Сухой Бор

Глава тридцать девятая

Нежданно-негаданно в Сухой бор приехал Тунгусов. «На денек», — сказал он Шанину и тут же объявил, что хочет посмотреть комбинат. Не спеша прошел по объектам, оценивающе посматривая по сторонам. На обратном пути Шанин предложил взглянуть на общий вид стройки.

Они вышли из машины и поднялись на невысокий холм рядом с цементохранилищем. Панорама стройки предстала перед ними во всем великолепии. Шанин знал, что у нового человека при взгляде отсюда на комбинат захватывает дух. Блок основных цехов напоминал огромный корабль: сушильный цех представлялся полубаком, кислотная башня выглядела трубой. Корабль этот жил, из стены-борта вырывались клубы белого пара, над башней вился желтоватый газ. Левее открывалась ТЭЦ-два, ее дымок спокойно плыл в сером небе.

— Смотрится неплохо, наворочал! Молодец!

Тунгусов черкнул пронзительными угольями глаз по фигуре Шанина и снова обернулся к комбинату. Он словно сопоставлял их, управляющего и махину новостройки.

Шанину импонировало то, что начальник главного управления видел в содеянном его заслугу, хотя, может быть, это и было неправильно. Но таков был Лука Кондратьевич, он имел дело с управляющими, и если что-то делалось хорошо, то это делал управляющий, и если что-то делалось плохо, то плохо делал опять же управляющий, и Тунгусов выговаривал ему: «Ты прошляпил, ты провалил, ты не вытянул!..»

— Молодец! — повторил Тунгусов. — Дашь в феврале целлюлозу — представлю к ордену!

В другой стороне столь же хорошо виден был новый жилой поселок, вдали вставали кварталы пятиэтажных домов, но это было вдали, а поблизости, рядом с холмом, слагаясь в геометрические кварталы, стояли низенькие щитовые бараки. Их-то и рассматривал теперь Тунгусов, на его лице появилась брезгливо-снисходительная усмешка.

— Много ты нашлепал этих лежачих небоскребов, — сказал Тунгусов. — Тысячи две в них живет?

— Больше, — ответил Шанин. — Около трех.

— Лет пять будешь переселять.

— Нет, — возразил Шанин. — Это монтажники, они уедут. Попробую снести.

— Будут стоять, пока не сгниют, — заверил Тунгусов. — Попомни мое слово.

Шанин промолчал. Он и сам знал, что нужда в жилье в ближайшие годы меньше не станет: началось строительство второй очереди комбината.

— Пошли, — сказал Тунгусов.

Они спустились к дороге. У машины стоял Белозеров.

— Я больше не нужен? — спросил он.

— Нужен, — ответил Тунгусов.

После обхода блока промышленных цехов он приказал Белозерову следовать за собой и словно забыл о нем. «Тунгусов прихватил его для того, чтобы продолжить разговор о правах начальников СМУ», — предположил Шанин. Белозеров во время обхода цехов сказал, что трест по-прежнему оставляет за собой решение многих вопросов: кадровые («Мастера не могу принять или уволить»), штатные («Уборщицу в расписании предусмотреть не имею права»)... Шанин был настроен отбить притязания Белозерова, все в Сухом Бору делается и будет делаться так, как он, Шанин, считает нужным.

Тунгусов пошел пешком, кивнув водителю: двигайся, дескать, за нами. Шанин шагал рядом, Белозеров — на расстоянии в десяток метров позади.

— Как идут дела у этого твоего Белозерова? — спросил Тунгусов, будто продолжал ранее начатый разговор.

— Начальник главка любит, когда работники признают ошибки? — сказал Шанин. — Так вот, я не верил в этого человека и, похоже, ошибался. Чернаков с Рашовым настояли, чтобы его назначили начальником Промстроя. Тянет. Передовое СМУ.

— А почему не верил?

Шанин рассказал о белозеровском прожекте: предлагал работать без мастеров, сплошная сознательность, а в сущности стихия, авантюризм!..

— Хм. — Тунгусов не одобрил вывода Шанина, но и не оспорил его. — А как Белозеров сумел в передовые выйти? При Свичевском и Шумбурове у тебя на Промстрое и Биржестрое черт знает что творилось, и вдруг передовое СМУ! Это как он сумел?

— Думающий парень, теперь вижу.

— Чернаков и Рашов оказались проницательнее тебя, — сказал Тунгусов. — Ты видел одни прожекты, а Рашов с Чернаковым ум и организаторский дар.

— Рашов тоже, случалось, ошибался, — попытался Шанин защищаться.

— Если ты имеешь в виду историю с председателем постройкома, то я согласен с Рашовым. Для Сухого Бора твой Волынкин не фигура, и ты напрасно за него держишься, — резко выговорил Тунгусов. — Для руководства профкомом такой махины этот поддакиватель не годится!

Шанин пожал плечами.

— С Волынкиным я комбинат построил.

Тунгусов не отреагировал на реплику, заговорил о белозеровском предложении упразднить мастеров.

— Не такое уж это прожектерство! Смысл идеи — производственное самоуправление, и придумал ее не Белозеров, а молодые рабочие, Белозеров лишь поддержал, тебе следовало бы это знать, даже я знаю! А почему поддержал, ты не пытался понять?! Я вот пытаюсь, и любопытные мысли приходят. Самоуправление записано в Программе партии, тут оригинальности особой нет...

— Знаю, — теребил Шанин. — Но не рано ли?

— Погоди. Молодежь пытается применить программное положение так, как понимает его, вот что важно.

— Не рано ли? — повторил Шанин.

— Пусть рано, что ж. А попробовать стоит. Тебе через сколько на пенсию?

Шанин взглянул на Тунгусова с удивлением.

— Скоро. И что?

— О смене надо думать, друг дорогой. Нельзя убивать в молодежи самостоятельность. Торопятся? Пусть убедятся сами, это школа, им коммунизм достраивать. Белозеров, как видишь, сумел разобраться, что к чему, а ты нет.

— Я хозяйственник, — ответил Шанин. — Политика не мое дело.

— Хозяйство и политика нераздельны, Ленин учил, — отрезал Тунгусов. — И ты это знаешь, не прикидывайся. Кстати, не предложи Рашов с Чернаковым поставить Белозерова на Промстрой, сидел бы он у тебя сто лет на второстепенных объектах! Какого руководителя мог прохлопать! И может, не только Промстроя!..

— Как так?

— А так. Хотим его у тебя забрать, с этим я и приехал. Сняли управляющего Усть-Польским трестом, нельзя было больше тянуть. Нужно решать наконец вопрос капитально. Мы с Бабановым вошли с предложением выдвинуть Белозерова, доложили секретарям обкома, дело-то знаешь какое! Рудалев дал согласие наполовину...

— Что значит наполовину?

— Не торопись! — одернул Тунгусов. — Наполовину значит так: Рудалев поручил мне еще раз присмотреться к Белозерову и узнать твое мнение. Что ты скажешь?

— Авантюра!

Тунгусов остро взглянул в лицо Шанина, спросил:

— Можно узнать, почему?

Шанин выразительно приподнял плечи: это нуждается в объяснении?

— Спасибо, понял. — Тунгусов долго шел молча, потом проговорил: — Четверть века, почитай, знаю я тебя, Шанин...

Шанин ждал продолжения.

— И всегда ты был для меня немножко загадкой. Крупный организатор, опытный специалист и все такое, но чего-то я в тебе не понимал. А сейчас возьму на себя смелость заявить: понял.

Шанин напряженно молчал.

— Болен ты неверием в людей.

— Есть доказательства? — поинтересовался Шанин безразличным голосом.

Тунгусов знал, что безразличие его ненастоящее.

— Есть. Синев, раз.

— Так.

— Белозеров, два.

— Так.

— Ты привык верить в себя и полагаться на себя. Я слышал, ты даже запретил своим работникам давать интервью журналистам. Дикость какая! К тому, что у тебя есть, прибавить то, о чем я говорю, эх, сколь сильнее ты был бы!

— Не дано. Я человек простой.

— Брось, — посоветовал Тунгусов. — Это не для меня. Так вот, ты все-таки подумай над нашим вариантом, может, это не такая уж авантюра. Будь моя власть, я бы и раздумывать не стал. Но Рудалев хочет знать, что скажешь ты. Рудалев верит тебе, не обмани. А может, тебе Белозерова не хочется отдавать? — Тунгусов взглянул на Шанина. — Пусковой период, ведущие объекты и все такое прочее, а? Так ты скажи, мы ведь понимаем! Обещаю: пока не пустишь комбинат — не трону Белозерова. Как-нибудь перекручусь, недолго уж! Ну?

— Я не привык кривить душой, — сказал Шанин. — Я рекомендую Белозерова, я несу ответственность за свою рекомендацию. Рудалеву мое мнение нужно не для коллекции.

— Это-то верно, — согласился Тунгусов. — Рудалев не хочет ошибаться.

— Я тоже. У Белозерова за душой второстепенный участок и три месяца работы в СМУ. А ты собираешься дать ему Усть-Полье! Завалит, кто виноват? У Рудалева память хорошая.

— Ладно, я не насилую, нет так нет, — смягчил натиск Тунгусов. — А все же подумай, я подожду. Уж больно толково проявляет себя этот Белозеров! Подумай, а, Лева? — попросил он по-приятельски. — Сидит во мне вера в него! И Бабанов настроен точно так же! Не зря же это, а?

— Подумаю, — пообещал Шанин.

— Вот и хорошо, — обрадовался Тунгусов. — Взвесь все «за» и «против», поговори с ним, приглядись, может, и изменишь свое мнение... А теперь я хочу потолковать с ним самим, можешь садиться в свою «Волгу», — разрешил он и остановился, ожидая Белозерова.

— Вперед вышел, опытных начальников обогнал, как сумел? — спросил он, когда Белозеров поравнялся с ним.

— О себе говорить... — сказал Белозеров нерешительно. — Удобно ли?

— Удобно, — подтвердил Тунгусов. — Жене неудобно, а начальнику главного управления удобно и даже нужно.

— Хорошо, — согласился Белозеров, — ничего особенного. Во-первых, если что-то не клеилось, не орал, а разбирался, в чем дело, и помогал. Во-вторых, старался сохранить стабильность в организации, кадрах, методах руководства. Люди привыкают, не надо их отвлекать непрерывными новшествами.

— Противоречишь себе, братец! Стоишь за стабильность, а сам помешался на перестройках!

Белозеров ответил не сразу.

— Это разные вещи. Я против дерганья людей неизвестно чего ради. Но если перестройка назрела, если существующие формы организации устарели, перестройку надо делать.

— Если так, правильно, — одобрил Тунгусов. И без всякого перехода объявил: — Есть намерение взять тебя из Сухого Бора на другую работу, посерьезней. Как смотришь?

— Смотря что делать, — ответил Белозеров. — Если работа канцелярская, откажусь. Не люблю с бумагами возиться.

— Работа не канцелярская, — ответил Тунгусов. — Живое дело. Большое дело.

— Можно подумать. Здесь, в Сухом Бору?

— Нет, место другое. Не хочется уезжать?

— Да нет... Просто так.

— Хм! — Тунгусов пристально взглянул на Белозерова, отрезал: — Просто так ничего не бывает!

Белозеров промолчал. Тунгусов спросил:

— Как дела в СМУ? Комбинат в феврале пустите?

— Промблок и биржа к февралю будут готовы.

— Если будут — пустите. — Тунгусов удовлетворенно кивнул. — Из Лявли привет тебе, от строителей санатория.

Белозеров оживился.

— О! Как у них там?

— Подвигается. Графики твои привились. Здесь последователей много?

— Управляющий приказал внедрить на всех объектах.

— А если бы не было приказа? — Тунгусов насторожился.

— Думаю, было бы так же, — помедлив, ответил Белозеров.

— Не хвастаешь? — Тунгусов косым взглядом пристально рассматривал лицо Белозерова. — Хвастовство — шутка скользкая!

— Да причем тут хвастовство! — с досадой воскликнул Белозеров. — Я же не себе в заслугу приписываю это дело! Без графиков нельзя достроить комбинат в срок, а достроить все хотят! Вот о чем речь!

Тунгусову понравились и горячность Белозерова и его ответ.

— Значит, когда придет время, мы продолжим разговор о другой работе, — сказал он. — А пока достраивай комбинат.

Тунгусов пожал Белозерову руку и отпустил его.