Псайкер. Путь изгоя

Глава 9

Велмин был на занятиях в школе, когда за окнами город охватил мятеж. Сначала раздались какие-то крики, ругательства, — затем к ним добавился ещё с десяток звуков, постепенно выросших до какого-то невообразимого гвалта. Кардену с нарастающей скоростью охватывала анархия, но, пожалуй, никто в городе, кроме арбитров и высшей власти не знал, что с ней делать.

Именно поэтому учителя в школе сначала уверяли, что всё обойдется, что вот-вот приедут арбитры и наведут порядок. Однако даже спустя час, когда сила беззакония на улицах стала очевидной, рядом со школой не появилось ни одного транспорта Арбитрес. Только тогда руководство школы забеспокоилось, но было уже поздно. Всю округу охватило пламя мятежа.

Паола Уолтерс, преподавательница арифметики, наравне со всеми своими коллегами пыталась успокоить класс Велмина, но тщетно.

— Спокойно, дети, спокойно. Скоро всё образуется. Доблестные арбитры уже в пути, чтобы защитить нас. А пока можете помолиться. С верой в Бога нашего Императора, да под покровительством арбитров вам ничего не грозит. Давайте помолимся вместе.

Но многие дети уже рыдали во весь голос, зажав уши, чтобы не слышать того грохота и криков, что бушевали на соседних улицах.

Вилморт сидел, сложив руки, и выглядел спокойнее многих. Его волнение выдавали лишь бледность, да вспотевший лоб, но в остальном мальчик держался достойно. Мысленно он всё же помолился Богу-Императору, после чего подумал о родителях. Мама и папа на работе, но теперь в городе происходит непонятное…На стороне ли они бунта, или же успели где-то спрятаться? О каком-то другом раскладе пятилетний мальчик даже думать не смел.

Когда директор наконец-то разрешил эвакуацию, дети сорвались с мест, даже почти не слушая Паолу. Она пыталась хоть как-то поддержать своих юных учеников, но и сама явно была на грани. Страх охватил тридцатидвухлетнюю женщину с головой.

Учеников поспешно выводили из школы на улицу, где уже вовсю властвовал необузданный гнев толпы. Очень скоро дети и преподаватели оказались в его тисках.

Прежде чем случайно отпустить руку Лии, соседки по парте, Велмин увидел, как Паолу кто-то ударил кулаком по лицу, как она упала на пыльную брусчатку. Так же мальчику показалось, что в толпе, помимо разъярённых безумных лиц попадались лица чьих-то знакомых ему родителей.

— Лия! Лия, ты где? — громко крикнул Велмин. Кто-то толкнул его, и он упал. Лицо обжёг нагревшийся за день камень. Мальчик попытался встать, но обезумевшие вокруг люди не давали этого сделать. От отчаяния он был готов разрыдаться.

Внезапно он ощутил в себе силы встать; давка будто бы ослабла. Рывком поднявшись, Велмин растерянно осмотрелся, пытаясь понять, где он, и что происходит вокруг. Первым, что попалось ему на глаза, была лежащая неподалёку на земле Лия, даже не пытающаяся встать. Вокруг неё толпа перемещалась особенно хаотично, но Велмина это не испугало. Каким-то чудом прорвавшись, он взял девочку за руку и рывком потянул к себе.

— Вставай! — голос мальчика тонул в криках толпы. — Лия, вставай, это я, Велмин!

Не ясно, действительно ли она услышала его, либо же ею руководил отчаянный страх, но Лия уцепилась в ладонь Велмина, как утопающий за соломинку. Кое-как она поднялась, и вместе они смогли вырваться из безумного хоровода.

— Лия, ты в порядке?

Он осмотрел её. Не считая разбитой верхней губы, из которой текла струйка крови, выглядела девочка на удивление целой. Она подняла на него полные от слёз глаза и выдавила из себя что-то вроде благодарности. Велмин кивнул, не зная, что можно было бы сказать в такой ситуации.

Быть может, ему стоило чувствовать себя героем, но мальчику было слишком страшно. Он ощущал лишь радость от того, что смог спасти Лию. Они делили одну парту уже второй год, и не сказать, что смогли сдружиться, но под её вечно серьёзным взглядом Велмин почему-то всегда смущался. Он замечал, что среди других девочек Лия тоже пользуется некоторым авторитетом. Строгая, серьёзная и требовательная, она так же хорошо училась — словом, Велмин всегда старался не упасть перед ней в грязь лицом, но сегодня, похоже, даже перестарался.

Так как на его вопрос Лия не ответила, мальчик продолжил:

— У тебя тут крови немного, но это не страшно, пройдет. А ты молодец, Лия. Неужели ты поняла, что это я?

Едва эти слова слетели с его губ, он понял, какую же сказал чушь, однако было поздно.

— Ладно, побежали отсюда. Пойдем ко мне, укроемся там. Наверное…

Творящееся вокруг безумие даже взрослому помешала бы думать, а уж ребенку и подавно. Велмин поздно осознал тот страшный факт, что даже до его дома они могут не дойти.

Тут он услышал чей-то знакомый голос, который словно луч солнца в самой густой тьме, прорвался сквозь шум толпы.

— Велмин!! Велмин, сынок!

Мальчик обернулся и увидел маму, от которой его отделяло не более десяти шагов, однако каждый из них давался ей нелегко. Где-то рядом уже мелькала чья-то кровь.

Велмин бросился к матери в объятья, и да будет Вечный Император тому свидетелем — ничто в этой Галактике сейчас не принесло бы мальчику большей радости.

— Сынок, любимый, ты цел, ты жив, хвала Владыке…Я так переживала, я так боялась! — по щекам матери лились слёзы.

Всё это время мальчик не отпускал Лию, и мама заметила её будто только сейчас. Понадобилось несколько секунд, прежде чем она вспомнила, кого видит перед собой.

— Ох, так ты взял Лию с собой! Какой сильный и отважный у меня сын! Пойдемте, пойдемте скорее. Надо спрятаться.

— А где, мама?

Женщина повела их за собой, взяв за руки. В этот момент она напоминала Велмину святого ангела, храбро вставшего на защиту слабых.

— Мы пойдем к тете Нике. У неё может быть безопасно.

Мальчик ничего не понимал, однако с матерью согласился. Лия и вовсе молча шла рядом, однако похоже было, что ей с каждой минутой становилось чуть легче. По крайне мере, она уже не всхлипывала.

— А что происходит, мама? Что случилось с людьми? Почему они…

— Долго объяснять, сынок, так что давай позже, ладно? А пока что побереги силы.

— Хорошо, мам.

Мать Велмина ускорила шаг, однако прокладывать в голове маршрут до подруги с работы мешал страх. Страх за младшего сына, мужа, и…

«Они хотят уничтожит всех псайкеров. Безумцы. Вечный Император, пощади мою семью!! Да, мы с мужем виноваты, и я не отрицаю, что грешна, но молю: защити моих сыновей! Они верные твои слуги, дух их чист перед Тобой. Младший совсем еще невинное дитя, а старший не выбирал такой судьбы. Я знаю, Ты любишь человечество так же, как и я своих детей; мы сами Твои дети. Так не оставь же нас, молю!»…

Глава арбитров Кардены сидел со своими подчинёнными до поздней ночи. Его заместители и старшие офицеры плотной кучкой стояли возле голо-карты, пока Дагмар объяснял им ситуацию в городе и наглядно показывал, где общее положение было тяжелее всего. Пальцы главного арбитра указывали будущее расположение оборонительных колец, метких стрелков и техники. У многих офицеров уже смыкались глаза от усталости, некоторые и вовсе стояли с едва обработанными ранами. Отступление в центр города не всем далось одинаково легко.

Дагмар будто воплощал собой саму непреклонность перед творящимся беззаконием. Ближайшие его соратники знали, что главный арбитр был на ногах с самого раннего утра, и с тех пор он ни на мгновение не сомкнул глаз, а на еду отвлёкся всего лишь раз. Многих это восхищало.

— …и вот здесь. Матильда, твой отряд будет закрывать четвертый сектор. Вот он. Сколько у тебя осталось людей?

— Двадцать шесть, милорд.

Дагмар недовольно цокнул.

— Немного, но делать нечего. Сейчас же передай своим делать насыпи; и поставьте туда тяжелые стабберы.

Никто из присутствующих этого не знал, но Дагмар повиновался инквизитору Тоббе, а тот чётко дал понять, что лишняя кровь крайне нежелательна. «Люди обмануты ложью религиозного фанатика, их неокрепшие умы сбились с пути, блуждают во тьме, и в том мало их вины». Дагмар понял далеко не всё, однако суть всё же уловил. В первый день арбитры никого не убили (по крайней мере, если верить донесениям), однако законник готовился к худшему. Как никто другой он понимал, что в случае действительно решающего штурма они просто не выстоят. Под его началом не так уж мало людей, но бунтующие были подобны бездонному человеческому океану. Посему, если арбитры хотят удержать центр Кардены, а, следовательно, и власть Империума, будет обязана пролиться кровь. Альтернатив не существовало.

Все обернулись, когда с едва слышимым шипением распахнулись металлические двери и внутрь вошёл Тоббе. В лицо его знали лишь единицы, поэтому многие недоуменно переглянулись. Кто этот человек, так легко попавший на важнейший совет арбитров?

Тоббе дал знак рукой, и Дагмар велел всем выйти. Комната опустела за минуту.

— Как обстоят дела? — без прелюдий начал инквизитор. — Только пожалуйста вкратце, арбитр. У меня нет времени слушать про каждый потерянными нами район. То, что город практически пал, я и сам прекрасно вижу.

Дагмар кивнул, ничуть не смутившись грубости инквизитора.

— Если вы всё видите сами…то мне особо нечего добавить, ваша милость. Чудо, что мы вообще успели перегруппироваться и занять центр города раньше мятежников. Окопаться мы ещё не успели, но работы продолжаются и сейчас. К утру оборону держать будет проще, однако буду с вами честен: действительно решительный штурм сметет нас, как море сметает одну-единственную песчинку.

Тоббе задумчиво посмотрел на голо-карту, почесал подбородок.

— Сил у нас действительно немного. Что ж, я это знал.

Дагмар прямо посмотрел на инквизитора, прежде чем всё же решился задать терзающий его вопрос:

— Извините за дерзость, инквизитор…однако как я понимаю, с епархом вы так и не смогли договориться, верно? Ведь это его цепные шавки подняли этот мятеж. Проклятье, надо было его арестовать сразу после его предложения, однако теперь уже поздно.

— Арест епарха мог дорого тебе обойтись, — холодно отметил Тоббе, не сводивший с карты взгляд. — Могло закончится крупным скандалом и твоим арестом, а то и чем похуже. Твоя голова сейчас на месте только потому, что ты не додумался до столь недальновидного поступка.

Дагмар досадливо закусил нижнюю губу.

— Можно было взять его хотя бы под домашний арест…чтобы он не смог толкнуть людей на всё это безумие…

— Уже поздно горевать.

Тоббе приблизился к карте ещё ближе, оценивающе уставился на цифры и обозначения расположенных Дагмаром отрядов и техники.

— Умно, арбитр. Ты залатал почти все дыры. Осталось теперь их удержать.

Глава законников непроизвольно нахмурился.

— Не сочтите за дерзость, инквизитор, однако все же не считайте, пожалуйста, меня полным идиотом. Это оскорбляет мою профессиональную честь. Не думаете же вы, что я очередной богатый карьерист, поднявшийся наверх лишь благодаря выгодным связям?

— То, что я думаю — сугубо моё дело, арбитр, и тебя никоим образом не касается. Однако же поверь, в Империуме полно тех, кто оказывается во главе чего-либо лишь благодаря деньгам и правильным знакомствам. Занимают они свои посты, правда, как правило недолго. Война, которую мы ведем, быстро отсеивает слабых и некомпетентных.

— Однако вы явно пришли не для того, чтобы меня порицать или же хвалить. Со сводками вы могли ознакомится, даже не заходя сюда. Что же вас привело?

— Как правило инквизитор задает вопросы, — Тоббе позволил себе улыбнуться. — Браво. Ты мне нравишься, арбитр. Продолжишь в том же духе — окажешься в кресле верховного арбитра…или на столе преобразований в сервитора. На что будет милость Божественного Императора.

— Да славится Его бессмертное имя во веки веков, — по привычке ответил Дагмар, осенив себя аквилой.

— Воистину. А теперь к делу. Буду краток. Суматоху в рядах СПО всё-таки удалось преодолеть. Их командир затерялся где-то в городе, да и смысл утаивать очевидное — некоторые бойцы ополчения так же были обмануты и перешли в стан врага. Определить нового лидера удалось буквально только что. Майор Талус ждет моего приказа прямо за дверью. Будешь менять свой план в соответствии с пополнением.

Дагмар кивнул. Внешне главный арбитр остался невозмутим, однако поддержка в лице бойцов СПО несказанно его обрадовала, пусть он был о них не самого высокого мнения. Дисциплиной ополченцы не славятся, скорее наоборот, — однако их много. Дагмар считал их сплошь дармоедами и пьяницами, на содержание которых совершенно несправедливо шла приличная часть городских налогов, однако иногда он всё же встречал в их рядах достойных людей. Что ж…даже последний пьяница способен нажимать на курок, а в их ситуации надеяться на большее граничит с чудом.

Инквизитор буквально принёс его следующими своими словами:

— Преподобный Михаил впал в ярость от поступка Клавдиана. Его уже отлучили от Церкви и объявили еретиком. Вследствие этого сюда выдвигается карательная экспедиция в составе тысячи сестёр битвы. Другие города на континенте так же готовятся прислать нам помощь. Совсем скоро бунт будет подавлен, — нам же нужно лишь продержаться.

Дагмар кивнул. Кому-то, быть может, всего лишь тысяча сестёр могла бы показаться силой незначительной, но он был о них высочайшего мнения. Святые воительницы Церкви несут огненное воздаяние всем врагам Империума, и каждая из них, по мнению Дагмара, стоит троих, а то и четверых арбитров. С такой грозной силой мятежу действительно не совладать.

— Я сделаю всё возможное, милорд.

— Уж постарайтесь. На вас с Талусом лежит ответственность за целый город, надеюсь, ты это понимаешь.

— Кардена — важный стратегический пункт с целым рядом важнейших мануфакторумов, — кивнул арбитр. — Его нельзя просто так сдать.

— Умница. Что ж, теперь меня ждут остальные дела. — Тоббе направился к двери. — Ах да, Дагмар…когда я разберусь с Клавдианом…Толпа почти наверняка разозлится еще больше. Будь готов к этому. Далее. Всех его прихлебателей, что могут попасться под руку, я приказываю арестовывать, но не убивать. Их будет судить церковный конклав во главе с преподобным Михаилом. Ты же не хочешь забрать у него право на священный суд, правда?

Дагмар поспешил отрицательно покачать головой. Преподобный Михаил, возраст которого шагнул уже за две сотни лет, не просто глава Экклезиархии на Кардене, но и один из самых влиятельных людей во всем субсекторе. К его словам прислушиваются всё: от планетарных губернаторов и генералов Имперской Гвардии, до адмиралов и инквизиторов. Дагмар мог поклясться в том, что даже Тоббе втайне побаивается преподобного, и остерёгся бы переходить ему дорогу, сложись так судьба.

Инквизитор хмыкнул, увидев реакцию Дагмара.

— Я так и думал. Возвращай своих служак на место. У вас полно работы. Увидимся на рассвете, если нам, конечно, ещё суждено его встретить.

Валерика стояла на уступе вместе с некоторыми преподавателями, Аллистером, Весконти и Стражами, что его окружали. Все неотрывно смотрели вниз, — туда, где огнём мятежа полыхала Кардена. Казалось, так прошла вечность.

— «Праведные восстали, дабы нести святое воздание грешным и нечистым», — пробормотал в какой-то момент Рольх, стоявший позади всех. Никто не обратил на него внимания.

Весконти изменила его холодная надменность, и он следил за разгорающимся бунтом с озадаченным, если не сказать взволнованным выражением лица. Стоявшая рядом с ним Валерика выглядела более спокойной, однако в глубине её синих глаз можно было увидеть искреннее беспокойство.

— Так что вы намерены делать, если они всё-таки поднимутся сюда? — Валерика посмотрела прямо в лицо Весконти, сверху-вниз.

Молодой заместитель глубоко задумался, даже едва заметно прикусил губу. Верховная настоятельница отчасти его понимала, ибо знала об приказе Наафалилара. Ей даже не нужно было читать мысли Весконти (хотя она лёгким усилием воли могла это сделать), чтобы понимать, о чем примерно он думает.

— Как долго школа сможет выдержать осаду? — ответил наконец представитель Церкви, вопросом на вопрос.

— Что именно вы имеете ввиду? — похоже, вопрос не сильно удивил настоятельницу, — наши двери и окна толпа выбьет за считанные минуты.

— Это я и сам прекрасно знаю, — огрызнулся Весконти. — Нет, я имел ввиду…при применении мерзостного колдовства. Вы же способны воздвигнуть вокруг школы барьер?

— Хотите, чтобы мы использовали наш дар против обычных людей? — Валерика едва сдержала издёвку. В иной ситуации это дорого ей могло обойтись, но Весконти был слишком взволнован. Под палящим солнцем Сионы, в своей ярко-красной мантии он обливался потом и постоянно теребил воротник.

— Господин Наафалилар дал чёткий приказ…и я намерен его исполнить. Школа должна выстоять, любой ценой.

Верховная настоятельница вновь посмотрела вниз. Людская волна медленно, но верно двинулась к холмам.

— Конечно, мы способны возвести барьер, уважаемый Весконти, однако это слишком рискованно.

— Почему же?

— Потому что их там слишком много.

— Тогда что вы намерены делать? — он невольно кинул взгляд на постепенно растущий человеческий поток, что неумолимо шёл в их сторону. — Кажется, они приближаются. У меня под началом менее тридцати Стражей, и если…

— Не беспокойтесь. Я выиграю для нас время. Только…отойдите немного назад, все вы.

— Что вы собрались делать?! — повторил свой вопрос служитель Церкви.

— То, что должна. Поймите уже: они мои дети, и я сделаю всё, чтобы защитить их, да низвергнутся за это на меня все муки ада, но я никогда не отступлюсь от своего материнского долга.

— Я не отойду, пока вы не скажете, что намерены сделать, — голос Весконти предательски дрогнул, однако мужчина действительно не сделал и шагу.

— Кайлус, Брандон, пожалуйста, объясните молодому господину Весконти, почему ему не следует сейчас стоять здесь.

Преподаватели и Стражи Веры неуверенно переглянулись. Последние переложили оружие в руках, первые в испуге одёрнулись. Валерика обернулась к собравшимся, и её изящный силуэт окутали потоки мощной энергии.

— Не бойтесь, братья и сёстры. Сейчас наш долг — защитить школу и наших учеников. Пусть попробуют нам помешать, если посмеют, однако вот увидите: потом они будут нам даже благодарны.

Преподаватели вновь в замешательстве переглянулись между собой, однако наглядная демонстрация силы их верховной настоятельницы придала им уверенности. Многие тоже обратились к своему дару. Воспротивился лишь Рольх.

— Верховная настоятельница, — крикнул он, — вы забываетесь! Весконти — представитель святой Экклезиархии, и волен…

— Отойди, учитель Рольх, иначе пожалеешь, — голос Валерики переполняла сила, столь огромная, что могла подавить любого из наставников. Стражи Веры в ужасе пошатнулись. Впервые за долгое время они почувствовали полное бессилие перед псайкерами, а их алебарды и лазганы в момент стали бесполезными. От собравшейся силы дрожали воздух и земля.

Кайлусу показалось, что сейчас они объединят усилия, и их направит сама верховная настоятельница, но та лишь подала едва заметный знак рукой. «Не дайте псам из Церкви помешать мне», мысленно повелела она. «Теперь настал наш черед, братья и сёстры. Сейчас мы намного сильнее них».

С этими словами Валерика обернулась, воздела руку с посохом к небу. Её фигуру уже было не разглядеть из-за окутавших её потоков Имматериума, а от мощи верховной настоятельницы земля уже не просто дрожала, а тряслась и раскалывалась, будто в момент землетрясения. Некоторым собравшимся, — и псайкерам, и Стражам, — даже стало тяжело дышать.

Все заняло считанные секунды. Сверкнула белесая молния, ударившая куда-то в центр дороги, ведущей в школу, раздался страшный треск, — и почти весь склон начал рушится. Кайлус даже невольно зажал уши; так ужасен был грохот, с которым вся тропа покатилась вниз, в сторону Кардены. Позднее ещё около получаса некогда могучий склон, теперь превратившийся в мешанину из камня и песка, покрывали огромные клубы пыли.

Земля и камни ещё осыпались за спиной Валерики, когда она обернулась.

— Теперь фанатикам придется идти в обход, что даст нам минимум целый день, за который мы сможем лучше приготовиться. К тому же я показала им нашу силу, это может их вразумить…По крайней мере, в это хочется верить.

Учителя во все глаза смотрели на свою верховную настоятельницу: одни со страхом, вторые с неверием, третьи с восхищением. Разумеется, все они знали о том, что она отнюдь не рядовой псайкер, но демонстрация силы вышла слишком эффектной. Особенно сильное впечатление испытал Весконти, — для молодого представителя Церкви подобное зрелище оказалось истинным откровением. Только сейчас в полной мере он осознал, над кем имел всё это время призрачную власть. Да, теперь она казалась ему не более чем миражом, ибо что он, простой человек, смог бы сделать против такой силы? Только власть, дарованная Весконти Империумом, спасала церковника до сего дня, но, когда наступил решающий час, он ничего не смог сделать.

Валерика, всё ещё окутанная небольшими искрами энергии, приблизилась. Стражи непроизвольно подняли оружие, скорее из-за суеверного страха, плотно въевшегося им в мозг, чем осознанно. Настоятельница могла убить их всех на месте легким усилием воли, — даже несмотря на недавнюю значительную потерю сил.

— Передайте господину Наафалилару, — внушающим трепет голосом обратилась Валерика к потерявшему дар речи Весконти, — что его воля исполнена. Школа пусть и временно, но вне опасности. Так же можете заверить его, что я и мои подопечные будем стоять на защите наших учеников до последней капли крови.

Стражи Веры рассадили их по комнатам, после чего закрыли на замок, строго запретив выходить. На все вопросы они или молчали, или грозились ударить. Руксус отчетливо чувствовал их смятение и страх, а потому не боялся угроз, однако ответов от этого больше не становилось. Лишь позднее, спустя несколько часов, когда к ним привели двух гостей, ситуация более-менее прояснилась.

На порог толкнули худого испуганного мальчика, которого Руксус сначала не узнал, но через пару секунд признал в нем Альберта. Его товарищем оказался незнакомый Руксусу высокий парень лет четырнадцати.

— Чтобы отсюда без нашего приказа ни шагу, псайкерское отребье!

Дверь за гостями захлопнулась. Альберт смущенно переступил с ноги на ногу, парень рядом с ним изучающе уставился на хозяев комнаты. Повисло неловкое молчание.

— Вы проходите, не стесняйтесь, — прервал его Каме, подъехав на своей коляске чуть ближе. — Похоже, мы ещё не знакомы. Я Каме. А вас как зовут?

— Дуглас. Илиот Дуглас. — Высокий темноволосый парень с короткой стрижкой пожал Каме руку, как показалось Руксусу — достаточно дружелюбно.

— А я Альберт Доронто, — скромно улыбнувшись, мальчик так же пожал руку Каме. Сейчас, вне занятий, Руксус заметил, что Альберт постоянно смущенно опускает взгляд, прячет руки, и в целом ведет себя не вызывающе. Скромность, как и неуверенность брата по несчастью, Руксус увидел моментально, и как-то сразу проникся к нему некоторой симпатией.

— Присаживайтесь, — пригласила гостей Марианна. — Ждать будем. Развлекать, увы, особо нечем, хотя немного кукол и даже колода карт у нас всё же есть…

Альберт неловко сел на край кровати напротив Марианны, его собрат занял место более уверенно, продолжая изучать обстановку. Из всей кампании Илиот без сомнений оказался самым старшим, что резко бросалось в глаза из-за его роста, более крепкого телосложения и небольшой, едва начавшей расти бородки.

— А у вас тут приятно, — произнес он своим уже ломающимся голосом. — Уютно.

— Разве не во всех комнатах так? — спросил Леор.

— По — разному. Конечно, школьные уборщики следят за чистотой в целом, но всё-таки по большей части этим занимаются ученики. У нас, например, иногда любят по несколько дней не делать уборки.

Руксус с опозданием понял, что Илиот, как самый старший, почти наверняка знает о школе больше чем они все, вместе взятые. Он-то уж точно живет здесь не один год, и может рассказать всё! Однако сейчас их всех больше занимало совсем другое, и похоже, Илиот это знал.

— А вы вообще в курсе, что в городе-то происходит?

Все, кроме Альберта, отрицательно покачали головами.

— Бунт там. Против власти.

От страха у детей отнялись языки, а Илиот, лениво стянув сапоги, разлёгся на кровати, подложив руки под голову.

— И чего хотят? — полюбопытствовал Руксус, придвинувшись поближе. — Просто свергнуть власть?

— Вроде как да, но вроде как и нет. Говорят, не с этого всё началось.

— А с чего? — не выдержала Сара.

Илиот выдержал короткую паузу, почесав свою коротенькую бородку.

— Ну, я слышал, что шишки из Церкви хотят всех псайкеров Сионы извести. Всех, до единого.

От услышанного у Руксуса зазвенело в ушах, и похоже, не только у него. Никто не знал, что сказать, а Сара, видно, снова вот-вот расплачется. Молчание вновь нарушил Каме:

— Что-то ты удивительно спокоен, друг.

— Твоя правда. Не вижу причин переживать.

— Ты разве не боишься умереть? — голос Марианны, обычно непреклонный, дрогнул.

— Вам, мелким, этого не понять. Вы здесь совсем недавно, в лучшем случае — меньше двух лет, я прав?

Марианна тихо засопела от негодования.

— Значит, прав. Так вот: в вас еще почти наверняка теплится надежда на что-то лучшее. Может, вы вообще думаете, что это всё лишь дурной сон, мне почем знать. Однако я здесь уже девять лет, и всякого навидался. Нет и не было никогда надежды на нормальную жизнь у таких, как мы, вот так-то. Я уже почти взрослый, и меня скорее всего определят в псайкеры-примарис через год или два. Вы ведь знаете, кто это такие, правда? Боевые псайкеры на службе Имперской Гвардии.

— Ты должен гордится службой, — утвердительным тоном сказал Каме.

— Гордиться? С чего бы? Мы для них существа второго сорта, просто расходный материал. Я, как и вы в своё время, просто умру ради выживания остальных в какой-нибудь заварушке, вот только знаете, в чем будет важное отличие? — Илиот перевел взгляд сначала на Каме, потом на Руксуса. — Не будет никто восславлять наших имен, никто не заметит нашей жертвы. Они лишь того и ждут, когда мы сдохнем, чтобы вздохнуть с облегчением. Так что не вижу разницы, если честно — помирать здесь или на поле боя. Хотя, я бы сказал, здесь даже поприятнее встретить смерть: тепло, мягко, уютно. В каком-нибудь окопе где-то на фронте по любому не было бы ничего, кроме крови, грязи, чужих кишок или чего похуже.

Дети молчали, ошарашенные и подавленные суровыми словами подростка; тем более что их жестокую правду они подсознательно понимали. Чуть ли не дрожал от злости один лишь Руксус.

— Значит, ты просто смирился, Илиот?

— А что еще делать, парень? Предлагаешь сбежать? Нет уж, спасибо, не мой вариант. Становится преступником, за которым, возможно, будет охотится даже Инквизиция — выбор идиота, которому совсем уж не хочется жить. Я же, пожалуй, задержусь здесь ещё ненадолго. Насколько возможно.

Руксус встал, подошел к изголовью кровати, на которой разлёгся Илиот.

— И что, что мы псайкеры? Мы не перестаем от этого быть людьми.

— Руксус, пожалуйста, прекрати… — начал Каме, но Илиот его прервал:

— Ты это мне пытаешься объяснить, парень? Выйди-ка за дверь и скажи Стражам Веры, что ты такой же, как они, и посмотри на их реакцию. Выбор уже сделан за тебя, парень. Тот кто родился уродом — уродом навсегда и останется, кто бы что ни говорил. Знаешь, до какого-то момента и я наделся на чудо. Что это всё ошибка, что пройдет день или два, — и меня выпустят отсюда, вместе со старшей сестрой. Однако едва ей исполнилось тринадцать, из неё сделали астропата, лишили зрения и забрали куда-то из сектора. С тех пор я о ней вообще ничего не слышал. Человеческий рок непреодолим, парень, и ты меня не переубедишь. Лучше смирись как можно раньше, и подумай, как выжать из своей короткой жизни максимум. Нам, мутантам, на большее надеяться нечего.

— Ты меня раздражаешь, — Руксуса трясло от злости. — То, как легко ты сдался, выводит меня из себя.

— Ну давай, ударь меня тогда. Чего же ты ждешь? Нам всем подыхать на потеху другим, паренёк. Правда в своё время сделала больнее, чем ты когда-либо сможешь.

Марианна встала и мягко приобняла Руксуса со спины.

— Успокойся, пожалуйста. Разве ты не видишь, насколько сильно он отчаялся? Ты уже ничего с этим не сделаешь.

— Она со временем утянет вас всех. Впрочем, хватит пока фактов. Вы как хотите, а я пожалуй подремлю. Не выспался что-то.

Перевернувшись на другой бок он действительно через несколько минут уснул. После этого повисло недолгое гнетущее молчание, в котором каждый предавался своим мрачным мыслям. В какой-то момент Руксус поднял взгляд и понял, что почти все согласны со словами Илиота. Все, кроме Марианны. Лишь её глаза выражали хоть-какую не согласность, но и в них мальчик заметил сильные сомнения. Что ж, уже что-то. Хотя бы один не желает опускать руки так легко и просто смириться с судьбой.

Руксус повернул голову к окну, посмотрел на охваченный мятежом родной город. Искренняя человеческая ненависть витала над ним, подобно смертельно опасному ядовитому облаку. В этих едких испарениях мальчик мог чётко ощутить ненависть к псайкерам. Ненависть к себе. Эти люди хотели его смерти, и смерти его друзей: Каме, Лиора, Сары, Марианны. Эти чувства казались столь всеобъемлющими, что даже давили на мальчика, будто стальные тиски. Он ещё не знал, что человеческая злоба может быть настолько сильной. «Но что я вам сделал?», хотелось ему спросить. Он до боли в костяшках сжал кулаки.

«Ничего, мы ещё посмотрим. Я ни за что не смирюсь, не сдамся. Вам меня не сломить. Я такой же человек, как и вы. Родится псайкером — не мой выбор. Я не выбирал себе такой судьбы. Но у меня так же есть право на жизнь, как и у вас. Я ни за что не сломаюсь, не помру на потеху другим, никогда. Ни за что»…

Он повторял это словно мантру, пока не услышал сзади глухие голоса. Остальные начали знакомиться с Альбертом.

Потом на край утеса вышла верховная настоятельница и одной только своей силой, в одиночку, обрушила целый склон.

К вечеру раненным стало немного лучше. Кассандра продолжала невольно шипеть при каждом неловком движении раненной кистью, Уилл по-прежнему воздерживался от любых резких движений, а Стоун предпочитал только сидеть, — но они хотя бы были живы, в отличие от Карла и многих других своих коллег.

Стоун неторопливо делал крохотные глотки из своей личной фляжки, поглядывая за игрой. Уилл, Гектор, Нортон и Анна сидели полукругом, перекидываясь картами и негромко разговаривая. Время от времени даже звучали шутки, вызывающие напряженные улыбки. Так последние оставшиеся в живых охранники мануфакторума старались отвлечься от терзающих их голову невеселых мыслей.

То, что они последние выжившие, узналось около двух часов назад, когда их коллега по имени Вито по связи объявил о том, что второй склад пал. Его не успели закрыть, и все охранники, пытавшиеся до него добраться, погибли. Перед смертью Вито попросил во что бы ты ни стало защитить последний склад, после чего раздался красноречивый треск.

За узкими стеклами уже сгущались сумерки, и колоссальная металлическая дверь склада хранила странное, тягучее молчание, однако если приложить к ней ухо, можно было услышать суету сотен людей. Иногда раздавались крики, какие-то мольбы, глухой хруст. Не нужно было быть мудрецом, чтобы понять, что бунтующие продолжали творить самосуд — только уже в своих собственных рядах.

В какой-то момент Стоуну надоело просто сидеть и предаваться мрачным мыслям. Кое-как поднявшись на раненной ноге, он проковылял в сторону играющих.

— Ну, кто побеждает? — постаравшись сделать голос максимально непринужденным, спросил десятник, усаживаясь рядом.

— Гектор, мать его, — без злобы в голосе ответил Уилл.

Стоун усмехнулся, посмотрел на Гектора. Этот бородатый крепыш, на вид которому лет тридцать — тридцать два, казался простачком, так что или ему просто везло, или он умело прикидывается. Поймав на себе взгляд Стоуна, Гектор вернул усмешку.

— Ничего, шанс отыграться ещё есть, — заявил Нортон, внимательно поглядывающий на соперников и словно бы пытающийся увидеть их карты или прочесть их следующий ход. Остальные натянуто рассмеялись.

Стоун украдкой посмотрел на Анну. Молодая, хорошенькая. Правда светлые волосы достаточно коротки, а десятник предпочитал длинноволосых, но в остальном она очень даже ничего. При взгляде на неё Стоун впервые задумался о том, что в какие-то моменты кому угодно надоедает быть одному. «С другой стороны, мы, может, даже не доживём до утра. Чего время зря терять»?

Но тут он встал в нерешительности.

До сих пор Стоун вел достаточно легкомысленный образ жизни, не знал серьёзных проблем. Семьи у него как таковой не было, а в остальном — днём работа, достаточно непыльная большую часть времени (была), а вечером пьянки, азартные игры, доступные женщины. Всерьёз о том, на что он тратит свою жизнь, десятник не думал. Забавно, хватило лишь одного взгляда…но как же заговорить с ней?

Стоун подсел чуть ближе, переборов боль в продолжавшей ныть ноге, уставился на карты Анны через её плечо. Она чуть обернулась, мягко улыбнулась, заметив Стоуна, отчего у мужчины ёкнуло сердце. Такого с ним отродясь не было, и он даже не понимал, как ему следует действовать. «Вот я взрослый мужчина, а стесняюсь, будто ребенок малый. Проклятие»!

Собравшись с мыслями, Стоун начал изредка давать девушке советы. Та отнеслась к ним с уважением, внимательно слушала и изредка давала какие-то комментарии. Десятник пытался её ещё хоть как-то развеселить, но добивался лишь вымученной улыбки.

В какой-то момент рядом как нельзя не к месту появилась Кассандра.

— Приближается ночь, начальник. Кто будет в дозоре? Я вызываюсь добровольцем.

Стоун посмотрел на огромную металлическую дверь, ныне наглухо закрытую. Десятнику подумалось, что даже выстрел из танка её не пробьёт. По крайне мере, не с первого раза.

— Честно говоря, я даже не уверен, что её нужно сторожить, Кассандра. Ты только посмотри на эту махину.

— Глупости, — нахмурилась женщина, — вы же прекрасно знаете, что остальные склады пали. Сейчас у врагов есть лазганы, а они пусть маломощны по отдельности, но вместе…

— Хорошо-хорошо, я понял. — Боль в ноге внезапно усилилась. С чего бы, интересно? — Вызываешься добровольцем? Хорошо, иди, только возьми с собой еще кого-нибудь. Дежурить будем подвое. Уилл от этой обязанности освобождается по понятным причинам.

Серьёзно раненному мужчине, однако, похоже не захотелось быть обузой для остальных. Уилл воспротивился.

— Хей, дружище, для того, чтобы метко стрелять в мятежников, стоять на ногах не так уж обязательно. Я вполне способен нажимать на курок.

— Это может самый последний болван, — беззлобно ответил Стоун. — Ладно, хорошо, если ты так уверен в своих возможностях — валяй.

— Раненные должны отдыхать, — неожиданно твёрдо заявила Анна, отвлёкшись от игры. — Я пойду. Я меньше всего учувствовала в защите этого склада и тоже хочу внести свою лепту.

— Желаешь погеройствовать? — с материнской улыбкой на губах осведомилась Кассандра. Анна густо покраснела, отчего в глазах Стоуна стала ещё краше, однако с ответом не нашлась.

— Хорошо, на том и порешим. Молодая девушка и женщина в возрасте будут сторожить ваш сон, дорогие наши мужчины.

Раздался дружный смех.

— Ты не так уж стара, Кассандра, — продолжая смеяться, отозвался Уилл. — Не прибавляй себе лет почем зря. Вот моя бабушка — она да, уже немолода, но ты-то…

Настала очередь Кассандры улыбаться.

— Ты смотри, Уилл, у меня трое детей.

— Верный слуга Императора как правило знаком и с более серьёзными трудностями.

Когда смех более-менее стих, игра возобновилась. Затем все поужинали, взяв еду из достаточно скромных запасов. Как-никак склад боевой, с лазганами для Имперской Гвардии и Флота, а не пищевой. Посмотрев на всё своё никудышное богатство, выжившие охранники почти одновременно невесело подумали о том, что даже если входная дверь останется нетронутой, их всё равно изведёт голод.

Анна и Кассандра встали в дозор, заняв позиции на металлических помостах над дверью. К середине ночи их заменили Гектор и Нортон. Раненого Уилла, сколько он ни важничал, дежурить так и не пустили.

Из-за крайне гнетущего чувства безысходности Стоун так и не смог уснуть. Он просто лежал на огромном складском ящике, чей могильный холод обжигал даже сквозь постеленную ткань, и думал о том, что скорее всего, его жизнь отмеряется уже не годами, а всего лишь сутками, в лучшем случае. Действительно, десятки лазганов способны расплавить любую броню, насколько знал Стоун. Даже их монументальная дверь для подобного оружия вовсе не препятствие. Если повстанцы возьмутся за них всерьёз, то жить им осталось недолго.

При скором приближении смерти всякий человек задумывается о прожитой им жизни. Стоун не стал исключением. Мысленно обратившись к своему прошлому, он осознал, что прожил достаточно беззаботную, но в то же время бессмысленную жизнь. В своё время попутешествовал немного, пока не осел в Кардене, одном из крупнейших верфей и космопортов планеты. Здесь оказалось достаточно комфортно, даже спокойно, уютно. Приятный теплый климат, достаточно короткий сезон дождей, море под боком. Сменив несколько работ, Стоун наконец попал в охранники мануфакторума. Тогда это казалось совсем непыльным делом… Вспомнив своё прошлое Стоун понял, что не очень-то горит желанием умирать на армейском складе от рук каких-то обезумевших повстанцев.

Услышав поблизости шорох, десятник с трудом приподнялся и увидел Кассандру, сидящую на коленях и сложившую руки на груди. Вид молящейся Кассандры что-то покоробил в душе Стоуна, и преодолевая боль в ноге, он приблизился к ней.

— Я не сильно помешаю?

В темноте особо не разглядишь, но глаза женщины, похоже, были закрыты.

— Не думаю, командир. Присаживайся, помолись вместе со мной. Или ты просто поговорить пришёл?

— Пожалуй, что второе, — прокряхтел Стоун, кое-как усаживаясь рядом. Прострелянная нога нещадно ныла при любом резком движении, и мужчину раздражал не столько сам факт боли, сколько её сила и постоянство.

— Служи я в Экклезиархии, то начала бы подозревать ересь, — Кассандра слабо улыбнулась в темноте.

— Уж не сомневаюсь. Потому-то я позволил себе такую дерзость.

Она не ответила, только продолжила молитву. Стоун не видел её губ, но был уверен, что они движутся в безмолвном чтении святых текстов. Либо же Кассандра обращается к Владыке своими словами — десятник особой разницы не видел. Повисло молчание, нарушаемое лишь отдаленными шагами дозорных.

— Могу я спросить, о чем вы молитесь? — вопрос вырвался будто сам собой.

— Не думаю, что в этом есть какой-то секрет. Я молюсь о своих детях. Прошу Бога-Императора уберечь их, даже если я умру здесь.

— Думаете, у нас вообще нет шансов?

— Честно? — в темноте блеснули голубые глаза Кассандры. — Я надеюсь на спасение, но ожидаю худшего. И то, честно говоря, хочу выжить не столько ради себя, сколько потому, что под моей опекой трое детей, за которых я несу ответственность. Они и служба — всё, что у меня есть.

— Вам так не хочется жить? — удивился Стоун.

— Дело не в этом, — Кассандра села поудобнее. — Знаете, мой отец был достаточно суровым, я бы даже сказала — непреклонным человеком. Служба в Имперском Военном Флоте настолько его закалила, что честно говоря, я до сих пор в жизни не встречала более уверенного в себе и своих убеждениях человека, чем он. И вот отец научил меня одной великой мудрости. Он сказал, что человек по-настоящему силён только тогда, когда его ведет высший долг. Долг не перед собой, но перед другими. Над чувством долга, говорил отец, не властна даже смерть. Поэтому я не боюсь, командир. Как можно бояться смерти, когда ты чувствуешь, что ты прав? — Кассандра улыбнулась Стоуну, и от этой улыбки у мужчины что-то отлегло на сердце.

— И всё же… — высохшими губами пробормотал он, — и всё же вам стоит выжить. Чтобы суметь воспитать из своих детей достойных слуг Императора.

— Я бы и сама не против увидеть, как они вырастут и тоже будут исполнять свой долг. Как я, надеюсь, смогу служить им достойным примером. Но всё в этой жизни зависит от нас, как вы видите. Наши жизни и смерти в руках Владыки.

Нога внезапно заныла вновь, и Стоуну тоже пришлось занять позицию поудобнее.

— А вот я боюсь, честно говоря. У меня нет такого сильного чувства долга как у вас, Кассандра, и потому, похоже, я так слаб. Мне не стыдно в этом признаваться сейчас, потому что есть шанс, что мы не доживем даже до утра.

Будто в подтверждение его слов на улице за окном что-то гулко взорвалось. На мгновение Стоуну показалось, что он видит красное зарево от пожара.

— Всему своё время, десятник. Сейчас вы, может быть, и слабы духом, но кто знает, — возможно, этот бунт и ситуация, в которую мы попали, вас закалит. Никогда не поздно пересмотреть свои взгляды.

Мудрые слова Кассандры удивили Стоуна, придали ему сил. Он почувствовал себя несколько увереннее. Липкий страх перед смертью постепенно отступал.

— К тому же, у вас может появится дополнительная мотивация, — с загадочной улыбкой добавила Кассандра.

— Что вы имеете ввиду?

— Я думала, вы поймёте. Я видела, как вы смотрели на нашу Анну.

Десятник покраснел так, как никогда в жизни.

— Неужели это так заметно?

— Для остальных может и нет, но для меня, как такой же женщины, к тому же бывшей в браке, такое видно, как ясный свет в погожий день. Но не переживайте, я никому не скажу.

— Спасибо, — с глуповатой улыбкой поблагодарил Стоун. — Но даже если бы сказали…не думаю, что это что-то поменяло бы. Непохоже, что я интересую.

— Справедливости ради, мы не в той ситуации сейчас, командир. К тому же она молода, горяча и наивна. Для неё это крайне стрессовая ситуация. Думаю, она воспринимает её тяжелее чем все мы, вместе взятые. Не забывайте так же, что она видела, как погиб бедняга Карл, а тот был ей почти ровесник.

Стоун отрицательно покачал головой. Каждое упоминание о молодом парне, брошенном на смерть, ножом резало ему сердце.

— Анне не стоило видеть, как я бросаю его умирать…

— Опять вы об этом. Никто здесь так не считает. Все прекрасно понимают, что Карлу уже нельзя было помочь. Нас было слишком мало, а врагов слишком много. Мы и так сделали всё, что в наших силах, и это более чем достаточно. Может, мои слова покажутся вам даже вызывающими, но у нас есть даже повод для гордости — только благодаря нам последний склад ещё не пал.

— И не падёт, пока мы живы. Спасибо, Кассандра, вы мне очень помогли.

— Не думаю, что сделала что-то выдающееся, но и вам спасибо за беседу. Молиться приятнее всё же в компании, а не в одиночку.

— Вы правы. Знаете, пожалуй, я тоже помолюсь. За ваших детей и за нас всех.