Псайкер. Путь изгоя

Глава 21

Илос, часть первая

Транспортировка шла уже час.

Генерал Оттон внимательно смерялся с картами и донесениями, иногда советуясь со своими старшими офицерами. Несмотря на их звания, более действенные советы давал в основном Раммонд, в то время как Мириам имела явный талант к налаживанию снабжения.

Оттон выглядел сосредоточенным, но в то же время сердитым. Разочарование так и не покинуло его.

«Проклятый Администратум. От него действительно чаще всего больше вреда, чем пользы. Илос, видите ли, запрашивал помощь целых четыре года назад, и теперь, когда мы уже прилетели, преодолев целый сектор, вторжение на планете уже практически подавили. Мы прилетели разбирать объедки с чужого стола. Проклятье, ненавижу»! Но вслух он произнёс:

— Вот здесь, жилой сектор, неплохая высота. Другой полк уже поставил тут тяжелые стабберы, так ведь? Неплохое решение, однако если расположить рядом нашу артиллерию, то она окажет им неплохую поддержку. А вот здесь должны проехать «Химеры»…

Раммонд чётко передавал все приказы генерала по нижестоящим инстанциям, параллельно раздавая советы и общаясь с офицерами ниже рангом. В командном пункте, как и во всей эскадре, царила характерная суматоха. В конце концов, они простые люди, лишённые выверенности движений Астартес.

Подумав о них и вспомнив об эффективности Ангелов Императора в бою, кою ему довелось видеть вживую, полковник Раммонд даже немного опечалился. Биться с зеленокожими ему тоже доводилось: это крайне грозный враг, даже почти добитый. В сражении с ними никакие меры нельзя считать лишними, так что полковник действительно хотел бы увидеть на орбите хотя бы один корабль прославленного Космодесанта, но увы. Адептус Астартес не могут присутствовать на каждом театре военных действий. «Дай Император нам всем сил», отрешенно подумал Раммонд, бросив очередной взгляд на голографическую карту Некатара. «И не оступимся мы, и останется в руках наших оружие наше, дабы дальше биться во имя Твоё».

В этой части корабля часто было очень тихо. Её хозяин позаботился об этом.

Вот и сейчас он сидел в окружении свечей, символов и выдержек из Священного Писания, в полумраке, перед алтарём Владыки. Губы будто сами читали молитвы на Высоком Готике. Так могло пройти много времени — вплоть до нескольких часов. В такие моменты он чувствовал себя особенно живым, словно в него вливается Божья благодать и сам Владыка Людей обращает на Своего скромного слугу всезнающий взор. Мужчина знал: от очей Бога-Императора не ускользнёт ни одна мелочь, происходящая в Галактике.

И потому он неистово, искренне, от всего сердца молился, но не о своём спасении, но о службе, которую он надеялся нести и дальше. Его слова прославляли Владыку Людей и молили о силе, чтобы разить врагов Его и впредь.

За его спиной, откуда-то сбоку раздалось глухое шипение. Двери. Кто-то вошёл в его скромную обитель.

На пороге возникла и застыла в трепетном ожидании щуплая женоподобная фигура. Она не смела нарушать священный покой этого места.

Он дочитал молитву, которую начал, после чего встал, огляделся так, словно видел это место впервые. Тусклый огонь свечей действовал успокаивающе, несмотря на то, что кругом царила непроглядная тьма. Ему на какое-то мгновение подумалось, что так, наверное, со стороны и выглядит Галактика — сплошная пелена мрака, кошмара и ужасов, и только свечи — островки света, принадлежавшие Вечному Богу-Императору, могли развеять эту тьму.

Он взглянул на молодую женщину, всё так же смиренно ждущую его слов.

— Значит, время пришло?

Она кивнула.

— Да, святой отец. Генерал объявил о высадке. Все полки в полной боеготовности. Примерное время высадки…

— Это не так важно, моя дорогая Нора. Поспешность — главная слабость глупцов. Неважно, когда, где и как нам уготовил бой Владыка — мы в любом случае примем его, как вызов. Это неизбежно. Так же не вызывает сомнений и то, что эти солдаты не пойдут на битву без моего благословения. Или я ошибаюсь?

Нору настолько поразил этот вопрос, что она не нашлась со словами. Он прошел мимо неё, на его губах, едва видимых в этой темноте, молодая женщина, служительница Церкви, разглядела довольную улыбку.

— Прикажи остальным готовиться к церемонии. Я скоро буду.

Он шёл к ней спиной, но Нора и так знала, как выглядит святой отец Вильгельм: рослый, крепкий, с цепным мечом «Палач» на спине, зубцы которого уже начинали стачиваться. Лицо знаменитого священника покрывала густая россыпь шрамов и ожогов — на нём уже давно нет места прежней, живой плоти. Левый глаз искусственный, ибо настоящий в прямом смысле этого слова вытек из глазницы в том самом бою, который принёс святому отцу славу. Это произошло ещё до его подвига. Волосы светлые, достающие до плеч, но уже давно редеющие. Несмотря на статус, роба совсем простая, с открытым Священным Писанием на широкой груди. Открытые страницы демонстрировали миру, помимо прочего, один из самых любимых постулатов отца Вильгельма: «только в смерти заканчивается долг».

Служба прошла достаточно быстро и в простой, лишённой помпезности обстановке.

Ламерт, стоявший в плотном строю своих однополчан, видел где-то далеко впереди крупную могучую фигуру полкового священника, чьё лицо обильно покрывали шрамы. Так молодой гвардеец понял, что этот святой отец, во-первых, довольно аскетичен, а во-вторых, предпочитает словам действия. Он несет слово Владыки не молитвами, но голосом оружия. Таких Ламерту видеть ещё не доводилось, и глядя на изуродованное лицо священника, он почти не сомневался, что совсем скоро увидит его на поле боя.

Весь их Полк стоял на складе, заранее освобожденном как раз под службу. Здесь построили тысячи солдат, которые теперь через динамики, встроенные в стены и жутковатых детишек-херувимов, паривших над их головами, стояли и слушали молитвы. Им вторил глубокий и безупречно поставленный голос священника, к тому же ещё усиленный теми же динамиками.

— Дай нам Вечный Бог-Император сил, дабы могли мы сразить чудовищ. Сделай наши руки твёрдыми, а глаза — меткими. Не поселяться в нашей душе сомнения, ибо ведомо нам: только Человек может править Галактикой. Мы — огненный разящий меч Владыки, Его молот, Его щит, Его возмездие, что неизбежно обрушится на головы нечистых. С Ним мы не ведаем страха.

Ламерту казалось, что эти слова слышали даже на Илосе. Тем не менее, от них веяло силой, уверенностью…верой. Они зарождали на душе тепло. Истинно, верный слуга Императора не может познать ни страха, ни поражения. Его может настигнуть смерть, но не позор. Гибель на поле боя несет не ужас, но вечную славу, великое искупление. Владыка им всем даровал жизнь — и лишь Он вправе забрать то, что принадлежим Ему по праву. В Своей бесконечности мудрости Он повелевает жизнью и смертью верных слуг Своих, неся еретикам, мутантам и ксеносам ничего, кроме справедливой кары.

Думая обо всем этом, Ламерт чувствовал невероятное облегчение. В какой-то момент ему даже показалось, что Сам Владыка на доли секунды обратил на него Свой бессмертный взор.

«Я буду достоин Трона Твоего, клянусь».

Теперь предстоящая битва казалась лишь испытанием, которое они все пройдут — это так же естественно, как то, что Вечный Император — истинный владыка Вселенной.

Псайкеры слушали службу за соседней стенкой, в специальном помещении, больше похожем на камеру. Впрочем, Руксус знал, что они здесь ненадолго.

Вместо очередных мыслей об их участи мутантов-изгоев, юноша больше думал о предстоящем бое. Пользуясь случаем, он так же рассматривал своих новых братьев и сестёр по несчастью, так же приписанных к этим полкам, но прибывшим из других уголков Сионы.

— Это не должно затянуться, — произнёс молодой парень по имени Симон. Судя по небольшой темной бородке и общим чертам лица, он был всего года на три старше Руксуса.

— Почему же? — дружелюбно спросил Альберт, стоявший совсем рядом.

— Генерал зол, и не хочет затягивать, насколько я слышал. Для него эта битва уже выиграна.

Руксус покачал головой. Этот генерал и правда такой идиот? Такой грозный и опасный враг, как зеленокожие, продолжает представлять угрозу даже будучи практически уничтоженным. В школе Астра Телепатика всем ученикам подробно рассказывали обо всех достойных врагах Империума, причем достаточно комплексно, давая куда больше информации, чем это принято в тех же полках Имперской Гвардии. Зеленокожие, Великие Губительные Силы, аэльдари, некроны, — и все им подобные серьёзные противники, способные оказать достойный отпор Империуму. Несмотря на свой низкий, презираемый статус, псайкеры-примарис оставались достаточно редким и ценным ресурсом, так что перед ними следовало открывать чуть больше тайн, даже в какой-то степени игнорируя намертво укоренившуюся пропаганду. Впрочем, даже обладая более обширными знаниями…

Руксуса исподлобья с интересом разглядывала стройная невысокая девушка с темными волосами практически до плеч.

Когда их всех собрали в этой крохотной комнате-камере, они все дружно представились друг перед другом, так что юноша знал, что эту девушку звали Гелиорой. Почему-то она улыбнулась, отвечая на его рукопожатие. Впрочем, он тоже был рад встретить в этой обители презрения новых братьев и сестёр. Знакомство прошло бы в куда более приятной обстановке, если бы над ними не продолжали следить несколько офицеров; в число надзирателей входил даже комиссар. Вермонт и сейчас не сводил с них взгляда, внимательно улавливая каждое их слово, так что говорить приходилось мало и очень осторожно.

— Битва действительно почти выиграна, мутант, — Дукат будто давился ядом, застрявшим в горле, и выглядел так, словно вот-вот броситься на Симона. — И не тебе рассуждать о стратегических планах генерала. Закройте рты, вы все. Каждое ваше слово всё больше убеждает меня в том, что среди вас зреет заговор, и вы хотите сбежать.

— Кругом открытый космос, — не выдержал наконец Руксус, — куда мы можем сбежать?!

Гелиора от страха закрыла рот рукой, однако Вермонт, к общему удивлению, отреагировал достаточно спокойно:

— Разум колдуна непостижим. Он служит собой естественным источником слабости, растления, ереси, сомнений и предательства. Пытаясь понять вас, даже самый праведный рискует невольно открыть в своей душе крохотную тропу, по которой позже пройдет Извечный Враг. Куда благоразумнее и дальновиднее ненавидеть и презирать колдунов, а попытки хоть немного осознать любого из вас — чистой воды ересь, на мой взгляд. — Будто в подтверждение своих слов, Вермонт демонстративно проверил затвор своего болт-пистолета.

Не желая и дальше провоцировать немного фанатичного комиссара, молодые псайкеры замолчали, внимая тексту молитв за металлической стеной.

Руксус бросил на Вермонта косой, мимолётный взгляд.

К счастью, это взаимно, ублюдок. Надеюсь, мне повезёт, и доведется случай поджарить тебя так, что никто не заметит. Смерть комиссаров на поле боя ведь частое явление, не так ли? Они так же смертны, как псайкеры. Мои братья, мои сёстры. Проклятые, клейменные вами с самого рождения. Виноватые без реальной вины. Пожалуй, да, выродок. Я бы с удовольствием начал свой путь мести с тебя. Клянусь именем родного мира, если мне выпадет хотя бы одно удачное мгновение, я им воспользуюсь.

Илос находился на достаточно приличном расстоянии от своего солнца, так что естественный свет на этом крайне урбанизированном мире с населением более семьдесят миллиардов был таким же редким ресурсом, как чистые вода, воздух, не искусственная пища. Большая часть планеты представляла собой города-ульи, и лишь на редких клочках суши или воды, уже тысячелетиями загрязнённой, сохранялось хоть какое-то подобие первоначальной флоры и фауны. Когда-то на Илосе пытались сохранить природу хотя бы в каком-нибудь виде, но чем больше разрасталось население, тем больше этот вопрос становился несущественным.

Из-за малого количестве естественного света илосийцы были вынуждены прибегнуть к искусственному: из-за этого тьму мрачных городов-небоскрёбов разгоняли миллиарды ламп самой разной мощности и размеров. Впрочем, даже такого невообразимого их числа едва хватало для средних и высоких уровней ульев, в то время как внизу всегда царил в лучшем случае полумрак. Так же из-за отдалённости солнца климат на Илосе никак нельзя назвать тёплым.

Так, в холоде, нищете, полумраке и почти впроголодь и жила подавляющая часть много миллиардного населения Илоса, с которого еженедельно уходили десятки тонн Имперской Десятины.

Именно на этой неприветливой, суровой планете, где жизнь отдельного гражданина или даже семьи стоила меньше грязи, и предстояло принять боевое крещение новообразованным сионским полкам Имперской Гвардии.

— Впечатляет, — признал Руксус, когда они покинули транспортный челнок и вышли на поверхность Илоса.

В нос сразу ударил целый ворох чужеродных запахов, а кожа даже сквозь одеяние в полной мере ощутила на себе холод и ветреность местного климата. Поражал и царящий здесь полумрак. Где-то очень далеко на небе, сквозь пелену густых свинцово-зеленых туч виднелось солнце, но его лучи, казалось, даже не пытались достигнуть этой одинокой планеты.

Руксусу показалось, что это такая саркастичная игра судьбы: первый же мир на их боевом пути является полной противоположностью их собственного.

От размышлений его отвлёк пронизывающий, завывающий порыв ветра, буквально ударивший в лицо.

— Здесь очень холодно, да? — заметил Симон.

— Не то слово. Но мы уже давно не на Сионе, не дома. Пора привыкать.

Руксус заметил, как Альберт пытается поглубже завернутся в свою темно-зеленую робу псайкера-примарис, а Марианна ёжилась и покрывалась мурашками при любом, даже слабом порыве ветра.

Они стояли на небольшом выступе, откуда открывался прекрасный вид на простиравшийся внизу город-улей Шар’ка, как его, согласно данным, называли местные. Вернее на то, что от него осталось.

Большую часть пейзажа покрывали огни и дым, струящиеся из многочисленных поврежденных зданий и башен. На первый взгляд, в городе-улье не осталось ничего не поврежденного — всюду яркие, кровоточащие шрамы вездесущей войны. К смраду, характерного для подобных мест, добавились ароматы гари, расплавленного металла, гноя разлагающихся тел и чего-то ещё.

Все эти приятные запахи прекрасно разносил прохладный ветер.

Несмотря на показания хронометра, утверждавшего, что время всего полдень, солнце не спешило одаривать Шар’ка своей милостью. Для выросших на солнечной Сионе гвардейцев и псайкеров это выглядело настоящей дикостью.

— Поверить не могу, что бывают такие миры, — признался Симон, всеми силами пытающийся согреться с помощью движения. — Это же просто невероятно!

— Посмотрите, — сказала Гелиора, показав на серо-темное небо, откуда едва пробивался бледные, будто болезненные, лучи, — вон оно где, их солнце. И как здесь вообще можно жить? — новый порыв ветра растрепал ей волосы.

— Ужасная планета, — подытожила Марианна, стоявшая даже мрачнее туч на небе Илоса.

Ярусом ниже пехотные полки двигались на поле боя. Где-то севернее, на мосту размером с площадь ехала техника, правда отсюда это было едва видно.

— О чем думаешь, друг? — спросил Альберт у Руксуса.

— Что хочу как можно быстрее покинуть этот промёрзший кусок камня. Согласен с Марианной — это просто ужасное место.

Руксус каждой клеточкой своего тела ощущал не столько холод и едкий запах Илоса, сколько ментально чувствовал, как много здесь страдает живых душ. Миллионы, сотни миллионов. Миллиарды. Почти все кричат, вопя об помощи, и лишь где-то там, на высоте, довольные своей участью стервятников не издавали ни звука. Жалкие сотни пировали ещё живым телом бесчисленных миллионов. Он слышал голоса: и молодые и пожилые, женские и мужские, здоровые и будто уже на грани, и все они были обращены лишь к одному «источнику» — к истинному Владыке Вселенной. Кто-то молил о здоровье, кто-то об благополучии. Одни просили прощения, вторые сил, третьи — просветления. Миллионы голосов струились в голове юноши, отчего тот почувствовал, как от напряжения у него буквально вибрируют ноги.

«Если Император и слышит всё это, то я ему не завидую. Выдержат гвалт миллиардов глоток, обращенных к тебе — это настоящая нестерпимая пытка. Я бы точно не выдержал. Впрочем, и не мне властвовать над Галактикой».

Так же он ощутил то, что вызвало в нём глубочайшее презрение. Ксеносы вторглись на Илос четыре года назад, и всё это время здесь шла жесточайшая война, однако даже в такой ситуации нашлись те, кому это на руку. Пока десятки тысяч солдат ПСС страдали, проливали кровь и гибли, защищая родной мир, аристократы продолжали веселиться и пировать. Илос густонаселенный мир, так что вся война для изнеженных дворян всё равно что ежедневная суета, не имеющая никакой значимости. Всё это происходит где-то там, далеко, на нижних ярусах, а даже если и коснётся их, то они-то успеют эвакуироваться, в отличие от сотен тысяч других несчастных.

«Каждый имеет своё место в божественном порядке Императора».

Сзади послышались шаги.

— Пора, мутант, — Райна стояла с дымящей палочкой лхо в зубах, и смотрела на Марианну. — Тебе пора в штаб. Остальные выдвинуться чуть позже. Проклятые ксеносы ждут нас ещё парой ярусов ниже, но я уже чувствую их нечестивый смрад. Совсем скоро мы столкнёмся с ними лицом к лицу — и уничтожим.

Девушка двинулась следом за комиссаром, печально, почти с отчаянием посмотрев на друзей перед тем, как скрыться за ближайшей "Химерой".

Его глаза давно привыкли к полумраку, но он всё равно не спешил их открывать. Зачем? И без них он прекрасно ощущал действительность вокруг.

«Химера» двигалась неспешно, ибо во-первых, того не позволяла инфраструктура города-улья, а во-вторых, по ту сторону дороги продвигались колонны техники и пехоты. Передислокация к линии фронта продвигалась достаточно быстро, и где-то в отдалении уже разносился грохот орудий, эхо войны. Смрад от нечистот, дыма, гноя и разлагающихся тел стал ещё сильнее.

Руксус внутри «Химеры» ощущал всё это так, словно уже стоял на поле боя. Его могучий разум соприкоснулся почти со всем, что происходило на Илосе последние четыре года, и видел, как гибли люди: мужчины и женщины, военные и гражданские. Общая война и братская могила для всех. Большинство кричало, просило о защите, молилось. Все эти полные отчаяния и боли вопли струились в голове юного псайкера, словно медленно распространяющийся яд. След оставили сотни тысяч людей, но на данный момент из них жива едва ли половина. Руксус слушал голоса мертвецов и думал о том, что сейчас в чём-то похож сейчас на Самого Владыку: так же является немым свидетелем чужих последних дней.

— «Защити, Император»!

— «Помоги, о, Владыка»…

— «Святой Трон, я истекаю кровью…Кто-нибудь, на помощь»!

— «Я не хочу умирать здесь»!

— «Держать левый фланг! Левый фланг! Проклятые ксеносы»…

— «Передайте моим родным, что я всем сердцем любил их»…

— «Потерпи, потерпи, я донесу тебя до врача, вот увидишь».

— «Огни, много огней. Кругом лишь огни»…

У Руксуса даже заболела голова от этого роя чужих мыслей. Предсмертная агония людей, их последние мечты и надежды не столько ранили его, сколько причиняли неудобства. Впрочем, для него это был уникальный опыт, и он был в каком-то смысле даже рад его приобрести. В какой-то момент Руксусу даже стало жаль доблестных защитников Илоса. До прибытия первых полков Астра Милитарум они два года оборонялись от страшного натиска зеленокожих, пока на вершине городских шпилей продолжала пировать знать. Пока одни утопали в крови, вторые делали это в алкоголе и изысканных яствах. И вот, планета почти отбита, но пиры и оргии продолжались; во многих частях Илоса жизнь продолжала идти своим чередом, несмотря на жертвы многих сотен тысяч. Вся эта правда и несправедливость прошли сквозь тело Руксуса, словно через открытые ворота. Чем ближе становилась линия фронта, чем ниже спускались прибывшие на помощь сионцы, тем отчётливее для юного псайкера становились следы войны. Теперь он не только слышал голоса, но и видел образы, даже почти осязал их.

Руксус дёрнулся в кресле, когда-то чья-то крепкая, мозолистая рука, принадлежавшая явно простому работящему человеку, прикоснулась к его худому плечу. Юноша повернул голову и к своему ужасу встретился с лицом уже немолодого бородатого мужчины в шлеме бойца СПО. Он как-то грустно, но тоскливо улыбался, словно был рад исполнить свой долг, но хотел задержаться в этом мире как можно дольше. Руксус яростно покачал головой, морок исчез так же неожиданно, как и появился, однако на плече всё равно будто ещё сохранялось чьё-то тепло.

«Нет», одёрнул он себя. «Не впускай в своё сердце жалость. Эти люди с радостью убили бы тебя, узнай, что ты псайкер. Для них ты в любом случае останешься жалкой, отвратительной тварью, мутантом, существом второго, если не третьего сорта. Они бы ни за что не пожалели тебя».

И всё-таки Руксус восхищался стойкостью и отвагой бойцов СПО, так долго державших оборону против превосходящих сил врага.

— Всё в порядке, колдун? — услышал он резкий вопрос Вермонта. «Заметил, как я борюсь с видениями», рассеянно понял юноша.

— Да, господин. Мой рассудок в порядке, не переживайте. Просто…

Говорить, или нет?

— Просто здесь погибло много людей, сэр, и я чувствую это. Извините, если этот факт вызовет у вас дискомфорт…

Комиссар покачал головой. Маска снисходительного презрения и властности сменилась на выражение…сожаления?..

— Ты прав, колдун. Чёртов Администратум, будь он хоть трижды неладен. Приди просьба о помощи вовремя, Илосу не пришлось бы так долго обороняться в одиночку. Мы пришли слишком поздно.

Услышанное поразило Руксуса. Он чувствовал, что комиссар говорит с искренней болью в голосе, — ему действительно было жаль жертвы всех этих людей. Юноша по новому взглянул на комиссара, который ещё минуту назад казался ему тираном-палачом, упивающимся своей властью, и даже на какую-то секунду пожалел, что хотел начать свою месть именно с него.

Вермонт не одарил Руксуса даже мимолётным взглядом, и негромко, словно говоря самому себе, дополнил:

— Ни один правоверный солдат Империума не заслуживает такой судьбы. Нам нужен каждый боец, каждый лазган на каждом рубеже, на всех баррикадах. Солдат могло бы умирать куда меньше. Проклятый Администратум…

Мерное покачивание «Химеры» на ещё сохранившихся дорогах Шар’ка немного убаюкивало, даже успокаивало, так что через несколько минут Руксус отвлёкся от комиссара и вновь погрузился в свои размышления и чувства. Он увидел так же огоньки разумов других псайкеров, не только людей — и осторожно прикоснулся к ним, пытаясь понять их природу. Колдунов у ксеносов было всего трое, зато вот людей… Руксус быстро понял, что подавляющее большинство из них — простые граждане Империума с подсознательной расположенностью к пси-силам. Они никогда не проходили обучение в Астра Телепатика, и не пройдут. К своему удивлению он так же осознал, что даже здесь, в многомиллионном городе-улье, по крайней мере в радиусе действия его способностей — нет никого, кто мог хотя бы примерно сравниться с ним в потенциале. «Неужели я настолько силён?», рассеянно, без гордости и высокомерия подумал юноша. Эта мысль не вызвала удовлетворения, скорее наоборот. На какие-то мгновения он почувствовал себя бесконечно одиноким.

— Переживаешь? — на плечо легла чья-то тёплая ладонь.

Руксус открыл глаза и поднял взгляд. Альберт тепло улыбался.

— Нет, ничуть. Просто неприветливое это место. Здесь…столько живых душ, Альберт. Намного больше, чем на Сионе. И многие страдают.

Юный псайкер странно посмотрел на Руксуса.

— Ты им сочувствуешь?

Руксус и сам понял, как прозвучали его слова. Внезапно он нахмурился, всерьёз задумался. Альберт не стал дальше допрашивать друга, видя, насколько тот озадачен:

— Я не так силен, как ты, но тоже чувствую что-то. На этой планете действительно много страждущих. Мне кажется…мне кажется, я чувствую их боль и отчаяние даже сейчас. Это просто невероятно. По сравнению с Сионой…

— Тут нет ничего общего с нашим домом, — отрезал Руксус.

«Химеру» тряхнуло. Снаружи раздался грохот орудий.

— Приехали, — оповестил водитель.

Ламерт вышел из бронетранспортёра на прохладный полумрак. От его дыхания сразу вырвалось облачко пара, что сильно удивило молодого гвардейца. Что это? На Сионе снег выпадал только в самых дальних северных краях, ближе к полюсам, был мелким и долго не держался — буквально около месяца. Поэтому большинство теплолюбивых сионцев реагировали на холод как на какую-то природную аномалию.

Ламерт потёр руки, облачённые в тонкие шерстяные перчатки с вырезами, пытаясь разогреться. За его спиной «Химеру» покидали остальные гвардейцы.

— У меня нет культурных слов, — пожаловался Дециус, покидая транспорт. — Здесь слишком темно и холодно. Я даже не вспомню, когда мне в последний раз было так холодно! Уверен, в могиле и то будет теплее.

— Будешь много болтать — очень быстро это узнаешь, — отозвался Торио, вышедший вслед за ним.

Вновь подул промозглый ветер, пробиравший чуть ли не до костей. Сионцам, привыкшим к куда более теплому климату, не выдали ничего утеплительного, кроме тонких перчаток, однако поддерживать тепло кое-как помогало постоянное движение и присутствие поблизости военной техники. Ламерт на несколько секунд приложил ладонь к «Химере» — машина дышала своей собственной жизнью, внутри неё билось настоящее металлическое сердце. Молодому гвардейцу показалось, что он даже чувствует, как оно делает свою работу, качает по всему «телу» кровь-горючее. От всего этого так же отдавало теплом, и солдат подумал, что они несут один и тот же общий долг, служа великому и вечному Империуму Человечества.

Кругом происходила подготовку к грядущему сражению: гвардейцы покидали «Химеры» под звонкие приказы офицеров, отряды огневой поддержки занимали позиции, полковые священники читали последние, предбоевые литании. Где-то с другой стороны улицы слышался рокот танковых колонн и мерные шаги «Часовых». Ламерт нигде не видел артиллерию, но почему-то был твёрдо уверен, что она так же не останется в стороне и точно поможет им в предстоящей схватке. Гвардеец оглянулся.

Город-улей казался чуть ли не на половину уничтоженным, так что молодой солдат испытал облегчение, вспомнив, что почти всё его население было успешно эвакуировано. Конечно, кто-то остался, в основном — семьи нищих из нижних ярусов и подульев, но Ламерт уже пытался свыкнуться с мыслью, что он тоже теперь часть войны, а на ней невозможно спасти абсолютно все жизни. Кто-то обязательно погибнет, кого-то в любом случае придётся принести в жертву на алтарь победы. Оставить сотни, чтобы спасти тысячи и десятки тысяч. Сама эта мысль вызывала у Ламерта внутреннее непередаваемое отвращение, но он старался бороться с этим.

«И вообще, о чем я думаю? Мне бы теперь самому выжить».

Но Ламерт не мог вот так легко перестать думать о других людях. В детстве он трудился ради своей семьи, чуть позже ухаживал за больной матерью, а повзрослев — старался для отца и сестёр, и не покинул родного дома, пока они не смогли твёрдо стоять на ногах. С самого детства он жертвовал своими интересами ради других, и теперь, став имперским гвардейцем, был твёрдо уверен, что продолжает следовать своим убеждениям, но первая же планета и то, что на ней происходит, отрезвило Ламерта. «Я взял в руки оружие и принёс клятву защищать Империум, — так почему люди, мои сограждане, продолжают гибнуть»? На какую-то минуту его охватило отчаяние, смешанное со злобой. Он буквально впился ладонью в лямку лазгана, до сих пор висевшего на спине. «Я буду биться, пока во мне струится кровь. Может, у меня не будет даже возможности нажать на курок, но клянусь забрать с собой столько врагов человечества, сколько смогу. Священная клятва дана, и обратного пути для меня уже нет. Я внесу свой скромный вклад в защиту родного дома, и с радостью принесу свою жизнь в жертву, если отец и сёстры никогда не познают войны».

От мыслей его отвлёк подошедший сержант Клавикус: не очень высокий, но крепко сложенный лысый мужчина в обычной флак-броне рядового гвардейца.

— Строимся, быстро! Мы должны занять вон тот выступ, прежде чем…

В его воксе раздался чей-то голос. Абсолютно безволосое лицо сержанта приняло крайне задумчивое, внимающее выражение. Он даже приложил к воксу палец. Ламерт огляделся и понял, что произошло что-то серьёзное, ибо похожая реакция была абсолютно у каждого офицера, вне зависимости от ранга. Каждый из них застыл, внимательно слушая внезапное донесение. Ламерт с неподдельным интересом наблюдал за живым, достаточно подвижным лицом своего сержанта.

В этот момент по воздуху пролета небольшая группа самолётов Империалис Аэронавтика. Этот рокочущий, резкий звук тем не менее внушал какое-то почти мистическое спокойствие.

Голос по ту сторону умолк, и все офицеры разом попытались раздать очень похожие по смыслу команды, однако в воздухе раздался приближающийся свист. Только уже с другой, обратной стороны.

— Это противник, в укрытие!!! — услышал Ламерт крик Клавикуса, прежде чем земля ушла у них из-под ног.

Несколько несуразных конструкций, покрашенных в красный и достаточно отдалённо похожих на настоящие самолёты появилось в небе; послышался стрекот зенитных орудий, и на шпиль слева упало несколько бомб, засиявших и поднявшихся к небу ярко-огненным цветком. Ударная волна от этого взрыва сбила с ног не только Ламерта. Поднимаясь на ноги, молодой гвардеец понял: сражение уже началось, и гораздо раньше, чем он думал.