Сухой Бор

Глава одиннадцатая

Расчеты Голохвастов сдал на два дня позже установленного срока. Сделав выборочную проверку, Белозеров убедился, что выполнены они приблизительно, на глазок. Некоторые мастера указали в заявках придуманные цифры.

— Я вижу три беды, — сказал Белозеров Голохвастову. — Вы не приучили людей к точности в выполнении распоряжений — раз. Люди не верят, что от заявок будет какой-либо толк, — два. Вы не дали себе труда вникнуть в расчеты и, несмотря на то, что они потолочные, сдали их мне для обеспечения строительства — три. Если я организую работу по вашим заявкам, все расползется, как гнилое полотно. Не могу понять, что это — нежелание или неумение работать? Будем считать последнее, сужу по Спецстрою.

— Белозеров! — В светлых глазах Голохвастова было бешенство. — Если я оставлен на ТЭЦ выслушивать твои содержательные рассуждения, то я на них плевать хотел, понял?

Белозеров несколько секунд с интересом рассматривал породистое лицо Голохвастова. Они сидели в прорабском вагончике, за окном привычно сыпал мелкий серый дождь.

— Понял, — спокойно сказал Белозеров. — Обещаю прекратить рассуждения, как только люди начнут всерьез заниматься делом. А теперь — конкретно. Заявки я вам возвращаю, а вы верните мастерам, дайте им еще сутки и скажите, что новые я принимать буду сам. Согласны?

Голохвастов молчал. Он сидел, уперев локти в колени, и снизу вверх исподлобья смотрел на Белозерова.

— Ладно, будем считать, что согласны, и перейдем к практическим делам. — Белозеров взял с полки книгу чертежей, развернул лист «Котельный цех. Фундаменты главных котлов». — В машинном цехе фундаменты готовы, начинается монтаж. В котельном — конь копытом не ударил. Проектный расчет — залить фундаменты за два месяца, а нам через три месяца велено дать ток. Какой вывод? Вывод один — залить фундаменты за две недели.

Голохвастов кивнул, в его светлых чуть навыкате глазах появилось удовлетворение.

— Бред, — сказал он. — В клеточку.

— Ага, одна клеточка голубая, другая розовая... — Белозеров похлопал ладонью по книге чертежей. — Здесь расчет на две смены. Мы будем работать в три, ускорение на тридцать три процента. Три недели в кармане. Остальные возможности надо найти.

— Найди. Там тоже не дураки сидят. — Голохвастов имел в виду проектировщиков. — Все, что можно, выжимают.

— Василий Васильевич, пожалуйста, не сердитесь. Знаете, почему Спецстрой при вас не выполнял план? Хотите, скажу? Вы не учили людей думать, искать. И сами не искали — вот главная беда. Указано в типовом проекте: крыша багажного отделения — черепичная, вы и ждете, когда вам дадут черепицу. А ее даже не планируют Сухому Бору...

— Отпусти ты меня, Белозеров, — тоскливо сказал Голохвастов. — Не мучай себя и меня, а?

— Нет! Человек — не перекати-поле. Беритесь за дело. Начните с заявок, через сутки мы должны иметь точный расчет потребной рабочей силы и материалов по каждому цеху и отделению ТЭЦ. Послезавтра начнем верстать сетевой график. Все!

Белозеров надел плащ, вышел из вагончика и пошел к главному материальному складу.

Полукилометровый корпус главного материального склада был окружен бесконечными рядами ящиков и контейнеров. На пропитанных влагой досках чернели, краснели, зеленели изображения звериных голов, шестеренок, елочек, крестиков — знаки зарубежных фирм и отечественных предприятий. Под разгрузкой стояло несколько железнодорожных платформ. Белозеров придержал шаг, наблюдая за тем, как гусеничный кран, покачиваясь от натуги, снимает с платформы очередной контейнер. Один из грузчиков, здоровяк с мокрым от пота чубом, крикнул Белозерову:

— Чего лупишься-то? Скоро склад достроите?

— Скоро. Месяца через два, потерпи, друг.

— Кормите обещаниями! — с сердцем сказал грузчик. — Гибнет добро!..

Он пошел за плывущим в воздухе контейнером, а Белозеров направился в ближнюю секцию склада. Секция была огромная, она не имела перегородок, лишь две шеренги колонн подпирали с обеих сторон выбеленный потолок. Вдоль стен тянулись металлические леса, на них работали девушки. Цех освещали мощные лампы, и Белозерову издали было видно, как девушки медленно вращают наконечниками пневмокраскопультов, покрывая серую поверхность стены белым известковым раствором.

— Здравствуйте, Алексей Алексеевич!

От лесов подходил Эдик Дерягин, высокий худощавый юноша в синем комбинезоне, испачканном краской.

— Сорок минут потеряли, не было колера. С Матюшиной разругался, а что толку? Завтра то же самое будет. — У юноши было разгоряченное лицо, и рывок головы, которым он швырнул назад русые волосы, был полон внутреннего кипения. — Сделайте вы ее диспетчером, Алексей Алексеевич, не бойтесь. Обойдемся без мастера, еще лучше будем работать, честное слово, ну?

— Не наступай на меня, Эдик. То, что ты предлагаешь, может быть, по всей стране еще никто не пробовал. Дай подумать.

— Ясно же все, Алексей Алексеевич! Посмотрите на экран, сплошь красный и синий цвет. — Эдик увлек Белозерова к большому деревянному щиту, стоявшему на ножках с крестовинами у стены, кивнул на лист ватмана: — Всего-навсего один треугольник остался, это о чем-нибудь говорит?

Белозеров выхватил взглядом жирно закрашенный черный треугольник в ряду красненьких кружочков и синеньких четырехугольничков — перевел глаза влево, нашел в столбце фамилию: Ядрихинская.

— Капа? — удивился он. — Что она натворила?

Эдик не успел ответить, высокий девичий голос пропел:

На верхнем ярусе лесов отплясывала полная светловолосая девушка в ярко-зеленом комбинезоне.

На всех четырех ярусах девушки стояли, глядя на Белозерова с Эдиком. Некоторые из них пристукивали каблучками, подпевая светловолосой.

Эдик сложил ладони рупором, крикнул:

— Ядрихинская, прекрати сейчас же!

Но Ядрихинская не послушалась, продолжала петь;

Эдик засмеялся, махнул рукой.

— Поди сладь с нею!..

С лесов спустилась тоненькая девушка с темным пушком на верхней губе, придававшим ей детскую миловидность, сказала Белозерову:

— Он напрасно это нарисовал. — Девушка ткнула пальцем в черный треугольник на ватмане. — Капа работает не хуже других.

— Если ты считаешь, что пропуск занятий в школе ничего не значит, можешь рисовать ей кружочки, — понижая в ироническом тоне голос, сказал Эдик.

— Ладно, я скажу вам... — Девушка вздохнула, покачала маленькой головкой с гладко зачесанными назад волосами, показывая, что поступает плохо, но иного выхода у нее нет. — Любовь у Капы, ясно?

Эдик приподнял плечи, выражая недоумение.

— Что это за любовь, если человек должен бросить школу?

— Вот у нее такая любовь, Эдик. — Девушка говорила спокойно и уважительно, но Белозеров чувствовал в ее голосе твердость. — Потом Капа выведет на свое, а сейчас ей надо школу временно бросить, понял?

— Надежда, ты звеньевая или адвокат нарушителя? Ты соображаешь, что говоришь?

— Соображаю, Эдик. Капа вынуждена, он ее ревнует. К подругам, к школе. Потом она будет учиться. Вместе с ним. Она и его заставит.

— Идиот какой-то!

— Он не идиот, но он не такой, как ты или я. Надо нарисовать ей четырехугольник, Эдик. Порядок ведь какой? — Надя обращалась к Белозерову. — Нет замечаний у члена бригады — напротив его фамилии рисуем красный кружочек. Если было небольшое замечание — рисуем синий четырехугольник. А вот когда брак или опоздание на работу — ну, тогда уж черный треугольник! За что же Капе-то треугольник? Обидно это!

Эдик взглянул на Белозерова, колеблясь.

— Присоединяюсь к Кучкаревой, — сказал Белозеров.

— Ладно, будь по-вашему, — уступил Эдик.

Все время, пока Надя разговаривала с Эдиком, маляры наблюдали за ними, и Белозеров понял, что то, о чем она просила бригадира, важно не только для нее и для Капы, это важно для всей бригады. Когда Надя взяла в руки кисточку и тюбик с краской, по лесам пронесся вздох облегчения.

— Да, сила этот твой экран немалая, — оценил Белозеров и заговорил о том, что привело его на главный материальный склад: — Твоя бригада переводится на ТЭЦ-два, Эдик. Секцию постарайся закончить за два дня. Если не успеешь — оставим одно звено здесь, а остальные на ТЭЦ.

— Успеем. — Эдик почувствовал по тону Белозерова, что произошло что-то важное.

— Я мог бы найти людей и на других объектах, но мне нужно показать Голохвастову, что такое настоящая бригада и как она должна работать. Учти это, Эдик!

— Будьте спокойны, не подведем.

Эдик полез на леса. Белозеров зашел к мастеру. Матюшина сидела за столиком, на котором стояло зеркало, и все у нее было в лучшем виде, хоть в ресторан приглашай: глаза и брови подведены, губы подкрашены, на длинных тонких пальцах розово переливался перламутр. Белозеров бережно подержал ее пальцы в руке, пригласил пройти вместе с ним к Ядрихинскому.

— Скучно, наверное, вам. Дел немного, с утра часа на полтора да вечером на час, — посочувствовал Белозеров. — Может быть, перевести вас в диспетчеры? Будете собирать у бригадиров заявки на материалы, организуете своевременный завоз — вам веселее, делу польза...

— Вам виднее. Мне все равно.

Они перешли во вторую секцию, точь-в-точь такую же, как и первая, и работали здесь тоже маляры.

— Ядрихинский здесь? — спросил Белозеров.

Матюшина показала рукой на второй ярус. Белозеров окликнул бригадира, попросил спуститься.

Ядрихинский, невысокий, узкоплечий, с реденькой щеточкой усов под вздернутым носом, поздоровавшись, сразу же пожаловался на мастера:

— Не обеспечила колером. Кто за простой платить будет?

— Свое получите, — сказала мастер. — Не беспокойтесь.

— За счет государства? А виновата-то ты, — язвительно сказал Ядрихинский и почесал щетину на подбородке. — За счет государства все горазды платить!

Лицо мастера покрылось красными пятнами.

— Не виновата я ни в чем! Сама ездила за краской, а там очередь, ждала.

— Раньше надо было ехать, не пришлось бы ждать, — смягчая тон, сказал Ядрихинский и обратился к Белозерову: — Лексей Лексеич, просьба: мы секцию заканчиваем, можно перейти в четвертую? Там простор, а в третьей сплошь клетухи.

— Ну да, опять Эдику что похуже, каждый раз так, — запротестовала Матюшина. — Где выгоднее работа, там Ядрихинский, где хуже — Дерягин!

— У Эдика девчонки из общежития, а у меня семейные, кому нужнее заработать? — Ядрихинский ожидал поддержки от Белозерова.

— У меня насчет вашей бригады другие планы, — сказал Белозеров.

Он намеревался и эту бригаду перевести на ТЭЦ-два. У Ядрихинского иной подход к людям, чем у Эдика, все построено на материальном интересе, но работает бригада не хуже. Пусть голохвастовские строители выбирают себе для примера любую, лишь бы дело получше шло.

Выслушав Белозерова, Ядрихинский пообещал:

— Представим все в наилучшем виде, не сумлевайся, Лексеич. — И заторопился на свое рабочее место. — Все у тебя?

— Еще одно, извините, Калистин Степанович, — задержал его Белозеров. — Если я заберу у вас мастера, в нарядах не напутаете?

— Это что? Кто материалами будет обеспечивать, если мастера нет?

— Вот я и хочу сделать мастера диспетчером по материалам. Пусть у нее одна забота останется — обеспечение всех бригад.

— Разумно! — подхватил Ядрихинский.

Отпустив бригадира, Белозеров тут же объявил Матюшиной, что диспетчером она назначается на ТЭЦ-два.

«Если Шанин узнает об этом, мне, конечно, достанется, — думал Белозеров, стоя на дороге в ожидании попутного грузовика. — Ладно, отговорюсь тем, что я использую предоставленные мне права его зама», — решил он, усмехаясь. Белозеров не принимал всерьез шанинского заявления о широких полномочиях строителя ТЭЦ-два, хотя управляющий и объявил о них на планерке. Не принимали их всерьез и другие работники, особенно монтажники. Монтажные участки входили в другие тресты и даже другое министерство, и их начальники не считали для себя обязательными распоряжения не только руководителей строительных участков, но, случалось, и самого Шанина. К начальникам монтажных участков и направлялся сейчас Белозеров, чтобы договориться о совместной работе.

Монтажные мастерские размещались в приземистых зданиях неподалеку от цехов комбината подсобных предприятий. Выпрыгнув из кабины грузовика, Белозеров направился в мастерскую энергомонтажа. Он прошел по длинному помещению, освещенному электрическими лампами, с любопытством понаблюдал, как в пролете рабочие осторожно взламывали деревянные ящики с деталями. Зайдя к Лещенку, Белозеров спросил, что с ними делают после того, как очистят от солидола. Лещенок не понял вопроса, на его интеллигентном лице с черной бородкой отразилось удивление.

— Простите, в каком смысле? — спросил он, но тут же ответил, не дожидаясь разъяснения: — Складывают снова в ящики и везут к месту монтажа. Вы это хотели узнать?

— Именно это, — подтвердил Белозеров. — А если собирать детали в узлы, а уж потом вывозить?

— Какая разница? — Лещенок пожал плечами. — Важен результат, а результат будет тот же.

— Как смотреть. На ТЭЦ-два надо смонтировать четыре котла; если собирать детали из россыпи — это сколько же понадобится времени?

— За полгода, я полагаю, соберем, — не задумываясь ответил Лещенок, не понимая, куда клонит Белозеров.

За полгода!.. А в их распоряжении три месяца на все: на заливку фундаментов, монтаж, подвод систем, опробование и доведение агрегатов до проектной мощности!

Белозеров изложил свой план. Надо начать в мастерской сборку узлов всех четырех котлов. Как только фундаменты будут готовы — а они будут готовы в течение трех-четырех недель, — вести установку узлов в три смены. Котлы должны быть смонтированы в месячный срок.

— Прошу прощения, но это из области ненаучной фантастики, — флегматично сказал Лещенок. Все было так, как и предвидел Белозеров.

— Рано или поздно предположения фантастов становятся реальностью, — возразил он. — В данном случае это следует сделать немедленно — время не ждет.

Белозеров ожидал, что Лещенок выскажет возражения по двум позициям: расчет сделан без учета выходных, а людям полагается отдыхать — первая; участок ведет монтажные работы по другим объектам, кто позволит прекратить работы — вторая.

Белозеров не ошибся. Лещенок сказал, что людей мало, а ждать пополнения нужно месяцы, ничего не выйдет. Это разногласие Белозеров уладил, пообещав дать своих людей. На второе возражение он ответил, посмеиваясь:

— Вы слышали указание Шанина неукоснительно выполнять мои требования, касающиеся. ТЭЦ-два? Вот я и требую поставить ваших людей на ТЭЦ-два. Что вас смущает?

— Представляете, что после этого начнется? Скандал! — Лещенок колебался.

— А я так рассчитывал на вас! — с горечью воскликнул Белозеров. — Уж вам-то, казалось бы, не надо объяснять, что такое для нас ТЭЦ-два.

Лещенок встал за столом, его узкое лицо, удлиненное бородкой, было торжественно-решительным.

— Ладно, Алексей Алексеевич! Как говорится, кто смел, тот и съел! — И тут же усомнился: — Неужели съедим?

— Обязательно съедим, — заверил Белозеров и поблагодарил: — Спасибо вам.

Он вышел от Лещенка почти счастливым: приобрести такого союзника! Из всех цехов электростанции котельный вызывал наибольшую озабоченность Белозерова. Теперь гора с плеч свалилась. Если начальники других монтажных подразделений окажутся такими же сговорчивыми, как Лещенок, то он, Белозеров, может считать, что дело наполовину сделано.

Однако его удачи на Лещенке начались, на нем и окончились. Начальник Электромонтажа Бекасов, седой краснолицый старик, прервал Белозерова на полуслове: «Фронт работ есть? Нет? Будет — тогда приходите». А когда Белозеров начал говорить о предварительном монтаже узлов, Бекасов порекомендовал ему не лезть не в свое дело. «Как я буду собирать оборудование — узлами или нитками — моя забота», — сказал он и прекратил разговор. У Бекасова был не участок, а монтажное управление, довольно крупное, поэтому он позволял себе не церемониться с руководителями ранга Белозерова. Белозеров ушел от него с испорченным настроением.

Выйдя на дорогу, Белозеров остановился в раздумье. «Что же делать? Если я буду уговаривать каждого монтажника, сколько на это уйдет времени! И не каждый на уговоры поддастся, судя по Бекасову. Нет, это не метод. Самым разумным было бы собраться всем вместе и поговорить, но ко мне монтажники не явятся. Попросить помощи у Трескина? Шанин запрещает своим заместителям, в том числе и главному инженеру, отрывать начальников участков от работы в дневное время, а вечером они к Трескину не пойдут. Обратиться к Чернакову? У него своих дел под завязку. Скорее всего, Чернаков по обыкновению отправит меня к управляющему. Тогда уж, может быть, лучше идти прямо к Шанину?»

Дождь перестал накрапывать, теплый ветер разогнал тучи, проглянуло солнце, начало припекать. Белозеров снял синий суконный берет, расстегнул куртку, медленно двинулся по асфальтовому тротуару, положенному в двух метрах от бетонной дороги.

Он миновал домостроительный цех, на другой стороне дороги стоял барак с вывеской у двери: «Комбинат подсобных предприятий». Контора Корчемахи. «Если боишься ошибиться — посоветуйся с умным человеком, — любит повторять Корчемаха, хотя и добавляет к серьезному афоризму шутку: — А делай все равно по-своему — чужим умом живут только дураки». Белозеров повернул к конторе. Он не разговаривал с Корчемахой после того, как принял ТЭЦ-два, и хотел узнать, как тот расценит его смелость. Скорее всего, выругает, но, может быть, и подскажет что-нибудь дельное.

В конторе директора не было. Белозеров разыскал его в арматурном цехе. Корчемаха менял землю в горшках с кактусами. За его спиной под присмотром девушек-арматурщиц стучали электросварочные автоматы, склеивая из проволоки металлическую сетку. В пролете стоял электрокар, и электрический подъемник укладывал на платформу стопку сеток. Рабочие катили к лебедкам проволочные катушки. Расхаживал с важным видом мастер, молодой человек в теплой нейлоновой куртке, точно такой же, какая была на Белозерове. Он-то и показал Белозерову на Корчемаху, небрежно кивнув головой в ту сторону, где у окна стоял директор.

Корчемаха весь ушел в работу — брал горсть серой земли из стоявшего у ног ведра и высыпал на подоконник, подсыпал черного торфа из другого ведра, размеривал и сгребал в горшок, осторожно приминая пальцами вокруг корней кактуса.

Кактусами были уставлены все окна. В простенках стояли кадки с фикусами и пальмами, и Белозеров остро позавидовал Корчемахе, и мастеру, и рабочим, что вот они смогли превратить свой внешне неказистый цех в оранжерею, а ему и его строителям, вечно кочующим с одного объекта на другой, об этом можно только помечтать. «Глазу приятно, воздух чище, производительность выше... Умница Яков Карпыч!» — думал Белозеров, стоя позади Корчемахи, не решаясь отвлечь его от дела.

Тот сам обернулся, — наверное, почувствовал взгляд Белозерова, — обрадовался:

— Золотко! — От избытка чувств он даже обнял Белозерова. — Удивляетесь, что садовничаю тут? Ага, ага, сбежал из конторы, спрятался! Трясу горшки и думаю, как жить дальше. Нету жизни, нету!.. «Бетон, Корчемаха, дай. Железобетон, Корчемаха, дай». Все дай и дай. А чтоб дать, надо где-то взять. То и делаю сейчас — изобретаю, где взять...

Белозеров рассказал о своей заботе. Корчемаха, выслушав, вместо сочувствия и совета начал ругаться, размахивая толстыми руками.

— Кто вас тянул в этот хомут? Весь Сухой Бор ахает: или он с ума сошел, этот Белозеров? Взялся пустить ТЭЦ за три месяца!

— Вы же знаете, Яков Карпыч, срок установил Шанин, — попробовал остановить его Белозеров.

— Шанин! Шанин! — звенел рассерженным тенором Корчемаха. — Повесьте меня на кабель-кране у Свичевского, если Шанин сам верит в этот срок! Шанин с вами играет как с котенком, а вы ушами хлопаете. Ой, дурень! Ой, дурень!

— Мне нужно это. Вы представить себе не можете, как нужно, Яков Карпыч! Шанин дает мне материалы по потребности. Вы слышите: по потребности?! Я мечтаю об этом с института. Поверите ли, не могу спать. С того дня, как принял ТЭЦ, ложусь в постель и вместо сна считаю, сколько людей надо поставить на бетонирование фундаментов котлов...

— Дите! Чистое дите, — пробормотал Корчемаха.

Он подозвал мастера, и втроем они унесли в крохотную кладовку удобрения и остатки земли.

Белозеров с удивлением отметил, что ключ от кладовой Корчемаха положил к себе в карман. Тот угадал его мысли, спросил:

— Вы знаете, что кактусу нужно? Нет? А я знаю. Они у меня в цехе растут быстрей, чем в Кара-Куме. Недоудобришь — желтеет, переудобришь — желтеет. Это целая наука, Алексей Алексеевич! Поглядите, какие красавцы! Не арматурка, а ботанический сад. — Они вышли в пролет, Корчемаха остановился, горделиво развел руками. — Где вы еще такое увидите на стройке? Нигде! Из-за этой зеленой фантазии арматурщики дают по две нормы в смену!

— Элемент научной организации труда, — пошутил Белозеров.

— Может, и элемент, — сказал Корчемаха. — Только такой элемент, с каким никогда не опозоришься. Не то что с вашим.

Он снова начал кричать:

— Вы с ума сошли, если хотите жаловаться на Бекасова! Когда вы приходите просить у меня того-сего сверх нормы, почему я не отказываю? Да потому, что хорошо к вам отношусь! А если б относился плохо? Шиш с маком! То же с Бекасовым. Сегодня пожалуетесь, а потом три года будете плакать. И еще неизвестно, как примет вашу жалобу Шанин. Он с монтажниками цапаться не очень-то любит. А как Бекасова заставить на вас работать, надо подумать. Думайте вы, и я тоже пошевелю мозгами. Видите мое «дахау»?

В полусотне метров от арматурного цеха, из которого вышли Белозеров и Корчемаха, раскинулся временный полигон железобетонных изделий. Над продолговатыми холмами из желтых опилок, похожими на силосные бурты, клубился густой белый пар.

— Ни в плане, ни в фонде зарплаты этого крематория у меня нет, а пришлось соорудить, потому что, Корчемаха, железобетон дай. Как и вы, не сплю ночами, только думаю не о том, сколько людей поставить, а как людям платить, чтобы за фонд не выскочить. Выскочу — премия долой. Меня самого рабочий класс в тот крематорий отправит.

Они расстались. Корчемаха пошел на полигон, Белозеров вернулся на дорогу. У газетной витрины, стоявшей на обочине тротуара, он остановился. Его внимание привлек репортаж, напечатанный в городской газете. «В Сухом Бору, на кондитерской...» — так он назывался. Автор репортажа А. Энтин хвалил строителей кондитерского цеха за дружную работу, называл фамилию Белозерова. «Исправляют ошибку, — усмехнувшись, подумал Белозеров, — спасибо!» Он пробежал глазами по подписям других статей. Подписи Д. Волынкиной нигде не было, удивился: зачем ему это?

Сзади чей-то негромкий приветливый голос сказал:

— Здравствуйте, Алексей Алексеевич!

Белозеров обернулся, на тротуаре стоял Скачков.

— Виктор Иванович! Добрый день! — Белозеров отошел от витрины, пожал ему руку. — Что за нужда ведет к Корчемахе?

— А без нужды. Смена у меня вторая, вот и пошел бродить по Сухому Бору, да и забрел сюда... Возьмете, так с вами пойду.

— Я на ТЭЦ-два. Если хотите, пожалуйста.

— Тем более, если на ТЭЦ-два! — обрадовался Скачков. — Сколько разговоров об этой ТЭЦ-два, что просто невозможно не посмотреть.