Сухой Бор

Глава двенадцатая

Когда Дина приехала из Сухого Бора и рассказала о том, какие выводы из статьи о ТЭЦ-два сделал Шанин на планерке, журналисты поняли, что получили от управляющего Бумстроем очередной щелчок по носу. Энтин считал, что редактор должен пойти в горком и пожаловаться на Шанина; нельзя же так обращаться с газетой! Однако Иван Варфоломеевич не решался. «У этой плети семь хвостов, и неизвестно, сколько достанется на нашу долю, — сказал он. — Шанин ведет себя неправильно, но и мы допустили просчет». Исправляя этот просчет, он принял меры к реабилитации незаслуженно обиженного Белозерова — ускорил опубликование репортажа Энтина о строительстве автотрассы Сухой Бор — Рочегодск.

А вскоре редактор встретился на сессии городского Совета со Скачковым, с которым с давних пор поддерживал дружеские отношения, и услышал от него последние сухоборские новости: начальнику Спецстроя поручили пустить за три месяца ТЭЦ-два, но Белозеров опасается, как бы его не подвели монтажники.

Вернувшись с сессии, редактор пригласил к себе Дину и велел, не откладывая, ехать к Белозерову.

— Насколько я понял, Белозерову приходится туго, — пояснил он. — Форсированный пуск ТЭЦ-два — это и наша забота.

Дина выехала в Сухой Бор утром. У дверного проема в котельный цех ТЭЦ-два она встретила старого знакомого Манохина. Бригадир сидел на штабеле досок у стены, попыхивая трубкой. Похоже было на то, что бетонщик опять страдал без дела.

— Загораете, не подвезли материал? — спросила Дина, подстраиваясь тоном голоса и словечком загораете под возможное критическое настроение Манохина.

— А уж вторые сутки загораем, товарищ Волынкина, всей бригадой. Раньше у Голохвастова загорали без работы, а теперь горим на работе. Ни минуты передыху!

Из проема выбежал молодой смуглый рабочий, крикнул:

— Манохин, в цех давай! Щит ставить начинаем!

Молодой рабочий исчез. Манохин торопливо встал и зашагал к проему, говоря Дине на ходу:

— Вы к Белозерову идите, он все расскажет.

Дина пошла к вагончику. Из открытой двери доносился голос — она узнала несильный глуховатый голос Белозерова. Он с кем-то разговаривал, — стало быть, находится в вагончике не один — это почему-то обрадовало Дину. Однако она ошиблась: Белозеров говорил по телефону. Когда Дина вошла, Белозеров приподнялся, кивнул ей рукой, показал на скамью и тут же снова сел, плотнее прижав трубку к уху.

Дина решила, что он обрадовался: при ее появлении у него словно вспыхнули глаза, — но вскоре ей начало казаться, что ему нет до нее никакого дела. Он кого-то о чем-то просил, ему отказывали, он убеждал, что отказывать ему нельзя, потому что люди больше суток не вылезали из котельного цеха и сотворили чудо.

— Это тот момент, когда решается самый главный вопрос, — кричал Белозеров, — будут мне верить люди или нет, вы понимаете? Если они мне поверят, то будут выкладываться, чтобы пустить ТЭЦ за три месяца. И я ее пущу, вы понимаете? Психологический перелом. Не выйдет — я сгорел. Или — или, вы понимаете? Отдайте распоряжение и приезжайте сюда. Шанин через вашу голову не отменит, не его стиль. Или сюда приедет, или к себе вызовет, тогда будем отбиваться вдвоем.

«Он забыл обо мне, — думала Дина, слушая разговор, — бетон да бетон. А что же я? Я для него не существую...»

— Вы недовольны тем, что я так долго говорил? — спросил Белозеров, кладя трубку. — Извините меня, но это был очень важный для меня разговор. Может быть, самый важный за всю жизнь.

Дина почувствовала, что краснеет: «Заметил! Понял!..»

— Ну, что вы... — пробормотала она.

— Звучит громковато? — Он улыбнулся. Дина перевела дыхание: он говорил о другом. — Ведь если я сейчас потерплю фиаско, мне придется поднять руки.

— Не спешите, — посоветовала она. — Поднять руки никогда не поздно.

— О, я вижу, вы решили взяться за дело! — воскликнул Белозеров и засмеялся. — Если так, мне не страшен серый волк.

Дина поняла вдруг: его шутливое настроение связано не только с выпрошенным бетоном, но и с тем, что она находится в конторке.

— Редакции стало известно, что у вас осложнения с монтажниками. Расскажите, пожалуйста, что произошло. Мы хотим вам помочь.

— Будет статья? — уточнил Белозеров.

— Да.

— Тогда я молчу.

— Почему?

— Вы ведь слышали запрет Шанина.

— Ах, да! — Дина была раздосадована. — Значит, я приехала напрасно?

Белозеров помолчал, раздумывая. Ей показалось, что он колеблется.

— Вы можете написать о другом. И Шанин будет не в претензии, я думаю, — посоветовал он со скрытым сожалением.

— А что такое?

— Это лучше видеть, — сказал он.

Они вышли из вагончика, направились к ТЭЦ.

— А как с сетевым планированием? — вспомнила Дина. — Видно, не до него стало после того, как вам ТЭЦ-два передали?

— Что вы, наоборот! Я потому и взялся достроить ТЭЦ, что могу вести работы по «сетке», — возразил он. — Мы можем взглянуть на сетевой график, если хотите.

— Еще бы!

Белозеров рассмеялся.

— Даже так?

На стене машинного цеха висел большой щит из фанеры, выкрашенный в голубой цвет, и на нем на разных уровнях чернели кружочки, через которые, то опускаясь, то взмывая вверх, проходила красная линия. В кружочках ярко желтели цифры, а между кружочками неровными лесенками зеленели рубленые строки текста. Сверху было написано: «Комплексный укрупненный сетевой график строительства и монтажа ТЭЦ-два».

— Не картина Репина, конечно. Взгляните сюда. — Белозеров показал на край щита, где было написано: «Котельный цех». — Видите, в кружочке цифра семь? Это означает, что графиком предусмотрено котлован под фундамент котлов вырыть за семь дней. А мы сделали быстрее — за шесть. За шесть, представляете?! В машинном цехе на котлован затратили почти месяц. — В его голосе звучала гордость. — Сейчас начнется бетонирование. Я как раз туда и веду вас, в котельный цех.

Они вошли в огромное, пахнущее глиной и сырыми досками помещение. Посередине его зиял котлован, в глубине которого черно блестела вода.

— Котельный по-прежнему очень сильно отстает от машинного цеха, и нам надо ликвидировать разрыв. Как? Решение подсказал вон тот дядя. — Белозеров показал глазами на Манохина. — Он, между прочим, Берлин брал. — Белозеров улыбнулся. — Так вот, дядя изготовил опалубку не в котловане, как это обычно делается, а на поверхности. Пока копали котлован, успели и с опалубкой. Сейчас ее начнут устанавливать, вон щит поднимают на тросах.

Манохин и еще один рабочий, тот молодой, который выбегал звать его с перекура, завели тросы под новый щит. Молодой, задрав голову, пронзительно свистнул. Вверху из кабины подферменного крана высунулась лохматая голова, кивнула, тросы натянулись, щит рывком поднялся и, потрескивая, поплыл над котлованом.

Манохин взметнул вверх узловатые руки и закричал:

— Не рви, не рви ты там, в душу, в пресвятую богородицу!.. — Куда девалась его медлительная степенность.

Крановщик, не слушая его, споро катил кран, подводя к месту. Но Манохин продолжал ругаться; наверное, так ему было легче переносить напряжение ожидания, не сорвется ли щит с тросов. Когда подняли следующий щит и он тоже начал потрескивать, все внутри напряглось и у Дины. Это состояние у нее прошло лишь после того, как рабочие уложили последний щит.

Затем появились два самосвала с бетоном. Они въехали в цех задним ходом, девчонка в голубой косынке — Дина не заметила, откуда она взялась, — взмахом красного флажка остановила сначала одну, потом другую машину у среза котлована, железные кузова вздыбились, и бетон посыпался вниз. Самосвалы ушли, на ходу опуская пустые кузова, и через несколько секунд появилась другая пара, потом третья, четвертая, пятая... Казалось, кто-то невидимый управляет их движением, так размеренно они появлялись.

Дина поделилась этим впечатлением с Белозеровым.

— Да? — Он повернулся к ней; у него было счастливое лицо. — Спасибо.

— За что?

— О, вы даже не представляете, что для меня все это значит! — Он помолчал, наблюдая, как в цех вползают новые самосвалы. — Я вам говорил, как быстро нам удалось вырыть котлован, а теперь мы положим бетон в считанные дни. В считанные дни, вы понимаете? Если, конечно, ничего не случится...

— А что может случиться?

— Возможно, вы это увидите, — нахмурившись, сказал он. — А вот и предвестник такой возможности. — Белозеров кивнул на Корчемаху, выбиравшегося из кабины самосвала.

— О, Дина Александровна! — воскликнул Корчемаха, переводя дыхание. — Какими судьбами? Давненько вас не видел! А вы, оказывается, еще умнее, чем я предполагал! — отвалил он комплимент Белозерову. — С такими тылами нам ничто не угрожает.

— Я тут ни при чем. Чистая случайность, клянусь вам!

— Я ничего не понимаю, о чем вы, — сказала Дина. — Не секрет?

— Не секрет, — в один голос ответили Корчемаха и Белозеров.

Дальше говорил один Корчемаха:

— Сейчас сюда приедет Шанин и будет ругать. Особенно меня. Но если представитель прессы успеет замолвить словечко в мою пользу, может, ничего и не случится.

В том же шутливом тоне Корчемаха выпытал у Дины цель ее приезда в Сухой Бор. Динины слова о том, что о заботах строителя ТЭЦ-два редактору сказал Скачков, вызвали у него особый интерес.

— Ваша работа, Алексей Алексеевич? — спросил он Белозерова. — Вы настроили героя, только честно?

— Честно: нет. Он спросил, как дела идут, я сказал, что тревожусь за монтаж...

— И вы хотите напечатать, что монтажники не понимают Белозерова? — обратился Корчемаха к Дине. — Боже вас упаси! Обозлятся, еще хуже будет. На этих ребят у нас управы нет. Надо действовать иначе.

Он выдвинул идею «завлечения» монтажников: надо их собрать за круглым столом, и пусть каждый скажет, какое содействие его участок окажет Белозерову. Беседа должна быть опубликована в газете. Монтажники не позволят, чтобы их считали болтунами, и выполнят монтаж в срок.

Дина нерешительно взглянула на Белозерова. В его смеющихся глазах было одобрение проекта Корчемахи.

— Хорошая мысль, — похвалил он. — И беседу надо начать с заявления Скачкова. Дескать, передовой рабочий, депутат городского Совета встревожен пассивностью монтажников. Это объясняется трудностями, которые они испытывают, напишете вы, тем не менее они полны желания бросить все силы на ТЭЦ.

— Они их бросят, это говорит Корчемаха! — торжественно подтвердил тот и вдруг произнес осевшим голосом: — Шанин.

За разговорами они не заметили появления управляющего. Он стоял на краю котлована, невысокий, коренастый, с заложенными за спину руками. В его фигуре не было ничего начальственного; не зная, кто он, можно было подумать, что забрел сторонний человек и любопытствует от нечего делать.

Шанин перевел взгляд в сторону и кивнул, приглашая подойти. Корчемаха отступил на шаг, пропуская вперед Белозерова и Дину. Но Шанин, когда они подошли, не удостоил их вниманием, дождался Корчемаху, сказал спокойно, без нажима:

— Вы будете иметь крупные неприятности. — Посмотрел на Белозерова, похвалил: — «Челнок», неплохо.

После этого он пожал Дине руку, спросил ее о здоровье, повернулся и ушел из цеха. Они видели, как он сел в «Волгу» и уехал. Первым пришел в себя Корчемаха, пробормотал: «Я так и знал, что схлопочу себе!» Белозеров вытащил платок, вытер лицо, шею.

— Не сумела я вас выручить, — сказал Дина. — Растерялась,

— Он не отменил, бетон наш, — проговорил Белозеров. — А что такое «челнок»?

Они гадали, что бы это могло быть, пока Корчемаха не вспомнил: какой-то «челнок» применяли на строительстве моста через Рочегду в войну, — об этом рассказывал, кажется, Свичевский; потом начали гадать, что ждет Корчемаху. Сошлись на том, что ничего с ним не случится, и развеселились снова.

...В конце дня в парткоме состоялась беседа за «круглым столом». Председательствовал Чернаков. Все произошло так, как рисовали Дине Корчемаха с Белозеровым. Начальники монтажных участков, кроме Бекасова, выразили готовность немедленно приступить к работам. Бекасов сказал, что в строительный мусор его ребята не полезут, им нужны абсолютно чистые помещения.

Чернаков попытался нажать, Бекасов вскипятился:

— Я делаю нервы. Вы можете себе вообразить, чтобы нервы собирали в мусоре?

После беседы Белозеров был обеспокоен, как бы Бекасов не сорвал пуск ТЭЦ в срок.

— Так он же и будет виноватый, а не вы, — успокоил его Корчемаха. — Что и требуется!

Белозеров промолчал.

Они все втроем подошли к редакционному «Москвичу».

— Если вы в Рочегодск, могу подвезти, — предложила Дина. — Только я ненадолго заеду к брату.

Белозеров поблагодарил и отказался: ему нужно было еще заглянуть в молодежное общежитие. Корчемаха сказал, что у него дела на комбинате подсобных предприятий.

— В таком случае сначала вас подвезем, а потом уж я поеду к брату, — сказала Дина и кивнула на дверцу. — Прошу!

— Хотел пройтись пешком, да разве откажешься! — обрадовался Корчемаха, но прежде чем сесть самому, пропустил в машину Белозерова: — Вам раньше выходить.

Дорогой Корчемаха успел рассказать пару анекдотов и попросить Дину опубликовать репортаж о бетонировании фундаментов котлов ТЭЦ-два по возможности до очередной шанинской планерки.

— Рука у него легче от этого не станет, но, может, ударит не так больно. Посовестится: газета хвалит, а он лупит.

Когда Корчемаха вышел, Дина спросила Белозерова, что за нужда ему быть в общежитии.

— Комсомольское собрание.

— У меня брат в общежитии живет.

— Я знаю, что в Сухом Бору работает ваш муж, а о том, что у вас здесь брат, я слышу впервые. Кто он?

Дина шутливо упрекнула:

— Вот как плохо вы знаете свои кадры! А ведь мой брат — ваш союзник, яростный защитник сетевого планирования! Вниманием редакции к вашей персоне вы в немалой степени обязаны ему.

— Даже так? — удивился Белозеров. — Вдвойне любопытно: кто же это?

— Эдуард Дерягин. Бригадир на вашем Спецстрое.

— Что вы говорите?! Он ваш брат? А я себя спрашиваю, где видел вас раньше? Оказывается, вы похожи на Эдика!..

— Эдик похож на меня, — поправила Дина. — Мать не может быть похожа на сына.

— Мать?

— Ну да, я ему как мать. Мы с ним вдвоем, родителей у нас нет, — сказала Дина и подумала, что не имеет права так говорить: у нее есть муж и сын. Но она не поправилась.

Белозеров не удивился ее словам и сказал так, словно у нее действительно никого не было, кроме Эдика:

— Эдик отличный парень. Я очень люблю его.

«Москвич» подъехал к общежитию. Дина и Белозеров вышли из машины, пошли к подъезду.

— Эдик живет на третьем этаже, — сообщил Белозеров; Дина кивнула — она знала это. — А мне в красный уголок, на первом... Спасибо вам за помощь, — поблагодарил он, останавливаясь на крыльце. — Приезжайте через недельку посмотреть, как монтажники будут выполнять свои обещания.

Сказано было все, что полагалось, теперь следовало открыть дверь и разойтись по этажам, но ни Белозеров, ни Дина не брались за дверную ручку. Они стояли и молчали.

«Мне не хочется расставаться с ним, и он не хочет расстаться со мной, — подумала Дина. — Как было бы хорошо, если бы он поехал сейчас в город, мы бы еще побыли вместе... А что, если я проявлю настойчивость?»

— Я буду ждать вас, — сказал он.

— Может быть, вы поедете потом, после собрания, в город? — спросила она. — Я подожду вас, если нужно.

— Мне бы очень хотелось поехать с вами, — проговорил он. — Но сегодня никак не могу. Обязательно надо заглянуть на ТЭЦ перед третьей сменой.

Он посмотрел на часы, поклонился Дине и открыл дверь.

«Если бы очень хотел — поехал бы», — думала Дина с обидой, поднимаясь по узкой лестнице. Щеки у нее пылали.

Эдик был в комнате один — стоял готовый идти на собрание, наглаженный и начищенный, словно жених.

Дина выложила на стол пирог с рыбой, который испекла специально для него, присела на минутку, пригласила на выходной в Рочегодск.

Эдик отказался: он договорился поехать с соседом по комнате, Виталием Рамишвили, недавно назначенным главным инженером Промстроя, за реку, на озера, порыбачить.

— Приеду в другой раз, — пообещал он, отламывая кусок пирога. — Не сердись, сестричка.

— Ладно, приезжай, когда захочешь, — разрешила Дина.

В машине по дороге домой Дина подвела итог сделанному за день. Она могла быть довольна собой: в блокноте у нее был репортаж о бетонировании фундамента в котельном отделении и беседа за «круглым столом». Несколько раз ее мысли возвращались к Белозерову, она была уязвлена его отказом поехать с нею в Рочегодск. «Незачем мне все это. У меня семья, у него семья. Незачем» — думала Дина, глядя через ветровое стекло в бегущий навстречу зеленый сумрак соснового леса.