эфемерная уродливая тварь размером с космодесантника легким движением лапы оторвала ему голову. Сзади раздались душераздирающие крики: издавая странные прерывистые звуки, очень отдаленно похожие на нормальный человеческий смех, демоны с энтузиазмом принялись убивать каждого, кто попадался им на пути. Будто в ответ их дьявольскому смеху послышалась отчаянная стрельба.

Ламерт упал ещё во время хлопка, кто-то так же грохнулся рядом с ним. Глаза молодого гвардейца ничего не видели, ноги стали словно чужими. Он едва мог двигаться.

Что…что происходит? На нас все же напали? Проклятие, мне нужно оружие, чтобы защищаться!

Откуда-то спереди раздались едва уловимые торопливые шаги. Кто-то, явно человек, стремительно к ним приближался. Всё это время истошно вопила сирена, раздавались выстрелы, крики, мольбы о помощи, предсмертные вопли, хруст разрываемой плоти и струящийся звук густо проливаемой крови.

«Я опоздал!», в сердцах воскликнул Руксус, увидев творящуюся в коридоре бойню. За считанную минуту прорвавшася группа тварей уже убила минимум десятерых — хотя по разбросанным тут и там кровавым ошмёткам (останками это назвать было нельзя), судить трудно.

Рогатый, отвратительно смердящий демон с покрытой оспинами и нарывами лоснящейся шкурой протянул когтистую лапу к ближайшему гвардейцу, пытавшегося оттащить оглушенного товарища в сторону. Руксус сделал ещё шаг и воздел левую руку.

Всех ворвавшихся Нерождённых охватило небесно-голубое пси-пламя. Они яростно завопили от боли, словно от несправедливого наказания, и упрямо двинулись на обидчика. Ближайший из них уже почти коснулся Руксуса, когда тот усилил мощность своего натиска. Огонь ослепительно засиял ещё ярче, вспыхнув, словно давно умирающая древняя звезда. Вопли сгораемых демонов, казалось, можно было услышать в бушующем за обшивкой корабля Варпе. Ещё несколько мгновений — и коридор опустел. Непрошенные гости оставили за собой ничего, кроме десятка растерзанных тел и невероятно терпкого запаха озона.

— Если бы эти идиоты-охранники меня не задержали, то я бы точно успел, — с трудом выдавил вспотевший из-за долгого бега Руксус. — Проклятье…

Сам совершенно не зная почему, он чувствовал вину за этих погибших людей, — и ненавидел себя за это. Все они служили ублюдку на Троне, однако он, Руксус, всё же был в силах спасти их…

Юноша прикрыл глаза, представил ослабшее поле Геллера над данным участком корабля, попытался ментально усилить его. В какой-то степени у него это получилось: пока генератор не восполнил прореху в обороне, её закрывал пси-барьер Руксуса. Новым тварям на какое-то время сюда был путь заказан.

Юноша двинулся к выжившим гвардейцам, по дороге не заметив растёкшуюся по полу огромную лужу крови. Наступив в неё, Руксус поморщился, но не остановился.

— Т-ты спас нас, парень…Спас, хвала Вечному Императору…

— Он тут совершенно не причём. Встать сможешь?

— Пока нет, передохнуть надо бы, — Сафолк едва дышал. — О, Император, что же тут произошло!..

Руксус обратил свой взгляд на того гвардейца, которого тащил Сафолк. Когда тот повернулся на спину, юноша узнал в нём того самого гвардейца, с которым они пересеклись взглядами при отправке Сионы, и которого видел много лет назад, во время первого в его жизни публичного сожжения псайкеров. Солдат с трудом открыл глаза, их взгляды встретились.

— Ламерт! Ламерт, эй, парень, ты как?

Молодой гвардеец выглядел максимально растерянным. Ещё больше из равновесия его вывела протянутая Руксусом костлявая, но крепкая рука:

— Добро пожаловать обратно в мир живых. Считай, что тебе очень повезло… имперский гвардеец Ламерт.

Мало кто смог с первых секунд поверить в снизошедшую на них милость Императора, но флотилии удалось прорваться сквозь Бурю и выйти в указанной точке маршрута. «Сектор Фарида, как вы и хотели, коммодор», уставшим, но полным гордости голосом оповестил Натаниэль, собирающийся наконец уйти на долгожданный отдых.

Однако о покое навигатор мог лишь мечтать.

В опасной близости от флотского соединения коммодора Селецио парила внушительная группа черных шипастых кораблей, борта которых украшал грозный символ Восьмеричного Пути.