Сухой Бор

Глава восемнадцатая

После работы Белозеров занял очередь на прием к Шанину. Людей в приемной было много, и он решил сходить в универмаг. Нина просила посмотреть, нет ли в Сухом Бору детских шубок. Универмаг размещался в большом двухэтажном здании в пяти минутах ходьбы от управления треста. Белозеров прошел по торговым залам. Шубок в продаже не было.

На город опускалось прозрачное предвечерье. Солнце зависло между верхушками труб ТЭЦ-один и ТЭЦ-два. Подожженные его лучами облака ало полыхали, казалось, в небе неторопливо клубятся огнища пожара.

Белозеров остановился у окна и смотрел на огненные облака, на теплую зелень деревьев в сквере, на людей, которые шли по улице. Вдруг он заметил Волынкину. Она стояла неподалеку от входа в универмаг вполоборота к Белозерову, профиль лица казался незнакомым, свободный в талии плащ, в котором он никогда не видел Дину, скрадывал линии ее фигуры. Он не сразу узнал Дину, ему подсказало, что это она, что-то неподвластное сознанию. Ему захотелось, чтобы Дина повернулась к нему лицом, и она, словно выполняя его желание, повернулась. Ее взгляд скользнул по первому этажу, остановился на двери. Белозерова Дина не заметила.

Она кого-то ждала, этот кто-то был в магазине.

— Привет передовому строителю! — К Белозерову подошел Волынкин. Узкое лицо с румяными овалами на скулах было покровительственно-добродушным. — Какие проблемы решаем? Вид, понимаешь ли это, как у мыслителя Вольтера!

— Здравствуй, Дмитрий Фадеевич, — поздоровался Белозеров. — Вольтер, насколько я знаю, не был склонен к лирическому созерцанию, а я предаюсь именно этому занятию: любуюсь облаками.

— Ладно, не будем компроментировать Вольтера, — бодро согласился Волынкин. Белозеров отметил, что он сказал «компроментировать». — Спустимся с облаков на землю. Как у Спецстроя с планом? Полугодие, квартал, месяц? Все сделал?

— Думаю, да.

— Почему так нетвердо? Не похоже на Белозерова! Белозеров вздохнул, покосился в окно. Дины там уже не было.

— От моего Спецстроя скоро останутся рожки да ножки, — сказал он. — Половину бригад раздергал: кого перевел на ТЭЦ, кого отдал монтажникам. Людей мне трест подбросил, но неподготовленных, пока выучим да сколотим новые бригады, будет туго. План мне сейчас делает ТЭЦ-два, без нее я бы горел.

— Другие уже горят, если еще не сгорели. — Волынкин озабоченно покрутил головой. — Плохо, брат! Плановики дали предварительную сводку за июнь. Дела аховые, отстаем. Шанин рвет и мечет, приказал включать в отчеты по участкам все, что можно. План, понимаешь ли это, должен быть! Так что ты еще живешь, милок, если тебя ТЭЦ выручает. Пустишь-то скоро? Говорят, сорвешь срок? Или нет?

— Если вы поможете, не сорву. — Белозеров усмехнулся: предпостройкома не любит, когда к нему обращаются за помощью.

Как и следовало ожидать, Волынкин насторожился.

— Чего надо-то?

— Переходящее знамя постройкома для лучшей бригады, строящей ТЭЦ-два. Присуждение раз в неделю.

Волынкин просветлел, но все равно возразил:

— Это зачем же так часто? Хотя бы раз в месяц, что ли!

— Эффект не тот. У меня темпы!

— Ладно. Но документы будешь готовить сам. Что в документе главное, знаешь?

— Содержание, надо полагать?

— Подпись, милок, подпись! — Волынкин покровительственно похлопал Белозерова по плечу. — Ты принесешь проект постановления, а я подпишу. Была бумага — стал документ. Вручай знамя, кому хочешь! Ну, бывай здоров, Вольтер!

— Мне тоже пора идти, — сказал Белозеров.

Но Волынкин, словно не слыша его, протянул руку, и Белозерову пришлось ее пожать. Они попрощались, но не расстались. Волынкин шел впереди, а Белозеров позади. Белозеров думал о том, что сейчас увидит Дину, — он в течение всего разговора ни на секунду не забывал о ней. Он понял, что она ждет своего мужа, должна быть где-то здесь, — и заволновался, даже замедлил шаги: может быть, ему лучше побыть в магазине, пока они уйдут? И в этот миг он ее увидел. Дина стояла у лестницы и смотрела на него.

Волынкин что-то сказал жене, наверное, пригласил идти, потому что сам сделал шаг к выходу.

Однако Дина осталась на месте. Дождавшись, когда Белозеров подошел, она скороговоркой сказала ему: «Здравствуйте», — и лишь после этого направилась к двери. Но теперь остановился Волынкин; ему хотелось посмотреть, с кем жена поздоровалась. Увидев Белозерова, он нехотя улыбнулся и решил их познакомить, хотя не мог не знать, что Дина встречалась с Белозеровым на ТЭЦ-два.

— Супруга моя, — проговорил он, обращаясь к Белозерову; жене сказал: — А это наш работник, начальник Спецстроя.

Волынкина протянула руку:

— Дина.

— Алексей, — назвался Белозеров, — мы ведь знакомы... — добавил он.

— Да, да, — подтвердила Дина, краснея.

— Спасибо за «круглый стол». Так вы хорошо описали беседу, — проговорил Белозеров.

— А помогло? Лучше стали работать монтажники? — Дина оживилась. Его слова дали ей возможность оправиться от смущения.

— Да, многие хорошо работают. Неплохо бы теперь об этом написать.

Ему показалось, что Дина обрадовалась предложению, но принять его медлила.

— Если понадобится помощь — звоните, — сказала она наконец. — А хвалить пока подождем.

— Мы опаздываем, — напомнил Волынкин с беспокойством.

Дина, кивнув Белозерову, пошла к выходу.

«Она не хочет приезжать, — думал Белозеров, идя по переулку. — Но у нее уже нет и той холодности, которая была, когда мы увиделись на пляже... Как она ко мне относится? Догадывается о чем-нибудь или нет?»

В приемной управляющего осталось двое — Шумбуров и Свичевский. Очередь Белозерова была за Свичевским.

— С нуждами? — спросил Шумбуров, когда Белозеров сел на стул, и, не дожидаясь ответа, назидательно сказал: — Правильно, с нуждой надо идти сюда, Трескин не поможет. Теперь, кажется, и вы это понимаете?

Видимо, Шумбуров был не прочь продолжить разговор о Трескине. Белозеров такого желания не испытывал, но ничего не ответить было бы бестактно, поэтому он нехотя отговорился:

— Смотря какая нужда. С одной надо идти к Шанину, с другой — к Трескину. — И в свою очередь спросил: — Вы тоже по делу? Или личное?

— К Шанину без дела не ходят, — выговаривая каждый слог, сказал Шумбуров и неторопливо почесал проплешинку на брови.

— Я имел в виду: может быть, в отпуск проситесь? Лето ведь, — уточнил Белозеров. «Одно удовольствие — поговорить с тобой, — подумал он. — Такой веселый товарищ!»

— Отпуск — это тоже дело, — с прежней назидательностью ответил Шумбуров. — Но у меня другое: хочу припросить линейного персоналах Рабочих на участке все больше, а прорабов и мастеров столько же.

Смотреть за людишками некому, спросить не с кого. А в результате план трещит... — Шумбуров, угрюмо сдвинув свои полторы брови, пошел в кабинет Шанина, из которого только что вышел посетитель.

— У вас тоже плохо с планом? — спросил Белозерова Свичевский. Он лихорадочно листал блокнотик. — У меня июнь семьдесят процентов! Если Шанин не скорректирует — не знаю, что и будет!..

— Да почему всего семьдесят? — спросил Белозеров с беспокойством, он и сочувствовал начальнику Биржестроя, и досадовал, что тот сработал июнь так плохо. — Причина какая?

— Миллион причин! — с горячностью воскликнул Свичевский, выпрямившись на стуле, затем по-стариковски сгорбился, устало махнул рукой. — Не идет, и все тут!.. — Он снова уткнулся в блокнот.

Спустя несколько минут из приемной вышел Шумбуров, застегивая поношенный брезентовый плащ.

— Представьте себе, Шанин обещал подбросить мне мастеров! Вот что значит знать, к кому идти! — В его густом голосе звучало самодовольство.

Шумбуров ушел. Из приемной в коридор выскочил Свичевский.

— Не ходи! — посоветовал он Белозерову, — пытаясь попасть и не попадая рукой в рукав плаща. — Он сегодня зверь, а не человек!

Белозеров помог Свичевскому одеться и пошел к двери кабинета.

Указав на стул за зеленым столом, Шанин сказал:

— Пожалуйста.

В его голосе еще слышались резкие нотки, но на лице не было ни малейшего признака недавней бури.

Белозеров попросил утвердить Матюшину в должности диспетчера — он не сказал о том, что уже давно решил ее судьбу. Его беспокоило, как бы Шанин, узнав об эксперименте, не учинил ему разгром за «самовольничанье»: нарушать штатную дисциплину управляющий никому не позволял.

— Это вы о той девушке, которая занимается на ТЭЦ-два снабжением? — уточнил Шанин; он, оказывается, все знал! — Я не стал вмешиваться, когда узнал о вашем очередном «новшестве», поскольку дал вам широкие полномочия на ТЭЦ, но думаю, что вы торопитесь. Вы ведь считаете, что уже можно целиком полагаться на сознательность рабочих и вводить чуть ли не самоуправление, так? — Шанин достал из стоявшего за спиной ящика, разделенного на ячейки, папку с наклейкой: «Производительность труда». — На стройке двадцать два процента работающих не выполняет норм выработки. На отдельных работах еще больше — двадцать четыре. Это в условиях, когда мы имеем мастеров.

— Это ни о чем не говорит, — возразил Белозеров. — В бригадах Дерягина и Ядрихинского, которые вела Матюшина, нет рабочих, не выполняющих норм. И таких бригад на стройке немало.

— С Матюшиной, раз уж вы решили без меня, оставьте как есть, но в принципе эти ваши идеи для Сухого Бора не подходят, — пропустив его слова мимо ушей, сказал Шанин. — Для тех строек, где опытные, устойчивые кадры, — может быть, а нам — рано. Советую выбросить из головы.

Не получил Белозеров поддержки от Шанина и по второму пункту своего разговора — относительно Бекасова.

— Надо ли нам навязывать Бекасову свою волю? — спросил Шанин с сомнением. — Вы на него наваливаетесь: делай не так, а вот так, но ведь он специалист, понимает, как надо вести монтаж! Пусть работает, как считает нужным. Что еще?

Белозеров помедлил: может быть, не стоит говорить о Голохвастове? Разговор с Шаниным не получается, не испортить бы и последнее дело. Однако решился.

— Я могу перевести его от вас, — сказал Шанин, выслушав Белозерова. — Я начинаю строить вторую очередь, у меня не хватает линейных работников.

— Нет, — возразил Белозеров. — Голохвастов завалил дело на Спецстрое, вы дали ему ТЭЦ-два. Здесь он себя тоже не проявил — даем новое место. Это неправильно, Лев Георгиевич. Надо воспитывать людей.

— Хорошо, напишите мне докладную, — приказал Шанин. — Я подумаю, что с ним делать. Что еще?

— Все.

Шанин молча, не вставая, протянул Белозерову руку.