Псайкер. Путь изгоя

Глава 35

Последний рассвет

Генерал Джейк Оттон стоял возле голографической карты уже более шести часов, однако даже не думал уходить, держась на ободряющих напитках и отвлёкшись на небольшой перерыв лишь один раз.

Его коллеги-генералы вели себя похожим образом, разве что Вангиннем держался даже более стойко, а Торкве по-прежнему выглядел растерянным и странным. Несмотря на то, что он продолжал время от времени словно без причины потеть, пытаясь вытереть лицо уже насквозь мокрым платком, и на довольно отчужденный взгляд, ум генерала, казалось, оставался всё таким же острым. За прошедшее время, по мнению Оттона, Торкве не произнёс ничего глупого, скорее наоборот.

Однако гораздо больше амбициозного генерала Астра Милитарум занимало другое.

Вангиннем стоял с чашкой горячего рекафа, тем не менее два притронувшись к напитку; вместо этого старик то и дело напряженно покусывал нижнюю губу. Они с Джейком обменялись взглядами. «Нельзя, чтобы посторонние увидели наш настрой», говорили серые глаза Эйста. Оттон и сам это прекрасно понимал.

На первый взгляд, предельно поверхностный, командованию обороны Атоллы следовало бы радоваться победе. Враг отброшен, линия фронта хоть и продавлена, но не критично, а главное — сохранила целостность. Лишь на первый взгляд.

На деле же они понесли такие потери, что едва ли выдержат новый удар, который может начаться в любой момент. Стратегическая инициатива была на стороне еретиков, именно они выбирали время, место и направление грядущей битвы. Но не это с огромной силой раздражало Оттона, отнюдь. К такому раскладу он был готов с того момента, как узнал о положении дел в секторе. Пусть ему впервые (и вполне возможно, в последний раз) довелось командовать обороной против Чёрного Крестового Похода, Оттон привык воевать в тяжелых условиях. Особенности взаимодействия Администратума и Астра Милитарум таковы, что последним нередко приходится либо сражаться в полном одиночестве, либо в условиях нехватки боеприпасов или техники, либо даже тогда, когда не до конца понятно, кто твой друг, а кто враг. Бывают самые разные ситуации, к случайности которых Оттон давно выработал в себе равнодушие. Однако одно продолжало выводить из себя — ощущение собственного бессилия.

Тишина. Абсолютная.

Генералу казалось, что он её слышит даже отсюда, из командного штаба, в окружении десятков людей. Звенящая, давящая на слух, заставляя кровь стынуть в жилах. Так почему?..

Последние защитники Сераписа отбили первую атаку, но почему Архивраг не предпринимает новый штурм? Почему молчит? Неужели верит, что у противника припасено что-то ещё? Хотелось бы Оттону самому верить в это, но он чётко понимал, что вторую атаку они просто не выдержат, несмотря на всю стойкость и героизм простых солдат. По сути, их смерти выиграли дополнительное время…но для чего? Спасли ли они Серапис и их всех, либо же просто ненамного отсрочили его гибель?

Мысленно Оттон уже видел еретиков под стенами Атоллы. Пока что всё идет к этому, разве что астропатический хор ошибся, и на самом деле подкрепление появится здесь раньше, чем успеют остыть их кости. Да, Империум шлёт к ним целый карающий флот из тринадцати кораблей, с сотнями тысяч солдат на борту, но успеют ли они? Джейк вознёс молитву Божественному Императору и духу машины своего болт-пистолета. Владыка, быть может, его не услышит, но оружие точно не подведёт. Он не боялся смерти, тем более что каждая её секунда, как был уверен Оттон, была посвящена служению Богу-Императору, — однако намеревался всё же умереть с оружием в руке. «Будет, однако, обидно», почти отстраненно подумал он, «погибнуть на этой всеми забытой планете. Моя судьба — оказаться в кресле одного из Высших Лордов Терры, я знаю это. Мне ещё предстоит покрыть своё имя бессмертной славой. Я не умру здесь. Услышь мою молитву, Владыка! Разве я так много прошу»?

— Потери слишком велики… — снова пробормотал Вангиннем, тем самым случайно вернув Оттона в реальность. Взгляд пожилого генерала буквально впился в значения, отображенные на экранах когигаторов. — Велики…И у нас нет ни резервов, ни подкреплений… Всё, что есть, мы бросили в эту отчаянную мясорубку…

Джейк едва скрыл своё презрение. Жалеть имперских гвардейцев — всё равно что печалится о пылинках, улетевших в окно. Каждый из них расходный материал, который может стать хоть сколько-то ценным, лишь когда его много. В остальном же — чего им сопереживать? Солдат у Империума, словно грязи в подулье, всегда можно набрать новых, невзирая на потери. Другое дело, что с их гибелью становится меньше спин, за которыми он, Джейк Оттон, может укрыться. Как истинному воину Владыки, ему был неведом страх битвы, однако жизнь его стоила сотен тысяч всех этих пылинок, именуемых имперскими гвардейцами, и он не собирался ею рисковать без веской на то причины.

Должно быть, забавно они выглядят со стороны. Вангиннем лишь едва слышно причитает с уже остывшим рекафом в руках, Оттон от отчаяния даже не знает, какие приказы ещё отдать, а Торкве задумчиво молчит, в очередной раз вытирая взмокшие щёки.

Джейку это окончательно надоело.

— Сэр Вангиннем, посмотрите, — он указал на карту, — каким образом я перегруппировал оставшиеся силы на флангах. На мой взгляд, весьма удачная формация. Техника в тылу, ждёт своего часа, а артиллерия…

Эйст, кажется, всё же пришёл в себя, ибо достаточно внимательно слушал своего куда более молодого коллегу. Внезапно вмешался Торкве.

— Господа, извините, что перебиваю, но…у меня есть предложение. Вероятно, довольно рискованное, но я хочу, чтобы вы его выслушали.

Оттон и Вангиннем кивнули почти одновременно.

— А что если нам отступить ближе к стенам столицы, чтобы её орудия тоже учувствовали в битве? Уверен, это будет отличной огневой поддержкой нашим частям. Так же в случае прорыва основной линии обороны, мы сможем использовать силы защитников города. Иной поддержки у нас просто нет.

Оттон и сам думал об этом, так что предложение Торкве его не сильно удивило. Всё же что ни говори, а этот заносчивый сукин сын стал генералом явно не за красивые глаза. Другой вопрос, что эта мысль посетила его только сейчас — или же он обдумывал её всё это время? Впрочем, Оттону было всё равно.

— Звучит разумно, сэр Торкве, — ответил Вангиннем, наконец-то вспомнив про свой рекаф. — Но мне кажется, это…ну…

— Рискованным, — твёрдо закончил за нерешившегося старика Оттон. — Это весьма опасная авантюра, Торкве, и ты должен понимать, почему. Мы должны защитить столицу, а не она нас. Каждый шаг Врага в её сторону приближает нашу гибель, и, откровенно говоря, я не намерен облегчать ему задачу.

Взгляд Эйста изменился, словно он взглянул на ситуацию по-другому.

— Пожалуй, вы правы, Джейк. Действительно, идея неплоха, но слишком рискованна. Мы сможем задержать противника ещё на какое-то время, однако если оборона будет прорвана возле стен Атоллы, то это конец. Мы буквально выставим драгоценную добычу перед лицом грабителя. Да, я согласен с сэром Оттоном. Этого делать не стоит.

Торкве лишь пожал плечами и кажется, стал выглядеть даже немного спокойнее, словно ожидал этого отказа.

— Это было лишь предложение, господа. Я так же как и вы, желаю спасти Серапис и весь сектор Фарида.

Оттон пропустил последние слова Лиама мимо ушей, вновь погрузившись в карту. Где же ударят предатели, и когда? В конце концов, как ни формируй оставшиеся силы, их точно сломит следующей атакой…

Но почему же, почему же враг бездействует?

Запах смерти в полевом лазарете отличался от того, что витал на поле боя, это Руксус понял сразу.

Врачи, что притрагивались к нему, даже не пытались скрыть свои страх и презрение, однако продолжали осматривать его. Юный псайкер безмолвно хмыкал каждый раз, когда замечал озадаченность на их лицах. Действительно, весь его внешний вид казался абсолютно противоестественным, нарушающим все привычные законы физиологии обычного человека. Он не должен вообще оставаться в живых, и уж тем более относительно неплохо себя чувствовать, не прекращая одними губами смеяться над окружившими его медиками… Почти все его тело покрывали рубцы и шрамы, но больше всего было пятен немного белесой, совсем ещё новой кожи, возникшей на месте самых страшных ран. Если бы не собственные силы и биомантия он был бы уже мёртв. Нет… Слепой гордыне больше нет места в его сердце. Жизнь псайкера Руксуса Вилморта спас его лучший друг Альберт Доронто, и никто другой. Только благодаря нему он ещё здесь, среди живых, когда столь многие погибли. Однако объяснишь ли это обычным людям?

— Колдун цел и здоров, — заключил наконец один из полевых врачей, высокий худощавый мужчина с тёмной бородой, — разве что остались мелкие ссадины, которые мы, конечно, сейчас перевяжем… Однако всё же спрошу вас, господин офицер — а что это?

Не похоже, что лейтенанту Карлу Россе, которому вверили состояние ценного псайкера-примарис, хотелось отвечать на данный вопрос.

— Можешь считать, что это проявление его собственных сил. Это всё, что тебе стоит знать. А теперь подлатай этих двоих и возвращайся к своим обязанностям. У тебя ещё немало раненных.

Лейтенант ничуть не соврал. Лазарет действительно напоминал собой надутый пузырь, в который чуть ли не каждую минуту приносили всё больше раненных и умирающих. Их было так много, что Руксусу становилось дурно. Одно дело быстрая и безболезненная смерть, и совершенно другое — долгие, болезненные мучения, полные молитв и надежды на вот эти безликие фигуры. Юноша пару раз пересёкся взглядом с этими так называемыми врачами, и понял, что в нём самом гораздо больше сострадания к солдатам. Ему действительно хотелось помочь им по мере сил, но командование ясно дао понять, что он должен отдохнуть. Его сила для боя, не для спасения. Руксуса огорчало и злило это, но перечить он не стал даже сейчас, воочию встретившись с полнейшим равнодушием этих безучастных, словно восковых, фигур. Альберт словно читал его мысли, и с полнейшим понимаем смотрел на друга, когда в палатку вносили очередного раненного.

«Как же резко всё изменилось… Почему им, простым людям, так плевать друг на друга? Почему во мне больше желания помочь, чем в них? К тому же неужели они не понимают, что сейчас этой планете нужен каждый человек, способный держать оружие? Впрочем, чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что так было всегда».

Человеческие силуэты действительно будто сквозь силу исполняли своё кровавое дело. С безучастными лицами таскали носилки, лишенными жизни голосами просили друг друга передать тот или иной предмет, совершенно замогильным тоном пытались успокаивать умирающих. Руксус чётко видел и чувствовал на ментальном уровне, что они воспринимают гвардейцев скорее как цифру в отчёте, как объект их службы, за что они получают какое-никакое жалование и сухпайки, но не более. Слишком много они видели жертв войны на своём веку…либо же им изначально было всё равно. Юношу это почти выворачивало наизнанку, так что он поспешил покинуть лазарет.

— Дальше я сам, — мягко оттолкнул он руку ближайшего врача. — Можете дать мне бинт, я справлюсь.

Мужчина с недоверием посмотрел на него, так что юный псайкер сам вырвал необходимое у него из рук.

— Пошли, Альберт. Нашу помощь они принимать не желают.

Запах крови, гнили, лекарств и ладана, атмосфера полнейшего отчаяния и равнодушия давили на него. Руксус чувствовал, как почти каждую минуту или две в Запретные Царства отправлялась ещё одна невинная душа, как в него тихой, едва заметной струей вливались звуки молитв, обращенные к Тронному Миру. Полные такой боли, такого простого, человеческого страха перед неизбежным концом, — и такие бессмысленные. Руксус знал это. Кем бы ни был этот их Божественный Император, Он их не слышит.

На входе они столкнулись с молодой светловолосой девушкой, нёсшую на плече очередного солдата. Юноша уже видел её раньше, издалека, но знал, что её зовут Кира. Всего мгновение их взгляды пересеклись — и только в ней он увидел искреннее желание помочь. Видимо, его удивление было столь сильно, что Альберту пришлось потрясти его за плечо:

— Пошли, брат. Ты же сам хотел…

— Да, пошли. Здесь нам точно не рады.

Кира, уже с трудом дышавшая, прошла мимо них, словно не заметив. Альберт едва заметно пожал плечами, и они покинули палатку.

Снаружи уже сгущались сумерки. Почти на всём Сераписе быстро начинало темнеть, что для Руксуса казалось огромной дикостью. Вновь вспомнилась родная Сиона, где солнце не покидало небосвод, билось за своё законное место до самого позднего часа. Где-то вдали, за густыми тучами виднелась крохотная луна и её неизменные спутники — звёзды, сейчас показавшиеся Руксусу даже более бесчисленными и холодными, чем обычными. Над полем бойни (иначе его юный псайкер обозвать не хотел), опустилась густая мгла.

Лейтенант ждал их, ухаживая за саблей.

— Быстро они вас, — в голосе — ни капли удивления. Оно не удивительно, офицер выглядел крайне вымотанным. — Что ж, теперь обратно в лагерь. За мной.

Мимо них прошёл ещё один крохотный отряд с носилками. Как заметили псайкеры, в этом деле лазарету помогали другие имперские гвардейцы, кто по приказу свыше, кто по личным убеждениям и инициативе. Последних, очевидно, было меньшинство, и дело было вовсе не в малодушии солдат, — после подобной бойни многим нужен был отдых…во всех смыслах.

Пока они шли через линии траншей, Руксус повернул голову в сторону позиций Врага. С такого расстояния и в столь поздний час, ясное дело, ничего не увидишь, но юноша даже не кожей, но костями чувствовал концентрирующиеся по ту линию горизонта силы. То был могучий непреодолимый шторм, готовящийся смыть их всего одним усилием. Гнетущие ощущения росли в той недоступной глазу мгле, словно горный хребет. Как никогда яснее Руксус понял, что если не произойдет чуда, то они обречены. Первый прилив они выдержали, ценой огромных усилий и колоссальных потерь, но второй их просто сметёт. Почему-то эта мысль ничуть не пугала его, скорее наоборот. Похоже, умереть рядом с родными для него людьми — это вершина тех желаний, что у него вообще могли быть. Более счастливой, спокойной смерти и желать было нельзя.

— А вы, парни, молодцы, — внезапно нарушил гнетущую тишину лейтенант. — Хорошо бились, имею в виду. Особенно ты, огненный. Скольких еретиков отдал на суд праведного огня, прокляни их Император!

— Мы… — от удивления Руксус не находил слов. — Рады стараться, офицер. Это наш долг, как-никак.

Они дошли до расположения пехотных частей. Кругом металлические бараки-казармы, вперемешку со множеством костров. Даже после подобных ужасов, многим просто не спалось, и они старались найти успокоение в разговорах, азартных играх, еде и выпивки. Насколько мог судить Руксус — безуспешно. От пережитого ада нельзя откупиться столь дёшево.

Псайкеры намеревались войти в отдельно стоящий барак, выделенный конкретно под полковых колдунов, но Карл поманил их рукой:

— Давайте, присаживайтесь. Я приглашаю. Давайте-давайте, отказов я не принимаю. Комиссар Штросс лично приказал мне приглядеть за вами, так что минимум на ближайшие часы я остаюсь вашим командиром.

Пораженные до глубины души, юные псайкеры осторожно приблизились к костру (если, конечно, его так можно было назвать, ибо огонь давал неизвестная им металлическая коробка). Карл показал на длинный ящик, сам сел рядом. Всего возле непонятного механизма теплилось ещё три офицера, включая сержанта Флавия, левую часть лица которого пересекала кровавая повязка.

— Живы и здоровы! — искренне обрадовался он. — Присаживайтесь, ну же. Вот, держите, выпейте по глоточку. Полезно будет.

Руксус никогда до этого особо не пил алкоголь, так что у него сразу зазвенело в голове, но ощущения всё равно были приятные. Альберт сделал чуть более смелый глоток, и судя по всему, с более сильным эффектом. У него даже немного покраснели щёки, участилось дыхание.

— Гадость… — с растерянной улыбкой выдавил он, возвращая бутылку сержанту Флавию, — но пить можно. Похоже, к этому просто надо привыкнуть.

— Верно мыслишь, — после ещё одного глотка бутылка вернулась на своё место. — А что…вы…ну…

Лейтенант, сидевший по правую руку от Альберта, уже черпал горячий суп ложкой:

— Осторожнее, сержант. Ты мне нравишься, но у всего есть свои пределы.

Альберт сидел с растерянным видом, но Руксус понял, что сержант хотел расспросить об их жизни в школе Астра Телепатика. Конечно же, им, простым людям, откуда знать, как Империум дрессирует своих цепных рабов? Даже сейчас… это знание действительно опасно для них. Несмотря на это, Руксус с улыбкой ответил:

— Нет, мы в наших школах не особо пьем алкоголь.

Лейтенант со значением посмотрел на них, после чего повернулся куда-то себе за спину и достал небольшой металлический контейнер.

— Мой сухпаёк, офицерский. Угощайтесь, ребята, а я вот этой жижи поем, она тоже ничего. Вполне съедобная.

Руксус и Альберт не верили тому, что видели, и почти дрожащими руками взяли подарок. Один из неизвестных офицеров, подумав, тоже протянул им свой.

— Чтобы поровну, — объяснил он свой поступок, — одним на двоих не наешься, верно?

— С-спасибо… — выдавил Руксус, не решаясь открыть паёк. Взгляд его блуждал от одного дружелюбного лица к другому. Похоже, гвардейцы даже не подозревали о причинах его растерянности. Значит, остаётся спрашивать напрямую: — Простите, а могу я узнать…узнать, ну…

И почему ему было проще уничтожить десятки вражеских танков, чем задать столь простой вопрос?!

— Почему мы пригласили вас к своему костру, а теперь угощаем? — наконец понял лейтенант Россе. — А ты ещё сам не понял? Знаю, быть может, командование этого не одобрит, но это чисто наше совместное желание. Нас четверых. Знаешь, я сам-то не дурак, парень, и вижу наше бедственное положение. Быть может, уже завтра мы все умрём, но перед этим я хочу искренне поблагодарить того, кто так помог нам сегодня. Вы сражались, проливали кровь и страдали точно так же, как и мы. Мне плевать на мнение остальных, я готов назвать вас своими боевыми братьями. А теперь ешьте быстрее, пока не остыло. Чёртов Серапис, здесь слишком холодно, особенно по ночам.

Псайкеры переглянулись между собой, и максимально нерешительно принялись есть. Пожалуй, их так сильно не трясло во время боя, как сейчас. То, что другие, простые люди принимают их за равных себе, казалось более неправильным, невероятным, чем уже прошедшая бойня.

— А как ты их раскидывал, а? — обратился сержант Флавий к Альберту. — Я-то был рядом тогда, отстреливался, как мог. Казалось, что вот, уже всё!.. Предатели всё наступали, но благодаря тебе мы так долго держались! Знаешь, раньше я боялся…боялся этих ваших способностей, но сейчас думаю — как же так выходит, что если бы не они, нас всех сейчас просто бы не было? Да, многих мы потеряли сегодня, очень… Но ваша сила спасла сотни, если не тысячи жизней, не только нас.

— Не распускай язык, Флавий, — без всякой злобы одернул Карл. — И так нас за это по головке не погладят, чувствую, а если кто лишний и услышит…

— Например, кто?

Лейтенант дернулся, едва не выронив суп, однако из темноты вышел смеющийся комиссар Иоганн Штросс.

— Извини, что напугал, офицер. Я не хотел. — Он занял последнее свободное место возле огня. — Ну, как вам сегодняшняя кухня? Я слышал, повара постарались особенно сильно — для последних защитников Сераписа.

— Заметно. Суп — что надо, господин комиссар, спасибо, — без тени страха ответил лейтенант. Похоже, он ничуть не боялся Штросса, что Руксус понимал без всякого труда. Иоганн отнюдь не выглядел и не вёл себя, как типичный палач Империума.

— Я слышал, что на Священной Терре в давние времена хорошо поесть перед смертью считалось почти священным делом, — улыбка комиссара стала будто более рассеянной.

— Перед смертью? — уточнил Карл. — Признаться…я удивлён, сэр. Обычно люди вашего типажа утешают солдат и офицеров, поднимают и поддерживают боевой дух, но сейчас, похоже, вы решили говорить начистоту.

— Бойцы, и уж тем более офицеры тоже не дураки…как правило, — вновь улыбнулся Штросс. — Сегодняшний бой был довольно показательным. Может, командование уже приняло решение скрывать от вас правду, но лично я сочту его бесконечно глупым, имею на то право, в конце концов. Как представитель Префектус. К тому же, даже перед лицом смерти, настоящий солдат Императора не должен знать страха, ибо знает, что каждый, погибший на службе Ему, поднимается у подножия Священного Трона. Величайшая награда, на которую каждый из нас может только надеяться.

Руксус едва сдержал усмешку. Разумеется, в их школах продолжали вести службы и читать проповеди, но совершенно в ином ключе, чем там, за стенами тюрем Астра Телепатика. Священники Мунисторума не только постоянно твердили им, детям, что они есть ошибка природы и оскорбление для Бога-Императора, но и утверждали, что по причине своего греховного рождения, им никогда не попасть в Его Свет, в истинный Рай, куда была дорога только настоящим праведникам.

Руксус попытался себе представить, как он выглядит, а ещё раз посмотрев на лица собравшихся, подумал, достойны ли они его.

Если, конечно, Экклезиархия не лжёт и тут, даже в столь важном, основополагающем моменте. Юноша был почти готов поверить в это, ибо вся ненависть и презрение, которыми его кормили с самого детства, подпитывались именно ложью.

Осознание того, насколько своевременно он исцелился от этого яда, отравлявшего его душу все эти годы, обрушилось на него со всей беспощадной ясностью. Ненавидя и презирая в ответ, желая мести, считая себя выше остальных, только сегодня он понял, насколько был неправ. Люди вокруг него, даже не обладая Силой, мало чем отличались от него…вернее, он не отличался от них, ибо был так же смертен. Так же уязвим, тоже страдал, проливая кровь на службе одному и тому же непостижимому механизму, этому монструозному исполину, имя которого — Империум Человечества.

«Похоже, только в такие крайние, отчаянные ситуации и происходит нечто столь невероятное. Эти люди тоже приняли меня, как своего. Я не чувствую в них ни капли страха или презрения — впервые в жизни я среди них, как родной».

— Альберт, я…я счастлив. Впервые, за долгое время.

Не ожидавший внезапного телепатического контакта юноша заметно дёрнулся, выронив вилку в снег.

— Понимаю, я тоже.

— Нет, это…немного другое. Я наконец-то избавился от цепей ненависти, брат, от жажды мести. Ох, каким же глупцом я был всё это время! Как жаль, что у меня, похоже, больше нет времени на то, чтобы жить иначе! Как поздно, как же поздно я всё понял…

Альберт не до конца понимал терзаний своего друга, но им, псайкерам, не так сильно нужны слова, как простым людям. Он осознал всё на уровне чувств, и искреннее улыбнулся. Наконец-то его брат стал таким, каким его хотела видеть госпожа Валерика. Жаль только, что действительно так поздно… Завтрашний день наверняка последний в их жизни. Альберту стало интересно, как бы на это отреагировала бы госпожа. Наверняка была бы очень рада за своего некогда самого непокорного сына.

— Я знал, что твой талант ещё сыграет свою роль, но то, что он принесёт нам пусть и краткосрочную, но всё же победу… этого не мог предсказать никто.

Кериллан поднял взгляд, отвлёкшись от гнетущих мыслей. Капитан Сатурас снял доспехи совсем недавно, и на его могучем теле виднелись следы работы братьев-апотекариев. Молодой космодесантник заметил, что его командир пусть и получил несколько ран, но их едва ли можно было назвать серьёзными — даже по меркам Астартес.

— Сраженный мною лидер предателей был лишь мелкой сошкой в их рядах, — с горечью, без тени триумфа в голосе ответил Чемпион Императора. — До истинной победы нам ещё далеко. Единственный, чья смерть положит конец этому вторжению — это наша цель. То, ради чего мы сюда прибыли. Ты и сам это прекрасно знаешь, брат-капитан.

Сатурас отвернулся. Он привык видеть лучшего бойца Ордена в более положительном настроении духа, и если Кериллан мрачен, значит, ситуация действительно критическая.

Впрочем, они все это прекрасно понимали.

После гибели вражеского чемпиона от рук Кериллана, его подчиненные дрогнули, а за ними постепенно посыпались порядки остальных предателей. На первый взгляд, всё довольно очевидно, но чуть позднее, ознакомившись с полевыми сводками, Сатурас убедился в верности своих подозрений. У Врага были свои, иные причины для отступления. Сыграла роль множества факторов, а не всего лишь одного.

В другом их Чемпион тоже был прав — боевое формирование Вечных Стражей, прибывшее в сектор в количестве двух полноценных Рот, преследовало одну глобальную цель, которая теперь казалась невозможной. Призвать к ответу Андроатоса, бывшего первого капитана Ордена, ученика магистра Аралеха и его вероятного преемника. Его отступничество тяжким клеймом легло на историю и репутацию Вечных Стражей, что с момента своего основания были безукоризненно верны идеалам своего примарха-отца и Империума. То, что их бывший брат смог встать даже во главе Чёрного Крестового Похода, лишь усугубляло тяжесть вины, ведь Орден позволил уйти столь опасному воину и лидеру. Теперь же, будучи лидером вторжения на уровне целого сектора, Андроатос казался абсолютно недосягаем. Прибыв не только на зов о помощи, но и ради праведного возмездия, теперь две роты Вечных Стражей, уже понёсших некоторые потери, почти уверены в том, что они станут лишь частью истории о гибели планеты-крепости Серапис. Всё это капитан тоже понимал.

— Он предатель, а всех предателей неизбежно ждут кара и возмездие, — не до конца веря в свои слова, ответил Сатурас. — Не сейчас, так позже Андроатос, да будет проклято его имя, понесёт своё наказание. Даже если мы все здесь погибнем.

Кериллан поморщился, словно от зубной боли; Сатурасу это не понравилось.

— Ну, чего ты корчишься? Считаешь, что я не прав?

— Жертвы всех этих людей… не должны быть напрасными. Посмотри на поля перед Атоллой, капитан. Ещё утром белые от снега, теперь они усеяны десятками тысяч тел — не только врагов, но и доблестных защитников Империума. Там же лежат и некоторые наши братья, капитан. Не пытайся меня утешить или переубедить — я не хочу думать, что все эти отважные воины погибли только ради того, чтобы возмездие нашло главного предателя в неизвестном будущем. Не для того они проливали кровь, уплатили цену своими жизнями. Не для того я убивал.

Кериллан встал, неспеша снял остатки доспехов. Несколько сервиторов поблизости, едва достававших ему до спины, по мере сил помогали. Сатурас какое-то время молчал.

— Такова война, которую ведёт человечество, и ты уже должен был это понять, Кериллан. Не мне открывать тебе глаза на это. Ты уже давно не мальчишка, чтобы я вообще поучал тебя, однако…

— Однако вы мой командир, и знаете меня не один десяток лет, — спокойным тоном, но чуть более резко, чем хотелось, отозвался молодой космодесантник. — И вам прекрасно известно, что я не приемлю такого исхода.

— Мы — воины, — нахмурился капитан. — Всё, что нам остаётся — это проливать кровь, убивать, уничтожать. Но уж точно не нам менять устоявшийся порядок вещей. Ты наш Чемпион, и на самом деле, самый ценный кадр из нас, чья потеря действительно больно ударит по Ордену…даже если мы отомстим. Однако не бери на себя слишком много, Кериллан.

Молодой воин ответил не сразу, переодеваясь в просторное серое одеяние. Повесив на пояс «Призывающего к ответу», покоящегося в простых кожаных ножнах, он развернулся:

— Тысячи жизней, капитан. Десятки тысяч. И ни вы, ни кто-либо ещё едва ли ответите на мой вопрос.

Сатурас увидел в его взгляде то, что ему так же не понравилось.

— Ты куда-то собрался?

— На поле бойни ещё много раненных и умирающих, а полковые медики и сёстры Госпитальер не справляются. Я намерен им помочь. У нас, избранных Императора, куда больше сил, и нужно куда меньше времени на их восстановление. Мы можем помочь.

— «Мы»? Нет никаких «мы», воин. Ты остаёшься здесь, как и все Вечные Стражи. Может, тебя ранили и несерьёзно, но твои братья…

— О них позаботятся апотекарии, — твёрдо заявил Кериллан, проходя мимо.

— Ты явно не понял меня…

— Или вы меня, брат-капитан. Простите, но я возвращаюсь.

Раздался мерный грохот приближающихся шагов. По их темпу Кериллан понял, что это брат Аксиларий.

— Повезло мне проходить рядом, и краем уха услышать ваш разговор. Что я вижу? Прямое неподчинение приказам, воин? — голос капеллана был суров, словно зимние ветра. Сейчас с ним говорил именно один из духовных отцов Ордена, но не близкий друг. Впрочем, Кериллана это ничуть не смутило.

— Уж перед мной этот спектакль можно и не разыгрывать, братья. Как Его Чемпион, я прекрасно знаю о своем положении внутри иерархии Ордена. Вы не имеете прямой власти надо мной. Конечно, это не означает вседозволенность…так или иначе, я готов отчитываться перед магистром Аралехом, при условии, конечно, что мы все переживем ближайшие дни. Ещё раз прошу прощения.

С этими словами Кериллан уважительно поклонился и вышел. Ни капитан, ни капеллан не пошли за ним следом, даже не шевельнулись.

— Своенравный мальчишка.

Капеллан, ещё облаченный в свои жуткие доспехи, сложил руки на груди.

— Такова цена огня, что пылает в нём, не сомневаюсь. Будь он простым, послушным воином, то едва ли бы мы так им восхищались. Его непримиримостью к врагам, его мастерством. Верно, брат-капитан?

Сатурас раздражительно махнул рукой.

— Пустое. Пусть делает, что хочет, однако передай ему, что до утра я жду его возвращения — иначе мне действительно придется придумать для него какое-нибудь наказание. Если, конечно, мы вообще переживем ближайшие часы.

За окнами уже сгущалась ночь, когда Лукулла закончила инвентаризацию одного из малых складов монастыря. Несмотря на свою относительную известность, он никогда не испытывал недостатка в послушниках, оставаясь при этом довольно древним творением. Довольно скромный снаружи, монастырь святого Себастьяна уходил на несколько уровней вниз — Лукулла подозревала даже, что эти туннели более глубокие, чем кажутся. В конце концов, насколько ей известно, Экклезиархия заложило эти стены и катакомбы почти тысячелетие назад, а то и больше.

Уже на втором уровне туннелей редко бывали обычные послушники, так что Лукулла после общей уборки направилась именно сюда. Тому, как тут всё устроено и как следует работать с имуществом великой Церкви Бога-Императора её научил преподобный Робар — заместитель Антонио. Лукулла и раньше испытывала бесконечное благоговение перед служителями Экклезиархии, но отец Робар произвёл на неё особенно приятное впечатление. Он оказался с ней в меру строг и суров, но всё же охотно, с почти нескрываемой отеческой любовью объяснил ей всё, ответил на все волнующие её вопросы и постарался утешить. «Он знает о моем муже от преподобного Антонио», моментально поняла она.

— Вечный Император со всеми нами, дитя. Позволь тревогам пройти мимо тебя. Они лишь шелест ветра перед лицом могучих гор.

— Благодарю вас, преподобный… однако скажите, что случилось с Белой Гаванью? Она пала, или ещё держит натиск Врага?

Морщинистое, седобородое лицо пожилого священника изменилось, и Лукулла всё поняла, несмотря на то что Робар попытался сказать:

— Брат Антонио запрещает нам делится с вами новостями из внешнего мира. Прости, дитя… это не мое решение.

— Да…я…я понимаю, отец.

Они отвернулись друг от друга, охваченные скорбной болью. Лукулла видела, что преподобного мучила совесть, отчего она ещё больше прониклась к нему уважением и любовью. При мысли о Марке её сердце сжималось, однако она не давала волю отчаянию. «Он мог выжить. Мог. Война — явление, лишенное порядка, непредсказуемое. Может, он ушел в подполье, или лежит, раненный, в колонне, возвращающейся в Атоллу… Нет, я должна сделать всё, что в моих силах, ради наших детей и этого храма, что милостиво приютил нас. Грозный Владыка, не оставь своего верного слугу, Марка Дугала, где бы он ни был».

— Через два часа должен приехать ещё транспорт с беженцами, — отвлёк ей от мыслей голос отца Робара. — И я буду обязан принять его. Антонио, мой верный брат и друг, уже слишком стар, чтобы заниматься таким количеством дел. Мне остаётся лишь молить Владыку о его здоровье, и всеми силами стараться облегчить его непростую ношу.

— Ещё беженцы? Кто-то ещё смог вырваться? — спокойно спросила Лукулла. Над её головой горела тусклая белесая лампа, освещавшая совсем крохотное пространство вокруг себя.

— Да… с северных территорий, из тамошних небольших поселений. И да простит меня Владыка, но я все же нарушу наказ своего настоятеля и брата… Война вплотную приблизилась к землям нашего монастыря, Лукулла, — он впервые за всё время их короткого знакомства назвал её по имени. — Сегодня прогремела страшная битва у стен Атоллы. Как я слышал, наши доблестные защитники отразили атаку, но мне что-то не показались эти новости слишком утешающими по своему тону. Что-то здесь неладно… Но держи рот на замке, ладно? Я вижу по твоим глазам, дитя, что тебе можно доверять, и ты не станешь распускать ненужную панику. Наш монастырь всегда будет стоять оплотом святости, символом защиты всех Его детей, вне зависимости от возраста, пола или происхождения. Запомни это. А теперь давай вернемся к твоему обучению…

Однако после ухода отца Робара, Лукулла все же в первую очередь занялась уборкой. В этот отсек склада никто не входил минимум несколько месяцев, а то и больше. Ей было страшно представить, что происходило ниже.

Перебирая плотные деревянные ящики, достаточно прочные, чтобы ими, пожалуй, легко можно было проломить кому-то голову, Лукулла ненароком прочла на них надпись, выведенную на Нижнем Готике. «Лазпистолеты», а рядом дата. Им всего около шести лет, почти только что с мануфакторума. Лукуллу это заинтересовало, но не более того. Полчаса позднее она убрала эти ящики на подобающее им место. Конечно, ей до сих пор было неприятно чувствовать себя настолько уязвимой и оставаться без какого-либо оружия, но нарушать приказ преподобного Антонио она совершенно не хотела. Этот человек с редкой на Сераписе милостью принял их, почти беззащитных, и она не обманет его доверия. С другой стороны, говорил в ней лукавый голос, пропажу всего одного пистолета заметят очень нескоро, а его самого довольно легко спрятать — да хотя бы в складках одеяния… Нет, нельзя. Нарушать прямой наказ, и уж тем более красть у Церкви — серьезные грехи. Она не пойдет на это.

Когда последний ящик занял своё место, Лукулла впервые за четыре часа села на небольшой, грубо сколоченный табурет, дабы перевести дух. Всё же, стоит признаться, я устала, подумала утомленная женщина. С самого утра она не знала покоя, но теперь, похоже, пора вернуться к детям. Интересно, как много успели сделать они? Глухое, но настойчивое урчание в животе так же напомнило ей, что не помешало бы ещё и поесть.

К её удивлению, монастырь ещё не совсем спал. Многие, конечно, заняли свои кельи, расположились в специальном убежище для беженцев, однако во дворе было довольно оживлённо. Ворота стояли открытыми, и через них разгружал какой-то груз. Прочтя надпись на одном из металлических контейнеров, Лукулла поняла, что это пища. Храм будто готовился к долгой осаде. Вот только будет она? Учитывая малочисленность защитников и скромные укрепления, врагу будет куда проще пойти на штурм… Тут Лукулла заметила, что за разгрузкой следят несколько сестер битвы.

Когда-то она всерьёз хотела, даже мечтала стать одной из них, считая это своей судьбой, но теперь… порой она жалела об упущенной возможности, но смотря на своих детей, понимала, что сделала правильный выбор. Повинуясь словно чужой волей, Лукулла подошла к одной из сестер. Воительница поначалу её будто не замечала, но заметив, что незнакомка не уходит, и явно что-то хочет, спросила прямо:

— Тебе чего, гражданская? Если есть что доложить, то говори, а нет — возвращайся в постель.

— С вашего позволения…я и не спала, великодушная…так, занималась уборкой…

— Великодушная? — темные брови святой воительницы поползли вверх, шрамированные губы на мгновение тронула слабая улыбка. — Я разные обращение слышала, но это… Забавно. Мы редко проявляем великодушие, гражданская. Чаще спускаем курок.

С этими словами она демонстративно передёрнула затвор у своего болтера. Тут-то Лукулла и поняла, чего на самом деле хотела, когда вообще подходила.

— Извините…просто когда-то я действительно хотела стать одной из вас, мне с моими способностями это казалось почти судьбой, но… в какой-то момент я решила служить Богу-Императору другим путем, и стала счастливой матерью двоих детей. Однако Владыка всё же, видно, милостив ко мне, раз вы тоже оказались здесь… Словом, могу я подержать это священное оружие хотя бы минутку? — она показала на болтер. — Я знаю, что…

— Что за это полагается суровейшая кара? — нахмурилась сорроритас. Коротко стриженная, темноволосая, на вид она была даже младше Лукуллы, однако из-за благословленного оружия в руках и силовых доспехов казалась куда более грозной. Лукулла уже собиралась отступить и извиниться, когда воительница внезапно смягчилась: — ты не создаёшь впечатление простой обывательницы. Ты ведь раньше сражалась, видно? Я вижу это даже по тому, как ты стоишь. Ладно, но не более минуты. Держи.

Лукулле показалось, что в неё ударила молния. Милостивый Император, нет предела твоим благословениям! Она завороженно приняла болтер, неловко попробовала принять боевую стойку. Каждое собственное движение казалось ей насмешкой над священным оружием, и она не знала, что ей делать. Воительница хрипло рассмеялась.

— Да, я не ошиблась. Ты действительно воин, ибо пытаешься держать Его Гнев как обычный лазган. Нет, неправильно. Вот так, да. Убери от груди, прижми вот сюда. Верно. Чуть ниже дуло. Аккуратнее.

— Я и так…

— Не спорь. Руки прижми крепче, отдача у болтера куда сильнее, чем у лазгана. Да, вот так.

— Что здесь происходит?!

Лукулла дернулась, едва не выронив священное оружие. К ним приблизилась ещё одна воительница, только уже с длинным уродливым шрамом на правой щеке.

— Я нашла нам пополнение, сестра, — рассмеялась ещё раз темноволосая, — уже завтра будет готова идти в бой.

— Сестра Адана, ты….это же…

— Успокойся, она тоже воин, как и мы…в своём роде. Обычному человеку я бы никогда не отдала в руки Гнев Его, ты же знаешь. Никто бы не отдал. Но у этой женщины душа настоящего солдата. Думаю, ты сама это видишь.

Вторая сорроритас, чуть более длинноволосая, с каштановыми пышными волосами, смерила Лукуллу взглядом, который оказался красноречивее всех слов.

— Действительно, только доспех ей выдай, и будет полноценная неофитка… — проворчала воительница и сделала знак рукой, чтобы оружие вернули. — Однако, чтобы я видела это в первый и последний раз, Адана. Я тебя прощу, но вот старшие…

— Да знаю я, сестра Ронна. Не дура. Теперь мы пожалуй вернемся к делу, гражданская, но прежде чем попрощаться, хотя бы назови своё имя.

— Лукулла. Лукулла Дугал.

— Твой дух крепок, Лукулла, — кивнула сестра Адана. — Так пусть же он сияет, словно факел во тьме для всех слабых и заблудших. Не дай испытаниям сломить его.

В ответ руки Лукуллы сложились в аквиллу на груди.

— Бог-Император над всеми нами.

Сестры битвы ответили одновременно, и как показалось Лукулле, даже суровое лицо сестры Ронны несколько смягчилось:

— Во истину.

Возле костра было слишком тепло и уютно, чтобы Руксусу хотелось уходить. Впрочем, в огне ли дело? Конечно нет.

Сержант Флавий, казалось, едва ли был способен молчать. Слова сыпались из него, как из уст праведника проклятия на головы врагов. Сержант травил байки, рассказывал истории, о которых только слышал, либо чьим свидетелем был сам. Не обходилось, разумеется, и без печальных моментов, и лицо Флавия менялось с беззаботно-веселого на скорбное, когда он упоминал павших товарищей, коих было много. Очень много.

— Старина Сепил, да упокоится его душа в Свете Императора, был бесстрашен, как тысяча астартес. Мог и прямо на пулеметную очередь побежать, и под вражеский танк подползти… Вот и нашел свою смерть, дурак. Чёртов снаряд разорвал его бесстрашную, тупоголовую башку почти надвое. Маллис… проклятье, я ещё не видел гвардейца, который стрелял более метко, чем он. Мог попасть в глаз еретика с такого расстояния, с какого мы обычно самого предателя не видели-то. Уж сколько раз он рвался в снайперы… — сержант сделал крепкий глоток из фляжки. — Разорвало его на куски в паре метров от меня, артиллерийским огнём. Локхир, старый пройдоха, добродушный был малый, и крепкий, как десяток-другой бойцов.

— Помню такого, — мрачно бросил лейтенант, — он часто помогал таскать раненных с поле боя, хотя это не было его прямой обязанностью.

— Ваша правда. Я хоть и назвал его «пройдохой», но Локхир даже сервитора не мог обидеть… — взгляд Флавия ожесточился, застыл. — Когда я его увидел в лазарете, куда складывали павших, то сначала не узнал. Как мне сказали, распилили его мечом на двое — вот и вся история. Что ж, выпьем за павших, за всех, кто отдал жизнь за Вечного Императора и Империум! — несмотря на торжественность слов, голос сержанта чуть не дрогнул.

Он на грани, понял Руксус, как и почти все, кто здесь находился. Внезапно он осознал, что его самого до сих пор едва заметно потрясывает. Юноша поднял руки, облаченные в чёрные перчатки. Действительно, во имя Трона, до сих пор дрожь… словно над головой ещё свистят пули, разрываются снаряды, пролетают лазерные лучи. Обычный человек, не Астартес, или кто ещё, не может пройти через подобное и остаться собой. Такие события меняют навсегда, а уходя, становясь частью воспоминаний, забирают часть души. Но сколь велика их добыча? Руксус на ментальном уровне чувствовал, что рассудок офицеров держится из последних сил, словно подпитываемый одним лишь упрямством. Они не хотят сходить с ума, но близки к этому. Юноша мрачно улыбнулся. А точно ли они пережили этот бой?

Он столько раз мог погибнуть там, на поле бойни, но выжил, когда многим повезло куда меньше. Впрочем, повезло ли? Руксус очень быстро понял, что порой выжить — скорее сомнительная удача, в то время как быстрая смерть почти неизменно куда как милосерднее.

И все же возле огня было тепло, медленно опадал снег. В лагере, ощутимо поредевшем, горели десятки, если не сотни таких же импровизированных костров. Гвардейцы, простые рядовые и офицеры ютились возле ярких, но таких одиноких посреди зимней мглы огоньков. Руксус смотрел на них и гадал, о чем они могут говорить сейчас, но был почти уверен, что так же прячут за обыденными разговорами и улыбками попытки удержать крохи оставшегося рассудка.

— Слишком тихо, ты не находишь? — телепатически обратился к нему Альберт. Взгляд его был направлен на поле битвы, туда, где уже сгустилась тьма и неслышно падал снег.

— Ты прав, брат. Словно это как-то… неправильно.

— Особенно если не забывать того, что происходит…извне. — Альберт показал куда-то в небо, но Руксус его понял. Да, все они чувствуют, как истончается ткань реальности, но ничего не могут поделать. Возможно, они даже невольные помощники всего этого… Он, Руксус, ощущал это острее всех, так, что сильно давило на виски и словно вот-вот пойдет из ушей или носа кровь, но юный псайкер держался, как мог. Похоже, весьма успешно, раз никто, даже Альберт, не заметил этого.

К костру кто-то медленно, неровной походкой приближался, с некоторым трудом пробиваясь сквозь слой свежевыпавшего снега. Лейтенант Карл Россе прервал рассказ о том, как его полк подавлял восстание на планете, название которой Руксус успешно прослушал. Из полутьмы вокруг огня возник такой знакомый силуэт Симона. В иной ситуации Руксус был бы рад увидеть старого товарища, однако отмеченное болью и скорбью лицо гостя говорило красноречивее любых слов. Так же он заметил, что Симон прихрамывал на левую ногу.

— Ещё один псайкер? Здесь? — без удивления произнёс лейтенант. — Ты заплутал среди огней, малыш, и потерял дорогу? В моей части служат только эти двое. Или… — Карл тоже заметил выражение лица Симона. — Ты пришел с какими-то вестями?

Руксус вскочил с места.

— Гелиора? Что-то с ней, да? Она ранена?

Симон подошёл чуть ближе к огню, словно хотел упасть в него и забыться.

— Мне… очень жаль, Руксус, не знаю, как так случилось, но…похоже, что она мертва. Вот мы бились вместе, а когда всё закончилось, её нигде нет. Я искал и в лазарете, и в части — её нигде нет. Несколько гвардейцев говорили, что видели её тело в одной из траншей, заваленное… Я не знаю, что мне делать, Руксус. Прости, я не углядел за ней, не прикрыл, не спас. — Из его глаз брызнули давно сдерживаемые слёзы. — Мы ведь почти выросли вместе, и я клялся себе её защищать, а теперь даже не знаю, где её тело… Что же мне делать?!

Альберт предугадал то, что Симон готовился упасть без сил, и быстро оказался рядом, поддержал. Юноша почти оперся на него.

— Прости и ты, Альберт. Ты не должен…

Руксус крепко положил руку ему на плечо. Его взгляд так же был красноречивее любых слов.

— Мы найдем Гелиору, можешь быть уверен. Она не будет гнить под открытым небом.

Альберт кивнул за спину другу, на сидящих офицеров. Карл Россе спокойно глядел на них, держа в руках кружку горячего рекафа.

— Видимо, это важно, ребята. Идите, но у вас не более двух часов. По их истечении я буду считать, что вы дезертировали, ясно?

— Большое вам спасибо, лейтенант. — Руксус на мгновение замялся, но все же решился: — Знаете, вы один из самых человечных людей, что мне доводилось встречать.

Внешне офицер остался спокойным, однако голос его все же едва заметно дрогнул:

— Отставить лесть. Лучше прибереги силы, юнец, они тебе ещё пригодятся. Два часа, запомнил?

Руксус кивнул, и псайкеры скрылись в зимней мгле. Остальные офицеры переглянулись.

— Извините, господин лейтенант, но разумно ли это? — выразил общие сомнения сержант Флавий.

— Они убили сегодня слишком много еретиков, чтобы те их приняли в свои ряды. Хотя вот последний мальчишка…

— Я не об этом, господин офицер. Что на ваше… решение скажут остальные?

За спиной Карла раздались ещё шаги. Видимо, многих сегодня манил именно их костёр.

— Скажу, что это богохульство и ересь, — из мрака возникла рослая фигура отца Вильгельма. — Куда они пошли, солдат?

— При все уважении, святой отец, не забывайте, что я один из старших офицеров, — раздался спокойный ответ. — Лейтенант Астра Милитарум Карл Россе, к вашим услугам.

— Перед взором Его все солдаты равны, — отрезал священник, сузив глаза от холодной злости. — От обычного рядового до генералов. Ты так и не ответил на мой вопрос… лейтенант.

— Погибла одна из них, и они пошли искать её тело, — ровным тоном честно ответил Карл. — Я отпустил их, чем беру на себя всю ответственность.

— Псайкеры не достойны даже смотреть в глаза чистокровным, благочестивым людям, несущим имя Его во все миры, не то что получать от них какой-либо милости. Даже беседовать с ними — это большое святотатство, а ты, как я понял, даже преломил с ними хлеб. Ты хоть понимаешь, как много греха взвалил на свою душу, солдат? Тебя осудят за это.

— Так же при всём уважении, святой отец, — скривился Карл, явно начинающий терять своё огромное самообладание, — мы все едва ли переживём следующий день. Все это видят, все понимают. А эти мальчишки сегодня спасли даже не десятки — сотни и тысячи жизней. Благодаря способностям одного из них я сижу здесь, и могу беседовать с вами. Именно благодаря ему на мне ни одной серьёзной раны.

— Суд есть не только при жизни, солдат, — повысил голос Вильгельм, — но и после смерти. И его невозможно обмануть. Свет Императора видит душу каждого, кто в него попадает, чувствует ложь и порчу. Тебе не скрываться от…

— Неужели у вас нет дел поважнее? Если хотите — можете пуститься за ними в погоню, не в моих полномочиях вас останавливать. Однако они вернутся, я в этом уверен. Рано или поздно. Им некуда бежать. Они обречены так же, как и мы.

Псайкеры отошли подальше от лагеря, куда не доставал ни один свет, после чего положили Симона на один из булыжников.

— Что там? — только и спросил Руксус.

Симон понял не сразу.

— Снаряд, кажется. Осколок угодил прямо в ногу, а эти врачи, кажется, не очень-то хотели его доставать, только обработали рану…

— Это на них похоже. Подними одежду. Вот так.

Руксус поднёс руку к страшному рубцу, оставшемуся после попадания осколка. Вырвавшаяся тускло-зеленая энергия заструились внутрь красной линии, словно живя своей жизнью. Через несколько секунд оттуда вылез и сам металл, будто вытянутый незримыми щипцами. Еще через десяток секунд от рубца не осталось и следа. Симон пошевелил ногой, нерешительно наступил в снег. Боли как не бывало.

— До сих пор не привыкну к твоей этой биомантии, Руксус. К тому, что она так могущественна…

— Она не всесильна. Не стоит ожидать от неё невозможного. Сегодня, например, она помогла и мне, но спас меня, рискуя жизнью, именно Альберт, — он хлопнул друга по плечу. — А теперь пошли. У нас не так много времени.

Чем ближе становилось поле бойни, тем больше безмолвие, царившие над ним, казалось Руксусу огромным жутким зверем. Именно тишина, а не рокот битвы или пронизывающий ночной ветер пробирали его до костей. Там, впереди, не было никаких огней, никаких костров, — только яркая луна, часто скрывающаяся за тучами, развеивала тихий мрак этого проклятого места. Вскоре стали угадываться очертания подбитой техники, огромных воронок, до сих пор не засыпанных снегом, километры колючей проволоки, местами разорванной в клочья, и траншеи, усеянные тысячами тел. Альберт и Симон мысленно поблагодарили Бога-Императора за то, что на Сераписе почти круглый год царила зима, иначе представить трупный смрад от такого количества павших было невозможно.

Снег продолжал безмолвно идти, аккуратно, почти нежно устилая всё вокруг. Он ложился на уничтоженные машины войны, придавая им задумчивый вид, будто они всего лишь уснули. Он падал на лица убитых, словно хотел утешить их, подарить хоть какой-то покой.

К удивлению псайкеров, впереди все же показалось несколько тусклых фонарей. Отчего-то юноши не напряглись, будто знали, что это не предатели. Услышав их приближение, один из источников света вышел из траншеи им навстречу. В свете фонаря показалось лицо знакомой Руксусу и Альберту девушки-медика. Разглядев их униформу, она потянулась к лазкарабину на спине.

— Мы не сбегаем, — поднял руки Альберт. — Иначе мы бы пытались идти тише, и вообще выбрали другой маршрут, не такой очевидный. Лучше убери оружие. Мы не хотим причинять тебе вреда.

— А ты уже собирался, да, колдун? — Кира остановила руку, но не убрала. — Что вы здесь делаете, раз не дезертируете? Мародёрствуете?

Она храбра до безрассудства, подумал Руксус с некоторым уважением. Она видела, на что способны во время боя, однако все же видя нас троих, ничуть не боится. Похоже, хоть в чем-то гвардейцам повезло.

— Погибла одна из нас, — ответил Альберт, — мы хотим найти её, и воздать последние почести. Если хочешь помочь, то будем только рады, нет — хотя бы не мешай.

Кира смерила их максимально недоверчивым взглядом, однако в кои-то веки он почему не вызвал у Руксуса раздражения. Это заставило его в очередной раз задуматься. Девушка оглянулась, где-то рядом тихо суетились другие медики, однако руку она все же опустила.

— Я отношу в лазарет всех, кого нахожу, — словно через силу ответила Кира. — Но ваших, колдуны, ещё не видела. Никого. Не среди мертвых, ни живых. Можете походить здесь, только аккуратнее. У нас здесь небольшая охрана из добровольцев, но защищают они только нас. Хотя, если уж быть честной, не уверена, что в случае серьёзного нападения они хоть что-то успеют сделать. Так же не стоит забывать о снайперах, ловушках…

— Спасибо, — искренне поблагодарил Руксус, — для нас это действительно важно. Знаю, ты мне не поверишь, но мы даже помогли бы вам, но у нас всего два часа. Командование не хочет, чтобы мы уходили далеко.

— Оно в целом будто не хочет спасать своих собственных солдат, когда они так нужны, — мрачно и устало бросила Кира, проходя мимо. Где-то рядом из траншеи раздался едва слышный стон. Девушка направилась на этот звук, полный отчаянный надежды, словно ангел милосердия. Руксус с уважением посмотрел ей вслед.

— У этих бедолаг ещё есть шанс, — сказал Альберт.

— Как по мне, брат, на таких, как она, и держится Империум. Давайте разделимся, так поиски пойдут быстрее. Только не забудьте советов этой девушки, ступайте аккуратно. Тут, на нейтральной земле многого можно ожидать.

Руксус действительно был готов ко многому, включая внезапное нападение врага, но увидеть в снежной мгле величественный силуэт Астартес оказалось выше его ожиданий.

— Что-нибудь ещё, милорд?

— Нет, на этом всё. Я постараюсь отдохнуть, но помните: в критической ситуации не бойтесь будить меня, ясно? Вольно.

Джейк Оттон закрыл за собой двери, ведущие в его личные покои, отведенные ему в столице. Три помещения, спальня, ванная и личный кабинет не впечатляли роскошью, но сейчас ему большего и не нужно. В военное время, особенно когда мир находился на грани уничтожения, запрашивать большего было бы глупо.

Оттон прошёл внутрь, осмотрелся. Личные вещи его уже принесли, аккуратно разложили, как могли. Идеальная чистота, кругом золото, бархат, картины и гобелены. На пышной ало-белой кровати уместилось бы ещё трое людей такого же телосложения, как у него. Над ней висела величественная картина с изображением десятка святых. Ночной мрак частично разгоняли свечи, создающие довольно религиозную атмосферу.

Вот только у Оттона не было ни сил, ни желания молится.

С трудом поддерживая связь с реальностью, он разделся до нижнего белья, спешно принял душ, умыл уставшее лицо, после чего сел за огромный позолоченный стол, который был, пожалуй, даже вычурно велик. За ним легко можно проводить собрания на двадцать-тридцать человек.

За огромными витражными окнами медленно падал снег. Сначала могло возникнуть ложное впечатление, что столица спала тревожным сном, но нет. Дыхание войны чувствовалось даже сейчас: в изредка пролетающих самолётах, реве работающей техники, едва слышимому копошению людей, готовящихся к приближению врага. Оттон все же вознес короткую молитву Владыке, чтобы этого не произошло, хоть и знал, что тщетно. Они не удержать предателей на рубежах Атоллы. Совсем скоро её наводнят нечестивые орды, с которыми придётся сражаться и лично ему самому.

Мыслями генерал ненадолго вернулся к прошедшим и предстоящим битвам. Разум его уже протестовал, однако Джейк игнорировал все его мольбы. В конце концов, от этого зависела его жизнь тоже. Перед ним лежал инфопланшет с данными. Ещё раз пройдясь по нему глазами, генерал вернул его обратно. Сил воспринимать потоки информации больше не было, однако одна графа все же привлекла его внимание. Многие, если не все отмечали полезность мальчишки-псайкера на поле боя — того самого, что владел огненными нечестивыми силами, и от которого Оттон решил избавиться после этой военной кампании. Ему было плевать на успехи этого зеленого юнца, — он всё равно уже не жилец. Погубят ли его пули и снаряды предателей, либо же это сделает официальный приговор после этой бойни, но нового рассвета Сераписа колдун уже не увидит, в этом генерал Оттон не сомневался.

Мысленно выбросив мальчишку из головы, словно соринку из чашки, он выпил немного дорогого, качественного вина, скромно поужинал и лёг спать. Следовало отдохнуть, хоть немного… его мимолётному покою пришел конец уже через четыре с половиной часа, когда посыльный настойчиво потряс его за плечо.

— Что…что такое? — с силой возвращая себя в реальность, пробормотал Оттон. — Враг все же напал?

— Пока ещё нет, сир. Срочные новости. Генерал Торкве собирает военный совет и намерен объявить об решительной контратаке.

— Контр…что?!

Лукулла уже заканчивала со своим скромным ужином в практически пустом зале трапезной, когда справа от неё тихо распахнулись двери, и через них вошли её дети, сопровождаемые высокой пожилой женщиной. Седые волосы её были собраны в тугой пучок на затылке, добродушное лицо покрывала паутин морщин. Лукулла видела её, когда прибыла, но имени не знала.

— Мама, мама, вот ты где! Мы так соскучились!

Илия и Марон обступили её, нежно, но в то же время жадно обняли с двух сторон. Илия даже прижалась лбом к её щеке.

— Дети мои…я тоже по вам соскучилась.

— Они у вас довольно старательные, хоть и не всегда послушные, — тихо произнесла приблизившаяся женщина. Лукулла заметила, что она и двигалась почти бесшумно, словно призрак.

— Так вы приглядывали за ними в моё отсутствие?

Старушка кивнула.

— Благодарю вас. Надеюсь, они не доставили вам сильных хлопот.

— Тётя Маэри хорошая! — вставил Марон. — Она показала нам храм, научила нас… — мальчик нахмурил лоб. — Ремонтировать, вот! А потом накормила.

— У Марона сначала не получалось, но под конец он начал делать успехи, мама, — спокойно поведала Илия. — Тебе бы, наверное, понравилось. Мы красили одну из дальних стен, вместе с двумя послушниками.

— Это благое дело. Я горжусь вами. Ещё раз спасибо, уважаемая Маэри. Я так увлеклась своими делами, что…

— Ничего страшного, — тепло улыбнулась пожилая женщина, — все мы, беженцы, одна семья, и делаем общее дело. В столь тёмный час необходимо держаться друг друга.

— Вы правы.

Позднее, укладывая детей спать и с любовью целуя их в лоб, Лукулла остро ощутила, насколько же она в равной степени и счастлива, и устала. Сегодняшний день вышел довольно насыщенным, полным тревог и забот. Белая Гавань пала, бои идут уже возле Атоллы, а от Марка никаких вестей… Она вновь вознесла мысленную молитву Богу-Императору на то, чтобы её муж остался жив. Пусть ранен, пусть искалечен, но она любит его, и примет любым, лишь бы он был жив.

За окном давно сгустились сумерки, горы, как и монастырь, как казалось, погрузились в тревожный сон. Порывистый ветер гулял между скал и деревьев, волнуя слух, покалывая душу. Что-то было не так во всём этом иллюзорном спокойствии, и Лукулла знала, что именно, но была охотно готова поверить в этот обман, ибо больше у них ничего осталось. Немного подумав, она решила не идти в свою келью, а остаться вместе с детьми. Марон заёрзал во сне, почувствовав чьи-то чужие движения рядом с собой, но успокоился, когда тёплая материнская рука легла ему на щёку:

— Тихо, сынок, всё хорошо. Мама здесь, и папа тоже скоро придёт, можешь быть уверен. Пусть ничто не потревожит твой сон.

Лукулла легла по левую сторону, почти на самом краю, крепко прижав к себе детей и даря им всё тепло, всю любовь, на какую была способна.

Как долго продолжался его сон? Подсознательно он понимал, что едва ли когда-либо узнает ответ, но по большому счёту это и не имело значения. Его отбирали и тренировали долгие годы не для того, чтобы он задавал вопросы.

В мозг снова хлынул поток информации. Фигуры, лица, изредка даже имена, вооружение. Все это вошло в его сознание с необычайной легкостью, хотя он знал, что когда всё начнётся, значение будет иметь лишь смерть, и то, с какой скоростью она пришла.

Мышцы напряглись, внутрь потекли благословенные растворы. Финальный этап, скоро он забудет обо всём, кроме миссии, а вокруг него останутся лишь горы трупов. Всё до боли привычно, и происходит так, как и должно быть. «Именем моего Храма» возникла в голове мысль, словно чужая, однако он буквально кожей ощущал её правильность и даже святость. Поток информации завершен, стимуляторы введены. Прежде чем крышка его капсулы открылась, он услышал властный женский голос:

— Убивай, Зета-11. Это твой священный долг. Никаких выживших. Даруй предателям последнюю милость Императора.

— Слушаюсь, госпожа, — почти нечеловеческим, хриплым голосом ответил эверсор, прежде чем кровавый туман полностью охватил его.

Капсула, выпущенная с крохотного дрейфующего корабля для всех осталась незамеченной; никто не видел ни её полета, ни её приземления. Бесшумной, незримой тенью ассасин скользил от укрытия к укрытию, не оставляя за собой никаких следов. Несколько раз отступники находились в опасной близости к своей смерти, но им повезло: не они были целью убийцы. Их час ещё настанет.

Эверсор едва сдерживался, стимуляторы упрямо брали своё, и спасали лишь выучка и опыт. Он служил не одно десятилетие, и прекрасно знал, что до места прибытия с одержимостью необходимо бороться, сколь невозможным это не казалось.

Наконец впереди показался командный пункт: черное бетонное здание со снежной шапкой, окруженное охраной и патрулями по периметру. Несмотря на глубокую ночь, с восточной части территории несколько рабов выгружали какие-то припасы. Шесть потенциальных целей, четыре транспорта. Про них в брифинге миссии было ни слова, но приказ госпожи был чётким: никаких выживших. Приговор, выведенный кровавой, безжалостной рукою, который ему предстояло привести в исполнение.

Именем моего Храма. Владыка, я не подведу тебя.

Первые двое даже не успели увидеть и тем более понять, что их убило. Два молниеносных движения — и на свежий снег обильно брызнула ещё горячая кровь. Третий только вскинул автоган, прежде чем клинок ассасина рассек горло и ему тоже. Всё заняло не более трёх секунд. Тела упали, став лишь первыми жертвами на кровавом пути эверсора. Никаких выживших. Никаких выживших, никаких выживших, стучало в его голове громче церковных колоколов.

Ещё двое заметили его слишком поздно. Взмах клинком прервал так и не вырвавшийся крик, почти раздался выстрел. Виртуозным ударом ноги Зета-11 впечатал предателя в стену, вторым движением обрушив короткий меч. Тревога так и не поднята. Тринадцать секунд и пять тел. Безупречное начало.

Четыре предателя пытались согреться возле костра — последняя надежда на тепло в их жизни. Почти бесшумно и без вспышки включился в миссию пистолет ассасина. Первый выстрел угодил ровно в незащищенный центр лба жертвы, второй пробил шлем следующей цели. Ни одной лишней пули, каждое нажатие эверсора на курок отбирало чью-то жизнь. Иначе и быть не могло.

Один из оставшихся потянулся к оставленному слева лазгану. Какая ошибка. На войне нельзя оставлять оружие, и Зета-11 преподал этот последний урок, коротким взмахом распоров обнаженную глотку предателя. Четвертый успел вскинуть дробовик:

— Вр…

Виртуозным полу-сальто ассасин выбил оружие из его рук, ударил по голове. Мужчина пошатнулся, едва не упал, и хотел было попробовать вскрикнуть снова, когда чужая стальная хватка зажала ему рот. Того, как убийца его по сути выпотрошил, словно домашний скот, он уже не чувствовал.

Рабы, занимавшиеся грузом, что-то услышали и напряглись; кто-то уже хотел пойти и проверить, когда рядом возник чёрный окровавленный силуэт. Череполикая маска с горящими красными глазницами было последним, что они увидели в своей ничтожной жизни. Орудуя одновременном клинком и пистолетом, он увеличил число своих жертв до пятнадцати. Хвала Владыке, рабы не имели огнестрельного оружия и не могли поднять ненужный шум. Впрочем, для эверсора это уже не имело значения. Миссия приближалась к своему закономерному концу.

Взрыв сорвал прочную металлическую дверь с петель. Та, пролетев несколько метров, придавила собой двоих отступников, серьёзно их покалечив. В образовавшемся проёме появилась рослая жутка фигура. Находившиеся внутри солдаты и офицеры потянулись к оружию.

Было видно, что они никогда не имела дела с ему подобными, иначе бы не стали стрелять так очевидно…впрочем, их главная ошибка была в другом. Зная, кому названы их имена, им следовало самим покончить с жизнью как можно скорее, так было бы милосерднее. От ассасина из Храма Эверсор можно было не ждать легкой, быстрой смерти.

Он прыгнул высоко вверх, достав почти до потолка, пока очередь из пуль и лазеров прошла под ним. В воздухе вновь почти бесшумно затрещал его пистолет. Двое упали мертвыми, забрызгав работающие когигаторы кровью и остатками мозгов. Приземляясь, Зета-11 распорол тело еретика от горла до самых лёгких, легко рассекая плоть и черные доспехи, словно бумагу. Виртуозным ударом ноги ассасин отправил ещё агонизирующий труп в его собратьев. С ужасом они успели заметить, что чека одной из гранат на поясе умирающего была сдёрнута. Эверсор успел запрыгнуть в укрытие, прежде чем командный пункт сотрясло от взрывов. Когда они стихли, добить осталось лишь пятерых, едва живых. Впрочем, одному Зета-11 все же продлил жизнь на пару минут.

Когда на прогремевшие взрывы примчался ближайший патруль, они увидели кучи изуродованных тел, на многих лицах которых застыл ужас. Когда отступники подняли взгляд, то увидели одного из офицеров, за руки вбитого в стену. Он ещё дышал, захлёбываясь кровью, о чем-то пытался умолять. На экране всех когитаторов на Высоком Готике горела одна и та же чёрно-красная надпись: «ВОЗМЕЗДИЕ ПРЕДАТЕЛЯМ НЕИЗБЕЖНО».

Кериллан, склонившийся над телами гвардейцев, обернулся, когда услышал сзади себя шаги. Шлем космодесантника висел у него на поясе, так что Руксус увидел теплую, счастливую улыбку на лице великого воина:

— Псайкер! Не думал, что свидимся снова. Рад, что ты жив, да ещё, похоже, и без единой царапины! Не иначе как Сам Император благоволил тебе.

Юноша почему-то был рад увидеть Вечного Стража, хотя при словах об Владыке Империума немного нахмурился. Неужели он не знает?.. Впрочем, это было не так важно.

— Альберт, ты тоже тут! До чего же отрадно видеть знакомые лица! — Кериллан встал, сделал буквально пару шагов к ним, буквально нависнув над псайкерами.

Руксус не знал, каково простым людям, но они, как более прочно связанные с Имматериумом, остро ощущали волны уверенности, силы и непоколебимости, исходящие от Чемпиона Императора. В его присутствии было тепло, спокойно на душе; никакого страха, никаких сомнений. Будто в подтверждение этому Кериллан мягко, даже осторожно похлопал Альберта по плечу:

— А ты тоже, я смотрю, даже не ранен. Выжило гораздо больше верных солдат Империума, чем можно было подумать! Эта новость не может не радовать.

— А ты в хорошем расположении духа, Кериллан, — с улыбкой и без страха в сердце обратился к космодесантнику Руксус.

— Пытаюсь. В конце концов, достаточно оглядеться вокруг, чтобы понять очевидное.

Руксус и так прекрасно знал, что их окружает, несмотря на то что над полем битвы давно опустилась ночь. Вместо того, чтобы давать волю угнетающим мыслям, он с трудом улыбнулся:

— Мы не так хорошо видим в темноте как ты, напомню.

— Ах да, точно. Прошу меня извинить. Я не так уж часто контактирую с…

— Простыми смертными, — с более мягкой улыбкой подсказал Руксус.

— С другими солдатами Империума, — Кериллан улыбнулся в ответ. — Так, что же вас сюда привело?

— Мы хотели спросить то же самое у тебя, — явно смущаясь, ответил Альберт.

— И никак не ожидали увидеть здесь настоящего космодесантника.

— Продолжаю следовать своему долгу, — уже куда серьёзнее произнёс Кериллан. — Служить общему делу можно разными путями: не только уничтожать врагов человечества, но и спасать детей его. Я здесь, чтобы помочь раненным, и тем…кому остаётся лишь оказать последнюю милость. Такие, правда, мне пока не попадались.

— А мы ищем нашу… тело нашей павшей подруги, — ответил за всех Руксус. — Хотим воздать ей последние почести. Она не должна гнить здесь.

— Они все заслужили достойного погребения, — Кериллан обвёл рукой всё безмолвное поле битвы. — Все защитники Империума. Будь на то моя воля… Впрочем, ладно. Вижу, поиски ваши пока безуспешны. С радостью помогу вам, если вы, конечно, примете мою помощь.

— Я слышал много страшных рассказов об космодесантниках, но похоже, часть из них не более чем байки. Мы будем только рады, Кериллан.

— Не совсем, — помрачнел Вечный Страж. — Мы, Астартес… бываем разными. Так что советую на самом деле быть настороже, Руксус. Далеко не все такие, как я. Не теряй бдительности. Пошли.

До сих пор псайкеры светили себе тусклыми наплечными фонариками, однако с появлением Кериллана они оказались почти бесполезными. Астартес даже без шлема хорошо ориентировался в темноте, тем более что время от времени луна выходила из-за туч. Не менее поражал и слух Стража: чаще всего ему даже не нужно было склоняться над телами, чтобы понять, живы ли они ещё, ибо без труда улавливал чужое сердцебиение.

Несколько раз рядом проходили полевые медики. Опустившись перед солдатом, один из них уже собирался было уходить, но стоявший в десятке шагов Кериллан уверенно сказал:

— Нет, он ещё жив. Я отчетливо слышу, как бьётся его сердце. Помоги ему, пока не поздно.

Мужчина не очень-то старался скрыть свои сомнения, однако все же поверил. Позднее по воксу он доложил, что космодесантник оказался прав. Ещё бы несколько минут — и бойца бы уже не спасли. Услышав это, Руксус и Альберт одновременно подумали об одном и том же: лишь бы слухи о смерти Гелиоры так же оказались лишь слухами. Может, Кериллан услышит и её сердцебиение?

Руксус не прекращал восхищаться этим великим воином. Несмотря на разницу в росте, весе и габаритах в целом, Вечный Страж двигался куда быстрее, легче и даже грациознее, чем любой из них. Юноша никак не мог понять, в чем же здесь секрет, но космодесантник, казалось, даже производил меньше шума, чем они; нередко после его шага Руксус не слышал характерного хруста снега. Как же такое возможно?

Трижды им попадалась та же девушка-врач, Кира. Вид у неё был предельно уставший, так что она цеплялась за остатки своего упрямства. Все разы, что они её видели, Кира носила раненных. Впрочем, увидев посреди траншеи столь необычную компанию впервые, она не смогла скрыть своего удивления. Кериллан ей мягко улыбнулся.

— Ты совершаешь благое дело, сестра. Твой долг священен.

Кира, несшая на плече одноного солдата, явно застрявшего в беспамятстве, попыталась поклониться, торопливо зашептала:

— Великий Ангел Императора, благословенный, заговорил со мной… какая честь…я едва ли достойна…

Страж примирительно поднял руки, явно растерянный. Руксус понял, что если он и встречал такую реакцию, то явно довольно редко. Впрочем, было бы ложью сказать, что даже просто стоя с ним рядом, юный псайкер тоже не чувствует глубокого уважения и благоговейного трепета перед благородным Астартес.

Кериллан решил разрядить обстановку, взяв раненного с плеча Киры. Сделал он это так легко, словно нёс маленького ребенка. Заметив непринужденность десантника, Руксус попытался представить, сколько людей он в целом способен унести. Никак не меньше трёх, если подумать.

Кира, разумеется, не стала возражать, и даже села возле стены, прямо между трупами, кусками тел и разбросанного оружия. Достала фляжку с водой, жадно отпила.

— Не хотелось бы показывать слабость перед колдунами, но… — она не договорила, сделала ещё один глубокий глоток.

— Я тогда отнесу солдата в лазарет, — сказал Кериллан. — По дороге постараюсь найти ещё выживших, и перенесу их тоже, если найду. Ты пока можешь отдохнуть, сестра.

— Тот, которого вы взяли — уже восемнадцатый за эту ночь, — с трудом выдавила Кира, сняв шлем. Короткие светлые волосы легли ей на плечи. — Однако я не намерена останавливаться. Вы во истину благословенны и я ценю вашу помощь, но ведь это действительно мой долг. Я мечтала о том, что буду спасть солдат Его с раннего детства, и теперь, когда мне выпал такой шанс, позором было бы сдаться. Я спасу столько жизней, сколько смогу, и да поможет мне в этом Владыка.

Кериллан с уважением кивнул и, прежде чем уйти, обратился к Руксусу:

— Тогда подождите меня немного, ладно? Я скоро вернусь и мы продолжим поиски.

— Спасибо, Кериллан, однако, думаю, не стоит, — мрачно ответил юноша.

— Почему же?

— Время наше на исходе. Нас отпустили всего на два часа. С учётом дороги обратно, мы едва ли успеем.

— Руксус прав, — Альберт выглядел не менее мрачным. — Но мы всё равно ценим твою помощь… Кериллан. Ты нам очень помог.

— Не стоит сдаваться так легко. Даже если вы вернетесь, я продолжу поиски. Опишите, как выглядит ваша подруга.

Симон и Альберт переглянулись.

На пути обратно вновь пошёл снег. Через несколько минут он усилился, словно намеревался погрести под собой всё, и живых, и мёртвых. Снежинки ложились на тела, оружие, подбитую технику, громко хрустели под ногами.

Руксус шел первым, в очередной раз недовольный тем, что нельзя хоть немного разогнать эту мглу своим огнём, дабы не привлекать внимание противника. Он конечно верил в свои силы, но все же меткий выстрел снайпера быстро положит конец его уверенности. Впрочем, душу юноши терзало не только это… Сзади кое-как влачились Альберт и Симон.

Каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Впереди наконец-то показались очертания лагеря. Огни уже все потухли, солдаты спали, готовясь к возможно последнему дню своей жизни. Чувствуя невероятную усталость, Руксус всё равно упрямо преодолевал слои свежевыпавшего снега. Сзади раздались тихие всхлипывания.

— Симон, хватит, — послышался голос Альберта. — Ты не виноват. Никто из нас не виноват. Мы попытались, но… нам просто не повезло.

Руксус обернулся, твёрдо произнёс:

— Оставь его, Альберт. Ты должен понять, дело не только в этом.

Альберт явно хотел что-то ответить, и уже было открыл рот, но все же промолчал. Симон продолжил тихо плакать.

— Гелиора, как же так… Мы… мы ведь выросли вместе, и я… Как же так, почему…

Они прошли еще около полсотни шагов, прежде чем рядом раздались чьи-то неровные шаги. Руксус, как и остальные, напрягся. Кто же идёт в сторону лагеря? Полевые медики уже заканчивали свою работу, да и лазарет в другой стороне. На Кериллана тоже однозначно не похоже. Диверсант? Дезертир? В любом случае, следовало проверить.

Все трое кивнули друг другу, Альберт достал из кобуры лазпистолет, Симон обнажил пси-клинок, а Руксус приготовился использовать Дар. Они осторожно двинулись навстречу источнику звуков, однако было похоже, что либо он их не слышит, либо игнорирует.

Впереди показался небольшой пригорок. Кто-то прерывистыми шагами пытался преодолеть его. Руксус дал знак друзьям и те встали по бокам, по сути, окружая потенциальную цель. Когда же та наконец поднялась, юноша с трудом выдохнул.

Ламерт, едва живой, бредущий, словно чья-то марионетка, даже не сразу заметил их. Держась за левую руку, в разных местах окровавленную и обожжённую, он уставился на Руксуса, словно видел его впервые.

А потом безумно рассмеялся.

— Дошёл, наконец-то… свои, неужели свои… живые, живые…

Руксус бросился ему на помощь.

— Ламерт, Ламерт, что с тобой? Как ты вообще…

Молодой гвардеец споткнулся и упал прямо в руки псайкера, потеряв шлем. Измученное его лицо тронула облегчённая улыбка.

— А, это ты, Руксус… В который уже раз?.. Ведь все…все были мертвы, а я почему-то жив… Как же это?..

— Тихо, ничего не говори! Не трать силы, на тебе живого места нет!

Руксус опустил руку на грудь гвардейца, и потоки зеленоватой энергии принялись затягивать его раны. В последний раз содрогнувшись всем телом и мучительно улыбнувшись, молодой солдат все же потерял сознание.

— Сколько же он брёл до своих? — спросил пораженный до глубины души Симон.

— Не знаю. Но явно долго, очень долго. И пережил такое, что не всякий смертный способен выдержать. Не знаю даже, правильно ли я поступаю, сейчас спасая его жизнь уже в третий раз. Может быть, было бы милосерднее…

Альберт сделал шаг вперёд.

— Это не нам решать. Спаси его, Руксус.

Они встретились взглядами, и Альберт увидел в серых глазах друга то, что так давно ждал. С ладони Руксуса сорвался новый поток энергии.

— Ты прав, брат. Я намерен нести это бремя вместе с ними до самого конца. В конце концов, мы не так уж сильно отличаемся. Ш-ш-ш, Ламерт, все хорошо. Ты в окружении друзей, и ты жив. Сейчас мы отнесем тебя к другим раненным. Моли только своего Императора о том, чтобы побыстрее забыть этот кошмар.

— Все войска на своих позициях, великий, и ждут только твоего приказа.

— Отлично. План остаётся неизменным.

— Повинуюсь.

Андроатос повернулся во тьму, уже разгоняемую предрассветными лучами. Вновь восходило солнце, озаряя холодную землю ласковыми лучами и разгоняя свинцовые тучи.

— Не слишком ли рискованный шаг?

Андроатосу не очень хотелось отвечать, однако он все же повернул голову:

— Это было необходимо, колдун. Не тебе оспаривать моё решение. Лучше скажи, ты готов исполнить свою часть плана?

— Разумеется, — почти услужливо поклонился Аларон. — Дай только знак.

Незамутненный, держа в руках Воспевающего Резню, повернулся в сторону величественных гигантов, уже готовых к транспортировке. Рядом с ними суетились сервиторы и смертные слуги. Действительно, все было готово. Солнце всходило всё выше, освещая войско Чёрного Крестового Похода. Последний рассвет для рабов Ложного Императора, ещё защищающих Атоллу. Сегодня все их надежды обернуться прахом.

— Я готов уплатить эту цену чертовым тёмным техножрецам, лишь бы сектор Фарида наконец-то пал. Я и так дал лоялистам лишние часы жизни, лишь бы стянуть сюда все свои основные силы. Жди в лагере, Змеиный Глаз, а мы сделаем всё остальное.