Глава 21



Три дня подряд Флора Салливан и Грант Феллингер приезжали на работу между половиной девятого и десятью утра. Ни одна, ни другой не выходили из здания до конца работы; и одна, и другой уезжали с подземной стоянки в промежутке от пяти часов тридцати четырех минут до шести часов пятидесяти восьми минут вечера.


Вечер первый. Укрывшись в своем доме на Пасифик-Пэлисейдс, Грант Феллингер оставался там до утра. Флора же Салливан, напротив, задержалась в своем георгианском особняке на Джун-стрит в Хэнкок-Парке всего лишь на час, после чего появилась в черном с блестками брючном костюме, с украшениями, блеск которых Бинчи заметил с противоположной стороны улицы, зачесанными назад волосами и разглаженными кудряшками. С собой у нее была белая сумочка размером с пачку сигарет.


Бросив взгляд на свое отражение в стекле водительского окна белого «Каймана», она сложила губы как для поцелуя, наклонилась, исчезла за дверцей спорткара и, газанув, с ревом умчалась.


По данным налоговой службы, в большом, напоминающем глыбу доме Флора Салливан жила уже пятнадцать лет с неким Гэри Салливаном. Тем не менее когда она свернула на восток, на Шестую улицу, и направилась через Кореа-таун в центр, ее не сопровождал никто.


Пункт назначения: отель «Билтмор».


Ага, подумал Бинчи. Это ведь тот же «молчаливый» отель, только в варианте для богатых. Может быть, ему повезет и туда же заявится Феллингер.


Но никаких грязных мыслишек в голове Салливан не водилось, и, выйдя из машины, она прошла прямиком в золоченый танцзал отеля на благотворительный обед в пользу организации «Планирование семьи».


С наступлением коктейльного часа Бинчи, бывший, как всегда, в костюме и при галстуке, сумел незаметно смешаться с восемью сотнями приглашенных.


Гостей позвали к столу, и Флора Салливан, заняв отмеченное карточкой место, представилась соседкам, двум пожилым, элегантным женщинам.


– Два глотка, – докладывал Бинчи на следующее утро. – Поклевала закуску. Теперь понятно, как ей удается оставаться такой худой.


– Бойфренда видно не было? – спросил Майло.


– Нет. Домой поехала одна.


– Похоже, Шон, ты неплохо повеселился.


– Я и не возражаю, лейтенант. Все круто.

* * *


Вечер второй. Рид наблюдал за Флорой Салливан, Майло – за Грантом Феллингером.


Теперь Салливан засела дома и вышла только чтобы принять курьера из «Риэл Фуд Дейли», который, получив щедрые чаевые, и сам расщедрился на улыбку.


– Заведение с веганской кухней, – рассказывал Мо Рид. – Примерно то же, что было на столе у Фрэнки Ди Марджио.


– Общая площадка на базе «нет жестокости»? – заметил Майло. – Боюсь, мне грозит сверхдоза иронии.


Сам лейтенант задержался. Некоторое время в относительно скромном временном жилище Феллингера ничего не происходило. В девять часов пятьдесят минут из дома вышла женщина в сопровождении адвоката. Майло узнал в ней немолодую брюнетку с фотографии в офисе Феллингера. Двух мальчиков с тех же фотографий видно не было, как и других машин, кроме «Челленджера» и «БМВ». Дети, должно быть, уже вернулись в колледж, так что гнездо опустело.


Женщина – Майло знал, что она представляет собой половину семейного трастового фонда Гранта и Бонни Джо Феллингер – покрасила волосы и стала блондинкой. Один из тех приемчиков, к которым прибегают женщины, чтобы удержать мужа, когда время делает свое дело?


Опустив в карман связку ключей от дома, Бонни Джо взяла мужа под руку, и они зашагали по кварталу на север. Мимо припарковавшегося на другой стороне улицы «Порше 928».


Свой «Порше» Рик приберегал для воскресных поездок, но никогда не отказывал в просьбе поделиться. На глазах у Майло пара прошла мимо и растворилась в темноте. Но уже через несколько минут Феллингеры появились снова.


Миновав дом, супруги не остановились и продолжили прогулку в южном направлении. Ни на секунду не останавливаясь, Грант Феллингер запечатлел на щеке жены нежный поцелуй. Она чмокнула его в ответ.


Воплощение супружеского счастья. Хоть переноси на рекламу морских круизов – вот она, романтика среднего возраста.


Им определенно было комфортно в обществе друг друга. Когда они возвращались во второй раз, рука Феллингера уже лежала на плечах жены, а она обнимала его. Простота и непринужденность, свойственные лишь по-настоящему счастливым парам, были здесь налицо.


Майло считал, что этому описанию соответствуют они с Риком – столько лет вместе, а споров все меньше, и драматические моменты почти сведены на нет.


Огромное достижение, если учесть, какому стрессу оба подвержены на работе. И как оба склонны к чудачествам. К тому же дома у них, выросших в определенную эпоху, эмоциональное выражение никогда не было заметным фактором. Так что держаться за руки – это не для них, даже в Западном Голливуде, где показывать чувства на людях – обычное дело.


Времена изменились. Интеллектуально Майло понимал и принимал это, но иногда, видя обнимающихся и целующихся где ни попадя подростков, он ощущал себя стариком. Рик никогда своего мнения на этот счет не высказывал, но определенно придерживался того же, что и Майло.


Да, черт возьми, они старели. Даже сидеть становилось трудно, суставы как будто коченели. А уж что говорить о мочевой системе…


Голубки вернулись домой. Муж сказал что-то, и жена громко рассмеялась. А потом еще раз, когда он вдобавок к сказанному похлопал ее пониже спины. И однако же при всем этом мерзавец не забывал трахать Урсулу Кори и бог весть сколько еще других женщин.


Артист, каких мало.


Но скрывает ли он что-то похуже супружеской измены?


Непринужденный смех Бонни Джо снова и снова звенел у Майло в ушах.


Да она же любит его.


Легко здесь не будет.

* * *


Вечер третий. Флора Салливан возвращается домой, в Хэнкок-Парк, и Мо Рид следует за ней на безопасном расстоянии. Через час и пятьдесят две минуты она выходит, толкая перед собой кресло-каталку с сидящим в нем мужчиной. Он примерно одного с ней возраста, седоволосый, симпатичный и широкоплечий – контраст тем более заметен, если сравнить верхнюю половину тела с тонкими, высохшими ногами.


Салливан становится перед креслом и поправляет мужчине воротник. Он улыбается. Она подталкивает каталку к тротуару. Припаркованных машин на Джун-стрит немного, и Рид беспокоится, что трехлетний «Мустанг», позаимствованный из конюшни конфиската отдела борьбы с наркотиками, может броситься в глаза вышедшей на прогулку паре.


Но Салливан и мужчина в кресле смотрят только друг на друга. Разговаривают. Она еще несколько раз поправляет на нем одежду. Он ловит ее руку и на мгновение прикасается к ней губами.


Салливан целует его в затылок и, стоя у него за спиной, кусает губу и смотрит вдаль. Этот тоскливый взгляд, которого не видит ее спутник, – единственный намек на то, что жизнь далеко не безоблачна.


Других автомобилей, кроме белого «Порше», детективы не обнаружили, а вместить коляску он не может, так что Рид вовсе не удивлен бесшумным появлением огромного черного фургона, над задним левым бампером которого поблескивает золотом название одной из крупнейших в городе фирм по прокату лимузинов. Из машины выходит одетый в черную форму водитель. Его мгновенная улыбка и энергичный приветственный жест свидетельствуют о том, что все трое встречаются не в первый раз. Флора Салливан и мужчина в кресле машут ему в ответ.


Водитель открывает заднюю дверцу, и из недр салона выезжает и опускается до уровня тротуара электрическая платформа. Кресло завозят по платформе внутрь, и дверца закрывается. Флора Салливан обходит лимузин спереди и, не дожидаясь помощи от шофера, занимает место за рулем.


Фургон медленно трогается с места и едет по тихой улочке.


Немного подождав, но не теряя из вида задние фонари фургона, Рид следует за ним по бульвару Беверли и замедляется, когда фургон сворачивает на стоянку чрезвычайно дорогого японского ресторана к востоку от Ла Сьенега.


Чрезвычайно, потому что год назад Рид водил туда Лиз – отмечать ее день рождения, – и счет его шокировал. Он, правда, надеялся, что сумел скрыть свои чувства, поскольку во всех прочих отношениях вечер удался на славу.


Для людей, которые живут в Хэнкок-Парке и могут позволить себе шофера, такой проблемы, конечно, не существует.


Фургон останавливается перед рестораном. Водитель выкатывает кресло с мужчиной и передает его Флоре. Кто-то – может быть, метрдотель – открывает дверь.


Салливан и ее спутник – человек, по всем показателям, кроме инвалидности, соответствующий описанию ее мужа, Гэри, – проводят в ресторане около двух часов. В какой-то момент Салливан выходит и относит водителю тарелку с чем-то вроде суши.


Через пятнадцать минут после возвращения в особняк на Джун-стрит огни в доме гаснут.

* * *


Две явно счастливые пары. У нас с Майло, как и у всех остальных, появляются сомнения в правильности нашей гипотезы.


Четвертый день наблюдения. Майло снова у здания на авеню Звезд. На этот раз Грант Феллингер выходит раньше, чем обычно, около пяти часов, и не садится ни в «БМВ», ни в «Челленджер». Он идет пешком, и вместе с ним юная красотка латинских кровей – в темном костюме и жемчугах.


Та самая секретарша, которую Майло видел в приемной адвоката в день убийства Урсулы Кори.


Ну вот, наконец-то.


Жаль, Бонни Джо, ты ведь симпатичная женщина.


Но миг торжества – всего лишь миг: пара присоединяется к другой паре, блондинке и темнокожей с красиво уложенными серыми волосами. Обеим за сорок, и обе в прекрасно пошитых темных костюмах.


Компания идет по улице, останавливается на перекрестке и, дождавшись зеленого света, пересекает бульвар и берет курс на здание, с обслуживающим персоналом которого у Майло сложились хорошие отношения, основанные на взаимном уважении и наличных денежных знаках.


Темный жилой квартал – это одно дело, сияющая и немного шальная авеню Звезд – совсем другое. К тому же он за рулем «Форда LTD», что с головой выдает в нем полицейского.


Майло поворачивает ключ, срывается с места и, лишь проехав полквартала, с опаской оглядывается.


Феллингер и три женщины уже у входа.


Из одного офисного здания в другое? Что за чертовщина?


Майло сворачивает за угол, въезжает на автостоянку и сует парковщику возмутительные чаевые, покупая себе время и место.


Войдя по пятам Феллингера и его спутниц в вестибюль, Стёрджис узнаёт, прочитав табличку, что верхний этаж занимает ресторан «Джио».

* * *


Никакой чрезмерной активности вышеупомянутое заведение не демонстрирует – по крайней мере, в этот относительно ранний час, – и даже у длинной черного дерева стойки бара почти никого нет. Возможно, работающие здесь люди – в большинстве своем сотрудники фирм индустрии развлечений – хотят поскорее убраться отсюда и позабыть о том, чем они занимались здесь долгие часы, – обманах и мошенничествах.


Или противной еде.


В любом случае, какова бы ни была причина, обнаружить Феллингера и трех женщин нетрудно, потому что они расположились за угловым столиком с прекрасным видом на город.


Феллингер и темнокожая женщина сидят спиной к кабинке метрдотеля, две другие – напротив них. Увидеть Майло они не могут; он стоит по другую сторону стеклянной стены, заглядывая в зал через искусно проделанные дырочки.


Официант приносит напитки: два огромных бокала мартини и медно-красные блюда с фруктовым салатом для юной секретарши и темнокожей, и чем-то, что может быть и колой, и ромом, для блондинки.


Феллингер поднимает традиционный стакан с прозрачной жидкостью, водкой или джином. Все чокаются.


Второй официант приносит хлеб. Феллингер ждет, пока все трое выберут что-то из корзины, а потом либо смажут выбранное сливочным маслом, либо обмакнут в оливковое. И лишь после этого откусывает кусочек своей булочки. Какой джентльмен.


Вот и меню. Феллингер заказывает вино – две бутылки, красное и белое.


Все расслабились, все довольны и беззаботно болтают.


Славный босс угощает сотрудников после работы.


Все может очень-очень осложниться.


Или даже хуже – он серьезно ошибается.

* * *


Закончив читать сводку наблюдений, я отложил бумаги в сторону.


– Увлекательно, да? – поинтересовался Майло.


Он заявился ко мне домой в одиннадцать, растянулся на софе в гостиной и лежит с унылым видом побитой собаки.


– Я все же думаю, ты идешь правильным путем.


– Будь ты кем угодно, только не психологом, меня твои заверения, может быть, и утешили бы.


Он запустил пальцы в черные пряди, спустился к седым бакам, которые называл своими скунсовыми полосками, и рассеянно потянул.


– Я перепроверил все телефонные компании; может быть, мы что-то пропустили, и у Фрэнки все же был аккаунт. Ничего.


– А если он купил ей одноразовый телефон, и ее мир стал его миром?


– Персональная горячая линия? И что помешало бы ей позвонить кому-то еще?


– При условии, что она захотела бы? Но даже если б захотела, он всегда мог проверить журнал звонков.


– Ты просил Рида проверить магазины, продающие чучела и всякие диковины. Ничего?


– Он нашел парочку заведений в Венисе и Эхо-Парке. У меня были надежды на Эхо-Парк, потому что он недалеко от «Чет-нечет». Но о Фрэнки там никто не слышал. Я и сам пробовал что-то найти, звонил в другие города – Сан-Франциско, Нью-Йорк и Бостон. Все говорили, что это пустая трата времени, что такие вещицы можно купить на блошиных рынках, онлайновых аукционах, в антикварных магазинах.


Майло поднялся.


– Поеду, словлю прекрасный сон. Извини, что распространял тут бодрый дух.


– Извиняться не за что. Ты же всю ночь в машине сидел!


– Сочувствие. Оно тебе само собой дается?


Да, само собой.


– Всему можно научиться, – сказал я.

Загрузка...