Сухой Бор

Глава тринадцатая

Эдик подошел к двери, ведущей в котельное отделение, и остановился. Помещение было ярко освещено. Внизу, на нулевой отметке, монтажники выкладывали шамотным кирпичом стену ближнего котла. Скользнув по ним взглядом, Эдик поднял глаза вверх, в пустую сумеречную высоту. Скоро сюда перейдет его бригада. Надо было подумать о том, как лучше организовать здесь отделочные работы. Эдик умел работать экономно; однако с тех пор как начальником участка стал Белозеров, ему постоянно приходилось думать, как выполнить задание на день, на час, хотя бы на десяток минут быстрее, чем устанавливалось нормами.

Высота стен почти сорок метров; да тут только на установку лесов уйдет две недели! Он заглядывал в котельный не первый раз, прикидывал, примерялся, но ничего путного в голову не приходило. Вздохнув, Эдик направился к лифту, поднялся в помещение щита управления.

Девчата из его третьей смены уже работали, — стоя на подмостках, накатывали на стену валиками голубую краску.

Вторая смена ушла, лишь одна звеньевая Надя Кучкарева задержалась, ждала бригадира.

— Все в порядке, Эдик, кроме одного, — колера осталось часа на три, не больше, — сказала Надя. — Ничего нельзя было сделать.

Эдик распрямился, словно подброшенный пружиной (он расшнуровывал туфли), и закричал:

— Хорошенькое «все в порядке»! Колера на три часа, а потом что? Ну, Надежда! Ну, Надежда!

— Дослушай меня, Эдик. — Надя говорила спокойно, лишь игравший на щеках густой румянец выдавал ее волнение. — Нашу заявку колерная удовлетворить не смогла. В двенадцать ночи обещал подвезти. Чего кричать?

— Сразу сказала бы, тогда бы и не кричал, — успокаиваясь, проговорил Эдик.

— Я сразу и сказала.

— Ладно. Иди отдыхай.

Эдик взял валик, залил в ванночку краску и, поднявшись на подмости, включился в работу. Одно удовольствие накатывать стены. Опускаешь валик в краску, быстро поднимаешь вверх и, плотно прижимая к стене, катишь вниз. Остались пролысины? Надо прокатить еще раз. Пролысины получаются, если краски на валике мало. Но стоит начать елозить валиком на одном месте, производительность сразу падает. Поэтому очень уж экономить краску — себе в убыток. Опять же, нельзя окунать валик в краску слишком сильно: заляпаешь весь пол, а она, краска, денег стоит. Надо уметь взять ее на валик ровно столько, чтобы не стекала на пол и не было пролысин.

Руки Эдика отточенными движениями погружали валик в ванночку до незримой отметки, полосы краски ложились на стену ровные, блестящие, без крапинки пролысин. Капа Ядрихинская, работавшая рядом, прицокивая языком, приговаривала: «Ай да молодец наш бригадир! Самородок. Кому-то такое золотко достанется?» Самой Капе достался Ласавин, веселый рыжий бетонщик с железнодорожных объектов. Как у Капы идут сердечные дела, так она и малярит. На прошлой неделе рассорилась с милым — весь пол уляпала краской.

Время от времени Эдик посматривал на часы: стрелки приближались к двенадцати. Эдик уже не мог сосредоточиться. Когда в шахте, постукивая, шел на подъем лифт, ему казалось, что это поднимают колер. Но лифт проходил выше, и у Эдика внутри все обрывалось.

В половине первого Эдик положил валик на подмость и соскочил на пол. Заглянул в бочку с колером — его оставалось на час работы, не больше.

— Капитолина, я спущусь к мастеру, — сказал он.

Внизу перед входом в лифт стояла Надя Кучкарева. Увидев ее, Эдик остолбенел.

— Надежда?!

— Я, — подтвердила Надя. — Ну, что ты смотришь на меня как на привидение? Я была сейчас в колерной. Пришла со смены, привела себя в порядок и решила туда сходить. Пришла, а там темно. На энергопоезде что-то случилось. Колерщики собираются по домам. Я говорю: подождите. Села на попутную машину и к тебе. Ждать они будут час, потом уйдут. Что будем делать?

— Пойдем, — сказал Эдик.

Он зашагал к вагончику, где находился дежурный мастер. Лифонин спал, положив голову на скрещенные на столе руки, вывернутое вбок лицо озаряла улыбка.

— Маму видит, — съязвил Эдик.

Лифонин проснулся. Выслушав Надин рассказ, он почесал заросший длинными волосами затылок, зевнул.

— Если нет энергии, что я могу поделать? Двигайте, ребята, спать.

— Не пойдет, Коля, — сказал Эдик. — Надо сделать энергию на колерную.

— Сделай. — Лифонин застегнул ворот красной рубашки. — Ты все можешь, вот и сделай.

— Я бы на твоем месте поехал на энергопоезд, — сказал Эдик. — Если ток есть у нас, значит, он может быть и в другом месте.

— Железная логика, — похвалил Лифонин. — Только дежурному мастеру не разрешается оставлять объект.

— Но хоть позвонить на электропоезд ты можешь? — выходя из себя, закричал Эдик.

— При условии, что со мной будут говорить нормальным тоном, — отрезал Лифонин. — Не хватало еще, чтобы каждый... орал на мастера!

— Ну-ка, уймитесь! — приказала Надя. — Подеретесь, чего доброго... Эдик, может, нам позвонить Белозерову?

— Сами еще ничего не сделали! Пойдем, Надежда! — скомандовал Эдик.

Выйдя из вагончика, Эдик и Надя побежали к проходной. Когда проходная осталась за спиной, Эдик вдруг рассмеялся.

— Интересно, а при коммунизме идиоты будут?

— Наверное, — предположила Надя.

Эдик остановился.

— Электриками я займусь один. А ты, Надя, лови попутную машину и отправляйся в колерную. Держи колерщиков, пока не дадут энергию.

— А если не дадут?

— Дадут, — твердо сказал Эдик. — Не могут не дать.

Разыскав дежурного инженера, — он сидел в крошечной, не больше пассажирского купе, комнатке, — Эдик изложил ему цель своего визита. Инженер, высокий молодой брюнет с впалыми щеками, изредка отрывал взгляд от висевших перед ним на щите приборов, чтобы посмотреть, на нежданного ночного посетителя, и снова впивался в них глазами.

— Все понял, — сказал он, когда Эдик кончил. — Из колерной мне уже звонили. Ничего нельзя сделать.

— Я не из колерной, а с ТЭЦ-два, — уточнил Эдик. — И если нельзя, значит, пока ничего не поняли.

— В помещение дежурного посторонним заходить воспрещается, мой золотой, — сказал инженер. — Потому что дежурному запрещено заниматься вещами, не имеющими прямого отношения к исполнению им служебных обязанностей. Но я сделаю небольшое отступление от инструкции, чтобы объяснить, почему ничего сделать нельзя. Видите вот тот прибор величиной с суповую тарелку? — спросил инженер, кивнув на манометр в верхней части щита. — Обратите внимание на стрелку. Она на красной черте. Вы знаете, что это значит? Какое у вас образование?

— Я учусь в нашем заочном на третьем курсе, — сказал Эдик. — Что такое «на красной черте», знает каждый семиклассник.

Инженер на несколько секунд оторвал взгляд от приборов, внимательно посмотрел на Эдика.

— Допустим. Теперь мы должны уяснить, почему стрелка дрожит на красной черте. Вы о теории вероятности представление имеете?

— Безусловно, — подтвердил Эдик.

— Современный четырехмоторный самолет не теряет способность лететь, даже если три двигателя у него выйдут из строя. По теории вероятности аварии из-за двигателей у него исключены. Трудно предположить, чтобы все четыре мотора вышли из строя одновременно, даже три из четырех. Вы согласны?

Эдик с готовностью кивнул. Сейчас важно было расположить к себе дежурного.

— Тем не менее, вопреки теории вероятности, из четырех энергоблоков нашего поезда три вышли из строя. И я дрожу, как эта стрелка: четвертый выдержит или нет? Вы меня поняли?

— А почему вышли из строя сразу три? — спросил Эдик.

— Поезд давным-давно надо останавливать на капитальный ремонт, но нельзя, нужна энергия. — Инженер достал из пачки сигарету, прикурил от окурка, сказал: — Идите, мой золотой, спать. Спасибо за то, что поболтали со мной.

— Вы очень интересно рассказываете, — изобразив на лице предельно восторженную улыбку, похвалил Эдик дежурного. — Только уйти ни с чем мне нельзя. Вы сами убедили.

— Как так? Я, кажется, убеждал вас в обратном.

— Мы рвемся на части, чтобы скорее пустить ТЭЦ, — сказал Эдик. — На вашем энергопоезде далеко не уедешь, теперь и я это вижу. Моя бригада отделывает щит управления, это что-то вроде вашей дежурки, только побольше раз в сто. Через два дня мы должны отделку закончить. Но если вы не дадите энергию на колерную — не закончим. Задержится монтаж приборов, оттянется пуск. Как же я могу уйти от вас ни с чем?

Инженер развел руками.

— Я бессилен что-либо сделать, как бы ни хотел, — вздохнул он. — Скоро начнет работать ваша ТЭЦ? Мы ее пуска ждем, как манну небесную.

— Будем простаивать — откуда же скоро? — сказал Эдик со злостью из-за напрасно потерянного времени.

— А я слышал, вы там чудеса творите, — печально проговорил инженер. — Столько разговоров! Научная организация, сетевой график... Значит, липа?

— Удивительное дело! — воскликнул Эдик. — Все думают, что достаточно разграфить кусок фанеры и все пойдет как по маслу — сетевой график действует! А по графику надо работать. Ра-бо-тать!

— Но ведь для ТЭЦ-два людей, материалы, все на свете дают без ограничения? Или это неправда?

— Я прошу вас выделить немножко энергии для колерной. Можете вы это сделать?

Дежурный не ответил — он подался всем корпусом вперед, рука легла на цепочку разноцветных кнопок на белой панели: на большом вольтметре в центре щита стрелка медленно отходила влево. Потом она, вздрогнув, остановилась и двинулась назад. Инженер вынул из кармана платок и промокнул проступившие на лбу капельки пота.

— Это ответ на ваш вопрос, — сказал он. — Блок на пределе.

— Это ответ и на ваш вопрос, все ли нам выделяют, — в тон ему проговорил Эдик. — Мы тоже постоянно на красной черте... А что там произошло? — он кивнул на прибор.

— Включался дополнительный потребитель. На питании сейчас ремонтно-механический завод, арматурный цех, завод железобетонных изделий и ваша ТЭЦ-два. Кто-то пытался пустить крупный электромотор, хотя мы всех предупредили: новые мощности не подключать.

— Нам надо очень немного. — У Эдика вновь проснулась надежда. — В колерной два небольших моторчика. Если отключить ненадолго ремзавод, то... — Он замолчал, просительно глядя на дежурного.

— То завтра мне придется искать новую работу, — закончил инженер.

— У нас был случай, — сказал Эдик. — Корчемаха оставил без бетона все участки, чтобы удовлетворить ТЭЦ-два. И ничего, работает.

— Очень сожалею. — На лице инженера было искреннее сочувствие. — Вы мне симпатичны, но помочь ничем не могу. Сейчас на ремзаводе изготавливают детали для аварийных энергоблоков, к утру их надо пустить, иначе остановится все строительство. Простой вашей бригады по сравнению с этим, знаете!.. Я не имею права остановить ремзавод, даже если выйдет из строя четвертый энергоблок. Мне разрешено пустить дизеля, а вы говорите: отключить!..

— Дизеля? — переспросил Эдик. — Какие дизеля?

— Дизель-генераторы. Неприкосновенный энергетический резерв Шанина. — Видя недоумение на лице Эдика, инженер пояснил: — Шесть отличных новеньких машин, сверкающих медью и лаком, стоят неподалеку отсюда. Здание опечатано, ключи хранятся в сейфе у главного энергетика. Он может дать указание включить дизель-генераторы, но лишь в чрезвычайной ситуации.

— Значит, если главный энергетик прикажет пустить дизель, вы будете обязаны выполнить?

— Вы хотите попросить главного энергетика об этом небольшом одолжении? — сыронизировал инженер.

— Совершенно верно, — подтвердил Эдик. — Спасибо за идею.

— Рад служить, мой золотой.

С проходной промплощадки Эдик позвонил в город, на квартиру Белозерова.

— Я попробую, — сказал Белозеров. — Жди моего звонка у Лифонина.

Когда Эдик явился в вагончик, Лифонин сидел с поднятой телефонной трубкой в руке.

— Пришел Дерягин, — сообщил он в трубку и протянул ее Эдику. — Тебя.

— Все в порядке, Эдик, — сказал Белозеров. — Главному энергетику как раз нужно было проверить один дизель под нагрузкой. — Он помолчал, добавил: — Между прочим, шуметь об этом на всех перекрестках не обязательно. Помнишь, я тебе говорил о Корчемахе?

— Выговор за бетонирование фундаментов котлов?

— Вот именно. Разрешение на дизель — это одолжение не мне с тобой.

— Я понимаю. Они сами говорят, что ждут нашу ТЭЦ, как манну небесную.

— Совершенно верно. Спасибо за настойчивость, Эдик. — Белозеров положил трубку.

Эдик подмигнул Лифонину — зло на него уже прошло — и выскочил из вагончика. Стоя в машинном отделении в ожидании лифта, Эдик с тревогой подумал: «А ну, как девчонки израсходовали весь колер и разошлись по домам?»

Но все было нормально, девчата спали. Одна Капа бодрствовала.

— Долгонько, бригадир. Не к милой ли бегал? — с ехидцей спросила она. — А где колер?

— Скоро привезут, — сказал Эдик, доставая из кармана пиджака бумажный сверток с бутербродами. — Хочешь? Ну, тогда поспи. Я разбужу, когда привезут.

Спустя час он стоял на подмости, ритмичными движениями прокатывая валик по стене. Полосы колера ложились ровные, блестящие.