Псайкер. Путь изгоя

Глава 15

Ещё долго Руксусу казалось, что он чувствует противный, едкий дым от чудовищным образом расплавленных изнутри тел братьев и сестёр по несчастью. Впрочем, имеет ли он право так называть их? До сего дня Руксус считал каждого псайкера такой же несчастной душой, но сегодняшняя казнь ясно показала ему, как он в очередной раз глубоко ошибался. Равнозначны ли их участи? Эта сотня с лишним псайкеров встретила мучительную смерть на потеху радостной публике, а он, Руксус, остался жив.

«Выходит, мне ещё повезло».

Он продолжал держать плачущую Марианну, которая, похоже, немного помутилась рассудком, ибо беспрерывно продолжала повторять одно и то же.

Руксус вновь невольно поднял взгляд на ряд чёрных столбов, на которых догорали уже даже не тела, а бесформенные куски обугленной плоти. Из-за плотного чёрно-красного дыма нельзя было сказать наверняка, но мальчик твёрдо знал, что у многих жертв торчат рёбра, белеют кости, черепа. С громким шипением отваливалась почерневшая до неузнаваемости плоть, некогда бывшая кожей, мышцами, внутренними органами. Руксус с облегчением понял, что из-за плотной дымовой пелены не видит того, что осталось от крохотного дела Дамьена.

При мысли о всех этих несчастных, встретивших столь ужасную, мученическую гибель, Руксус от невыносимого гнева впился ладонями в Марианну. Та даже не шелохнулась. Мальчик чувствовал, как внутри него вскипает и набирает силу злость, как ей просто необходимо дать выход.

Наверху, на паперти, можно увидеть смутный силуэт Наафалилара. А что если сжечь его самого? Если обратить в пепел всю эту толпу фанатиков?

— Руксус…

Он вздрогнул, услышав отдалённый голос Каме. Опустив взгляд, Руксус заметил, как на левой его ладони едва заметно тлеет пламя, от которого уже немного обуглилась одежда на плече Марианны. Маленький псайкер тут же погасил огонь.

— Пожалуйста, держи себя в руках, Руксус. Я понимаю, что ты чувствуешь, и разделяю это чувство, но…

— Я не могу, Каме. И никогда, слышишь, никогда не прощу им этого. Империум никогда не будет нам домом, вот что я сегодня в очередной раз понял. Прав был Илиот, говоря, что лучше бы он не вернулся — иначе ярким пламенем загорятся их храмы.

Глаза Каме стали круглыми от ужаса.

— Руксус…не собираешься же ты стать…стать отступником? — последнее слово он почти прошептал.

Мальчик не нашёлся с ответом. Сейчас он чувствовал, что способен на что угодно. Как ему хотелось выпустить пламя из рук в ближайшего зеваку! Скорее всего он в первые же минуты потеряет контроль, и его, обезумевшего, мутировавшего или одержимого просто застрелят, но уж будь что будет! Зато Дамьен и его невинная, любящая мама будут отомщены. Руксус с внезапной ясностью понял, что именно мести, и ничего другого, ему хотелось прямо сейчас.

— Я никогда не склоню головы, — прохрипел он, будто настоящий одержимый. — Не перед этими ублюдками, нет.

— Хотелось бы, чтобы твои слова были правдой, но все мы прекрасно знаем, что у нас просто нет выбора.

— Будет, Каме. Вот увидишь.

Мальчик-колясочник ощутил, как внутри его друга бурлит невероятная сила, и как он едва сдерживается, чтобы не выпустить её на волю. Каме было страшно представить, каких усилий стоило сдерживать подобную мощь.

Руксуса в это время заботило совсем другое. Из-за ярости и отчаяния, охвативших его с головой, он почувствовал, как хрупкий щит, стоявший на защите его души и разума начинает таять. Голоса из того мира пробились в голову Руксуса, и одновременно, в унисон принялись отчаянно шептать о чём-то. Мальчик не понимал ни слова, но ощущал некоторое родство с их обладателями, а потому будто знал, что они хотят от него. Их желания совпали.

Словно в подтверждение мыслей и чувств мальчика, определенная часть толпы обратила внимание на одиноко, будто от безысходности столпившуюся кучку учеников школы Астра Телепатика. Их темно-зеленые одеяния теперь выглядели словно будто вызывающе.

— А почему бы не сжечь и этих? — с азартом и заинтересованностью прозвучало из толпы. — Эти-то чем лучше? В пламя их — и дело с концом.

— Разве не говорит нам Писание о том, что мы должны искоренять богохульную мерзость везде, где только встретим? — ответил другой голос, явно женский. — Так вот они, твари, прямо перед нами.

Марианна начала понемногу приходить в себя, взгляд её прояснялся, а безудержный лепет становился всё тише. Сара прижалась к Леору, Каме побледнел ещё сильнее, хотя казалось, что уже некуда.

— Эй, господа священники, скажите нам, почему бы нам не умертвить гадин прямо сейчас? Разве не будет это угодно Императору, Владыке нашему?

Рокот толпы становился всё сильнее, всё громче, в какой-то момент став походить на огромный, невыносимо галдящий улей. Суеверные страх и ненависть людей смешались с кровавым азартом, желанием хоть каким-то развлечением разбавить свою тяжелую, полную лишений и постоянного труда, жизнь. Псайкеры всё равно не люди — так какая разница? Для рядового жителя Империума всё едино.

Аллистер стоял впереди всех, ближе всего к толпе. Каждый выкрик из неё острой болью, липким страхом отзывался в его сердце. Заместитель верховной настоятельницы от ужаса застыл на месте, шевеля губами, будто выброшенная на берег рыба, и думал в первую очередь о том, как спастись самому. Пусть эти люди растерзают хоть всех учеников — лишь бы он, Аллистер Сторн, остался жив.

Заместитель даже не сразу почувствовал, как кто-то настойчиво дёргает его за рукав.

— Аллистер! Аллистер, очнитесь! Надо эвакуировать всех учеников, и быстро!

Молодой мужчина не понимал, чего от него хотят. Подняв взгляд, он увидел обеспокоенного, но полного решимости во взгляде, Рольха. За его спиной стояла наставница Ронна, настойчиво говорившая примерно то же самое, но Аллистер упорно думал лишь о том, что эта толпа хочет убить именно его.

Словно по щелчку пальцев часть зевак действительно двинулась в сторону будущих санкционированных псайкеров. Арбитров в той стороне стояло не так много, что могло служить символом того, что закон Империума не считает нужным их защищать. Сквозь неплотный строй законников уже пробивались первые фанатики.

Кайлус в сердцах сплюнул, потащил Ронну за собой.

— Мы должны действовать сами! Забудь про Аллистера, Ронна, уводи детей к «Носорогам», быстро!

Над площадью раздался громкий, властный голос Наафалилара:

— Прекратите, сейчас же! Ваше рвение похвально, но эти богомерзкие создания ещё нужны Империуму!

Увидев, что творится на площади, Валерика вскочила со своего места, но её остановили на входе слуги Экклезиархии с силовыми алебардами. Верховная настоятельница была готова убить их на месте легким усилием воли, но твёрдый голос епарха повелел им расступиться. Она побежала так быстро, как только смогла.

Где-то, будто очень далеко, раздались выстрелы.

Кайлус вместе с некоторыми другими учителями отчаянно погнали учеников к бронетранспортёрам, которые стояли совсем рядом, но возникшая паника сильно осложняла дело. К тому же немногочисленные арбитры, которые стояли рядом и чей строй буквально смяли, никак не могли их защитить, а остальные просто не успевали. Начался очередной самосуд.

Руксус, пораженный до глубины души, видел, как незнакомых ему мальчишек и девчонок, которых он часто видел в столовой или на занятиях, бьют по лицу кулаками, пинают ногами по голове и даже душат. Некоторые особо находчивые даже нашли где-то камни, с которыми теперь так набросились на детей лет от пяти, до одиннадцати лет, как атакуют реального, серьёзного врага. Где-то мелькнула едва заметная искра стали. На глазах у Руксуса женщина лет сорока, с перекошенным от религиозного экстаза лицом вогнала небольшой, но острый нож какому-то мальчику прямо в глаз.

Над криками ужаса и предсмертными хрипами раздался умоляющий голос Кайлуса:

— Не используйте свои силы, прошу вас! Не злите их еще больше!!

Леор взял Сару за руку.

— Побежали, ребята! К машинам! — и не оборачиваясь, исчез вместе с плачущей Сарой где-то в убегающей толпе.

Марианна уже пришла в себя и могла бежать самостоятельно. Уцепившись в Руксуса, она сделала несколько шагов в сторону, но мальчик её остановил. Она обернулась, бледная и едва стоявшая на дрожащих ногах.

Руксус отпустил подругу и побежал к Каме, который старался догнать остальных на неспешной скорости своей коляски. За его спиной уже появились фанатики.

Мальчик на какое-то мгновение остановился. Вот она, смертельная опасность, прямо перед ним, и эти существа хотят его смерти, но что не менее важно, хотят лишить жизни близких ему людей.

Всего секунда промедления стоила того, что какой-то мужчина встал сбоку от Каме, и смерив мальчика мимолётным взглядом, одним ударом в лицо повалил его на землю. Коляска опрокинулась.

Вновь охваченный злобой, Руксус встал чуть ближе. Мужчине на вид немного за тридцать, долговязый, но худой, с тёмной жиденькой бородкой. Руксус едва доставал ему до середины груди, однако всё равно вцепился тому в руку и закричал:

— Отстаньте от него!

Фанатик ошалело посмотрел на него, лёгким усилием скинул с себя. Мальчик плюхнулся на землю.

— Тебя тоже убью, тварь, — прохрипело существо.

За его спиной подоспели другие. Женщина и юноша, охваченные охотничьим азартом, принялись бить Каме ногами, особо не целясь. Было видно, что им доставлял удовольствие сам процесс.

Долговязый со всей силы ударил пытающегося встать Руксуса в лицо, уселся сверху и нанеся ещё два грубых удара, в которые вкладывал явно всю силу своего худощавого тела, и принялся душить мальчика. Где-то рядом кричала Марианна.

Словно сквозь глухой шлем он вспомнил отчаянную просьбу наставника Рольха. «Не используйте свои силы»! Но что делать сейчас, когда из него медленно и с очевидным удовольствием выдавливают жизнь?

А пошло оно всё в Варп, злобно подумал Руксус и поднял правую руку к лицу долговязого. Вырвавшееся пламя обожгло кожу до костей, мужчина истошно закричал, вновь остро завоняло жареной плотью. «Теперь горите вы», злорадно подумал мальчик, ногой отпихивая ещё кричавшего детоубийцу. Руксус на него больше ни разу не глянул, но знал, что ему уже не жить. Он не особо контролировал выпущенный на волю огонь, так что гарантированно проплавил голову врага до самых костей.

Юноша и женщина продолжали бить Каме, который ещё продолжал сопротивляться. Руксус сделал пару шагов в их сторону, собрался с силами, постарался успокоить бушующий разум. Об бешено бьющимся сердце, готовым вот-вот выпрыгнуть из груди, мальчик уже даже не думал. Сконцентрироваться, глубоко вдохнуть… Конечно, было бы неплохо превратить в дымящиеся кости всю эту толпу, но едва ли он сможет помочь Каме, потеряв рассудок или мутировав. Идея впускать тварь из Имматериума в своё тело тоже не сильно прельщала маленького псайкера.

На какое-то мгновение его остановил страх неудачи. Он ещё не выпускал пламя на такое расстояние, особенно по живым, движущимся целям. А вдруг случайно заденет Каме? Он же ещё не умеет так хорошо контролировать форму и силу своего огня!

Внезапно фанатики упали, словно их ударил невидимый молот. Руксус поспешил к другу, поднял, положив его руку себе через плечо.

— Ты как, дружище? Ну же, не молчи!

Каме приподнял голову, и Руксус увидел, как на его лицо, покрытое следами страшных побоев, течёт из-под волос густая струя крови.

— А я уже решил, что это конец… — с трудом прохрипел Каме, — и меня просто забьют до смерти. Спасибо, Руксус, — он улыбнулся сквозь боль.

— Мелочи. Просто держу своё слово.

Тут он на мгновение увидел рядом Альберта, вспотевшего, с сосредоточенным выражением лица. Через мгновение взгляд мальчика стал рассеянным. Руксус свободной рукой поманил его.

— Пойдем, Альберт, быстрее! Эти твари не щадят никого!

Находящийся неподалёку Кайлус, продолжавший руководить эвакуацией учеников, почувствовал использование Руксусом пси-сил. «Проклятый мальчишка. Теперь у школы будет еще больше проблем». Тут он заметил самого мальчика в толпе, тащившего на себе избитого Каме; рядом семенил Альберт, напуганный и довольный собой одновременно.

«А может, у него просто не было выбора. Что ж, как минимум одну жизнь он спас».

Тут наставника осенило.

— Ронна, Брандон! Объедините со мной силы! Создаём щит, пропускающий только наших учеников! Ну же!

Брандон, мужчина средних лет, кряжистый, сутулый, с густой гривой густых каштановых волос сначала недоуменно посмотрел на коллегу, как бы безмолвно вопрошая: «использовать пси-силы против простых граждан? Ты серьёзно»? Взгляд Кайлуса остался твёрже стали, так что Брандон лишь кивнул. Они втроём объедини силы.

На расстоянии примерно двух десятков шагов от них возникла полупрозрачная пелена, похожая на едва заметную паутину, которая тем не менее ярко дрожала, когда сквозь неё пытались пройти. Щит пропускал каждого ученика, но перед жаждущей крови толпой предстал непреодолимой преградой. Многие отпрянули, до глубины души поражённые.

— Грязная магия!!

— Они колдуют! Колдуют!

— Ха, показали-таки своё настоящее лицо, твари!

Руксус был готов закричать от радости, увидев такое простое, но находчивое решение учителей, однако нести Каме оказалось не так просто. У исхудавшего из-за ночных кошмаров мальчика сбилось дыхание, ноги словно налились свинцом. До спасительной преграды оставалось совсем немного.

Чья-то порывистая смуглая рука схватила Альберта за шиворот, потащила к себе.

— Куда это ты собрался, маленькое псайкерское отребье?! — молодой мужчина с густой тёмной бородой приготовился выбить Альберту несколько зубов, но мальчик, сжавшись и зажмурившись, выбросил вперед обе руки. Мужчина резко упал, словно в него на полной скорости врезался грузовик. Альберт догнал Руксуса, схватил его за руку. Вместе они прошли сквозь барьер, который наставники лишь расширяли.

— Аккуратнее, Ронна. Ты слишком стараешься. Береги дыхание. Вот так.

— Знаю, Кайлус. Просто…

— Ничего не говори, просто береги дыхание. Аккуратно и медленно двигаем поле. Да, вот так. Не спешим.

Пси-барьер теснил толпу, пропуская лишь учеников. Вскоре на площади не осталось ни одного живого псайкера. Кайлус отдал приказ выдвигаться и самым последним сел в ближайшего «Носорога». Транспортники на полном ходу рванули в сторону холмов, к школе.

Валерика вновь ощутила горький вкус поражения. Она опоздала, долго спускаясь с самого верхнего этажа этого треклятого высокого здания.

Арбитры уже оцепили площадь, начали расследование, вели погони. Где-то на окрестных улицах выли сирены от их машин, но верховной настоятельнице было плевать на всё это. Она действительно опоздала, как ни спешила, и снова её не было рядом с детьми, которых она так любила и ради которых была на всё.

Невидимой для всех тенью Валерика прошла вдоль площади, даже не взглянув в сторону чёрных столбов, на которых ещё тлели тела сожжённых. Спешной, невесомой походкой она подошла к тому месту, где стояли её ученики. Арбитры даже удосужились накрыть тела, но верховной настоятельнице казалось, что она видит сквозь белые окровавленные тряпки, видит каждую пару глаз, с бесконечным осуждением направленную на неё.

Рядовые арбитры подняли оружие при её приближении, но офицер, стоявший без шлема и на вид сильно уставший, что-то громко сказал подчинённым. Валерику пропустили.

Всё так же едва слышно ступая, не говоря ни слова, с отрешенным лицом, она подошла к ближайшему детскому тельцу, твёрдым, даже резким движением опрокинула ткань. Пустой осуждающий взгляд стал ещё острее, ещё более невыносимым с этого окровавленного девичьего лица. Валерика взяла крохотное тело на руки, прижала к себе, как мать обнимает родное дитя. Только ощутив сквозь пальцы трупный холод, она дала волю слезам. Они текли тихо, но обильно, с искренней болью в каждой маленькой капле.

Валерика знала эту девочку, пару раз говорила с ней между занятиями. Её звали Викторией, и она обещала быть примерной ученицей. Звёзд с неба не хватала, и самородком, как Руксус не являлась, но всё же действительно старалась. Настоятельница покачала холодную Викторию на руках, заботливо убрала несколько тёмных прядей с избитого в кровь лица.

— Всё уже закончилось, дочь моя. Ты теперь не чувствуешь ни боли, ни страха, ни мучений. Надеюсь, Император остался милостив к тебе.

Валерике не нужно быть врачом, не надо проводить вскрытий, чтобы чётко знать, что девочке со звериной жестокостью проломили череп.

Ей казалось, что она так просидела целую вечность. Арбитры с интересом поглядывали в её сторону, но никаких активных действий не предпринимали.

Валерика с пустым, лишенным взглядом посмотрела куда-то вдаль, мимо людей, машин, и зданий.

«Видит Владыка, я худшая мать в этой трижды проклятой Галактике. Ничтожная, слабая, не способная защитить никого из своих детей».

Кайлус пытался управлять «Носорогом» скорее интуитивно. Как санкционированный псайкер, он не обучался управлять подобным транспортом, однако его отец — весьма способный механик, иной раз бравший сына на работу. Кайлус поздно узнал об истинной своей сущности — лишь в одиннадцать лет, так что у него было достаточно времени, но чинить не то же самое, что управлять. Бронетранспортёр его едва слушался, в то время как у остальных трёх ситуация была ещё хуже.

«Может, попробовать взять машину под контроль?» — в отчаянии подумал Кайлус. Пот обильно тёк с его лба, руки дрожали, разум пребывал в смятении. Нет, столь сложное использование пси-сил, к тому же без практики в прошлом, может сейчас слишком дорого ему обойтись. Он и так потратил слишком много усилий на создание щита.

«Да как же управлять этой штукой»?

— Это кто там у руля? — послышался недовольный голос. — А, Кайлус. Этого можно было ожидать. Спас детей и коллег, чтобы затем угробить их своим нелепым вождением?

В кабинку кое-как, согнувшись в три погибели, протиснулся Рольх.

— Использую свой Дар я явно лучше, чем вожу, — на взволнованном лице Кайлуса возникла виноватая улыбка.

— Это точно. А теперь быстро отойди от руля. Я поведу.

— А ты умеешь?

— Приходилось когда-то. Давно это было, но сейчас самое время вспомнить.

Кайлус послушно, с облегчением освободил коллеге место. Рольх со знанием дела быстро нажал на нужные кнопки и дёрнул за верный рычаг. Машина выровняла свой ход. Кайлус, внимательно наблюдавший за действиями Рольха, очень скоро понял, что управление у «Носорога» достаточно простое, если не сказать примитивное. «Точно, это же одна из наиболее распространённых в Империуме машин. Впрочем, действительно я виноват, что не знал»?..

Рольх тем временем нащупал кнопку вокс-связи, и по ней принялся учить других наставников, за рулями остальных транспортников, как ими управлять. Совсем скоро крохотная колонна из четырёх машин арбитров почти ровным строем продолжила путь к холмам, обратно в школу Астра Телепатика.

В полумраке грузового отсека Руксус постепенно успокаивался. Дыхание выровнялось, голова хоть и зудела, но слабо. Он сохранил рассудок от первого в жизни применения своих сил — и то радует.

Какое-то время мальчик пытался собраться с мыслями, но его внезапно будто молнией ударило.

— Я…убил человека, — едва слышно пробормотал Руксус, посмотрев на свои руки, — я убил…

Каме сидел рядом, и неизвестно откуда взявшимся платком пытался прикрыть раны.

— Я почувствовал то, что ты сделал, Руксус. Не думаю, что у тебя был выбор. Ты спас нас обоих.

— Я знаю. Знаю, друг, но…

Он пытался почувствовать хоть какие-то уколы совести, хоть какие-то муки, но вместо этого испытывал лишь облегчение. Этот ад позади, впереди ещё минимум столько же…Но та фанатичная тварь, едва его не убившая, даже легко отделалась. Он очень быстро проплавил его голову до костей, а стоило растянуть мучения. Тех двух, кто напал на Каме, тоже было бы неплохо поджаривать медленно, чтобы они страдали так же, как Дамьен и его мать. Как мучились все сто с лишним псайкеров, особенно жестоко сожжённых сегодня на потеху фанатичной толпе.

Руксус почувствовал, как его захватывает что-то дикое, первобытное, яростное. Он не чувствовал угрызений совести, отнюдь, но ему хотелось мести, хотелось вновь дать волю огню, — и будто кто-то невидимый стоял за его разумом, с противной, заискивающей улыбкой нашёптывая, что делать дальше.

Чья-то тёплая рука легла на его собственную. Руксус поднял голову и увидел Альберта.

— Не поддавайся им, — тихо прошептал мальчик. — Я чувствую, что твоя защита слабеет, Руксус. Закрой свой разум от них…

— Я знаю! — рявкнул Руксус, всё еще представляющий, как с такими же адскими криками сгорают служители Церкви. — А ты не лезь! Не твоё дело, что я думаю и чувствую, понял?!

Альберт погрустнел, покачал головой.

— А я думал, что раз уж вас спас… — он запнулся на полуслове.

— Так это был ты? — удивился Руксус настолько, что злость и желание мести отошли на второй план.

— Ну… да, я, — засмущался Альберт. — У меня же дар к телекинезу, как мне сказали. Честно говоря, я увидел, что вы в беде, и сначала испугался, а потом подумал: «Альберт, ты же можешь что-то сделать, — так делай. Ты же псайкер, в конце концов»! Я зажмурился, представил, что спасаю вас, а когда открыл глаза, то те двое уже были на земле.

Руксус через силу улыбнулся. Гнев в нём постепенно слабел, шёпотки стихали.

— Спасибо, Альберт. Вот кто настоящий спаситель, оказалось. И извини, пожалуйста. Я не хотел на тебе срываться.

Альберт кивнул. Взгляд его, обычно стеснительный, стал серьёзным, даже немного суровым.

— В конце концов, не ты один видел, что произошло на площади.

«Носороги» с глухим рокотом остановились возле ворот школы Астра Телепатика. Из машин посыпались ученики и их наставники.

В отсутствие верховной настоятельницы учителя взяли ситуацию в свои руки, и спешно, особо не разбираясь, распределили детей по их комнатам, запретив выходить без серьёзной на то причины. Покидать стены школы тронут более жестокий запрет; однако ученики, видевшие массовую казнь и последовавшие жестокие расправы, явно не горели желанием возвращаться в город. Многим было страшно даже просто смотреть в его сторону.

Альберт вновь оказался в кампании Руксуса и его друзей, чему все были только рады. Возбуждение, охватившее мальчика при первом использовании своих сил вне стен школы быстро прошло, и на его место пришли уныние, страх и ужас. На глазах Альберта его соседа, девятилетнего мальчика по имени Бруно забили насмерть. Сначала повалили, затем несколько раз с такой силой ударили головой об мостовую, что раздался противный хруст треснувшего черепа.

Взгляд Альберта блуждал по чужим лицам, но нигде не останавливался дольше, чем на пару мгновений. Рассеянно войдя в комнату ребят, он уселся чуть ли не в самый угол. Все молчали, но мальчику очень хотелось заговорить первым, рассказать, как на его глазах страшной смертью погиб Бруно.

Только сейчас Альберт со страшной ясностью понял, что мог спасти его, как спас Руксуса и Каме. Тот факт, что его силы словно пробудились ото сна именно после смерти Бруно, от маленького мальчика просто ускользал, словно гибкая змея. Альберта охватило жгучее чувство вины, от которого он безмолвно, почти незаметно заплакал.

Какое-то время царила гнетущая тишина. За окнами медленно плыли по нему свинцовые тучи, солнце, обычно ослепительно-яркое на Сионе, едва светило. Скоро заморосил противный, надоевший за прошедший месяц дождь.

— Ещё раз спасибо, Альберт, — внезапно раздался голос Руксуса. — Ты спас нас с Каме. Это…это многого стоит.

Тот вымученно улыбнулся.

— Не стоит, Руксус, честно. Я мог помочь — и помог.

— Сегодня и так погибло слишком много наших, — вставил слово Каме, где-то нашедший мокрую холодную тряпку и теперь прикладывающий её ко лбу.

— Не уверен, что это «наши», — ответил ему Леор. — В конце концов, мы почти санкционированные псайкеры, признаны государством, а они — преступники. По законам Империума, конечно, а так мне их жаль. Никто не заслуживает такой паршивой смерти.

Постепенно дети разговорились, стали делиться впечатлениями от недавно пережитого ужаса. Марианна извинилась перед Руксусом за своё временное помешательство, а мальчик в ответ попросил прощения за то, что чуть не обжёг.

— Ой, а я этого даже не помню, — рассеянно ответила Марианна, но затем посмотрела на своё плечо, где в мантии осталось небольшое чёрное пятно с обугленными краями.

В самый разгар негромких разговор что-то тихо мяукнуло. Все обернулись в сторону застывшей Сары, от которой и шёл звук. Девочка виновато, рассеянно улыбнулась, словно не знала, что ей делать, и полезла себе за воротник, откуда достала крохотного серо-полосатого котёнка с оборванным левым ухом и одним глазом.

— Сара, дорогая…где ты его достала? — нарушил вновь ненадолго воцарившееся молчание Леор.

— На площади. Пока мы ждали…ждали казни. Я стояла в толпе, пытаясь увидеть хоть что-то, как вдруг чувствую — что-то трётся мне об ножку. Опускаю взгляд, а тут он. Посмотрите только! — Сара подняла перепуганного, истерзанного жизнью зверька так, чтобы все могли его рассмотреть. Он был так мал, что почти помещался на крохотной девичьей ладошке. — Какой он маленький, побитый весь, шёрстка какая…А ещё этот кроха где-то потерял глаз. Я не могла его не подобрать, ребята!

По взгляду и молчанию остальных не похоже было, что они хоть как-то осуждали Сару. Всем тоже стало жалко это крохотное, отчаянно бьющееся за жизнь существо, так похожее на них самих, но в правилах школы не было никаких правил, касающихся содержания домашних животных. За всё время обучения Руксус не видел ни одного из них, и не знал, можно ли вообще их брать. Как и остальные, он боялся, что наставники прикажут просто выбросить несчастного малыша.

Ничего не сказав, Марианна подсела рядом с любимой подругой и погладила котёнка по голове. Шерсть на нём почти везде торчала клочьями во все стороны, однако он достаточно громко и протяжно мяукнул, казалось — радостно. Руксус понял, что кроха впервые в жизни почувствовал на себе нежность и ласку, и похоже, не знал, как на это реагировать.

— Мы в любом случае можем приютить его до возвращения верховной настоятельницы, — справедливо заметил Каме. — А там посмотрим, что она решит. Однако честно говоря, не думаю, что она прикажет выкинуть его. Это не похоже на нашу госпожу.

Остальные дружно закивали.

— Тогда ему надо дать имя, — сказала Марианна, снова погладив зверька.

— А мне кажется, его сначала нужно покормить, — с нотками материнства в голосе ответила Сара.

— Было бы неплохо, он вон какой худой, да и дрожит, бедолага. Но чем ты собралась его сейчас кормить? — судя по голосу Руксуса, ему и самому очень хотелось помочь этому брошенному жизнью котёнку. — Нам даже комнаты покидать нельзя.

Сара, посмотрев на спасенного ею питомца, думала недолго.

— А вот увидите! Кто со мной?

Девочка взяла жалобно пискнувший комочек на руки и стремительно вышла из комнаты. Марианна последовала за подругой, а вслед за ней — Руксус.

На их счастье, их коридор патрулировала наставник Ронна. Она проходила буквально в десятке шагов от их двери, как услышала, как та скрипнула. Взволнованное лицо наставницы исказило раздражение.

— Вы куда вышли, беспризорники?! Мы вам что сказали?

— Извините пожалуйста, учитель, — голос Сары даже не дрогнул.

Марианна удивилась: когда это её подруга, обычно такая слабая и забитая, успела стать такой смелой?

— Но мы как раз хотели спросить кое-что у вас. Смотрите, — она подняла котёнка, который попытался сесть на ладони девочки поудобнее. При виде раздраженного лица Ронны он сжался в комок.

Недовольство наставницы сменилось рассеянностью. Руксус почувствовал удовлетворение от того, что оказался прав: в школьных правилах действительно не было ни слова насчёт личных питомцев.

— Я… я не…

— Мы думаем, что его судьбу решит госпожа верховная настоятельница, — подал голос Руксус.

— Да. А сейчас мы хотим его покормить. Можно нам на кухню, наставница?

Ронна потопталась в нерешительности, переводя взгляд с перепуганного котёнка на твёрдо стоявших перед ней детей, которым хватило смелости ради чужой жизни рискнуть нарушением правил. В полной мере осознав это, женщина искренне восхитилась. Она приобняла Сару за плечо.

— Что ж, я действительно не в праве решать подобные вопросы, да и не до этого нашей школе сейчас, но пойдемте, я сопровожу вас. Ничего плохо не случится, если мы накормим несчастное животное.

Котёнок словно что-то понял, снова подал голос, более уверенно, но так же слабо. Сара расцвела, почесала его за оставшимся ушком.

— Слышал, одноглазик? Сейчас ты поешь от души.

Марианна тоже улыбнулась.

— Слушай, а ведь его так и можно назвать.

— Точно! Понял, малыш? Теперь ты Одноглазик!

— И находишься сейчас в надёжных руках, — Руксус быстрым, но мягким движением почесал его по шее, — на какое-то время, по крайней мере.

Через несколько часов в школу приехала госпожа верховная настоятельница. Ученики ликовали, увидев свою главную заступницу, а наставники вздохнули с облегчением. Однако новости, принесённые ею, сильно омрачили настроение всей школы.

Узнав, что всех их могут судить за убийство и нанесение вреда чистокровным гражданам, учителя и дети впали в почти уныние, но с другой стороны, что они могли сделать? Многие вспомнили недавний бунт, в котором учувствовал пусть и малый, но от того не менее грозный контингент сестёр битвы. Святые воительницы в очередной раз доказали силу, фанатичность и преданность идеалам Экклезиархии, им ничего не будет стоить разрушить школу Астра Телепатика, не оставив от неё камня на камне вместе со всеми её обитателями. Может, их вообще уничтожат с воздуха? Сбросят прометивые бомбы — и всё. Империум ведь так любит сжигать псайкеров…

Очевидно было, что вся школа застыла в тревожном молчании, ожидая судебного разбирательства.

Через три дня Валерика явилась в главный офис Администратума, где на входе её уже ждал префект Фернандо Монде. Высокий, смуглый, лысый и крепко сбитый, средний чин одной из могущественнейших структур человечества при виде верховной настоятельницы отвесил поклон, который выглядел скорее как дань вежливости.

— Приветствую. — Голос Монде был таким же скрипучим, как пергамент от бумаг, с которыми он проработал большую часть своей жизни.

Валерика ответила тем же жестом, только более искренне.

— И я вас, многоуважаемый префект. Арбитр Дагмар уже прибыл?

— Нет, но мы ждем его с минуты на минуту.

— Покорнейше благодарю.

За широкими плечами префекта стояла свита, немногочисленная, но судя по сосредоточенным, суровым лицам — большие профессионалы, явно отлично знающие своё дело. Сам Фернандо при этом выглядел предельно невозмутимым, хотя Валерика чувствовала едва заметные ниточки презрения, тянущиеся от его крепкой фигуры.

— Могу я задать вам вопрос, префект?

Тот вновь посмотрел ей в лицо, весьма успешно скрывая своё пренебрежение к фигуре псайкера, пусть и высокопоставленного, находящегося в здании Администратума.

— О том, что думает суд? Вы же знаете, я не имею права разглашать подобного рода информацию до начала слушаний.

— Я не прошу вас рассказывать об окончательном решении следствия, многоуважаемый префект. Лишь о том, что сейчас думают присяжные. О том, что думаете вы.

Чиновник отвернулся, неловко кашлянул, сложил руки за спиной.

— Мнение двойственное, верховное настоятельница. К вам и вашим подчинённым не было бы никаких вопросов, если бы вы просто сбежали с места бойни. В конце концов даже епарх признаёт, что это было просто «излишнее рвение» со стороны толпы. Но там же нашли тело простого гражданина, так же пострадало ещё несколько обычных, чистых кровью людей, и вот это уже нельзя оставить безнаказанным. Вы не хуже меня знаете, что новость об этом взбудоражила город, и теперь немалое количество жителей хотят крови колдунов.

— Это была самозащита.

Валерика прекрасно знала, какой последует ответ, но бросать попытки защитить своих детей и своих подчинённых она не намерена.

— Мутант есть греховное создание само по себе, — префект явно в некоторой степени разозлился, — а мутант, поднявший руку на чистого кровью человека достоин только смерти. Обычно люди дарят нечестивым смерть лишь из милосердия к их богохульной природе, но те, чьи руки запятнала кровь праведных, должны встретить самый кровавый и жестокий свой конец. Труп на площади продемонстрировал Кардене, что ваши мутанты опасны, а Империум уже бессчётное количество веков говорит с опасностью только на языке насилия. Всё, что нам угрожает, должно быть уничтожено.

— Не сочтите за дерзость, префект, но по-вашему выходит, что моим ученикам и их учителям стоило просто принять свою смерть от рук толпы, над которой вы же и потеряли контроль?

Презрение на лице префекта перестало прятаться. Он скорчил недовольную гримасу, словно с ним попыталась заговорить грязь из-под сапог.

— Суд решит, — с ядом в голосе ответил чиновник.

Судебный процесс, продлившийся всего около двух часов, верховную настоятельницу, однако, оправдал.

Оказавшись внутри просторного, хорошо освещаемого зала, Валерика очень быстро поняла общий расклад дел. Фернандо, несмотря на явное презрение к псайкерам, был типичным карьеристом, которого волновало лишь собственное благополучие.

Дагмар и мэр города леди Виена Илентрайт вошли в залу почти одновременно.

Сначала глава арбитров желал сам судить псайкеров, но мэр быстро осадила его. «Арбитры должны были контролировать ситуацию на площади. Жизнь и здоровье наших граждан были вверены вам и вашим подчинённым, но вы явно не справились. Любой бунт, любое неподчинение верховной власти, пусть самое малое — есть ничто иное, как явный знак некомпетентности Адептус Арбитрес». Говорят, Дагмара это сообщение сильно разозлило, но к вечеру того же дня он уже заметно успокоился. Право судить отдали Администратуму, всё так же с подачи мэра.

В течение самого процесса она была непреклонна, заявив, что псайкеры, без всяких сомнений, являются мутантами, но они нужны не только Сионе, но и всему Империуму. «Госпожа Кира не так давно поделилась со мной важной информацией. Заметив явный рост числа псайкеров, она уведомила об этом глав остальных планет. Наш субсектор и сектор теперь знают, что могут рассчитывать на наших колдунов. Их убийство недопустимо. Не для того Империум тратит силы и время на их обучение, чтобы их давила толпа».

Наафалилар сидел тут же, задумчивый и мрачный. Валерика слышала, что Церковь не признаёт своей вины в этом инциденте, и более того — заявляет, что колдуны виноваты сами, дескать, они спровоцировали истинно верующих своим богохульственным поведением. Новость о том, что пострадало несколько людей, подлило ещё больше масла в огонь. До преподобного Михаила, занятного делами всего субсектора, новость об данном инциденте пока ещё не дошла, но в отсутствие его решения рядовые служители Церкви были готовы отстаивать свой авторитет и свои права до последней капли крови, даже перед лицом неоспоримых фактов.

Валерике не было нужды даже пытаться читать мысли Наафалилара. Все его мрачные думы отлично читались на его лице. Он всецело корил себя за утрату контроля над толпой, но так как его мнение, а значит и решение отличались от мнения его подчинённых, то статус новоизбранного епарха ощутимо пошатнулся.

В конце концов, перед лицом неоспоримых фактов и почувствовал, куда дует ветер власти, префект принял оправдательное решение. Валерика почувствовала облегчение, но внешне осталась такой же спокойной, Фернандо явно разделял её чувства (ибо боялся за своё место), Дагмару явно было всё равно, а леди Виена хоть и добилась своего, но выглядела даже какой-то удручённой. Верховной настоятельнице нравилась мэр их города, ибо леди Виена Илентрайт была тем правителем, который не притеснял псайкеров просто так, из фанатизма. Скорее наоборот — она всегда давала школе Астра Телепатика всё, что требовалось для полноценного обучения.

Когда Валерика почти достигла выхода, её едва слышно подозвал к себе Наафалилар. Это напомнило ей их встречи в школе, только сейчас церковник занимал даже более высокий, серьёзный пост, чем раньше.

— Поделюсь с тобой некоторыми своими мыслями, ибо ты-то уж точно лишний раз болтать не станешь, — без предисловий, смотря на неё сверху вниз, суровым тоном начал Наафалилар. — По большому счёту, судить надо было не меня и даже не тебя, настоятельница. А этого идиота Дагмара. Это его люди должны были защищать твоих щенков. А теперь из-за них на меня ропщет разный сброд, который принято считать моими братьями и сёстрами.

— Помнится, Наафалилар, это ты утратил контроль над толпой, а не Дагмар, — Валерика ответила ему не менее жёстким взглядом. Кровь её детей на руках его фанатиков, и она не намерена играть с ним в любезность.

— Поосторожнее с языком, колдунья, — прошипел епарх, выходя из себя. — Ты далеко не всесильна, и защита твоя имеет свои пределы.

— Как и твоя, Наафалилар. Не хочется загадывать, но думается мне, в Кардене вскоре может вновь поменяться епарх. Император с вами, Наафалилар, и да направит вас Его Свет.

Не бросив даже мимолётного взгляда на перекошенное от ярости лицо епарха, она собиралась покинуть зал, но поймала на себе многозначительный взгляд леди Виены.

Мэр стояла в окружении пары безмолвных охранников, облачённых в темную панцирную броню и закрытые шлемы с красными глазницами-линзами.

— Примите мои соболезнования, верховная настоятельница. Я знаю, как вы относитесь к своим ученикам. Для вас это серьёзная потеря.

Валерике захотелось в ответ произнести хоть какие-то слова благодарности, но вместо этого она даже с некоторым вызовом посмотрела в лицо Виены:

— Вы ведь тоже презираете и ненавидите псайкеров…госпожа. Это с вашей легкой руки произошло это чудовищное массовое сожжение. В муках сгорели женщины, старики и дети, которые ещё могли послужить Империуму, но…

Мэр подняла руку в чёрной перчатке. Несмотря на дерзкий тон Валерики, в котором отчётливо слышалась боль, Виена оставалась спокойной и вежливой:

— Вы и без меня знаете, леди верховная настоятельница, как работает внутренняя политика Империума. Святая Церковь — один из нерушимых столбов, на котором держится всё наше общество, и ни вам, ни даже мне, не под силу оспаривать её решения.

Валерика покачала головой. Всё это она действительно прекрасно понимала, но в ней говорили боль и скорбь.

— Прошу извинить мою дерзость, госпожа мэр. Не пристало мутанту так говорить с представительницей чистокровной аристократии.

— Пустое, — Виена пренебрежительно махнула рукой. — За нами никто не наблюдает, и мы можем спокойно, откровенно беседовать.

Верховная настоятельница ничего не ответила, бросив мимолётный взгляд на могучие силуэты охранников, которые, казалось, даже не шевелились. Она знала, что леди Виена с большим трепетом относится к личной безопасности, набирая себе в защитники лишь самых лучших, дорогостоящих наёмников. За свою плату они действительно будут немы, как рыба.

Видя, что Валерика молчит, мэр продолжила:

— Я действительно не поддержала бы это массовое сожжение, если бы не Церковь, Валерика. Я разделяю твою точку зрения. Мы в прямом смысле этого слова бросили в огонь ценные человеческие кадры, которые могли бы принести куда больше пользы, чем смерть на потеху толпе.

— Если бы не Церковь…или Наафалилар?

— Одно и то же, Валерика, не придирайся к словам. Экклезиархия в Кардене словно на иголках, и ты знаешь, почему. Не заставляй меня беседовать с тобой, словно с глупой. Ты слишком умна для этого.

Верховная настоятельница задумалась на несколько мгновений.

— Так чего ты хотела, Виена? Ты подозвала меня явно не для того, чтобы выказывать соболезнования. Пожалуйста, не пойми меня превратно, но твои слова не вернут моих детей, забитых до смерти, словно скот.

Мэр отвернулась, вперив серьёзный взгляд в широкое витражное окно, откуда едва-едва пробивался солнечный свет.

— Просто посчитала нужным напомнить тебе, что в Кардене в любом случае не будет вестись бездумная, жестокая охота на несанкционированных псайкеров. Я по-прежнему буду стараться отправлять к тебе столько, сколько смогу, но арбитры и Церковь…ты сама знаешь. Так же твоя школа всё так же не будет ни в чём нуждаться. Кардена, как и вся Сиона продолжит снабжать остальной Империум псайкерами-примарис и астропатами.

Валерика едва заметно дёрнулась. Её бледное, красивое лицо под капюшоном на мгновение тронула гримаса презрения.

— Премного благодарна вам, госпожа. За вашу доброту, заботу, и за то, что по-прежнему воспринимаете моих детей как бездумное живое оружие. Спасибо.

Отвесив глубокий, почти уважительный поклон, она спешно, но сохранив величественность в каждом шаге, покинула здание Администратума.

После суда у Валерики появилось чуть больше свободного времени, чем она поспешила воспользоваться. Возобновились дополнительные занятия с Сарой, на первом же из которых девочка спросила про Одноглазика. Верховная настоятельница заметно удивилась, после чего негромко рассмеялась и погладила девочку по голове, на которой уже успели отрасти красивые, густые тёмные волосы. Сара стояла обескураженная не столько её реакцией, сколько внезапным осознанием того, что впервые слышит смех госпожи.

— Конечно, оставляйте. Как же можно выбросить на верную смерть столь малое, беззащитное создание? — с нежной улыбкой подтвердила Валерика мнение детей о себя. — А кто его, кстати, подобрал?

— Я, госпожа верховная настоятельница. Пока мы ждали, когда начнётся то самое…

Валерика не дала её закончить, улыбнулась ещё шире и поцеловала девочку в лоб, чем окончательно её добила. Женщина поспешила объяснить:

— Пока вокруг лишь насилие, смерть и боль, вы спасли чужую жизнь. Те, кого считают «мутантами». Сара, ты прекрасно знаешь, я не считаю вас таковыми, вы все до единого — мои дети, моя семья, но в глазах остальных…Ты несказанно порадовала меня, проявив милосердие. Я горжусь тобой и твоими друзьями.

С возвращения верховной настоятельницы прошло менее трёх дней, как в школе началось перераспределение учеников. Ввиду недавних событий в некоторых комнатах стало не хватать детей, а одна из них опустела вовсе. Так всего за сутки, в тот же день к Руксусу и остальным был переведен Альберт. Увидев на пороге этого добродушного парнишку с его естественной скромной улыбкой на губах, Руксус тоже невольно заулыбался.

— Альберт, дружище, добро пожаловать.

Обнимая его, как родного брата, Руксуса охватило странное чувство того, будто он знал Альберта всю свою жизнь.

Через полтора месяца, в какой-то из дней, что казался обычным, Леор, как и полагается, отправился на занятия, но затем словно сквозь землю провалился. Ребята ждали его возвращения до позднего вечера. Солнце успело почти исчезнуть за линией горизонта, прежде чем их друг вернулся, ещё более хмурый и серьёзный, чем обычно.

— Что случилось? — первым спросил Альберт.

Леор ответил не сразу, прошёл мимо них, никого не удостоив взглядом, сел напротив. Все взгляды были обращены на него.

— Не буду томить вас, всё равно ведь узнаете. Через два дня я вас покину, и похоже, навсегда. Меня переводят в другую школу.

В комнате повисла звенящая тишина.

— То есть как это — переводят?

— Вот так. Насколько я понял, учительский совет решил, что из меня выйдет неплохой наставник, так что…Так что через два дня меня самолётом переправят в Каторетто.

— Каторетто… — повторила Марианна, — а это вообще где?

— Очень далеко отсюда, — печальным голосом ответил Каме, — это на Резее, на побережье Беспокойного Океана.

Дети переглянулись. С переводом в школу на другом континенте они столкнулись впервые.

— Неужели…неужели тебя не вернут к нам? Хоть когда-нибудь? — вопросы Альберта даже Саре казались по-детски наивными.

Леор грустно улыбнулся.

— Едва ли, малыш. Мне поставят свою, особую программа обучения, а после неё меня однозначно определят в какую-нибудь местную школу, если не в ту же самую. Пока что лично я не вижу причин для учительского совета переводить меня ещё куда-либо. Может, «когда-нибудь», как ты сказал, действительно такое случится, если тут не будет хватать учителей, но я почти уверен, что вы к тому времени тоже уже закончите обучение. — Леор усмехнулся. — Не самый худший вариант для санкционированного псайкера, как считаете?

— Брось, — через минуту гнетущего молчания с презрением бросил Руксус, — не пытайся спрятать боль за улыбкой. Ты конечно самый старший, Леор, но и мы уже не дети.

Подросток, тем не менее, продолжил сквозь силу улыбаться.

— Предпочту встречать жизненные сложности и испытания со смехом и улыбкой, дружище Руксус, чем со слезами на глазах и отчаянием в сердце.

Так как остальные продолжали молча смотреть на него, пытаясь в полной мере осознать его слова, Леор встал и направился к ящичку со своими вещами. Собирать в дорогу, впрочем, было особо нечего.

— А точное время тебе не сказали? — негромко спросила Марианна.

— Нет, но я почти уверен, что отправка будет днём, во время занятий. Пышных проводов, как у Илиота, у меня точно не будет, — подросток снова усмехнулся.

Вопреки словам Руксуса никто не знал, что следовало бы сказать в такой ситуации. Что делать, думать и говорить, когда одного из твоих друзей навсегда забирают из твоей жизни?

Через два дня устроили скромные проводы. Не было ни застолий, ни смеха, слёз как таковых — под конец почти незаметно заплакал один только Альберт. «Чувствительный он всё-таки мальчишка», без раздражения или удивления подумал Руксус.

Внезапная усталость навалилась на него. Сколько ещё друзей, ставших для него семьей, он будет вынужден потерять? Кого ещё заберет этот ненасытный страшный зверь, имя которому — Империум Человечества?

Леор в основном пытался отшучиваться, говоря, что постарается взрастить способное поколение новых псайкеров, но его спектаклю никто не верил. Он всегда скрывал свои переживания и истинные чувства за угрюмым лицом или невеселыми шутками, — и, похоже, не изменит своим привычкам до конца своих дней.

«В наш последний час, перед ликом неизбежности все мы становимся искренними», внезапно подумал Руксус. «И не честность руководит нами, а страх. Страх перед смертью, ужас того, что мы шагнем в неизвестность, покрытые ложью, что сопровождала нас всю жизнь до этого».

Леора действительно забрала неприметная машина в самый разгар дневных занятий, и ничто в школе, кроме памяти друзей и некоторых наставников не говорило о том, что он был здесь когда-то. Его присутствие истаяло, словно тени перед наступлением ночи.

Никто из их семьи Леора больше никогда не видел.