Псайкер. Путь изгоя

Глава 16

Тоббе уже успел забыть, сколь неприятным, но в то же время величественным зрелищем могут являться миры-ульи.

Он как раз вышел из шаттла вместе с Розой и Алехандро, когда на него дыхнул смог от бесчисленного количества заводов, смешанный со смрадом сотен миллионов человеческих тел. После тёплой, солнечной Сионы с её множеством морей и крайне приятным климатом Метаан-3 воспринимался как огромная отвратительная помойка, задыхающаяся под тяжестью собственного населения.

Мир-улей, запоздало подумал инквизитор, и звучит совсем иначе. Подобно непомерно раздутому древнему механизму (коим он в каком-то смысле и являлся), в нём каждое мгновение работала каждая его деталь, пусть даже самая малая. Весь этот ни секунды несмолкаемый процесс действительно напоминал металлический улей, в котором гудели сотни миллионов пчёл.

Весь этот шквал из звуков и неприятных запахов обрушился на Тоббе, словно лавина. Он невольно, презрительно поморщился.

— Никогда…не видела ничего подобного… — от удивления, или скорее шока, Розе едва давались слова. Широко раскрытые красивые глаза девушки пытались охватить края этого охваченного смогом спящего исполина, созданного руками людей несколько тысяч лет назад из рокрита и железа.

— Сильно не прельщайся, — резким тоном ответил ей Тоббе. — Мы скоро покинем это зловонное место.

Судя по восторженному лицу Розы, она не сильно слушала дядю, продолжая восхищаться видами Метаана-3.

Предстоящая встреча с коллегами по ремеслу сильно волновала Тоббе, хоть он и старался этого не показывать. Его свита едва ли обо всём догадывалась. Тем временем всё было достаточно просто: он перестал быть обычным учеником менее десяти лет назад, и за это время ничем особым не отличился, сторонясь при этом остальных агентов Золотого Трона. В глазах остальных инквизиторов, ежедневно сражающихся с самыми страшными угрозами, нависающих над Империумом, он однозначно будет выглядеть как серая, блеклая мышь. Впрочем, чему удивляться? Славы, почёта и признания он никогда и не добивался, считая свой долг превыше всего остального. Если же Божественный Император решит направить своего верного слугу путем великих свершений, то да будет так. Тоббе был готов отдать свою жизнь во время любой миссии, ему уготованной, но до тех пор он будет заниматься тем, чем посчитает нужным.

Успокоившись, инквизитор направился по заранее присланному ему маршруту. Возле самого здания, где должно было произойти собрание, царила небольшая суета. Тоббе заметил возле самого парапета застывшую фигуру, державшуюся с природным достоинством. За металлической оградой простирался кажущийся бесконечным город-улей. Сквозь колоссальные тёмные шпили, стоявшие рядом, даже сюда, на верхние ярусы, местами не пробивался солнечный свет. Тоббе с ужасом и отвращением подумал о том, что раз в воздухе попахивает чем-то смердящим даже на такой высоте, то как же воняет на нижних блоках улья.

Седовласый мужчина с аугментированным левым глазом при виде приближающегося гостя потрепал застывшую фигуру по плечу. Та словно против воли дёрнулась, повернула голову в сторону Тоббе.

— Никогда вас ранее не видел, коллега, — взгляд незнакомца скользнул по темно-синей розетте на груди Тоббе.

— Как и я вас. Однако близится сбор, объявленный мэтром Геннегау, и нам, возможно, не помешает познакомиться. Тоббе Карноу, из Ордо Еретикус, — он нехотя протянул руку. Незнакомец ответил на жест.

— Эатайн де ла Вье, Ордо Маллеус. Будем знакомы, Тоббе.

Инквизиторы оценивающе уставились друг на друга, что со стороны могло показаться даже забавным. Тоббе глядел как-то неуверенно и с явным подозрением, Эатайн — с простым, спокойным любопытством. Первого неприятно удивило то, что в этой достаточно неприглядной фигуре он не смог разглядеть одного из демоноборцев, что уважались и почитались даже внутри Инквизиции. Впрочем, честности ради, Эатайн и не выглядел как тот, кто бросает бесстрашный вызов неестественным, жутким тварям из Варпа. Среднего роста и телосложения, судя по аккуратно бритому, открытому лицу — немногим старше самого Тоббе. Волосы цвета угля собраны на затылке в тугой хвост, — и только ярко-зеленые глаза говорят о ясности ума и твёрдости духа, так необходимых для борьбы с Нерождёнными.

— Завораживает, не правда ли? — спокойно спросил Эатайн, переводя взгляд с собеседника на раскинувшийся перед ним город-улей. Солнце уже понемногу начинало садиться, окрашивая тёмные здания в ещё более мрачный, неприветливый цвет.

— Я был бы склонен с вами согласиться, если бы не провел последние полтора года на более приятном мире.

— Да? Это на каком же?

— Сиона, не так далеко отсюда.

— Ах да, наслышан, правда никогда там не был. Из сводок читал, что это почти райское место, теплое и спокойное. Интересно, что же там могло привлечь внимание кого-то из нас?

От Тоббе не ускользнула лёгкая насмешка в голосе Эатайна, и это сильно его разозлило, однако он сдержался:

— Эта планета не так проста, дорогой коллега. На ней с недавних пор стало рождаться какое-то ненормальное количество псайкеров, я подозреваю о наличии какой-то пси-аномалии, однако это лишь мои догадки. Тем не менее, пусть это дело далеко от завершения, я намерен его раскрыть. Нечасто во владениях Императора встретишь подобное явление, вы так не считаете?

Демоноборец задумался.

— Империум нашего Владыки бесконечно огромен, Тоббе, так что я не стану ручаться за все чудеса или ужасы, что могут происходить в нём, однако большое скопление колдунов — это всегда большая опасность для человечества, особенно если они не обучены. Надеюсь, вы не только вели расследование, но и старались регулировать вопрос поголовья псайкеров.

— Разумеется. — Оскорбился Тоббе, даже поджав плечи, чтобы придать себе ещё больше значения. Тем не менее, он почувствовал себя почти слабым под спокойным и твёрдым взглядом Эатайна.

— Однако интересную информацию вы привезли с соседней планеты, дорогой коллега. Надеюсь, вы коснётесь её на общем собрании.

— Честно говоря, я впервые посещаю нечто…подобное. Так что к своему стыду могу признать, что лишь представляю, как себя стоит вести.

Невозмутимо-уверенное лицо Эатайна тронула лёгкая улыбка.

— Не переживайте. — Он хлопнул Тоббе по плечу, отчего тот едва заметно дёрнулся. — Сядете рядом со мной, и я буду по возможности вам подсказывать. Благо, для меня это не первое собрание, пусть они и происходят достаточно редко.

— Разумеется, — повторился Тоббе. — Однако мне бы хотелось ещё спросить вас: не знаете ли вы причину, по которой нас всех созвал мэтр Геннегау?

Эатайн моментально стал вновь серьёзным, сконцентрированным.

— Тревожные сведения доходят до нас с окраин сектора. Над нами словно сгущаются тучи, дорогой Тоббе, и лорд-инквизитор Геннегау, как и подобает человеку его статуса, предпочтёт предупредить угрозу, а не столкнуться с ней, когда она сама постучит в наши двери. Конечно, позже может оказаться, что её масштабы были преувеличены, но в нашем деле от подобного исхода никто не застрахован. Вечное бдение — наш святой долг.

— Не могу не согласится с вами, однако мне бы хотелось узнать хоть какие-то подробности.

— Сколько угодно. За последний год я и мои подопечные раскрыли два еретических культа здесь, на Метаане-3.

— Мне думается, на столь многолюдных мирах-ульях это обычное дело…

— Не всегда и не за столь короткий срок, дорогой Тоббе. К тому же эти культы были достаточно сильными, их нечестивые руки тянулись к высшим эшелонам власти на этой планете, и вероятно, дотянулись бы до влиятельнейших людей всего сектора, если бы не наше вмешательство. Видите ли, я считаю себя достаточно осторожным инквизитором — и в какой-момент, во время этих расследований уже был готов обращаться за помощью к Тайному Ордену. — Эатайн произнёс последние слова абсолютно естественным образом, хотя Тоббе, как достаточно молодой инквизитор, к тому же принадлежащий совсем к другому Ордосу, лишь слышал об легендарных Серых Рыцарях, лучших демоноборцах Империума. Он всё больше и больше ощущал себя неопытным, далёким от крупных дел Священной Инквизиции.

— И подобных случаев огромное множество, — невозмутимо продолжил Эатайн, — конечно, наша война не кончается ни на миг, но есть вопросы и проблемы, требующие общего вмешательства. Далеко не всегда мы можем бороться в одиночку, уж поверьте моему опыту, как одному из Ордо Маллеус.

Тоббе обернулся, услышав за собой шаги.

К ним подошла достаточно высокая, стройная и гибкая женщина с серой розеттой на груди. Короткие волосы цвета едва выпавшего снега зачёсаны назад, зеленоватого оттенка глаза смотрят с подозрением, на суровом лице несколько шрамов. Судя по всему, ей где-то за сорок, но Тоббе уже решил про себя не верить лицам своих коллег, ибо многие проходили омолаживающие процедуры, которые преображали их, делая внешний облик неестественным, словно застывшим вне времени.

— Так вот ты где, Эатайн, — голос у женщины оказался под стать внешности, резким, словно удар ножа в тёмном переулке подулья. — А вас я раньше не видела, коллега. Позвольте представиться. Агна Райер, сейчас временно работаю в одном из младших Ордосов.

— Тоббе Карноу. — Никогда ещё в жизни ему не приходилось представляться дважды за вечер. Прилёт на Метаан-3 обещал быть полным сюрпризов.

Однако в отличие от Эатайна, об Агне Райер, известной так же как Белая Охотница, он кое-что всё же слышал. Если сравнивать её со многими лордами-инквизиторами, то в структуре она, конечно, недолго, но так можно сказать насчёт многих новичков, вроде самого Тоббе. Тем не менее, Агна известна как опытный и преданный инквизитор, убеждённая пуританка и верная последовательница Имперского Кредо.

— Никогда о вас не слышала.

— Неудивительно. Я служу Золотому Трону в своём нынешнем статусе всего десять лет, да и то предпочитаю держаться в стороне от больших дел.

— Понимаю, — кивнула Белая Охотница. — И чем ты тут занимаешься, Эатайн? Делишься опытом с менее посвященными коллегами?

Её слова задели Тоббе, но не признать долю правды в них он не мог.

— Всего лишь мирно беседуем, Агна. Как верно заметил наш дорогой коллега, он держится в стороне от крупных событий, и я решил немного ввести его в курс дела. А ты с чем пришла?

— Просто искала тебя. Ты не мог не прилететь на зов старика Геннегау. Все друг с другом видятся, здороваются, заводят беседы вроде вашей, но фигуру Эатайна де ла Вье сначала не заметила, — инквизитор хмыкнула.

— Я размышлял, когда ко мне подошёл наш любезный коллега, — губы мужчины тронула лёгкая улыбка.

Тоббе раздражал слабый налёт снисходительности в их словах, но он все же признавал их правоту. И Агна, и Эатайн более опытные инквизиторы, активно участвующие во множестве серьёзных дел, что серьёзно придавало им веса в глазах Тоббе. Пусть они смотрят на него немного свысока, но у них есть на это право. Своенравный и вспыльчивый, он все же считал себя достаточно благоразумным человеком, и с его стороны было бы крайне глупо пренебрегать опытом более старших коллег. Ради их мудрости Тоббе был готов терпеть их невинные насмешки.

Он обернулся. Действительно, на их небольшую площадку перед очередным высоким шпилем, который время от времени использовался как место для тайных сборов Инквизиции, собирались его коллеги. Выходцы с разных миров, культур, нередко даже разных социальных слоёв, их объединяли гордая, властная походка и взгляды, полные подозрения. Глаза, выискивающие ересь, ксеноса, и любого другого врага Человечества. Даже Тоббе умел легко отличать этот взгляд из миллиардов других.

— Мало их прилетело, — с оттенком жалости в голосе произнесла Агна, заметив, куда смотрит Тоббе. Последнему наоборот показалось, что инквизиторов прибыло предостаточно. — Да и много погибло, на самом деле. За этот год мы потеряли уже пятерых, трое погибли со всей своей свитой.

— Варп меня раздери, — невольно ругнулся Эатайн. — Об Гефасте я слышал, большая потеря. Смерть от лап презренных работорговцев-друкхари — не тот конец, которого пожелаешь хоть кому-то из нас, — но что с остальными? Признаться честно, я из-за своих расследований не следил за новостями.

— Ори погибла от лап контрабандистов, — голос Белой Охотницы не дрогнул, хотя она говорила о своей подруге, с которой вместе училась у одного учителя, — как я позже выяснила, их предводитель был под влиянием Извечного Врага. Ублюдок втройне пожалел о своем выборе и о своём поступке…

Ей явно хотелось продолжить, но тут раздался звук, похожий на отдалённый звонок. Тоббе огляделся, но ничего, способного быть его источником, не увидел.

— Что это?

— Мэтр Геннегау зовёт нас, дорогой Тоббе. Собрание начинается. Пойдем. — Заметив, что Тоббе всё равно немного по себе, Эатайн мягко хлопнул его по плечу.

Он верно предположил, что лорд-инквизитор Иероним Геннегау едва ли явится сам. Столь влиятельные, могущественные люди берегут свои жизни, но не ради себя, а во имя общего блага. Особенно важны знания и опыт, которые служат остальным верным, надёжным оружием.

Посему мэтр Геннегау говорил по вокс-связи, а на его месте сидел немного сутулящийся мужчина преклонных лет, с седыми волосами и аккуратной бородкой. Кожа цвета воска ярче любых слов говорила о том, что ему уже не помогали омолаживающие процедуры (либо что он по каким-либо причинам избегал их). В ходе собрания Тоббе узнал его имя — лорд-инквизитор Вильгельм дер Роммон, правая рука мэтра Геннегау, его голос, который, кстати, шелестел, словно давно высохшая листва.

Именно этот негромкий, но властный, требовательный голос ответил ему, когда он обратился с просьбой о помощи.

Они сидели в полумраке, где-то рядом гудели неизвестные Тоббе механизмы. Вильгельм расположился напротив, внимательный и нетерпеливый одновременно. Тоббе видел это по его глазам, и не собирался забирать у почтенного лорда-инквизитора больше времени, чем требовалось.

— Присаживайся, Тоббе Карноу. Итак, какая помощь тебе нужна? — сразу приступил к делу этот согбенный годами и неимоверным долгом седовласый мужчина.

От его худощавой фигуры исходили такая сила и уверенность, что Тоббе почти трепетал. В каждой морщинке на восковой коже ему виделось отдельное приключение, пережитое дер Роммоном, частичка его неимоверного опыта. Тоббе подумал о том, что работая в паре со столь почтенным наставником, он ещё очень многому смог бы научится. В какую-то секунду ему почти захотелось этого.

— Моё почтение, лорд-инквизитор. Простите, что краду ваше время, но мой вопрос достаточно важен…

Вильгельм в сухом, сдержанном жесте поднял руку.

— Оставь, Карноу. В Инквизиции номинально всё равны, но даже обладая такой властью и знаниями, мы всё равно остаёмся людьми. Многое нам неведомо, поэтому мы ищем вопросы, поддержку у более старших, опытных коллег, которым повезло выжить. Вот для чего, по большому счёту вообще существует статус лорда-инквизитора.

— Я понимаю. — Тоббе кивнул. Внезапная отповедь старика впечатлила его почти до дрожи. Кое-как собравшись с мыслями, он продолжил: — видите ли, я уже несколько месяцев веду расследование на планете под названием Сиона. Знаете о такой? Она находится совсем рядом…

— Разумеется знаю. Тем более я был там, правда всего один раз и достаточно давно, но хорошо помню этот мир. Мирный, спокойный, солнечный.

— Все верно, милорд. Так вот, в последнее время там рождается больше псайкеров, чем должно быть. Превышена всякая норма популяции колдунов, что меня достаточно сильно обеспокоило, думаю, сами понимаете, почему. Большое скопление необученных псайкеров в одном месте чревато серьёзными последствиями, вплоть до необратимых.

Вильгельм едва качнул подбородком, соглашаясь со словами Тоббе.

— Мои люди решили, что это какая-то пси-аномалия, однако выявить её источник я не успел — прибыл слишком поздно. Сейчас она уже почти развеялась. Тогда мною было принято решение подойти к этому вопросу с другой стороны, — и я воспользовался базой данных нашей организации, однако там к своему удивлению обнаружил, что вся информация об истории Сионы в какой-то момент просто обрывается. Известны лишь поздние события, начиная где-то с М32, но я не нашёл в этих данных ничего, что могло бы объяснить загадку увеличенной популяции псайкеров. Но сильнее всего меня обеспокоило совсем другое, господин Вильгельм: печать нашей организации, стоявшая на информации о более ранней истории Сионы. Такая секретность в отношении рядовой планеты Империума обеспокоит любого инквизитора, думаю, вы согласитесь с этим.

— Настолько ли она рядовая? — Вильгельм не спрашивал. — Я тебя понял, Карноу. Вопрос действительно важный. Пройдем за мной.

Они вышли в едва освещённый коридор, в котором Вильгельм, тем не менее, прекрасно ориентировался. Тоббе пришлось не упускать его сутулящуюся фигуру из виду, при этом прислушиваясь к его шагам в темноте. Так они пришли в небольшую комнату, где единственным источником света являлся приличных размеров когитатор, занимающий собой всю дальнюю стенку.

Вильгельм указал на стул, с трудом видимый в полумраке, а сам уселся перед когитатором, начал что-то набирать. Тоббе терпеливо, с замиранием сердца ждал.

— Весьма любопытно, — через несколько минут прозвучал негромкий комментарий лорда-инквизитора. — Если не сказать, интересно.

Он встал, снова сел напротив Тоббе.

— Увы, ты и здесь не найдешь правды, Карноу. — Удивление Тоббе явно отобразилось на его лице, поэтому Вильгельм поспешил объяснить: — Мой ответ скорее наведет тебя на некоторые мысли и создаст новые вопросы, но это всё, что я могу тебе дать.

— Внимательно слушаю вас, господин.

— Сиона, как оказалось, достаточно древняя колония, основанная человечеством еще в Тёмную Эру Технологий, однако наши данные обрываются на моменте, когда она была приведена к Согласию в эпоху Великого Похода Императора.

От упоминания таких древних, но великих событий, у Тоббе на мгновение даже перехватило дыхание. Ему показалось, что он с головой нырнул в прошлое, бросив мимолётный взгляд сквозь тысячелетия истории.

— Даже данные Священной Инквизиции обрываются на том, что Сиону привел в лоно Империума Пятнадцатый Легион, в будущем отвернувшийся от света Императора.

Тоббе растерялся. За всю свою жизнь он лишь пару раз видел Ангелов Императора, но ни разу — в бою. Ему с трудом представлялась мощь Астартес, а когда он, ещё будучи учеником Декталиона, читал про Легионы Космодесанта, то у него захватывало дух. Опять же, такая сила казалась легендарной, почти несуществующей. И как Империум смог утратить всю эту мощь? Где она, когда так нужна? Человечество со всех сторон окружают враги, однако даже так Тоббе с трудом мог представить, чтобы у Империума была хотя бы парочка Легионов. По сути, иногда он вовсе сомневался в их существовании.

Видя, что Тоббе молчит, Вильгельм невозмутимо продолжил:

— Далеко не все инквизиторы ориентируются в Легионах Космодесанта, за что их на самом деле тяжело винить. Это дело крайне далёких дней. Пятнадцатый Легион, Карноу, это Тысяча Сынов, сплошь состоявший из библиариев. Их примархом был Магнус Алый, по легенде — сильнейший псайкер человечества после самого Владыки.

От столь громкого заявления Тоббе отшатнулся, словно услышал страшнейшую ересь в своей жизни. Однако судя по непреклонному лицу Вильгельма, говорил он абсолютно серьёзно.

— Вижу, тебя такая информация шокирует. Что ж, я отпускаю тебя, дабы ты мог в полной мере осознать её.

— На это действительно понадобится время, милорд, однако позвольте переспросить — эта Тысяча Сынов…полностью состояла из библиариев?

Вильгельм дер Роммон посмотрел ему прямо в лицо.

— Всё верно. Разумеется, у кого-то был дар слабее, у кого-то сильнее, но все они были псайкерами.

С тех пор, как его учителем стал Кайлус, обучение Руксуса, если мыслить глобально, практически остановилось. Действительно, после Методора из всей этой школы остался лишь один псайкер, способный в полной мере раскрыть весь его потенциал — сама верховная настоятельница, у которой и без Руксуса хватало своих дел. Без сомнений, Кайлус достаточно способный наставник, чуткий, внимательный и терпеливый, но в плане силы он даже близко не был ровней мальчику-пироманту. Значительно превосходя его в опыте и умении контроля, Кайлус занялся именно последним, ибо контроль обещал стать главной проблемой Руксуса на всю его жизнь. При всей своей мощи он действительно плохо, почти на грани мог управлять своим пламенем, из-за чего об маломальском использовании пси-сил не могло идти и речи. Мальчик мог выпустить буквально пару заклинаний, после чего его сила грозила вырваться наружу, угрожая всему окружающему.

Но с каждым днём мощь Руксуса всё крепла. Подобно глине, её обожгли и дали форму, но она всё равно могла треснуть от любого неосторожного движения. Из-за этого на его занятия стал приходить куда более серьёзный контингент Стражей Веры — почти втрое больше, чем на любых других занятиях. По лицу Кайлуса, старавшегося казаться беспристрастным, мальчик понял, что он не верит в то, что даже таким числом они удержат Руксуса, если его Дар выйдет из-под контроля.

Марианна была единственной его спутницей на уроках, и её увеличенное число не очень доброжелательно настроенных охранников скорее раздражало, чем пугало. «Очевидно же, что они защищают себя от нас, а не наоборот», любила причитать девочка после занятий.

Однако прогресс был на лицо. Руксус постоянно упорно тренировался, пытаясь увеличить использование пси-сил, не теряя при этом контроля над собой. Почти каждый раз у него начинала зудеть голова, а воздух вокруг словно тяжелел, но он не прекращал попыток, не опускал руки. Того, что произошло на площади Чистоты, не должно повториться. В следующий раз он защитит всех, а не Альберт.

С Сарой тоже происходили изменения. Она становилась всё более смелой, более уверенной в себе. Волосы, обычно коротко стриженные, оказались тёмными, словно безлунная ночь, и девочка каждое утро стала причёсывать их в незамысловатую причёску. Однажды наблюдая за ней, Руксус поймал себя на том, что Сара очень даже симпатичная, а с длинными волосами, примерно до плеч, она вовсе обещала стать красавицей.

Одноглазику становилось всё лучше. В личных вещах верховной настоятельницы нашлась лечебная мазь, которой дети каждый вечер обрабатывали раны котёнка, а когда те более-менее зажили, Сара с Марианной стали периодически его расчёсывать. Две недели искренней заботы — и Одноглазика было уже не узнать. Из комнаты он не выходил — лишь вальяжно гулял по ней, либо спал на кровати девочек, реже — на подоконнике, когда из-за туч всё же выходило солнце. Котёнок оказался очень ласковым и благодарным, с радостью давал детям себя гладить и постоянно старался облизнуть детские ручки, его кормящие.

По вечерам, после занятий они играли, порой делая Одноглазика активным участником своих развлечений. Сначала малыш не давался, испуганно стараясь спрятаться у Сары, но затем, поняв, что дети не желают ему зла, сам стал охотно просить поиграть с ним.

О Леоре они с тех пор не слышали ни слова, что не удивительно. Все школы Астра Телепатика по большей части жили в изоляции от остального мира, а связь между ними поддерживала лишь их руководство. Впрочем, дети верили, что их друг успешно добрался до Каторетто и продолжает своё обучение.

Жуткие воспоминания об произошедшем на площади Чистоты постепенно, медленно но верно сглаживалось из памяти, хотя иногда Руксусу по ночам всё же казалось, что он слышит крики сгораемых заживо братьев и сестёр по несчастью. Им вторили вопли детей, кулаками, ногами и камнями забиваемых заживо. Тогда Руксус долго не мог уснуть, от злости и бессильной ярости начинала болеть голова. В такие моменты он представлял, как горят соборы Церкви, кричат от боли и страданий уже священники, и ему становилось немного легче.

Тогда же он невольно вспоминал то единственное юное лицо какого-то парня, который ничуть не разделял общего религиозного экстаза и находился в ужасе от происходящего. Для Руксуса это был первый простой человек после матери и брата, кто не испытывал ненависти к псайкерам. В мальчике просыпалось любопытство, но едва ли он когда-нибудь узнает, что это был за юноша. Так, удивляясь, злорадствуя и мечтая, он медленно засыпал.

День до этого будто служил мрачным предвестником грядущего.

Утро выдалось обыденным: Руксус проснулся, умылся, покормил Одноглазика и в столовой поел уже сам. Во внутреннем дворе его ждали Кайлус и Марианна.

Подруга всё занятие продолжала учиться скрывать свои мысли от посторонних, в чём ей помогали постоянно ментальные атаки учителя. Руксус сел поодаль, пытаясь держать пламя на сложенных руках как можно дольше.

Занятие выдалось достаточно медитативным, из-за чего мальчик в какой-то момент начал скучать. Огонь он убирал, едва начинал чувствовать что-то неладное, и снова давал ему волю, когда успокаивался. Цикличный, скучный процесс.

В какой-то момент, ближе к концу урока Руксус решил дать хотя бы немного воли накопившимся чувствам, усилил пламя. Приятное тепло покалывало лицо, отчего мальчик даже улыбнулся. Да, всё так и должно быть. Он не мог заметить, как насторожились Стражи Веры, стоявшие по всему периметру внутреннего двора.

Губительные потоки постепенно накрывали его, словно заботливая мать — одеялом, но мальчик не сдавался, решив себя проверить.

Тут-то он увидел перед своим мысленным взором расплывчатую человекоподобную фигуру.

— Наконец-то, — голос раздался с сильным эхом, — вот и ты.

Руксус не испугался, лишь поднял взгляд, попытался сфокусироваться, разглядеть существо. Безуспешно.

— Кто ты?

— О, ты прекрасно знаешь. Не стоит строить из себя дурачка. Ты ведь особенный, правда? Не такой, как остальной перепуганный корм. Ты даже не воняешь страхом.

Мальчик только пожал плечами. Он чувствовал намерения существа, его желания пробиться сквозь незримую завесу, но этому не бывать, нет. Тем более пока рядом Кайлус, готовый всегда прийти на помощь дорогому ученику.

— Ты играешься с силами, которых даже никогда не сможешь понять. Смертные такие забавные, такие наивные, такие…вкусные.

— Пытаешься меня запугать, демон?

— Я бы с таким удовольствием съел бы сейчас твою аппетитную душу, но пока что ты под защитой. Это произойдет, но позже. Мы ещё обязательно встретимся, малыш. Клянусь.

Фигура быстро растаяла, словно дым; Руксус едва дёрнулся, ощутив прикосновение Кайлуса к своему плечу.

Он вернулся в реальность, опустил взгляд. Пламя между его ладоней ярко горело, но рассудок оставался таким же ясным.

Его связь с Запретными Царствами окрепла ещё больше, а про встречу с таинственным демоном он вскоре забыл. Мало ли он таких встречал и ещё встретит?..

Верховная настоятельница трудилась у себя в кабинете, когда к ней в дверь тихо постучали.

— Войдите.

На пороге появилась Ронна, как всегда со скромно опущенной головой. Ей до сих пор было неловко осознавать то, что она стала заместительницей вместо Аллистера, находящегося сейчас на лечении. Толпа тогда его всё-таки зацепила, но арбитры вовремя подоспели. Впрочем, Валерика уже сняла с поста неугодного ей заместителя. Ронна куда лучше, хотя пока и куда менее опытна. Ничего, времени научится у неё достаточно.

— А, это, дорогая. Конечно, проходи. С чем пожаловала?

За окнами сгущался вечер, дождь лил не переставая с самого утра. Впору начать боятся, как бы вскоре не затопило всю округу.

— Ничего особенного, госпожа. Я даже сомневалась, стоит ли это вообще вашего внимания…

— Всё хорошо, Ронна. Подойди ближе. Ну вот, теперь говори. Увереннее. Ты теперь второе по важности лицо в школе, после меня — так веди себя соответствующе. Мы не должны показывать слабости перед псами Церкви и особенно этим щенком Весконти, которого возможно скоро сместят.

Молодая наставница набралась смелости и твёрдо произнесла:

— Не могу я вот так резко, госпожа. Я всю жизнь боялась Экклезиархии как праведного огня, а теперь, с ваших слов, должна смело смотреть им в глаза…

— Раньше ты отвечала только за себя. Теперь — за всю школу, до единого ученика в ней. Только когда ты в полной мере осознаешь это, ты сможешь действительно стать моей заместительницей, а до тех пор — учись, никто не возражает. Итак…судя по твоему лицу, пришли какие-то новости. Я внимательно слушаю.

Ронна кивнула.

— Гвардейский Полк, госпожа…к которому были привязаны наши ученики…Илиот, и остальные… Был разбит.

Валерика не выдала своих переживаний, но сердце её сжалось. Полки были направлены на войну с тиранидами где-то на окраине сектора, прошло всего несколько месяцев — и вот результат. Ей вспомнились дерзкие, но полные отчаяния слова юноши.

— Мне бы хотелось услышать подробности.

— Разумеется, госпожа, однако до Сионы дошли лишь смутные сведения. Сила астропатических сигналов ослабла из-за расстояния, вследствие чего удалось расшифровать лишь часть посланий. — Ронна неловко кашлянула. — Сообщение пришло всего несколько часов назад… Шестьдесят первый Гвардейский Сионский Полк считается уничтоженным и уже официально распущен, госпожа. Про раненных или выживших никакой информации нет.

«Значит они, возможно, живы».

Валерика знала, как работает инфраструктура Империума, то, как огромные пласты сведений, считающиеся верхушкой власти ненужными, просто исчезают в информационном потоке, — но не знает ксеносов, ибо никогда вживую их не видела, лишь читала о них. Угроза тиранидов многими считается наиболее серьёзной, другие же, более малочисленные, стараются преуменьшить её, почти насмехаясь. Валерика читала доклады офицеров и даже генералов Имперской Гвардии, встречавшихся с Великим Пожирателем, видела необъятный страх почти в каждой строчке — и всё же её остаётся лишь гадать, с насколько сильным противником пришлось столкнуться её детям.

Ронна стояла перед ней, неловко пожимая пальцами и переступая с ноги на ногу. Скорбь за учеников и неловкость перед верховной настоятельницей смешались на её лице.

— Если прямых сведений о том, что все погибли нет, значит есть шанс, что наши ученики выжили, Ронна. Пусть небольшой, но всё же есть. Нам останется лишь молиться Богу-Императору за их сохранение, больше мы ничего не можем. Только запомни, Ронна: не позволяй скорби сказываться на работе. Даже если Илиот и остальные погибли, у нас ещё остались живые ученики. О них мы и должны беспокоиться в первую очередь.

В то утро Сара проснулась, ещё более уверенная в своих силах.

Благодаря занятиям с госпожой верховной настоятельницей она сильно преуспела в попытках обуздать свой Дар. Раньше любая попытка зачерпнуть хоть немного сил из Эмпирей либо проваливалась, либо Сара не могла ей управлять. Теперь девочка хотя бы знает, какая у неё Дисциплина.

Она встречается не так уж часто, поэтому группа, в которую её определили после, состояла лишь из двух человек. Мальчик лет пяти и девочка на вид немногим старше неё, недоверчиво посмотрели на новенькую, когда та вошла. Тем не менее она стала показывать хорошие результаты, всё увереннее проникая всё дальше в будущее. Конечно, её видения в основном были расплывчатыми и не очень понятными, но госпожа верховная настоятельница предупреждала её об этом. «Предсказание — сильная Дисциплина, моя дорогая, ничуть не слабее прочих, однако она достаточно капризна. На каждый, даже самый мелкий аспект будущего влияет каждое наше действие — вот почему не стоит сильно рассчитывать на силу пророческого дара. Однако и полностью списывать его со счётов тоже глупо».

В стенах школы нельзя было использовать свои силы кроме как на занятиях, но раскрытие своего Дара сказалось и на снах Сары. Она начала часто видеть в них мелкие и незначительные, но правдивые картины будущего. Какая погода будет утром, что подадут на завтрак. Иногда, когда с ней начинала говорить Марианна, Сара понимала, что уже слышала начало их диалога во сне.

Но вместе с тем ей было всего пять лет. Девочке очень хотелось узнать, что ждет её дальше, в куда более далёком будущем, но каждая попытка заглянуть настолько далеко казалась просто невозможной. Она не могла увидеть даже то, что произойдет хотя бы через месяц, а уж о целых годах и говорить было нечего. И всё же Сара старалась.

Она в очередной раз знала, что утром её ждет серая безвкусная жижа, что за окном будет такое же серое небо. А для того, чтобы знать об хмурых и недоверчивых взглядах Дугала и Мии когда она войдет, даже не надо быть предсказателем.

Сара сначала не понимала, почему они так недружелюбно к ней относятся, но потом ей объяснила Марианна. «Они тебе завидуют, ибо тебя обучает сама верховная настоятельница». Тогда Сара фыркнула. Велика радость! Если бы не доброта госпожи Валерики, то кто знает, смогла ли бы девочка вообще закончить обучение. Однако Сара чувствовала, что ей и не нужно их одобрение, пусть думают что хотят. Она показывает куда более благоприятные, уверенные результаты, и только это имеет значение.

Скрипнула дверь, вошёл наставник Велерий. Несмотря на слепоту, двигался он уверенно. Когда Сара поняла, что учитель слеп, подумала: «он всю жизнь живет в школе, вот наверное поэтому и научился даже без зрения ориентироваться в ней». Однако даже нельзя было сказать, сколько Велерию лет. Лицо слепого псайкера иногда казалось ветхим, как у Методора, а иногда виделось почти молодым, почти как у Ронны.

Едва слышно лязгнул металл, Сара обернулась. Возле дальней стены в этом крохотном кабинете стояло всего три Стража Веры с алебардами наготове. Один держал в руках лазган. Девочка уже успела позабыть о присутствии этих немых палачей.

— Итак дети, начнём урок… — проскрипел Велерий.

Большая часть занятия прошла как обычно. Сара усердно училась, во всем слушая жутковатого учителя, про которого ходил слух, что он чуть ли не единственный псайкер-предсказатель на континенте. Скучно, подумала девочка, концентрируясь на видениях будущего. Она видела лишь размытые картины, смысл которых ускользал от неё. Сара давным-давно, всего лишь раз в жизни смотрела фильм, но то, чем она сейчас занималась, как раз на это и походило. На ускоренный просмотр совершенно непонятного кино, что в какой-то момент начало утомлять её.

А почему бы ещё раз не попробовать заглянуть ещё дальше? Велерий настрого запретил это делать, но она-то, Сара, способнее Дугала и Мии. Какие-то секунды в ней ещё трепетали сомнения, но в конце концов желание показать себя пересилило осторожность и запреты учителя. Сара вдохнула поглубже и погрузила свой разум в воды Имматериума.

…Какой-то корабль, будто лишенный света. Огромные рослые фигуры в неизвестных доспехах.

Вперед вышел другой, отличающийся остальных. Плащ из человеческой кожи покрывал его спину, алый меч без ножен, с неровным лезвием лежал в могучих руках.

Мир полыхал, гибли тысячи, десятки тысяч. Металлические колоссы ступали по изрытой воронками земле, где уничтоженная техника лежала вперемешку с телами. Герои бились с предателями, и великие проливали кровь ничтожных.

Великая сила, обитающая за гранью мироздания, испытывала что-то похожее на радость, и её чувство эхом отозвалось в реальности…

И тогда появились они.

Ужас поразил сердце Сары, когда она поняла, что не может вернуться обратно. Видение захлестнуло её с головой, словно воды океана, из которых она не способна выплыть. Девочка понимала, что это лишь возможная вариация будущего, что это лишь предсказание — но её будто выгнали из дома, захлопнув за её спиной дверь и закрыв на замок. Дорога обратно просто исчезла, хотя в какой-то момент Сара начала вновь видеть её. Так, сконцентрироваться, соберись, ты сможешь… Вон она, тропа, уже почти осязаемая, надо лишь сфокусировать мысленный взор. Сколько же прошло времени, и идёт ли оно вообще?

Сара не поняла, что произошло дальше. Путь обратно в родные чертоги разума уже яснее солнца над головой показался ей, но внезапно словно поблек, побледнел, а вокруг неё стала сгущаться тьма.

Её рассудок будто рухнул со скалы, и она рывком вернулась в своё тело.

Вокруг неё ещё трепетала чистая энергия Варпа, но девочка не чувствовала никакой нагрузки на разум. Видение уже ушло, исчезло, она вернулась в своё тело…

Только тогда Сара почувствовала что-то тёплое. Что это, почему оно падает ей на ладони?

Лишь на мгновение она смогла сфокусировать зрение и увидеть перед собой Стража Веры с лазганом в руке. Его штык торчал из её горла.

— Но я же уже вернулась, так почему… — хотела сказать Сара, но смогла выдавить лишь предсмертный хрип.

Страж пнул её, лезвие с глухим свистом вышло из горла, кровь окропила пол и одежду девочки. Сара попыталась встать, сказать ещё что-то, но из пронзенного насквозь горла выходил только глухое, жуткое сипение. Я сглупила, извините, стоило послушать учителя, но ведь.…

Закончить мысль Сара не успела. Страж наступил ей на грудь и вонзил окровавленный штык прямо в ещё бьющееся сердце.

— Живучая, скотина, — раздался женский голос из-под маски. — Нечестивого вы семени, псайкеры, боретесь за свои ничтожные жизни до последнего. «Черное сердце мутанта да вырву я из его груди, дабы не мог он своим биением богохульным оскорблять взор божественного Владыки нашего»…

Руксус не верил своим ушам. Не мог поверить. Не Сару, нет…

На Марианне не было лица из-за непрекращающихся слёз, так что говорил Каме, глухим, потерянным голосом. Альберт стоял тут же, пораженный до глубины души.

Руксус переводил взгляд с одного лица на другого, но ничего не видел. От услышанного в ушах громче церковных колоколов пульсировала кровь.

Он едва помнил, что происходило в последующий час; вроде как все ходили с такой же реакцией, как у него, то есть потерянные, упрямо пытавшиеся отрицать случившееся. Безудержно плакала одна Марианна, но Руксус видел, что слёзы застыли в глазах Каме и Альберта. Более впечатлительный мальчик знал её меньше остальных, что ничуть не мешало ему разделять эту боль со всеми. К тому же, как заметил Руксус, Сара нравилась Альберту. Да и не только ему она начинала нравиться…

Каме не рассказал, как это произошло, но Руксус будто почувствовал. Стражи Веры — они убили их близкую подругу, их сестру.

Первоначальный шок прошёл, и ему на место пришёл необъятный гнев, могущественнее, чем когда-либо. Руксуса охватила не столько горечь внезапной утраты, сколько невыразимое желание отомстить. Эта Церковь, эти фанатики…они должны сгореть!!

— РУКСУС!

Могучие, необъяснимые в своей сути разноцветные волны энергии охватили его. Он словно погрузился на дно океана, где в непроглядном мраке его ожидали бесконечные сонмы терпеливых, но кровожадных хищников.

— А, вот и ты, малыш. Я же говорил, что мы встретимся.

Он поднял голову, увидел перед собой тот же расплывчатый силуэт, только теперь сквозь черно-серую пелену проглядывались рога и длинные когти. Существо подошло чуть ближе, их разделяла опасная грань.

— Из-за такой мелочи утратить над собой контроль…Я уже говорил, что вы, смертные, действительно забавны? А теперь твои душа и тело — мои.

Он начал сопротивляться, мысленно водружая перед собой ментальную стену, но это только замедлило демона. Он уверенно продвигался вперед, ломая всю защиту, которую Руксус только успевал строить.

— Не думал, что успею первым прийти на пир… Ты достаточно занятен, смертный, многие следили за тобой с интересом, предвкушали…

Голос ревел подобно могучему пламени, пожирающему целый город. Руксус на какое-то мгновение увидел словно бы со стороны то, насколько ярко сияет его душа в водах Имматериума — гораздо ярче многих других. Действительно лакомая добыча для голодных тварей этого мира.

Демон подошел совсем близко, схватил его за горло, приподнял над землей (землей?).

— Вот и конец, как бы ты не старался. Занятно, что такая судьба ждёт весь ваш род.

Что-то, более всего похожее на луч света вошло в его сознание, озарив всё вокруг. Демона он коснуться не успел — тот отшатнулся, выпустив добычу из рук. Мальчик успел увидеть синие, полные бесконечной алчности, голода и злобы глаза, тянущиеся будто в саму бесконечность.

— В этот раз тебя спасли, но это ещё не конец, смертный. Твой век короток, а я бессмертен. Я дождусь своего часа, можешь не сомневаться…

Силуэт демона неохотно развеялся, и Руксус вернулся в свою комнату.

Горячо, очень горячо. Глаза ещё не привыкли к Материальному Миру, но он уже видит что-то чёрное. Кто-то прикоснулся к его спине.

Дверной проём и буквально всё от него на расстоянии трёх-четырёх шагов обуглилось, кое-где ещё тлело пламя. На краю чёрного круга сидят его друзья, удивлённые и потерянные. Руксус заметил ожоги на Марианне и Альберте. Он обернулся. Верховная настоятельница смотрела на него одновременно строго, с жалостью и надеждой.

Только тогда весь ужас от страха потерять самое себя, рухнул на мальчика всем своим весом и он, ничего не стесняясь, заплакал. Никогда ещё в жизни он не был так близко к грани. Валерика прижала его к груди, стала гладить по длинным, светлым волосам.

— Тшш, тихо, мой мальчик. Успокойся, всё прошло.

Руксус всё еще видел размытый силуэт демона, неумолимо идущий в его сторону, что бы он ни делал. Новый поток слёз хлынул из его глаз. Мальчик пытался сказать что-то, но вырывался лишь истеричный рёв.

— Ты теперь в безопасности, Руксус. Ну-ну, тихо, тихо. — Она поцеловала его в лоб, прижала к себе ещё сильнее.

— Настоятельница, я, я…

— Да, мой мальчик, я знаю. Едва узнав о бедной Сарочке, я прибежала сюда, и похоже, вовремя. У тебя замечательные друзья, Руксус. Марианна и Альберт пытались помочь тебе, но ты жёг всё, что было вокруг тебя.

Сквозь пелену слёз Руксус увидел, что это правда. Пол и потолок ещё можно было отремонтировать, но от двери остались лишь тлеющие щепки.

— Я…я правда не хотел, но Сара…

— Да, она была дорога тебе. Дорога всем нам. Но глупышка ослушалась учителя, пропустила через себя больше энергии, чем могла контролировать, и начала мутировать. Стражам ничего не оставалось…

— ЭТО ОНИ ВИНОАТЫ! ОНИ ЗАПЛАТЯТ!!

— Тише, Руксус, тише, — верховная настоятельница прижала его еще сильнее, так, что он с трудом стал дышать. — Повезло, что они тебя сейчас не видели, но вот твою вспышку утаить уже не получится. Ты понимаешь, Руксус? Ты не только обжёг друзей, но и снова показал остальным, что у тебя проблемы с контролем своего Дара. Ты должен быть куда осторожнее.

До мальчика понемногу начало доходить. Он встал на ноги.

— Я…я не специально ведь…

— Знаю малыш, знаю, но теперь мне придётся это как-то объяснять. Я спасла тебя от одержимости, но от гнева Церкви уже могу не укрыть. Им очень сильно не понравится то, что ты сделал.

— Но я пообещаю так больше не делать!

— Клятвы мутанта их не волнуют, мой мальчик, и ты это знаешь.

Она тоже встала во весь свой внушительный рост, ещё раз погладила Руксуса по волосам.

— Всё, постарайся к вечеру прийти в себя, хорошо? Сейчас я скажу Ронне, она найдет вам новую комнату, а эту будем ремонтировать.

Голос верховной настоятельницы оставался спокойным, хотя во взгляде застыла тревога. Она едва не потеряла двух своих детей всего за один день, — и это внутри её же школы! Одного она все же успела спасти, но вот вторую…

— Мне очень жаль, Руксус. Марианна, дорогая, подойди. Вот умничка. Ну всё, не плачь. Да, я знаю, она тебе была как родная сестра, но на всё воля Владыки…

Валерика почти ненавидела себя за эти слова, но что ещё она может сказать? Да, перед ней в большинстве своем ещё дети, но они уже многое понимают. Они видели милость и любовь Императора к псайкерам, видят их проявления каждый день. Как она может объяснить ещё совсем детям, что Бог искренне ненавидит их?

Марианна сильно изменилась с тех пор. Стала ещё реже шутить, улыбаться. Постоянно ходила со столь суровым лицом, словно намерена идти прямо в битву. Даже с Руксусом она пыталась реже пересекаться взглядами, что говорить об остальных.

Тела псайкеров, погибших при обучении, сжигали в крематории в подвалах школы, но учеников туда никогда не впускали, справедливо считая, что подобные сцены негативно скажутся на их психике. Марианна и Руксус были готовы умолять о возможности дать им проститься с Сарой, но правила в школе соблюдались неукоснительно — даже там, где учителя или даже верховная настоятельница были готовы пойти на встречу, встревала вездесущая Церковь, старательно дрессирующая псайкеров с малых лет. «Они обязаны повиноваться», твердил Весконти. «Чем сильнее мы ограничим их действия, тем раньше они поймут, что являются не более чем живым оружием, от которого ждут только неукоснительное исполнение приказов. Им самим будет лучше, если до них как можно раньше дойдет, что все они не более чем нечестивые мутанты, живущие лишь по нашей милости. Позаботьтесь об этом, верховная настоятельница, хотя бы ради их же блага».

Руксусу было очень больно от осознания того, что после гибели учеников…ничего не происходило. В далеком детстве, когда он ещё едва-едва научился внятно говорить, ему представился случай посетить похороны дедушки со стороны матери. Мальчик чётко тогда помнил, что после деда осталась хотя бы могила, которую они по возможности посещали. А что осталось после Сары, кроме воспоминаний? Каждый ученик школы Астра Телепатика словно растворялся в пустоте, оставшуюся одежду, если та была — и ту изымали. Наставники старались делать вид, будто ничего не произошло, а ученикам только и оставалось, что скорбеть.

В комнате висела звенящая тишина.

Альберт, не зная чем себя занять, изредка бесшумно ёрзал на кровати, Каме в новой коляске задумчиво смотрел в окно, где уже садилось солнце, а Руксус читал книгу об истории их сектора, иногда поглядывая на друзей. Особенно его тревожила Марианна, скованными движениями поглаживающая Одноглазика. После гибели хозяйки котёнок словно почувствовал, кто в каком-то смысле занял её место, знал о невыносимой боли Марианны. Девочка гладила его по голове, мягкому животу, но глаза её, застывшие и безжизненные, смотрели будто в вечную пустоту. Она уже давно не плакала, но друзья практически перестали слышать её смех, а когда она растягивала губы в улыбке, эмоция казалась максимально вымученной, притворной.

Руксус не выдержал, убрал книгу в сторону и смело подсел к Марианне. Каме и Альберт удивленно посмотрели на него, ведь никто не смел к ней подходить с момента гибели Сары.

Руксус хоть и хотел помочь близкой подруге, но оказавшись рядом, смотря на неё сгорбленную спину, он понял, что поступил глупо, и вспомнил, почему Марианну никто не трогал. Любое утешение тут бесполезно, слова — лишь ветер. Ничто Сару уже не вернёт.

— Я всё пытаюсь понять, почему это произошло, — прозвучал бесцветный голос. К Руксусу она не повернулась. — Почему с Сарой. Она ведь этого не заслуживала.

У мальчика не было ответа на этот вопрос. Остальные внимательно слушали их разговор, но ничего пока не говорили.

— Я…я в отчаянии, Руксус. Ты и верховная настоятельница говорите, что защитите нас, но, похоже, это тоже неправда. Не хочу сказать, что вы лжёте, но…все мы всего лишь люди, и хотим взять на себя больше, чем действительно можем. Хотя чего это я…Мы ведь для них совсем не люди…

Она уткнула лицо в колени. Руксус подсел поближе, приобнял.

— Мы все искренне хотим защитить тех, кого любим и кем дорожим, даже когда нам на это не хватает сил. Я и госпожа Валерика…мы не можем быть везде и всюду…

— В том и дело, — прервала его Марианна, — мы живём в клетке, Руксус. В рабстве, из которого выход лишь один — смерть. Неужели у нас совсем нет права на нормальную, полноценную жизнь? Ни одного шанса? Где мы согрешили, в чём провинились? В том, что просто родились такими?

Она снова заплакала, и в этот раз у Руксуса тем более не нашлось слов. Он отвернулся.

— Я не знаю, Марианна. Просто не знаю. И вряд ли могу знать. Но одно могу сказать уверенно: я не хочу умирать в клетке.

— Ты уже не первый раз это говоришь, и честно говоря, сейчас это звучит как бахвальство, уж не обессудь, Руксус.

— Я и не обижаюсь, — пожал плечами мальчик. — Пока что я действительно могу лишь подчиняться, но ведь мне сейчас всего шесть. Это временно.

— И что же ты намерен делать в будущем? — внезапно подал голос Каме. — Уж не пустится ли в бега, а, Руксус? Жизнь загнанного зверя разве лучше рабства?

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Я ещё не знаю, Каме, но у меня есть время подумать. К тому же да, я в любом случае буду считать, что любая жизнь будет лучше, потому что то, что нас ждёт — это и не жизнь вовсе. Все эти люди, — он провел рукой по воздуху там, где находится Кардена, — боятся нас, ненавидят, презирают и хотят нашей смерти. Мы для них живой инструмент, которому было бы неплохо послужить, прежде чем бесславно умереть. И мы чувствуем их отношение к нам, что терзает душу даже ещё сильнее. Для меня, Каме, это совершенно невыносимо, и пусть пока что нет никакого выхода, терпеть это я тоже не намерен.

Марианна повернулась, посмотрела на него. Руксус не понял её взгляда, но ему показалось, что в нём теплилась надежда.

— Никак героем себя до сих пор мнишь, — произнесла Марианна без сарказма.

— Нет, скорее тем, кто просто хочет выжить, и при этом помочь выжить остальным.

Они крепко обнялись; Руксус почувствовал, как у неё бьется сердце, даже сквозь робу. Альберт смотрел на них, скромно улыбаясь, а во взгляде Каме царило неодобрение, острое, словно нож.

Скорбь по Саре обещала никогда не пройти, и все же она постепенно сглаживалась. Друзья вновь начали тепло общаться между собой, хотя Руксус и Каме замечали, как иногда Марианна, смеясь, опускала взгляд и смотрела в сторону, будто всё еще надеясь увидеть рядом сестру. «Иногда она думает, что её смех — это предательство в адрес Сары, хоть это и неправда», подумал однажды Каме. «Сара хотела бы, чтобы мы жили дальше, и как и раньше, вместе преодолевали все трудности. Как маленькая, дружная семья».

Через пять месяцев у них произошло пополнение: четырёхлетний мальчик по имени Горацио. Маленький, забитый, он явно не знал, чего стоит ждать и думал, что другие дети его изобьют, или сделают что похуже. Альберт развеял эту иллюзию, весело рассмеявшись и обняв Горацио.

— Заходи, дружище. Нашим новеньким будешь. Выбирай любую кровать, какую только захочешь…

Верховная настоятельница школы Астра Телепатика из города Кардена, что стоит на берегу Беспокойного Моря, чувствовала себя странно в этих монолитных тёмно-серых стенах, украшенных золотом. «Давно меня здесь не было», подумала Валерика. «Достаточно давно, чтобы многое забыть».

Проходившие по мрачным коридорам слуги больше походили на безликие тени. Их притворная вежливость не могла обмануть Валерику. Прислуживать псайкерам шли наиболее отчаянные, и, улыбаясь своим хозяевам, они едва могли скрыть своё презрение и страх. Церковь безупречно влияла на свою неисчислимую паству.

У массивных дверей стоял средних лет мужчина, немногим старше Валерики, с аккуратной каштановой бородой и зелеными, блеклыми глазами. При виде гостьи, едва слышно ступающей по коридору, он улыбнулся.

— Валерика Винезия, моя дорогая коллега. Сколько прошло времени с момента нашего последнего собрания? Год, два?

— Полтора года, верховный настоятель Годрик Аверсон. — Валерика вернула вежливую улыбку. — И я рада вас видеть.

— До меня всё это время доходили тревожные слухи из Кардены. Да, неспокойный город тебе достался, дорогая. Ты как, держишься?

— Я обязана быть сильной и стойкой, ради своих детей.

— То, как ты воспринимаешь своих протеже восхищает многих из нас, тебе это известно, но я, честности ради, скажу, что всегда ценил твою привязанность.

— Это не всегда благо, многоуважаемый Годрик. Остальные уже на месте?

— Почти все, да. Остался старина Орсо.

Валерика кивнула. Её голову ни на секунду не покидала мысль о том, что следует быть максимально осторожной в словах и действиях, ибо за каждым их шагом в эти стенах бдят денно и нощно. Тайные агенты Священного Трона не пропускают ни одной фразы, замечают каждый жест. Когда-то в Зал Нечестивых пыталась пробраться и вездесущая Экклезиархия, но от общества стольких сильных колдунов у каждого церковника буквально воротило, поэтому им пришлось довольствоваться многочисленными устройствами для слежки.

Порой паранойя Церкви и Инквизиции превышает любые пределы, подумала Валерика. Мы могли бы обмануть все эти системы, общаясь ментально — но что толку? Что такого может задуматься горстка псайкеров? Несмотря на всю нашу силу, деваться нам некуда. Даже мысль о самом ничтожном неподчинении карается на корню. Экклезиархия заботится и о том, чтобы у каждого из нас не было никакого желания вести борьбу. Нашу волю сковывают стальными цепями, звенящими до самого нашего конца.

В самом зале ярко горели жаровни, стоящие кругом над темным, среднего размера столом, простым, лишенным излишеств, но всё равно достаточно красивым.

За ним уже сидели три из шести официально заявленных верховных настоятеля: двое мужчин и одна женщина. Валерика, разумеется, знала всех в лицо и поимённо, но особого значения этому никогда не предавала, ибо каждая школа Астра Телепатика всё равно большую часть времени вела изоляционный образ жизни, слабо контактируя даже между собой. Знакомство с остальными верховными настоятелями и настоятельницами по большому счёту не давало никакой практической пользы. Ещё сильнее пользу преуменьшало наличие вокс-связи — из-за неё в личной встрече руководителей Астра Телепатика было ещё меньше смысла.

Белыми, вернее алыми воронами в зале являлись редкие писцы и Локко Новре, представитель Администратума. Не такие влиятельные как инквизиторы, и не столь фанатичные, как слуги Церкви, они являлись глазами, ушами, а иногда и голосом остального Империума на этих собраниях псайкеров. Валерика почти усмехнулась, видя их стеснение и неловкость. Локко, средних лет смуглый мужчина с едва видимыми тёмными волосами и вовсе сжался в своей алой робе, словно перепуганный ребёнок. Она сомневалась, что чиновнику хватит смелости сказать хоть что-то, хотя учитывая то, какую тему она хочет поднять — кто знает…

— Со всем почтением приветствую вас, господин Новре. — Валерика поклонилась. В иной ситуации она так же спросила бы, как тот поживает, но не пристало псайкеру так легко и непринужденно беседовать с обычным человеком, тем более наделенным какой-никакой властью. Вместе вопросов и дополнительных комментариев верховная настоятельница села между ним и своим коллегой.

— Да, приветствую, Валерика, — бросил Локко, ещё сильнее сжавшись в свое алое одеяние и бросив на неё мимолётный взгляд, словно боясь попасть под её чары. — Надеюсь, это не займёт много времени.

Она мысленно улыбнулась неприкрытым страху и презрению чиновника. Забавно было видеть, как их в кои-то веки так откровенно боятся.

— Не переживайте, всё действительно должно быстро закончится.

Наконец, в сопровождении рослого слуги в зал внесли Орсо Отрини — самого старшего из братии верховных настоятелей Сионы. Пожилой псайкер едва видел, десять лет назад к тому же неудачно сломав ногу. Кость срослась неправильно, и с тех пор старик мог нормально передвигаться лишь с чужой помощью. Тем не менее, его опыт, силу и возраст все уважали. На редких собраниях именно его голос чаще всего был решающим.

— Благодарю, Натаниэль. — Орсо неуклюже поместил своё дряхлое тело в глубокое кресло. — Постой рядом, не отходи далеко. Можешь слушать всё, о чем мы будем говорить. Не думаю, что речь зайдет о чём-то сильно секретном.

«Если бы только знал, старик», подумала Валерика.

Орсо она уважала наравне с остальными, но так же для неё не было секретом, что тот лишь успешно строил из себя доброжелательного старца, — а на деле был безжалостным карьеристом, готовым на любые жертвы среди своих учеников и даже коллег, лишь бы сохранить свою жизнь и свой пост. Острожный, беспринципный, лживый и жестокий старик, без всяких сомнений, доживший до столь преклонных лет лишь благодаря этим своим личным чертам.

Согласно традиции, Орсо и начал собрание.

Сначала всё шло довольно обыденно: обмен новостями, обсуждение недавних событий. Постоянной, и особенно важной являлась тема наиболее ценных, способных учеников. В конце концов одна из важнейших задач верховных настоятелей заключалась в поставке Империуму как можно более сильных, но при этом стабильных псайкеров. Вечная дилемма, учитывая то, что многие даже не доходили до стен Астра Телепатика, а другие по тем или иным причинам гибли в ходе обучения.

Валерика предпочитала больше слушать, чем говорить, хотя сначала на неё обрушился целый шквал вопросов: последние полгода в Кардене было неспокойно. Она терпеливо, сдержанно отвечала, не желая сильно вдаваться в подробности. Для неё не было секретом достаточно насмешливое отношение коллег к её восприятию собственных учеников. Подавляющее большинство верховных настоятелей просто делали свою работу, не желая рисковать своими местами. В конце концов, дети идут сплошным, непрерываемым потоком, а в последнее время их рождается ещё больше, а верховных настоятелей буквально единицы. Одной сотней учеников меньше, одной больше, — какая разница?

Однако несмотря на это, прекрасно зная о нелегкой жизни обычных санкционированных псайкеров в Империуме, Валерика не могла их серьёзно осуждать. Сложно порицать людей за то, что они потом и кровью добились серьёзных должностей и теперь готовы отстаивать их до последнего. Валерика не считала себя настолько идеалистичной, чтобы слепо считать, будто все должны разделять её достаточно опасные убеждения. Каждый человек рвётся к личному счастью, и лишь единицы готовы пожертвовать им, ради счастья других.

Внимательно слушая собравшихся, Валерика узнала, что таких же сильных, талантливых учеников как Руксус на всей Сионе от силы двое, и то нет никаких гарантий, что у них такой же огромный потенциал. Узнав это, она невольно почувствовала гордость за мальчика.

Обычное течение негромких переговоров сменилось глухой тишиной, когда Валерика, поднявшись с места, выдвинула на общее обсуждение своё предложение. Все застыли, как изваяния, изредка обмениваясь ошеломленными взглядами.

Орсо кашлянул, чем нарушил повисшее молчание:

— Мы тебя верно услышали, Валерика Винезия? Мы не ослышались?

— Разумеется нет, многоуважаемый Орсо.

По зале прошёл тревожный шепоток, Локко сидел бледный, словно мертвец. Отрини снова кашлянул.

— И всё же повезло, что на наших собраниях давно не присутствуют члены святой Церкви — иначе тебя сожгли прямо на месте, дорогая Валерика. Ты вообще слышишь себя?

— И не только себя, милорд, но и то, что происходит в мире. Нам просто необходимо ввести в программу обучения методы противостояния Нерождённым. Ведь все вы знаете, что лучше нас, псайкеров, им никто противостоять не может…

— Ересь! — стукнул по столу Гидерион Нольн, верховный настоятель школы в Каторетто. — Богохульство!

Орсо не сводил с неё взгляда серых глаз, и Валерика была уверена, что сейчас он чётко видит её.

— И как ты представляешь себе это? Открывать порталы, призывать тварей из Варпа прямо сюда, в нашу реальность?

— Разумеется нет, сир. Я предлагаю просто показать ученикам, как строить соответствующие ментальные барьеры, научить защищать не только свои рассудок и разум, но и тела других. Мне думается, дорогие коллеги, что остальной Империум будет только благодарен нам за то, что его ручные зверушки научились ещё чему-то полезному.

По залу вновь прошелся шёпоток, уже скорее тревожный, чем удивлённый.

— Да вы никак хотите заключить союз с ними! — закричал со своего места Локко, вспотевший так, словно секунду назад пробежал несколько километров. — Я потребую у Церкви проверить вас, быть может, вы уже одержимы, ибо пока что всё говорит именно об этом! Это безумие!

Валерика нахмурилась.

— Похоже, чиновники Администратума видят немногое за своими счетами и бумагами. Даже над нашим сектором, до недавних пор мирным, начинают сгущаться тучи, дорогой Локко. Враги человечества, подобно гидре, поднимают свои неисчислимые головы, и Империум обязан встретить их во всеоружии. Если, не приведи Бог-Император, на нашей планете действительно окажутся Нерождённые и Проклятые, вы будете только УМОЛЯТЬ о том, чтобы рядом оказался какой-нибудь псайкер, способный спасти вас.

— Нас спасут молитвы и праведный гнев! Мы будем сражаться нормальным, обычным оружием — и обязательно победим!!

Валерика покачала головой. Она не ожидала такой сильной реакции от рядового чиновника Администратума, но понимала, что им руководит трепетный страх. Над его сознанием, мировоззрением Экклезиархия тоже основательно поработала. Куда ни глянь — везде влияние Церкви…Благо, сейчас решение принимать не ей, хоть она однозначно постарается внести свою лепту.

Орсо выглядел крайне задумчивым, остальные — скорее озадаченными. Валерика всё читала по его лицу: старик думает, какое решение не пошатнет его авторитет, а лишь наоборот, укрепит.

— Ты ведь понимаешь, Валерика Винезия, — проскрежетал наконец Орсо, — что даже если мы единогласно поддержим твоё предложение, окончательное решение принимать всё равно не нам? Это слишком важное нововведение в систему обучения, и вопрос о его принятии должен подниматься на планетарном уровне. Я непременно передам твои слова губернатору Кире Моркран. Ещё какие-то шокирующие предложения, Валерика? Пожелания?

— Вовсе нет, многоуважаемый Орсо, — она бесстрашно встретила его взгляд. — Не сомневаюсь, вы осознаете всю серьёзность моего предложения и сделаете всё, чтобы его как можно скорее приняли или же отвергли. В любом случае я уверена, дорогие коллеги, — Валерика чуть повысила голос, — это принесёт нам только пользу. Мы в любом случае чуть ли не каждый месяц теряем учеников из-за того, что их поглощают Губительные Силы. Мы каждую секунду подвержены этой опасности, но не учим противостоять ей, живя по принципу «выживает сильнейший». Дети даже не знают как вести себя, когда они встречаются с тварями извне, и я считаю это большим упущением. Мы можем спасти множество жизней, господа верховные настоятели и настоятельницы. Жизни только псайкеров, но и простых людей, в защите которых и заключается наше существование.

Она вернулась на своё место. Орсо не сводил сурового взгляда, остальные боялись даже смотреть в её сторону.

Через полтора месяца новая программа была включена в систему обучения санкционированных псайкеров Сионы.

Сначала Руксус, как и многие, не поверил новости о введении в программу обучения основ демонологии. Он в школе уже более полугода, но до сих пор даже упоминание Нерождённых, пусть даже вскользь, вызывало неимоверный страх и ужас, считалось запретной темой, на которую наложено негласное табу. Руксус в полной мере прочувствовал это на себе, когда после смерти Сары чуть не утратил самого себя. Сны его стали чуть спокойнее, но всё равно стоило ему закрыть глаза, как он видел перед собой эту уродливую, рогатую фигуру, неумолимо движущуюся в его сторону. Оно пообещало, что они ещё встретятся…но откуда ему знать об этом?

Разумеется, ни о каком призыве тварей не шло и речи, поэтому ученикам стали показывать методы борьбы с ними, когда они уже прорвались в Материальный мир. Лично для Руксуса ставить ментальную защиту на себя самого оказалось не так уж трудно, хотя он всё равно чувствовал сильный рост напряжения от фантомного присутствия Нерожденных, создаваемого учителями. К слову, спектакль достаточно неказистый, но нечто большее, во-первых, запретили, а во-вторых, на это едва ли хоть кто-то осмелился.

— Молодец, Руксус, хорошо, — приговаривал Кайлус, атаковавший барьер мальчика чистой энергией Имматериума. — Только не теряй дыхание, да вот так. Дыши ровнее, всё хорошо.

Мальчик кивнул, вытер лоб, кое-как дошёл до лавки и буквально плюхнулся на неё. Ноги едва слушались его, а дыхание всё же сбилось. Нет, пусть даже это посредственная имитация, но сдерживать её натиск всё равно непросто. У Марианны и Каме, несмотря на куда лучший контроль, это почему-то получалось куда хуже.

— Как это у тебя получается? — поинтересовалась Марианна после очередных занятий. Рядом с ней сидел Горацио, который был настолько мал, что к подобным занятиям ещё не допускался. За прошедший месяц мальчик явно обвыкся в школе, но Стражи Веры и суровость обучения всё равно продолжали пугать его.

Руксус пожал плечами. Он и сам не до конца это понимал.

— Я…я не знаю, Марианна. Знаешь, после того случая…я будто бы стал меньше бояться их. Мне кажется, это самое главное в борьбе с ними — не показывать страха, который только питает их. Наставники не говорят нам этого, но сейчас я понимаю: они хотят, чтобы мы поняли это сами. Просто старайся меньше бояться их, и у тебя всё начнёт получаться.

— Легко сказать, — фыркнула девочка. — Я, знаешь ли, ещё не хочу отдавать им моё тело, разум и душу. Не заслужили.

Альберт рассмеялся, Руксус с улыбкой пожал плечами.

— Я тебе уже ответил. Меньше страха, больше уверенности. Любой трепет, который ты перед ними испытываешь — это трещина в твоей ментальной обороне, через которую они поспешат просочиться.

Не сразу, но после этих советов остальные стали лучше заниматься, однако наставники продолжали предупреждать их, что это лишь подготовка. «Лучше вам действительно никогда не встретить Нерождённых по-настоящему, ребята», сказал им как-то наставник Кайлус.

Вскоре жизнь в Кардене успокоилась, несмотря на все недавние потрясения. Здания отстраивались, умы людей вновь становились послушными. Наафалилар удержался на посту епарха, в отличие от Весконти, которого вскоре назначали в другой храм. Его место заняла исповедница Анна Горан — суровая, но справедливая женщина, далеко не так сильно старающаяся лезть в дела школы, за что Валерика была её только благодарна. Верховной настоятельнице новая ставленница Церкви в целом даже понравилась: Анна оказалась всецело преданна не столько Имперскому Культу, сколько Кредо. Её интересовали дела Империума в целом, а не Экклезиархии в частности, чего среди её служителей встречалось редко.

— Я слышала, мой предшественник постоянно совал свой любопытный нос в ваши дела.

Валерика не сдержала ухмылки. Исповедница, гордо, но невозмутимо сидевшая прямо перед ней, внушала. На вид ей где-то за тридцать, из-под шапки с длинными концами, которая больше напоминала боевой шлем, торчали коротко постриженные волосы, суровые зеленые глаза смотрят смело.

— Я не смела открыто ему противоречить, госпожа, думаю, вы сами понимаете…

— О, разумеется, — исповедница неопределенно махнула достаточно мускулистой для женщины рукой, — забудьте. Теперь всё будет иначе. Епарх ясно дал мне понять, что значит школа в масштабах не только нашей планеты, но всего сектора.

Валерика кивнула.

— Только давайте будем предельно честны друг с другом, госпожа верховная настоятельница: если у вас есть какие-то нестабильные ученики или те, кто в этом только подозреваются, то вы будете незамедлительно докладывать мне о них. Идёт?

— Вижу, с вами мне будет даже приятно быть искренней, — улыбнулась Валерика.

— Вот и славно, — Анна тоже позволила себе улыбнуться уголками губ, что выглядело достаточно неестественно для её сурового лица. — Теперь мне бы хотелось спросить: как продвигается обучение по недавно введенной программе? Осваивают ли ваши ученики новые методы борьбы с тварями Варпа?

— Конечно, но это пока что не всем даётся, госпожа исповедница. Скорее всего вы не знаете, но даже нам непросто противостоять Нерождённым. Прошёл слишком малый срок, чтобы можно было говорить о серьёзных результатах, но я по-прежнему считаю, что это правильное решение.

— Это палка о двух концах, — кивнула Анна, удобнее усевшись в кресле. Валерика подумала о том, насколько вообще удобно ходить в платье и каком-то полудоспехе. — С одной стороны они грозные враги, вызывающие у многих смертных страх. С другой, наш ужас только питает их, а боясь их, мы не можем им противостоять. Я согласна с вами, госпожа настоятельница: только преодолев эти предрассудки, мы сможем подобающим образом сражаться с нашими бесчисленными врагами. «Несущий в себе Бога-Императора никогда да не познает страха, ибо служит он оружием праведности». Священное Писание, стих 16-ый.

У Валерики в последнее время было столько дел, что она не успела ознакомиться со скудной информацией о исповеднице, однако её слова вызывали неподдельный интерес.

— Вы явно говорите со знанием дела.

— Я не всегда жила достаточно мирной жизнью, занимаясь бюрократией и надзором. Сиена и вовсе не мой дом. Вам следует знать, что родилась я достаточно далеко отсюда, и большую часть своей жизни служила сестрой Госпитальер. Не раз мне приходилось и сражаться. — Это очень заметно, подумала Валерика. Почти всё в этой женщине говорило о её душе настоящего воина. — Я бы сражалась и сейчас, на самом деле, если бы не это.

Анна немного приподняла подол белого платья, за которым скрывалась полностью аугментированная левая нога.

— Частичная несовместимость в нервных окончаниях, так что о прошлой подвижности пришлось забыть. Вы можете не поверить, но на самом деле я страшно хромаю. Мне понадобилось четыре года упорного труда над собой, чтобы научиться более-менее твёрдо держатся на этом протезе. Вот почему вы, как и все окружающие, не замечаете моего увечья.

Валерика всё больше и больше восхищалась этим несгибаемым человеком. Ни за чтобы на свете она не подумала, что у Анны протез — так твёрдо и уверенно она вошла к ней в кабинет.

— Как видите, я достаточно честна с вами, — продолжила исповедница, — но это отнюдь не лесть и не попытка как-то угодить вам. Просто я так привыкла: на войне бойцы очень быстро учатся доверять друг другу, если хотят выжить. Может здесь, на своей достаточно мирной планете вы об этом никогда не думали, но каждый мир Империума, без исключений находится на линии фронта. Только нашему Владыке, Вечному Богу-Императору известно будущее, но быть может, завтра на Сиону нападёт неведомый враг, и нам всем придётся встать плечом к плечу. Увы, я часто видела, как внутренние противоречия съедают нас изнутри, а плата всему — жизни защитников человечества. Будем же относиться к нашему долгу со всей самоотверженностью.

Валерика вновь кивнула, задумалась. Исповедница заметила эту перемену в лице, но виду не подала, застыла в терпеливом ожидании.

— Следуя нашему договору, и мне следует быть честной с вами. Все ученики этой школы мои собственные дети, и я готова на что угодно ради них. На всё, что вообще находится в моих силах и пределах моей власти.

Анна смерила её взглядом, вот только Валерика не смогла до конца понять, каким. Из-за уважения к исповеднице она так же воздержалась от любого ментального воздействия.

— Да, я читала о вашем во истину уникальным отношением к детям-псайкерам. Однако не мне вам напоминать об устоях Империума, на которых он держится уже тысячи лет. На всё милость Владыки. Однако могу вас заверить, что сама заинтересована в том, чтобы школа выпускала как можно больше учеников. Вокруг наших границ смыкаются враги, верховная настоятельница. Война уже стучится в наши двери. Боюсь, для нашего сектора пришли последние мирные годы, если не месяцы.

— Так, о чем же ты хотел поговорить?

Они сидели во внутреннем дворе школы. Стоял достаточно приятный, теплый денёк, без туч и прохладного ветра. Каме остановил свою коляску правее скамьи, на которую уселся Руксус. Над их головами приятно шелестела листва, сквозь которую едва пробивались солнечные лучи.

— Буду честен, Руксус: о том, что ты пудришь Марианне и остальным мозги. Они ведь верят тебе, а ты льёшь яд лжи им в уши.

Каме смотрел очень серьёзно, если не сердито. Руксус очень редко видел своего обычно спокойного, отзывчивого брата таким.

— О какой лжи идёт речь?

— Ты сам должен понимать.

Руксус покачал головой, что рассердило Каме ещё больше.

— Я о мнимой свободе, которую ты обещаешь остальным! Неужели ты ещё не понял, наивный глупец, что это всё это лишь твои детские мечты?! Мы родились в этой клетке, Руксус, и в ней же и умрём, хочешь ты этого, или нет. Уж за всё время, проведенное здесь, ты должен был осознать, насколько бессмысленны твои слова, сколь наивна твоя мнимая борьба. Мы всегда будем их игрушками, брат, что бы ты там ни говорил и как ни корчил из себя героя.

Руксус вновь покачал головой. Насколько сердит был Каме, такое же спокойствие демонстрировал юный Вилморт.

Действительно, прошло уже почти два года. На Сиене всё так же спокойно, как было всегда на его памяти, жизнь шла своим чередом. День ото дня он учился контролю над своей огромной силой, достигая в этом деле определённых успехов.

С появлением исповедницы Анны Горан в стенах школы жизнь для простых учеников стала проще, ибо Стражи Веры перестали быть такими агрессивными и заносчивыми, став действительно лишь охраной, но пленниками молодые псайкеры от этого быть не перестали.

Медленно шли целые месяцы. К жизни заключённого, всеми презираемого и ненавидимого псайкера-мутанта Руксус привык, но не смирился. Частенько он садился возле окна по вечерам, когда дневные занятия уже заканчивались и яркое солнце Сионы клонилось к горизонту, — и смотрел на Кардену далеко внизу. Тропу, ведущую к школе, давным-давно отремонтировали, однако ученикам спуск по ней был заказан. По несколько часов мальчик мог неотрывно смотреть на неё, как изредка проезжают по её поверхности «Носороги» или простые грузовые машины, везущие в школу новых псайкеров или провизию.

Иногда к нему присоединялась Марианна.

— О чем думаешь? — заботливо спрашивала она тогда.

Мальчик невольно отворачивался от окна.

— О свободе.

— Как-то…расплывчато звучит, если честно.

— Знаю. — Его взгляд вновь обращался к городу. — Я думаю о том…что очень быстро забыл, что это такое. Вкус свободы перебила горечь рабства. Я осознаю, что мечтаю о том, о чём уже не имею ни малейшего представления. Это так странно.

Когда наступали дни редких праздников (чаще всего религиозных, разумеется), Кардена особенно шумела жизнью, и радостное эхо от празднеств, льющихся по городу, эхом поднималось к холмам, словно немым напоминанием псайкерам о том, что их не считают людьми. У них нет права спустится вниз и радоваться праздникам наравне с остальными. Тогда Руксус думал, что там сейчас ходят его мама и младший брат. Интересно, думают ли о нём, вспоминают?

Изредка, примерно раз в четыре месяца они приходили к нему, но диалог у них не строился, получался достаточно мрачным, почти вымученным. Руксус видел, как маму раздирают внутренние противоречия, но он был не в силах их развеять. Да и нужно ли это, на самом деле? Мальчик был благодарен за то, что она сохранила в себе любовь к нему, и хотя бы навещает его — подобной радости была лишена большая часть обучающихся псайкеров. Велмин относился к старшему брату чуть лояльнее, и продолжал всей душой сочувствовать его нелёгкой судьбе.

— Ты как, братец? — спросил он однажды, когда мать отлучилась в уборную.

— Как видишь, Велмин, — Руксус пожал плечами, чуть улыбнувшись. — Немного свыкся. Знаешь, в последнее время стало даже чуть легче, — он едва заметно кивнул в сторону стоявших рядом Стражей. — Но к местной кормёжке и мыслям о грядущем будущем привыкнуть невозможно, буду честен.

Руксусу претила мысль жаловаться брату, казаться слабым в его глазах, поэтому он вовремя замолчал, но Велмин сам всё понял. Он протянул смуглую ладошку сквозь решётку, которую старший тут же схватил. Страж, разумеется увидевший это, решил промолчать, но мальчик чувствовал на своём затылке его острый, недовольный взгляд.

— После потери папы нам стало куда тяжелее, — почти прошептал Велмин, — но это никогда не сравнится с тем, что обрушилось на тебя, братец. Знаешь, маме тяжело, и она немного корит и тебя в том, что случилось, но…

— Я знаю, братишка, ни слова больше. Не надо. Коль я оказался презренным мутантом, маму теперь бережёшь ты, понял? Будь сильным. Ты моя родная кровь, и я в тебе уверен. Ты справишься, Велмин.

Несмотря на слова брата, младший едва не плакал, ещё крепче вцепившись в теплую ладонь Руксуса.

— Я…я не знаю, что сказать, брат, но хочу, чтобы ты знал: мы с мамой всегда будем любить тебя.

— Знаю. Именно это и придаёт мне сил, Велмин. Вспоминая вас, я чувствую себя увереннее. Но тебе следует уяснить кое-что, — он сурово посмотрел прямо в глаза младшему брату, — я псайкер, и вернутся к вам у меня не получится, как бы я того не хотел.

Велмин опустил взгляд, едва борясь с волнением. Через минуту вернулась мама.

Всё это пронеслось в голове Руксуса, и он поднял спокойный, решительный взгляд на Каме.

— А что предлагаешь ты, Каме? Смиренно склонить голову перед теми, кто охотится на наших братьев и сестёр, словно на диких зверей? Посмотри на себя и послушай, что ты говоришь, брат: сдаться на милость тем, кто убил Сару. И пусть ты злишься, но я слышу страх в твоём голосе.

Каме яростно закачал головой. Выглядел он так, словно был готов вцепиться в друга.

— Глупая, эгоистичная бравада! Тоже мне, герой! Прекрати размышлять задницей и подумай хоть на секунду о других.

Руксус вперил в него вопросительный взгляд.

— Думал ли ты хоть раз, что Марианна или Альберт, наслушавшись твоих наивных речей, разделят судьбу Сары? Или тебе на самом деле плевать, что их ждёт, и ты хочешь свободы лишь для себя?

Это испытание терпение Руксуса уже не прошло.

— Я скорее умру сам, чем причиню им вред, — сквозь зубы процедил он.

— Ты уже этим занимаешься, слепец. Хватит, смирись, не надо никого поднимать на бессмысленную борьбу. Мы не победим Империум, Руксус, пойми это уже наконец.

Всего на мгновение Руксус почувствовал желание согласится с Каме, но в следующую секунду перед ним возникли образы Ионы, Илиота и Сары. Присутствие последней он будто бы почувствовал почти физически. Ему показалось, что погибшая сестра мягко тронула его за плечо. Мальчик дёрнулся, лицо его на краткий миг исказил страх, но затем он странно улыбнулся.

— Боюсь, льву и человеку никогда не понять друг друга, брат. Они убили Сару и Иону, отправили на верную гибель многих других, ненавидят нас, презирают, и хотят нашей смерти. Мой долг — отвечать им тем же. Это наше бремя, Каме, и наша вечная борьба. Хочешь — сломайся под его тяжестью, твоё право, но я всегда буду их врагом.

— Ты просто перечёркиваешь всё то, чего добивается для нас госпожа Валерика! Тебе и на её старания плевать? Думаешь, она хочет знать, что под её крылом вырос враг Империума…

— Не смей трогать леди Валерику, — процедил сквозь зубы Руксус. Теперь настала его очередь выглядеть так, словно он вот-вот броситься в драку, но позволить упоминать в таком ключе имя своей спасительницы он не мог. — Ты слеп, Каме. Она тоже раб этой прогнившей системы. Ты не видишь, как она страдает, но я чувствую это. Ей было бы куда проще воспринимать нас как марионеток без души и чувств, но она каждый день страдает ради нашего общего блага. Думаешь, испытывая такие муки, ей не хотелось бы добиться свободы?

— Это всё равно недостижимая мечта.

— Тем более велика её жертва. В следующий раз трижды подумай, прежде чем таким тоном упоминать имя этой великой женщины. — Руксус встал. — Я не стану, по крайней мере открыто, осуждать твой выбор, брат, но можешь даже не пытаться склонить меня на свою сторону.

— Ты просто эгоистичный глупец…

— Лев и человек, Каме. Даже проведя рядом друг с другом всю жизнь, они могут не достичь понимания и уж тем более согласия. Мне больно видеть твоё раболепие, но от этого ты не перестаёшь быть моим братом. А теперь пойдем. Скоро ужин.