Сухой Бор

Глава девятнадцатая

В редакцию пришло письмо из Сухого Бора. Прочитав его, Иван Варфоломеевич вызвал к себе Дину и молча протянул ей тетрадный лист. Дина пробежала глазами по корявым строчкам. Рабкор просил покритиковать начальника Промстроя Шумбурова, который, случается, не хочет утверждать наряды на выполненные работы, хотя главный инженер Рамишвили их подписывает. В результате старательные рабочие получают такую же зарплату, как и те, кто отлынивает от работы. Два руководителя не могут договориться, а страдает дело: на участке плохо организован труд, многие бригады простаивают из-за несвоевременного завоза материалов. Некоторые прорабы и мастера неуважительно разговаривают с людьми — это тоже идет от Шумбурова...

— Что вы скажете? — спросил Иван Варфоломеевич, когда Дина кончила читать.

— В общем, повторение того, что я видела на ТЭЦ-два при Голохвастове, — сказала Дина. — Но надо печатать.

— Повторение и продолжение, — уточнил редактор. — Без той вашей статьи о ТЭЦ-два едва ли было бы это письмо. А вот надо ли печатать, стоит подумать. Что из себя представляют Шумбуров и Рамишвили — мы не знаем. Не дай бог промахнуться, как с Белозеровым. Изучите это дело. Когда все будет ясно, зайдите, обсудим, что делать, — печатать или послать в трест для принятия мер.

Одного из руководителей Промстроя, Рамишвили, Дина знала. Он жил в общежитии в одной комнате с Эдиком. Отличный парень, немного несдержанный, горячий, но влюбленный в Сухой Бор, в стройку. Надо посмотреть, что из себя представляет второй — Шумбуров.

Вернувшись в кабинет, Дина достала подшивку бумстроевской многотиражки: а вдруг попадется что-нибудь и о Шумбурове. Однако ничего не попалось. В заметках с Промстроя рассказывалось о бригаде Героя Социалистического Труда Скачкова, которую перевели сюда недавно, но рабочие быстро освоили и ведут кладку стен сушильного цеха ударными темпами. Другие материалы носили информационный характер. Представления о том, как начальник, прорабы руководят строительством, они не давали.

Дина просмотрела сводки о выполнении участками месячных планов — Промстрой шел ровно, из месяца в месяц — сто процентов, ни больше, ни меньше. В июньской сводке она отыскала глазами показатели Спецстроя. Белозеров выполнил план на сто два процента. Это было меньше, чем в предыдущие месяцы, но все равно больше, чем на других участках. В последней графе были напечатаны показатели выполнения июньского плана в целом по тресту. Дина взглянула на них, уже закрывая подшивку, и не поверила глазам: трест не выполнил план!

— Женя, Бумстрой провалил июнь. Вы знаете? — обеспокоенно спросила она у Ивковича.

— Не может быть! — откликнулся Ивкович. — В статье Ларионова сплошные фанфары.

Дина набрала номер инспектуры госстатистики. Увы, многотиражка не ошиблась.

— Вот так, — едко сказала Дина. — Хорош Ларионов! Пора бы вам, Женя, привыкнуть к стилю этого нашего сухоборского собкора! Пойдите в секретариат и заберите статью, — распорядилась она. — Если отправлена в набор, вернуть.

Статья Ларионова была сдана в запас. Это был обзор работ на стройке, в котором все подавалось в превосходной степени. Дина была настроена вернуть его автору, но Ивкович, готовивший обзор к набору, запротестовал, побежал к редактору. Иван Варфоломеевич поддержал его, и статья пошла в секретариат. Теперь отдел оставался без запаса, а это означало, что Дине придется на ночь сесть за стол: Ивковичу в темпе материал не сделать.

— Я возьму домой очерк о судостроителях. — Она раскрыла папку с авторскими материалами. — Творение квелое, но все же есть, за что уцепиться. В набор отправлю утром. А вы, Женя, с утра займитесь административным зданием лесозаготовительного комбината. Это будет самое красивое здание в Рочегодске, расскажите о нем читателям. Постарайтесь до обеда сделать репортаж.

— Не знаю, успею ли, — проворчал Ивкович. Он не переносил приказного тона, но выразить неудовольствие в полный голос не посмел, чувствуя себя виноватым.

Дина промолчала.

— Если не успеете, сдайте в секретариат свой портрет, Женечка, — съехидничал Энтин. — Портрет такого красавца мужчины, несомненно, украсит газетную полосу.

— Поновей что-нибудь придумайте, — посоветовал Ивкович.

Зазвонил телефон, Дина сняла трубку, услышала негромкий глуховатый голос:

— Здравствуйте, Дина Александровна. Вас беспокоит ТЭЦ-два...

Но еще до того, как услышала фамилию, Дина уже знала, что это Белозеров, — по голосу, по волнению, которое передалось ей. Боясь выдать себя, она ответила с нарочитой сухостью:

— Как же, помню. Слушаю вас.

Наверное, она перестаралась. Его голос тоже вдруг словно высох:

— Простите, мне показалось, что вы были искренни, когда предлагали помощь в случае затруднений. Видимо, я ошибся...

— Нет, нет, что вы! — не дав ему договорить, воскликнула Дина. Она испугалась, что он положит трубку, и для нее потеряло значение то, что о ней могли подумать Энтин и Ивкович. — Я сделаю все! — с горячностью пообещала она. — Мне надо к вам приехать?

— Не знаю... Пожалуй, нет, — ответил он неуверенно. — Но я хотел бы посоветоваться с вами.

— Может быть, вы приедете в редакцию? — предложила она. Если Энтин и Ивкович что-то заподозрили, то ее приглашение должно было погасить их любопытство.

— Хорошо, — согласился Белозеров. — Но я могу только после работы. Не поздно?

— Я завтра дежурю, так что, пожалуйста, можете приехать завтра, когда вам будет удобно.

Поздней ночью, кончив править очерк, Дина тихонько открыла дверь в спальню, в темноте сняла в гардеробе свои летние платья и, вернувшись на цыпочках в гостиную, разложила их на диване, обдумывая, какое из них надеть завтра. «А сделаю-ка я себя лет на двадцать! — подумала Дина, останавливаясь на «мини», которое в Рочегодске было редкостью. — И еще надо зайти в парикмахерскую — времени перед дежурством хватит».

Дина поставила утюг и погладила платье. Вернувшись в гостиную, она села на диван и вдруг подумала, что все это — ее сборы, ее радости и волнения — страшно нелепо и не нужно ни ей и никому на свете. Вот она сидит в просторной, хорошо обставленной комнате, за дверью спит близкий ей человек, пусть немолодой, но любящий ее, готовый для нее на все, в кровати посапывает сын — это ее семья, ее дом, этим она живет, и ничто другое не должно тревожить ее сердце. Не глупо ли выглядят все эти ее приготовления?

Но на следующий день, по мере того как сокращалось время, отделявшее ее от встречи с Белозеровым, она все больше думала о нем.

В четыре часа Дина могла уйти домой: сотрудник, которому предстояло дежурить по номеру, имел право на отдых перед читкой полос. Но у нее оставался недоправленным репортаж Ивковича, который следовало сдать в запас, и она не любила оставлять дело незаконченным. Дина заколебалась: что же все-таки делать? «Если готовиться к встрече с Белозеровым, то надо все отложить и бежать в парикмахерскую...» Но тут ей позвонила Валентина и спросила: «Не забыла, что сегодня день рождения Саши?» — «Конечно же, забыла! — остро радуясь вмешательству случая, ответила Дина. — У меня сегодня дежурство, но уж для Саши-то минутка найдется».

Сделав прическу — теперь уже не для Белозерова, а для Рашовых — и купив в магазине подарок, Дина зашла к друзьям. Ровно в семь она вернулась в редакцию.

Полос еще не было, и Дина решила поработать над отложенным репортажем. Дело у нее не пошло, она ни о чем не могла думать, кроме того, что вот сейчас откроется дверь и войдет Белозеров. Она попыталась представить, как это произойдет. Он поздоровается, она ему ответит и пригласит пройти. Когда он сядет, она спросит, что случилось. Белозеров расскажет ей о своих заботах, она даст совет, если сумеет, и он уйдет. Так это должно было быть.

Открылась дверь. Вошла выпускающая, молодая женщина с коричневой родинкой на верхней губе, принесла из типографии первые две полосы.

— Печатники просили не задерживать, — сказала она. — Очень просили, Дина Александровна! — повторила она, видя, что Дина медлит с ответом.

— А что такое?

— Хотим пораньше освободиться. Нам посулили машину на завтра, за черникой-голубикой поедем... Уж, пожалуйста, не задерживайте!

— Хорошо, я постараюсь, — пообещала Дина, ругая себя: явится Белозеров, что она будет делать? — Четвертая и первая полосы скоро будут?

— Скоро, скоро! — торопливо ответила выпускающая. — Через час подам!

— Хорошо, спасибо, — сказала Дина, расстраиваясь еще больше. Теперь у нее было совсем безвыходное положение.

«Придется извиниться и перенести разговор», — подумала она, и в этот момент Белозеров вошел в комнату. Дина объяснила ему ситуацию:

— Так случилось, что я должна срочно читать полосы. Право не знаю, как и быть! Заставлять вас ждать неудобно и отложить чтение нельзя. Может быть, встретимся завтра?

Белозеров молчал. Дина взглянула на него внимательнее и лишь сейчас заметила в его иссиня-серых глазах восхищение. Похоже, он даже не слышал ее слов. Она вдруг вспомнила о своем наряде, о прическе и вспыхнула.

— Проходите, пожалуйста. — Дина опустилась на стул. — Что у вас случилось?

— Когда вы освободитесь, сможете уделить мне полчаса?

— Конечно! — немедленно согласилась Дина. — Но столько ждать!

— Пустяки, — сказал Белозеров. — Вы занимайтесь своим делом, а я посижу. Можно за этим столом? — Он кивнул на стол Энтина.

Дина не возражала, он сел.

Дина начала читать полосу, но смысл того, что она читала, почти не доходил до нее. Каждую строчку приходилось пробегать глазами дважды и трижды. Белозеров сидел не шевелясь. Дине были видны крупные, бронзовые от загара кисти его рук, покойно лежавшие на столе. Поднять глаза выше она не смела, но все равно знала, что он неотрывно смотрит на нее. «Нет, под его взглядом не сосредоточиться, — подумала она. — Можно пустить такого «козла», что весь город будет ахать».

— Хотите почитать завтрашнюю газету? — нашла она ему занятие. — Это внутренние страницы. Я читаю одну, а вы читайте другую. Читайте внимательно, если заметите ошибку, сделайте пометочку. Когда прочитаем — поменяемся.

Вот теперь было хорошо. Белозеров не только не мешал, а даже помогал. Они вычитают полосы в две пары глаз, качество гарантировано.

Белозеров не пропустил ни одного «козла», во второй полосе нашел несколько лишних запятых, не замеченных Диной. «Ну да, он спокоен, а во мне все дрожит», — подумала Дина. Подписав в печать вычитанные полосы, Дина спустилась на первый этаж, где размещалась типография. Ей не хотелось, чтобы выпускающая, поднявшись наверх, увидела Белозерова. Оттиски последних полос пришлось ждать долго, но она дождалась. Когда вернулась в комнату, Белозеров что-то выстукивал одним пальцем на энтинской пишущей машинке. Он закончил печатать свой текст после того, как они вычитали четвертую и первую полосы номера, и Дина снова ушла вниз.

— Положите это куда-нибудь, — протянул он ей сложенный вчетверо лист бумаги, когда она вошла в комнату. — Прочитаете завтра, ладно?

Не поднимая глаз, она взяла лист, сунула в нижний ящик стола, под стопу черновиков.

— А теперь займемся вашим делом, — сказала Дина.

Оказалось, Белозерову по-прежнему не удавалось заставить Бекасова ускорить монтаж управляющих и распределительных устройств электростанции. Шанин в поддержке отказал. Но если в ближайшие дни не начать монтировать электрооборудование полным ходом, то пуск ТЭЦ будет сорван.

Дине было приятно, что Белозеров обратился за помощью к ней.

— Я готова немедленно ринуться в драку с Бекасовым и даже с самим Шаниным, — горячо сказала она. — Если это вам поможет.

— Вот именно, если поможет, — с необидной иронией заметил он. — Может быть, как раз наоборот. Шанин поймет, откуда ветер дует, и едва ли это кончится для меня добром.

— Волков бояться — в лес не ходить, — решительно возразила Дина. Ее волнение улеглось. Белозеров перестал быть человеком, который что-то для нее значил; перед нею сидел посетитель, ждущий помощи. — Чего вы опасаетесь?

Он усмехнулся.

— Одного: как бы мне не помешали пустить ТЭЦ.

— У вас какая-то странная логика, — сказала она. — Как может помешать то, что должно помочь? Не совсем понятно.

Белозеров нахмурился.

— Вы помните, что сказал Шанин о вашей статье, в которой упоминались Голохвастов и я? Что статья сработала лишь вполсилы, а виноваты в этом Голохвастов и Белозеров. Почему бы Шанину после опубликования вашей следующей статьи о монтаже не объявить, что у Белозерова ничего не получается и ТЭЦ-два у него надо отобрать?

— Вы думаете, он может это сделать?! — Дина была изумлена.

— А почему бы и нет? — Белозеров пожал плечами. — Ну, может быть, не так откровенно. Предлог найдется: хуже пошли дела на других объектах Спецстроя или что-нибудь в этом роде.

— Мне кажется, вы преувеличиваете. — Дина смотрела в глаза Белозерову. Она удивлялась: неужели этот заурядный человек, у которого от одного упоминания имени Шанина начинают трястись поджилки, мог заинтересовать ее? — Надо быть посмелее, — посоветовала она.

— Если дело только за смелостью, я готов. — На чисто выбритых загорелых щека Белозерова проступила краска. — Считать меня трусом, думаю, вам не придется.

«Оскорбился», — поняла Дина. Ей стало стыдно от того, что она подумала о нем плохо.

— Нет, нет, — поспешно сказала она. — Если вы не хотите, зачем же! Может быть, у вас есть другой вариант, как действовать?

Он не спешил с ответом — молча глядел в окно на тускло светившийся на противоположной стороне улицы фонарь. Дина тоже молчала, сочувствуя ему, желая помочь и не зная, как это сделать. Что она могла? Ее оружием было перо; это было сильное оружие, но сейчас оно казалось неприемлемым. В Сухом Бору пути перекрыл Шанин, он сказал «нет». И никто на Бумстрое не решится теперь сказать «да». Ей, Дине, ничего не сделать.

— Мне кажется, все сложности были бы быстро преодолены, если бы вмешался Рашов, — заговорил Белозеров. — Вы не имеете влияния на секретаря горкома? Может быть, не очень хорошо просить вас об этом, но другого выхода нет, извините меня. Рашов единственный в Рочегодске, кто способен повлиять на Шанина, как и на любого другого человека, если он коммунист и работает в городе.

— Конечно, — согласилась Дина. — Как это мне сразу в голову не пришло! И попросить Рашова для меня не составит никакого труда. Но почему вы сами не хотите к нему обратиться?

— Да это то же, что и статья в газете! Шанин уже предостерег меня, чтобы я не лез со своими трудностями к секретарю горкома, и второй раз прощения мне не будет.

— Что ж, тогда, пожалуй, действительно лучше, если вы останетесь в стороне. — Белозеров восстановил в душе Дины поколебленное уважение к себе, и она готова была принять все его заботы и все удары на себя. — Я постараюсь вас не упоминать.

Белозеров прижал руку к сердцу, шутливо-церемонно поклонился.

— Моя благодарность не померкнет в веках, Дина Александровна!

— При условии, если Бекасов начнет работать, — в тон ему добавила Дина, доставая из папки жалобу на Шумбурова. — Мне тоже нужна ваша помощь. Прочитайте, пожалуйста, это и прокомментируйте — мы должны отреагировать.

Он прочитал письмо, кивнул.

— Если люди простаивают не по своей вине, им пишут в нарядах «липу», чтобы поднять заработок. А фонд зарплаты не резиновый: если кому-то прибавил, значит, у кого-то надо срезать. Следствие плохой организации труда. Именно против таких вещей воюет сетевое планирование.

— А что из себя представляет Шумбуров как руководитель?

— Боюсь быть необъективным, — сказал Белозеров.— Не люблю этого человека.

— Все равно, я бы хотела знать ваше мнение, — настойчиво попросила Дина.

— Еще раз повторяю: могу быть необъективным, но, по-моему, это руководитель вчерашнего дня. Хватит, пожалуй?

— Хватит, — согласилась Дина. — Значит, письмо следует напечатать?

— Думаю, да. Но имейте в виду: Шанин благоволит к Шумбурову.

— А! — Дина с сердцем отмахнулась. — На вашего Шанина смотреть — печатать скоро нечего будет! — Она встала. — Кажется, все обсудили?

Белозеров подошел к вешалке, взял Динин плащ, помог ей одеться. Они вышли из комнаты молча и молча спустились по гулкой деревянной лестнице во двор. У калитки они простились. Дина не захотела, чтобы он ее провожал.