Я возвращался из Маленького Токио. Майло позвонил, когда я пересекал Олив-стрит.
– Ты где прячешься? Едва тебя нашел.
– Был у судьи на ланче – очень странном.
– Вот как? Ну, тогда слушай мою странную новость – Винки Меландрано нашелся сегодня утром. Вообще-то его уже два дня как нашли, только опознали не сразу.
– То есть он…
– В морге. В холодильнике. Я решил проглядеть журнал регистрации неопознанных трупов, приметил некоего белого мужчину, убитого пару ночей назад в Северном Голливуде, сходил к ним и провел опознание.
– Пару ночей назад – это значит сразу после того, как он покинул свою квартиру.
– Похоже, он так и не сел на поезд.
– Как это произошло?
– Приезжай ко мне в офис. Если есть время.
– Сколько угодно.
* * *
Стопка фотографий лежала слева от компьютера Майло: посмертные снимки Уильяма Меландрано, сделанные перед вскрытием.
Небольшого роста, темные усики, редеющие волосы. На передней части тела никаких повреждений. На затылочной части головы слипшиеся от крови пряди раздвинуты, чтобы фотограф мог сделать снимок: одна небольшая круглая дырочка. Пуля вошла прямо в продолговатый мозг; смерть наступила мгновенно, убитый просто перестал дышать.
– Вот и причина, – сказал Майло.
– Двадцать второй калибр? – спросил я.
– Почти угадал: двадцать пятый, мне только что звонил патологоанатом. Иногда пули пролетают насквозь, но эта задержалась у него в голове. Вот она. Если приглядеться, видна как бы припухлость.
И он показал на шишку на лбу трупа. Едва различимую: сам бы я точно не заметил.
– Наверное, череп у него был твердый. Бедняга… Это случилось в паре кварталов от его дома, на тихой, приличной улице. Он пошел гулять, и его подкараулили.
– Есть какие-нибудь признаки того, что его заманили туда нарочно?
– Я бы так подумал. – Он откатился от стола. – Есть свидетель, который видел, как с места преступления уходила женщина. Это старик, он живет в доме рядом с тем местом, где нашли труп. Вообще-то он со слуховым аппаратом, но тот так хорошо настроен, что позволил ему различить хлопок, который никто, кроме него, не слышал. Это было часов в десять вечера; он как раз готовился лечь спать, вышел на улицу, проверить, все ли в порядке, и увидел ту «леди», она уходила. Не бежала, двигалась спокойно и уверенно, так что он ничего такого не подумал. А утром другой сосед нашел тело. Карманы пусты, удостоверение личности, деньги, мобильный телефон – все отсутствует.
– Похоже на слишком далеко зашедшее ограбление.
– Вот именно, что похоже. А по-моему, это только способ отсрочить опознание тела и дать ей возможность скрыться.
– Один выстрел в основание мозга, – заметил я. – Работал профессионал.
– Может, да, а может, и нет, – сказал он. – Народ смотрит телешоу про всяких убийц – лучшая школа для начинающих преступников. Так что, может, наша хипповая крошка тоже не вся про мир, любовь и Вудсток.
– С какой стати Ри убивать Меландрано?
– Он – отец, а значит, потенциально опасен. Вдруг он тоже вздумал бы судиться с ней за опеку?
– Если б она этого боялась, зачем бы ей говорить ему, что он – отец?
– Может, она и не говорила, Алекс. Может, он сам догадался. Или узнал как-то иначе…
– Например?
– Например, ему рассказала Конни. Что, если, проиграв в первом бою, она решила привлечь его в союзники? Пообещала ему, что в случае победы он получит родительские права плюс хорошую доплату в придачу… Конни ведь пользовалась деньгами как оружием, так что это вполне в ее стиле.
– Никто не говорил о том, чтобы между Ри и Винки было что-то неладно.
– Люди, которых тебе то и дело приходится встречать в суде по семейным делам, тоже когда-то любили друг друга.
Я промолчал.
– Главная предпосылка Конни, – продолжил Майло, – заключалась в том, что Ри – плохая мать. Что, если она убедила в этом Винки – например, сказала ему, что Ри неправильно обращается с девочкой? Чокнутая-то она была чокнутая, но научную базу под свои слова подвести умела.
– Что, заставила Винки пройти тест на отцовство?
– Ну, хотя бы попытаться. В конце концов, в ее распоряжении была целая лаборатория, где она могла все проделать сама, без лишних свидетелей. И, может быть, это и стало той последней каплей, которая переполнила чашу терпения Ри и заставила ее действовать. Еще бы: ее секрет больше не секрет, и Винки вне себя от бешенства, что она так долго от него все скрывала. Сестра, которая подает в суд, требуя предоставить ей право опеки над ее ребенком, – это одно. А отец, который тащит ее в суд по семейным делам для подтверждения своих родительских прав, – это уже совсем другое. В отличие от случая Конни, здесь на стороне Винки был бы закон.
– Борис Чемберлен ни слова не сказал о том, что Винки знал что-то об отцовстве.
– А кто говорит, что Винки ему об этом рассказывал? Слушай, Алекс, я знаю, это трудно. Ты выступал в суде на стороне этой женщины, и тебе не хочется видеть сиротой ее ребенка. Но мне-то приходится иметь дело с фактами, а они говорят мне, что Ри Сайкс избавилась от всех возможных соперников и теперь движется в неизвестном направлении подальше от Лос-Анджелеса. Прибавь к этому двадцать пятый калибр. Знаешь, как называют его парни? Девчачьей пушкой.
– Альтернативные точки зрения допускаешь?
– Какие, например?
Я рассказал ему про свой ланч с судьей Нэнси Маэстро.
– Она определенно качала из меня информацию. Хотела знать, как идет твое расследование. Я ушел от нее со странным чувством.
– Настолько странным, что у тебя сложилось альтернативное мнение?
– Как тебе такой вариант: Маэстро прикончила Конни раньше, чем та успела прикончить ее?
– Вообще-то, мы говорим сейчас о действующем судье… ну, да ладно, допустим. Но какой у Маэстро мог быть резон охотиться на Меландрано?
На это у меня ответа не было.
– Мир, любовь, Вудсток, – произнес Майло и покачал головой.
– Значит, убийство Конни у нас теперь дело рук одной женщины, а не командная работа?
– Считаю ли я, что убивать Конни было бы удобнее вдвоем? Конечно. Но и в аду не сыщешь фурии столь грозной, как оскорбленная в своих чувствах мать, а эту мать оскорбляли, и не однажды, причем ее собственная плоть и кровь. В конце концов, что нужно было сделать Ри, чтобы Конни распахнула перед ней двери? Только сказать: я, мол, пришла договориться о девочке. У Ри ведь был имидж человека, глубоко чуждого насилию, и он работал на нее. Последнее, чего Конни могла ожидать от младшей сестренки, это что та выпустит ей кишки. А между тем я справился о состоянии здоровья Бориса Чемберлена, раз уж он наш потенциальный папочка номер два.
– Еще вчера он был жив-здоров.
– Верно, однако осторожность не помешает. К счастью, выяснилось, что наш Борис и сегодня жив-здоров и качает железо, как чокнутый. Так, по крайней мере, утверждают Скотт Перуджа и его ребята из отдела по наркотикам, которые вот в эту самую минуту, пока мы тут с тобой разговариваем, продолжают круглосуточное наблюдение за домом Бориса Чемберлена. И знаешь почему? Потому что «Кэт и Джереми» оказались не просто беглыми богатенькими ребятишками из Вестсайда, они – беглые богатенькие ребятишки из Нью-Йорка с неоднократными приводами за наркоту, грабежи и растрату средств из фондов фирмы папочки «Кэта».
– Колеса правосудия, значит, мелют медленно, но верно? – спросил я.
– Да, Алекс, и мне жаль, что в них попала и Ри.
– Ее еще не нашли?
– По ее словесному портрету получены уже тонны сообщений, но до сих пор ничего существенного. Служащие вокзала ее не опознали, и никаких признаков того, что она покупала там билет, тоже нет. Пора подключать к делу маршалов[38], если кто и сможет ее найти, так это они.
Майло набрал номер, попросил кого-то по имени Джед, поболтал с ним сначала о розыске людей вообще, потом перешел к описанию конкретной пропажи по имени Шери Сайкс. Под конец сказал:
– Займись этим прямо сейчас, амиго, – и тут же принялся жать на кнопки компьютера и рассылать приложения.
Я встал. Он не повернул головы. Я незаметно вышел.
* * *
Невозможно вечно отрицать очевидное, и к тому времени, когда я добрался до дома, я уже был убежден, что меня надули, профессионально провели за нос.
Не в первый раз и, может быть, не в последний. Что ж, ничего страшного. Со всеми бывает.
Но не всем доверяют решать судьбы детей.
Пора, наверное, завязать с судебными делами и взяться за совершенствование собственных профессиональных навыков.
И, конечно, по иронии судьбы, первым, что я услышал от телефонной службы, едва добрался домой, было сообщение от Марвина Эпплбаума, юриста по семейным делам, одного из лучших, который хотел, чтобы я «взялся за одно непростое дельце».
Оператор спросила:
– Что-то смешное, доктор?
– Что вы сказали?
– Я передала вам сообщение, а вы начали смеяться.
– Учусь видеть во всем позитив, – сказал я и повесил трубку.
* * *
Я позвонил в приемную Нэнси Маэстро и снова нарвался на помощника шерифа Хэнка Ниба.
– Доктор, – узнал он меня. – Как прошел ланч?
– Отлично. А ваш?
– О, тоже неплохо. Чем могу помочь?
– Судья Маэстро спрашивала меня вчера, как идет расследование по делу Конни Сайкс. Я хочу ей кое-что сообщить.
– Можете передать мне, сэр, а я передам ей.
– Не надо, пусть лучше она сама мне позвонит.
– Как скажете, доктор. Только если это касается судьи лично, то лучше ей узнать об этом раньше, чем позже.
– Ничего сверхъестественно важного, – сказал я. – Но, если ей интересно, то пусть она наберет мой номер.
– Передам, сэр.
* * *
Нэнси позвонила через два часа.
– Ну, как идут дела?
– Полицейские считают главной подозреваемой Ри Сайкс.
– Отлично, – сказала она. – Значит, получается, что я вынесла решение в ее пользу, а она оказалась убийцей. Еще одна история о судье-дуре… Журналюги уже в курсе? – Глубоко эгоистичный подход.
– Нет, их никто не информировал, – сказал я.
– Вот и хорошо. Держу пальцы за то, чтобы так было и дальше.
– В общем и целом для вас это все равно выйдет к лучшему, Нэнси.
– Как это?
– Вы вынесли решение в ее пользу, – сказал я. – А таким людям, как она, лучше не перечить.
– Это верно, – сказала судья уже веселее. – Что ж, спасибо, вы меня подбодрили. Чао.