Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Книжка 83 Февраль — март 1979 г.

Из рассказов Ю. М. Кагана:

О Сахарове. Андрей Дмитриевич Сахаров, сын физика Сахарова, автора школьного задачника по физике. Воспитывался в интеллигентнейшей семье. Специализировался как физик-теоретик под руководством академика Тамма. К моменту начала работ над водородной бомбой в составе группы теоретиков, которую возглавлял Тамм, попал в зону[427], где показал себя не только очень талантливым теоретиком, но и человеком большой инженерной, изобретательской сметки. Он жил в зоне много лет. Там заработал и звание академика (не будучи никогда членом-корреспондентом!), и три золотые звезды Героя.

Советская научная иерархия глазами американцев. Карикатура из журнала «Discover», август 1986 г.

Чтобы понять Сахарова, надо понимать князя Мышкина из «Идиота» Достоевского. Это человек с обострённым чувством ответственности, с обострённой совестью. Моральные терзания в связи с участием в создании ядерного оружия, которые мы приписываем лишь американцам (Оппенгеймер и др.), к счастью, не только им были присущи. Сахаров смутно чувствовал, что он обязан сделать что-то во благо человека, во благо своей страны. Абсолютно никем не побуждаемый, он пишет свои размышления (весьма наивные) — политические, экономические, социальные. В этой давней первой работе он предвосхищает многие будущие события. В разгар «холодной войны» он пишет о том, что надо прекратить конфронтацию с США, пишет о китайской угрозе, впервые среди самых неотложных проблем называет проблему охраны окружающей среды.

Андрей Дмитриевич Сахаров.

Одновременно он (по слухам!) пишет письмо Хрущеву, в котором возражает против испытаний на Новой Земле 50-ти и 100-мегатонной водородной бомбы, поскольку эти испытания смогут вызвать радиационное заражение значительных площадей. Вместо того чтобы вызвать его, поговорить, разделить его заботы об общем деле, объяснить ему, что делается в области нормализации советско-американских отношений, его лишили права работать в зоне, вызвали в Москву и определили на какое-то незаметное место в ФИАН[428]. В ответ на это Сахаров пишет новое сочинение, которое хотя и носит принципиальный характер, но не содержит никаких призывов к изменению строя, там нет критики власти и т. п. Это сочинение ещё больше усилило его изоляцию.

В это время у Андрея Дмитриевича умерла жена, оставив ему троих детей. Он и раньше был человеком несколько запущенным, никогда не обращал внимания на свою внешность, подолгу не стригся, ходил в несвежих рубашках, носил калоши, когда их уже никто не носил. А тут быт совсем его начал закапывать. На счастье (или на беду?..), он женился во второй раз на вдове сына поэта Эдуарда Багрицкого, погибшего на фронте. Вторая жена его была очень умная и волевая женщина, резко критически настроенная по отношению к советским порядкам, поскольку в её семье многие были невинно репрессированы. Под влиянием искусственной изоляции, отторжением от дел с одной стороны, и бесед с женой — с другой, Сахаров становился всё более критичным. Само его имя, три звезды Героя, делали из него, помимо даже его воли, некоего лидера оппозиции. И оппозиционеры, различные, как их называют, «внутренние диссиденты», невольно сплачивались вокруг него. Как человек совестливый, он не мог обманывать их доверия и, таким образом, всё более укреплялся в этой роли.

Что представляют собой нынешние политические взгляды Сахарова, сказать трудно…

О Капице. Получив в 1978 г. долгожданную Нобелевскую премию, Капица стал готовиться к поездке в Стокгольм. Поскольку по ритуалу на вручении лауреат должен быть во фраке, встал вопрос о фраке. Обычно люди, которые не носят фрака, берут его напрокат в специальной фирме, которая занимается этим прямо в Стокгольме. Так поступают подавляющее большинство лауреатов. Но Пётр Леонидович сказал по этому поводу историческую фразу:

— Джентльмены напрокат фраки не берут!

Заказал себе фрак в ателье нашего МИДа. Он потребовал также, чтобы на церемонии вручения премии присутствовали не только его жена, но и сын Сергей с женой, и его секретарь П. Е. Рубинин.

Как самый старый из лауреатов, Капица был в Стокгольме в центре внимания. На приёме он шёл под руку с королевой, а Анну Алексеевну[429] сопровождал король.

На деньги, полученные по премии, Пётр Леонидович решил купить себе автомобиль «Мерседес», так как, по его выражению, «в «Волге» у него не помещаются ноги». Чтобы не обременять себя хлопотами о «Мерседесе», он договорился держать его в гараже Академии наук на попечительстве своего шофера, который возил его на «Волге».

Весь уклад и распорядок жизни дома Капицы определяется Анной Алексеевной, которая уже полвека играет трудную роль жены великого человека. Дом, по мнению Кагана, довольно чопорный, со строго ограниченным кругом людей, близко к нему допущенных[430]. Капица человек довольно холодный. Не очень жалует сыновей и на почтительном расстоянии от себя держит внуков. Анна Алексеевна получала наследства от своих дворянских родственников, так что семья очень богатая, но никогда не кичившаяся своим богатством. Анна Алексеевна ходит в скромнейших ситцевых платьях.

Капица не читает художественной литературы. Её читает Анна Алексеевна и пересказывает Пётру Леонидовичу то, что считает для него нужным и полезным. Она же является домашним министром иностранных дел, заведует обширной перепиской мужа, напоминает, кого, как и с чем поздравлять, кому писать письма. Все бумаги копируются, сортируются и хранятся, как и подобает бумагам Классика науки.

О Ландау. Список физиков, сдавших самому (!) Ландау, так называемый, теорминимум, насчитывает всего 25 человек. Под № 12 стоит Каган. Экзамены Ландау сдавали очень многие, но до финиша добирались единицы. Нигде, ни в каких официальных бумагах эти экзамены не числились, они ни на что не влияли в карьерном смысле. Это было просто делом чести. Эти 25 человек в мире физиков сразу становились известными и уважаемыми. В лучшем случае своим аспирантам Ландау мог засчитать сдачу теорминимума, как сдачу экзамена по специальности.

Теорминимум включал девять экзаменов, каждый из которых длился около двух часов. На экзамене по математике, например, не требовалось знание и правильное формулирование каких-либо правил или законов, никогда не задавались вопросы чисто теоретические. Требовалось только одно: показать, что ты умеешь свободно владеть всем аппаратом современной высшей математики. Остальные экзамены были посвящены различным фундаментальным разделам физики.

Ландау был необыкновенным учёным. У него нет собственных законов или таких открытий, какие есть, например, у Эйнштейна, Бора или Гейзенберга. Но вряд ли существовал, и почти наверняка не существует сегодня, человек, который бы столь свободно чувствовал себя во всех областях физики. Не было такой диссертации на соискание звания доктора физико-математических наук, суть которой Ландау не мог бы понять в течение считанных минут после начала защиты. Нередко случалось, что он понимал её лучше, чем сам соискатель…

Жена Ландау Кора после автокатастрофы примерно в течение месяца ни разу не была в больнице, так как считала, что Ландау всё равно умрет. Не приезжал в больницу и его сын Игорь. Дау вместе с врачами выхаживали физики. Каган был одним из постоянных дежурных в больнице. Более всех лечением Дау занимался Лифшиц[431], которого Кора ненавидела, считала, что он обкрадывает Дау, и понимала, что если Ландау придет в сознание, то Лифшиц на правах старого друга откроет ему глаза на Кору. Ошибкой было и то, что Кора всячески противилась приглашению к Дау психиатров, хотя Ландау, который долгое время жил на подкорке, возвращался в мир на младенческом уровне, постепенно осознавая связи вещей и явлений, и безусловно нуждался в помощи психиатров.

Мне не хочется спорить с Каганом, но по моим тогдашним наблюдениям Кора Терентьевна Ландау принимала весьма действенные (может быть, не всегда хорошо продуманные) усилия к возвращению к жизни Льва Давидовича. Что касается Лифшица, то она и до катастрофы не любила его и действительно считала, что он интеллектуально обкрадывает Ландау. Я не думаю, что Дау слушал бы Лифшица, если бы тот начал «открывать ему глаза» на Кору. Всех троих давно нет в живых: Лев Давидович умер в 1968-м, Кора Терентьевна в 1984-м, Илья Михайлович в 1985-м. Бог им судья.

О Курчатове. Необыкновенный талант Курчатова-организатора заключался в том, что он умел чрезвычайно эффективно использовать все правила игры советского общества. Советская власть никогда не только не мешала ему, но всегда активно помогала. Он умел находить на гигантском управленческом пульте именно те кнопки, нажатие которых давало наивысший результат. Он прекрасно ладил с военными, чиновниками, партийным аппаратом. Сопротивляться его воле не мог никто. Даже Берия, который разговаривал с физиками, как с заключёнными, никогда не позволял себе говорить в подобном тоне с Курчатовым.

Второй чертой стиля его руководства было абсолютное доверие к людям, которым он поручал отдельные участки общей работы. Он понимал, что одному человеку не под силу вникать во всё, и не стремился этого делать. Никогда не занимался мелочной опекой, но периодически требовал отчета у руководителей отдельных работ. Звонил, например, Кикоину[432]:

— Мне сегодня в Кремль ехать. Рассказывай, как там у тебя дела…

При всей своей внешней жизнерадостности и весёлости Игорь Васильевич отличался жесткой требовательностью. Неохотно сближался с людьми, никогда не панибратствовал, что мешало его отношениям, например, с военными. Это отличало его от Александрова, которого военные, главным образом моряки, обожали. Он был для них абсолютно «свой в доску», жил с ними одной семьёй, пил с ними водку…

В 12 часов ночи, услыхав, как скрипнула моя дверь, Чухонцев[433] выскочил из своей комнаты в каком-то залатанном свитере, в нелепых рейтузах и с придыханием, глядя вроде бы на меня, но вроде бы и мимо, прошептал:

— Славка! Слушай, как правильно писать: «приотворенный» или «приотворЁнный»?

Мы так и не решили, как же будет правильно. Он юркнул в дверь и быстро заперся.

Он мне нравится.

9.2.79

«Настоящая гостиница — это гостеприимство, в тяжёлую минуту — помощь по-братски. Лучшие гостиницы с этого и начинали. К несчастью, в нашем деле многие позабыли об этом».

Артур Хейли. «Отель»

20 февраля — ужин с художником-реставратором Савелием Ямщиковым.

21 февраля — ужин с академиком Борисом Пиотровским.

22 февраля — ужин с писателем Борисом Ласкиным.

23 февраля — ужин с киевским архитектором Вадимом Шараповым.

Нельзя так жить, Голованов, нельзя. Так ты сопьёшься, дорогой…

Пиотровский[434] рассказывал мне, что в Эрмитаже есть богатая коллекция старинных замков. Несколько немецких средневековых замков отдали на реставрацию, они перестали слушаться ключа. Когда их разобрали, выяснилось, что внутри детали тоже были украшены разными гравировками, которые, после того, как замок собирали и заклепывали, никто видеть не мог.

— Вы представляете, как эти люди любили красоту! — восклицал Борис Борисович. — Как они ценили в себе своё мастерство!

Ещё рассказывал, что во время блокады научился ходить по Эрмитажу в полной темноте, наощупь, да и сегодня может передвигаться в гигантском музее с завязанными глазами.

Объяснил, что монументальность определяется не величиной скульптуры или здания, а правильностью пропорций отдельных его частей.

Весёлый, общительный, невероятно симпатичный старик.

— Приезжайте в Ленинград и обязательно приходите ко мне в Эрмитаж! — подмигнул и добавил, сбросив голос почти до шёпота: — Я сделал открытие! Я нашёл в апартаментах Николая в Зимнем дворце окно, на стекле которого император в глубочайшей задумчивости нацарапал перстнем нехорошее слово из трёх букв…

Борис Борисович уезжал той же ночью, и я взялся проводить его на вокзал. Метров за 200 до вокзала моя машина сломалась, но успели…

Беседа с М. Я. Маровым. Говорили о Венере.

Наше время похоже на XV–XVI в. — время великих географических открытий. Изменились только масштабы: мы изучаем не Землю, а окрестности Земли. Мы заново увидели лик небесных тел.

О планетах нам было известно меньше, чем о звёздах. В нашей Галактике около 10 млрд, звезд, а планеты мы знаем только в Солнечной системе[435].

Венера — ближайшая соседка Земли, но эти планеты разительно не похожи друг на друга. Подсчитано, что если бы Земля находилась всего на 10 млн. км ближе к Солнцу, мы имели бы совсем другую планету с другой атмосферой, с другими природными условиями. А 10 млн. км — это всего 7 % расстояния между Землёй и Солнцем. Мы и не подозреваем, как нам повезло…

Исследования Венеры начались с полёта «Венеры-4». До «Венеры-8» — это аппараты 1-го поколения конструктора Г. Н. Бабакина, с 9-й по 12-ю — это уже второе поколение. Сегодня мы знаем, что температура на поверхности Венеры 470–500 градусов, а давление 90–100 атмосфер. «Земные условия» (20 градусов и 1 атмосфера) расположены в атмосфере Венеры на высоте 55 км, при том, что толщина атмосферы около 140 км. Почти вся атмосфера состоит из углекислого газа, 2–3,5 % азота, 0,1–1% — водяной пар, угарный газ, сернистый ангидрид, хлор. Кислорода в атмосфере Венеры меньше 0,01 %. Есть инертные газы. У поверхности планеты скорость ветра менее метра в секунду, но на высоте 50 км — уже 100 м/с. Светло или темно днём на поверхности Венеры? Светло, как на Земле, когда Солнце закрыто облаками. В привычном нам смысле облаков на Венере нет. Скорее это туманная дымка, которая позволяет видеть предметы за километр. Этот туман состоит из капелек концентрированной серной кислоты, перемешанной с серой. Вид поверхности Венеры практически не отличается от вида Луны или Меркурия. Много кратеров. Изверженная, сильно измененная порода. Собственного магнитного поля на Венере нет.

Почему Венера нам интересна? Она демонстрирует предельное состояние Земли. Это универсальный полигон по глобальному воздействию на природу. Можно узнать, до каких пор мы можем глумиться над природой Земли, после чего наступят уже необратимые процессы, которые погубят жизнь на ней.

В 1979 г. министерства и ведомства СССР, АН СССР, ВЦСПС и общество «Знание» наметило провести 1254 всесоюзных научных и научно-технических съездов, конференций, совещаний, симпозиумов и семинаров в 219 городах и 20 поселках Советского Союза.

Вопрос первый: командировочные, суточные, квартирные — сколько же стоит вся эта говорильня?!

Вопрос второй: откуда же взяться свободным местам в гостиницах?

«Чтобы быть безукоризненным членом стада баранов, надо прежде всего самому быть бараном».

Альберт Эйнштейн

Вечер Евтушенко на ТВ. Интересно. Но я подумал, что влияние его личности и творчества на духовную жизнь народа и литературу много меньше, чем Женя думает.

Клеточная вода не замерзает при температуре — 60 градусов.

Беседа с Дёминым[436]. Говорили о сне.

Окончательно установлено, что у высших животных и человека, сон — это не пассивный отдых организма. Пассивно отдыхает мышечная система, отчасти пищеварительная и выделительная, а для центральной нервной системы это лишь другая форма активного состояния. Пассивным можно назвать сон у рыб, рептилий и т. п. Французский профессор Жуве из Лионского университета хорошо сказал, что сон — это «репетиция генетических форм поведения». Биохимики считают, что сон нужен для ремонта нервной системы. Что-то надо разрушить, что-то восстановить. При бодрствовании нейроны головного мозга работают несинхронно, а во сне — синхронно.

У всех млекопитающих сон можно разделить на две фазы: поверхностную и парадоксальную. Когда вы сидите на собрании и дремлете — это поверхностный сон. Но вот ваша голова падает на грудь. Это уже вторая фаза. При поверхностном сне в кровь поступает гормон, стимулирующий синтез белков. При парадоксальном его выделение прекращается. Во время парадоксального сна кровоснабжение организма примерно на 80 % выше, чем при бодрствовании. Происходит интенсивный обмен веществ в головном мозге, повышается его температура. Чем больше вы волновались накануне, тем больше доля парадоксального сна, когда вы спите.

У крокодилов нет фазы парадоксального сна. Можно только мечтать иметь такую нервную систему, как у крокодилов. Есть подозрения, что осьминог вообще не спит. (Некто Астафьев жил с осьминогами. Они его узнавали.) Что такое «утомление мозга» мы толком не знаем…

Первый раз был на даче в Переделкино, которую дал Литфонд. Мечтаю пожить там один тёмной вьюжной зимой.

16.4.79

Василий Дмитриевич Захарченко.

Весной 1979 г. В. Д. Захарченко[437] предложил мне принять участие в кругосветном перелёте на вертолёте, посвящённом предстоящей в 1980 г. Олимпиаде в Москве. Очень опытный штурман Валентин Иванович Аккуратов подсчитал, что это вполне возможно. Самый сложный участок: Исландия — остров Ньюфаундленд. Если его преодолеть (а надо это сделать при самых благоприятных погодных условиях в марте — начале апреля), то дальше по Атлантическому побережью Америки можно спуститься на юг, побывать в Южной Америке, потом по Тихоокеанскому побережью подняться до Аляски, перелететь на Чукотку и опять спуститься на юг.

Дальше, прыгая по Японским островам и островам Индонезии, можно добраться до Австралии и так же вернуться в Азию. Потом легче: Китай, Индия, Аравийский полуостров, Северная Африка, Гибралтар, Мадрид, Париж, Берлин, дольше всё понятно. Таким образом можно посетить все континенты, кроме Антарктиды. Это намного интереснее полёта в космос. Пилотировать вертолёт согласился Василий Петрович Колошенко — Герой Советского Союза, шеф-пилот фирмы М. Л. Миля.

Я страшно загорелся этой идеей. Мы (Захарченко, Аккуратов, Колошенко и я) регулярно встречались, обсуждая все детали. В обсуждениях нашего проекта принимали участие заместители министра: Г. М. Корниенко, И. Н. Земсков (МИД) и А. В. Болбот (Минавиапром), С. А. Лосев (ТАСС), В. Г. Смирнов (оргкомитет Московской Олимпиады), М. К. Редькин (ЦК КПСС), И. П. Смирнов (ЦК ВЛКСМ). В августе 1979 г. были отправлены письма: И. С. Силаеву (министр авиапромышленности), С. П. Павлову (председатель Спорткомитета), И. Т. Новикову (оргкомитет Олимпиады), В. К. Бойченко («Интурист»), Н. Н. Смелякову (Минвнешторг). Я ездил в Париж, оговаривал с руководством ЮНЕСКО многочисленные пересечения государственных границ. В общем, дело было, что называется, «на мази» и в марте 1980-го можно было бы стартовать, но в декабре 1979 г. мы ввели войска в Афганистан. Наш красивый проект был вдребезги разбит огромной волной антисоветских настроений, поднявшихся во всём мире.

Если перелёт осуществится, книжку надо писать ни в коем случае не о последовательности путешествия («…а вот мы уже и в Японии…»). Нужны главы: друзья и враги, море и горы, свадьбы и похороны, дети, хлеб насущный, что, где и как едят и т. д. Красота разной земли, люди в деревне, ритм города. И тут же: мы и ТВ, человек и автомобиль, что нынче в моде, кто, где и как развлекается. Надо не дневник сочинять, а писать сегодняшнюю панораму мира.

Для меня подспудная тема: ну что же это мы всё время пришельцев ищем?! Посмотрите, как разнообразен наш собственный земной мир, как не похожи мы сами друг на друга.

Как развито в людях стремление жить сиюминутно! Как напоминают они бандерлогов[438], над которыми смеялись джунгли, когда мартышки кричали, какое они великое племя!

Вот сегодня День космонавтики, и опять вспоминают Гагарина. То, что его полёт — эпохальное событие нашей истории — бесспорно. Но зачем звучит вновь и вновь эта звонкая и бессмысленная формула «Гагарин — покоритель безбрежных просторов Вселенной!» Ну какие «безбрежные просторы»?! Какая «Вселенная»?! Ведь мы этим и подвиг, и смысл полёта Юры только принижаем. Это всё равно, как кататься по деревенскому пруду на бревне и кричать, что ты покоряешь Мировой океан. Безбрежные просторы Вселенной — это не орбита спутника, по которой летал Гагарин, и даже не межпланетное пространство, и даже не межзвёздные перелёты. Безбрежные просторы — это то, что разделяет Галактики.

А может быть, так надо? Может в этом бахвальстве природа человеческая? Ведь наши далёкие предки действительно бандерлоги. Однако, грустно…

Разговор с Гречко[439] о кино. Он рассказывал, что в космосе на орбитальной станции «Салют-6» он смотрел фильм «Белое солнце пустыни» 15 раз.

Фильм «Укрощение огня» вовсе не о Королёве: он был совсем другим. Там некий собирательный образ. Реальный Королёв настолько интереснее, что в его характере надо что-то сокращать, отбирать, а не придумывать за него.

О космонавтах фильмы очень цензурируются. В «Командировке на орбиту» вырезали наши слова, когда мы говорили, что поначалу в космосе тошнит, голова болит. Потом мы специально взяли справку в Минздраве, что такое с космонавтами случается. Жоре очень нравятся «Отель «У погибшего альпиниста»» и «Сталкер», сделанные по книгам Стругацких.

Я говорил, что в «Укрощении огня» допущена принципиальная ошибка. Вот фильм «Депутат Балтики» с Черкасовым в главной роли. О чём этот фильм? О том, как к революции вначале относились учёные. Черкасову и грим сделали под Тимирязева[440]. Тимирязев был в 1920 г. депутатом Московского Совета, ему Ленин записку прислал, всё это в фильме есть. Но ничего не говорится, чем именно занимался профессор Полежаев, которого играл Черкасов. Кто он? Физик? Химик? Физиолог? Нет, он просто учёный, обобщённый образ. Башкирцев, которого играет Кирилл Лавров в «Укрощении огня», тоже обобщённый образ конструктора-ракетчика. Такое возможно. Но ведь Башкирцев запускает первый спутник Земли, а потом и первого человека в космос! А всем известно, что это сделал не обобщённый Башкирцев, а реальный Королёв. Это недопустимо. Это всё равно, если бы автором периодической системы Менделеева сделали бы какого-нибудь Пупкина. Кино у нас верят. Не надо путать и дурить людей.

Суздаль. Всесоюзная школа молодых психиатров. 160 человек со всего Союза и из соцстран. Все тузы нашей психиатрии: Снежневский, Наджаров, Вартанян, Портнов, Симонов, Бехтерева.

Кандидат биологических наук В. М. Гиндилис рассказывал, что около 300 отдельных генов связаны с различными видами умственной отсталости. Едва ли удастся найти некий один генетический фактор, который бы «приговаривал» человека к болезни. Влияние генетических факторов приводит к заболеванию шизофренией в 80 % случаев, а фактор среды только в 16 %. Его доклад был, пожалуй, самым интересным.

Слушал и думал: попытка разделить и систематизировать различные виды шизофрении подобна попыткам систематизировать людей по оттенкам волос или форме ногтей.

Господи! Сделай так, чтобы я свозил её в Париж, облетел земной шар на вертолёте и написал «Ковчег».

Посол ГДР говорил сегодня по ТВ, что немецкий народ с чувством глубокой благодарности относится к Советской Армии, которая освободила его от фашизма. Нельзя так говорить. А кто навязывал фашизм немецкому народу? Ведь если следовать подобной логике, то французы должны быть благодарны нам за их освобождение от тирана Бонапарта, а мы сами должны быть благодарны японцам, чья победа приблизила час нашего освобождения от самодержавия. Может быть в словах посла и есть недоступная мне высшая политика, но чувства элементарного человеческого такта по отношению к своему народу в них нет. Каково слушать такое в семьях убитых немецких солдат.

«Другие берега» Набокова — изысканная книга, вдруг открывшая мне человека холодного, самовлюбленного и, как ни дико это звучит по отношению к автору «Защиты Лужина» и «Приглашения на казнь», довольно равнодушного к людям. Он ими в этой книге интересуется лишь в той мере, в какой их судьбы сопрягаются с его судьбой.

Тёплая ночь. Свежая листва. Почему всё это никого не удивляет? Почему никого не удивляет, что на смену лету приходит зима? Можно ли придумать что-нибудь более фантастическое?

«Мы должны мужественно и честно сознаться самим себе в трагической ошибке — далеко ушли от народа, близко встали к его паразитам».

М. Горький, письмо к Розанову от 4.11.05

«Господи помилуй, как мучительно трудно быть русским! Ибо ни один народ не чувствует столь глубоко тяги земной и нет на Земле больших рабов божьих, чем мы, Русь».

М. Горький

«Странная пассивность русской истории передалась у нас и во вкусы. Русские великие писатели стали певцами великой покорности. Тургенев в этом не разошёлся с Толстым. Всё неудачливое, слабое, болящее, идущее к смерти — «симпатично», благоразумно, воспето, увенчано».

М. Горький.

Трудно предположить, что Горький не читал «русских великих писателей», однако такая мысль сама напрашивается. Что же он чушь такую говорит…

«По содержанию литература русская есть такая мерзость, такая мерзость бесстыдства и наглости — как не единая литература».

М. Горький.

А за такие слова можно и по морде схлопотать!