Глава 5



Дорога от квартиры Ричарда Кори в Окснарде до Лобо-Кэньон, где жила его бывшая супруга, занимала не больше тридцати минут.


– Как удобно, – сказал я. – Эти двое, хотя и разошлись, но далеко друг от друга не разъехались.


– Может быть, Ричард говорил правду насчет того, что они остались лучшими друзьями.


– Или только он так считал.


– Он не первый бывший, кто за это цепляется.


Мы уже мчались по 101-й, когда Майло, глядя в окно, сказал:


– Все думаю, как он описал ее сексуальную жизнь. Как-то странно.


– Странно, извращенно, противоречиво.


– «Люблю ее безумно, грязную шлюху».


– То сидит, убитый горем, то вдруг рассказывает, что она не носит белье, потому что всегда готова.


– Давай посмотрим, прав ли он. – Лейтенант набрал номер морга. Ему ответили, что тело привезли, но очередь до него еще не дошла.


– Особенно странным выглядит рассказ о том, что она спала с обоими адвокатами. Мы бы и не узнали. Если это, конечно, не паранойя.


– Женушка спуталась с обезьяной.


– Обратив эпизод в шутку, он как бы частично взял ее сексуальность под свой контроль. То есть она не поменяла его постель на постель другого мужчины, но обеспечила их обоих развлечением.


– Так, может быть, Ричард из тех парней, которые кончают, наблюдая, как их половина забавляется с другим?


– Может быть, но это всегда рискованная игра. Приоритеты меняются, и актриса вдруг изъявляет желание стать режиссером. Не исключено, что в этом и кроется истинная причина развода.


– Урсула стала слишком независимой, – сказал Майло. – Ричард признался, что она постоянно грозила разводом.


– С другой стороны, он стремился к контролю, угрозы Урсулы представлял как импульсивную чепуху и утверждал, что окончательное решение принял сам.


– Говорил, что она блефует. Ничего, кроме враждебности, в этом нет. Чем больше я думаю, тем сильнее склоняюсь к тому, что мы разговаривали с человеком чрезвычайно раздраженным и злым.


– А если окончательное решение принял не он, а Урсула, перешедшая от угроз к делу? – предположил я. – Его алиби мало что значит, поскольку люди такого уровня предпочитают нанимать исполнителя. Несколько миллионов долларов, даже после уплаты налога на недвижимость, – вот и дополнительный мотив.


– При условии, что Урсула завещала ему свою долю.


– Как бывшая супруга, она, может быть, и не хотела этого, но как деловой партнер была ограничена в выборе. Это увязывается с тем фактом, что оба бывших супруга снова и снова пытались провести оценку «Уррича». Если б их партнерство подошло к концу, интересы обеих сторон были бы надежно защищены. Но даже если б Урсула завещала все дочерям, Ричард мог бы найти способ контролировать их долю.


– Папочка знает лучше. – Майло кивнул. – Дайте ему вести бизнес и пользуйтесь всеми выгодами. Вполне разумно. Единственную слабость финансового мотива я вижу в том, о чем нам сказали и Феллингер, и Коэн: для поддержания бизнеса в рабочем режиме требовались оба Кори.


– Как я уже говорил, приоритеты меняются. Урсула знала азиатские рынки и содействовала успеху творческим подходом, но что, если Ричард встретил кого-то, кто мог бы ее заменить? И в деловом плане, и в романтическом.


– Подружка-буддистка… – Майло поворочал шеей. – Попробую что-нибудь выяснить. А сейчас давай заглянем к Урсуле, посмотрим, как она жила. Заодно познакомимся с отпрыском этого чудесного союза.

* * *


Лобо-Кэньон – это бархатистые луга, раскинувшиеся до холмов, покрытых шапочками тумана, рощи калифорнийского дуба, радующие глаз на сухих местах, и зеленеющие травы там, куда дошла вода. К безупречным во всех отношениях домикам прилагаются равно безупречные загоны, населенные прекрасными резвящимися созданиями. И надо всей этой пасторальной красотой голубеет безоблачное небо цвета дельфтского фарфора.


Созданная тысячелетие назад богом, или природой, или кем-то еще, кому вы предпочитаете отдать должное, эта потрясающая местность десятилетиями развивалась и разделялась. На протяжении большей части периода разумного прогресса ее стремились сохранить. Но безмятежное величие имеет цену: тот, кто оказывается здесь, вдали от города, редко возвращается туда.


Во времена, когда я регулярно навещал своих пациентов, мне доводилось встречать немало скучающих молодых людей, развлекавших себя проказами, а иногда и преступлениями. И вот теперь мне было интересно, чем дочери Кори заплатили за право жить в Эдеме.


Что они будут делать, как держаться, когда все вокруг рушится.

* * *


Дом, в котором жили когда-то Урсула и Ричард Кори, находился за охраняемыми входными воротами в шести милях от автострады. Железные буквы над левым воротным столбом складывались в слова: РАНЧО ЛОБО ИСТЕЙТ. ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ.


Ворота выполняли скорее роль символа, чем барьера, и, вставленные в деревянную раму, занимали пространство более чем достаточное, чтобы впустить крупного взрослого мужчину. Извилистая дорога за воротами быстро исчезала из виду, протиснувшись узкой змейкой растрескавшегося гранита в тени местных сикомор и эвкалиптов, чужаков из Австралии, удостоившихся амнистии и статуса постоянного жителя.


Охранником оказалась плотная, средних лет женщина в голубой хлопчатобумажной рубашке с перламутровыми кнопками. Мы ждали, сидя в машине рядом с будкой, а она преспокойно читала «Модерн иквестриен»[16]. Глядя на Майло, я думал, что ему прекрасно удается имитировать терпение.


Наконец он громко откашлялся.


Женщина моргнула, но взгляд от страницы не оторвала.


– Вы к кому?


– К Кори. Только не звоните им заранее.


Повернувшись, она увидела перед собой полицейский жетон.


– Какие-то проблемы?


– Не с этой стороны ворот.


Женщина ждала. Майло смотрел на нее.


– Ладно, – сказала она наконец и нажала кнопку.

* * *


Деревянный знак в десяти ярдах от ворот предупреждал об ограничении скорости пятью милями в час. Я рискнул прибавить до пятнадцати, и шины «Севиль» заиграли сонату хруста на фоне проплывающих поместий, размеры которых варьировались от значительных до огромных.


Большинство с гордостью предъявляли свои имена: Ла Валенсия, Клаудберст Ранч, Эль Нидо, Стрейтуокер Фармс. Трава вовсю зеленела, пыль единообразного кремового цвета лежала ровным слоем, заборчики либо поблескивали полированной сосной, либо сияли белой краской.


Чудесные животные в загонах демонстрировали вычищенные до атласного блеска бока, а также гривы и хвосты, расчесанные и заплетенные столь тщательно, как будто их сушили феном.


Работали с лошадьми – объезжали, выгуливали, чистили – только женщины, причем все, за исключением одной, в темно-красном костюме для верховой езды, были одеты в облегающие джинсы и приталенные рубашки. Среди седел английские преобладали над ковбойскими. Подтянутые тела украшали драгоценности, поблескивавшие в тех же местах, что и на трупе Урсулы Кори. Я представил ее живой, едущей верхом, ведущей лошадь по кругу или просто наслаждающейся тишиной и покоем.


Ее усадьба значилась под номером девять и подходила скорее под определение «обширная», чем «огромная». На участке площадью в два с половиной акра поместились невысокий, с черепичной крышей дом в стиле испанского Возрождения и три служебные постройки в схожем стиле, включая двухэтажный амбар.


Общий вид на усадьбу складывался из открытой, поднимающейся к дому террасной лужайки, цветочных клумб в обрамлении живой изгороди и чистенького загона. Благодаря относительно высокому местоположению и вышедшему на поверхность пласту гранита, участок был защищен от назойливого любопытства соседей.


Манеж занимали две лошади, обе грациозные, караковой[17] масти, с черными гривами и хвостами, и белыми чулками. Лошади медленно шли по кругу, и каждая несла на себе стройную молодую женщину.


Здесь наконец-то присутствовало нарушение дресс-кода. Обе наездницы были в джинсах и футболках, одна – в красной, другая – в желтой. Распущенные волосы цвета сливочного масла струились по ветру. В сухом воздухе плыл звонкий смех.


Никакой необходимости разрушать эту идиллию не было; въезд на территорию участка находился сбоку, под выкрашенной белой краской аркой со словом «Авентура». Въехав на асфальтовую площадку, я припарковался на одном из четырех мест, обозначенных белыми линиями.


Девушки в футболках остановили лошадей.


– Ну вот, – сказал Майло. – Проклятие.

* * *


Сестер Кори разделяли два года, но они вполне могли быть близняшками. Высокие, длинноногие, стройные и гибкие, с бронзовыми от загара лицами, девушки обладали одинаково симметричными чертами. Узкие бедра, тонкие, крепкие талии и широкие плечи указывали на регулярные занятия спортом. У девушки в красной футболке волосы были прямые и достигали линии пояса. У той, что в желтой, они разливались роскошными волнами по плечам.


Замерев в одной неподвижной позе, с прямой спиной, сжав твердо губы и не отводя голубых глаз, сестры наблюдали, как мы приблизились к загону.


– Эшли и Марисса? – спросил Майло.


– Я – Марисса, – слегка охрипшим голосом сказала девушка с волнистыми волосами. – Она – Эшли. А вы кто?


– Лейтенант Стёрджис, полиция Лос-Анджелеса. Нам нужно поговорить с вами.


– Копы? Из Лос-Анджелеса? – Голос у Эшли Кори был еще более хриплый. Возможно, когда-то и их мать имела такой вот знойный голос.


– Делом занимается шериф Агуры, – сказала Марисса Кори, – и мы уже объяснили, что не имеем к этому никакого отношения.


– Никакого отношения к чему?


– К машине Лоры. Нам совершенно ничего об этом не известно, и шериф наконец-то поверил, так что Лоре придется идти в суд, и я не знаю, что вы думаете, но…


Эшли взяла сестру за руку и легко сжала.


– Подожди, Рисси, Феллингер сказал, что ты не должна даже разговаривать с ними.


– Рад, что у вас с Лорой все уладилось, но мы здесь не поэтому, – сказал Майло. – А теперь, девушки, пожалуйста, слезайте с лошадей.


– У них по расписанию прогулка, – возразила Марисса.


– И мы не остановимся из-за того, что вы говорите, – добавила Эшли.


– Дело важное, девушки. Серьезно.


Эшли тряхнула волосами, нахмурилась и беззвучно произнесла что-то похожее на ругательство, но все же послушалась. Как только ее ботинки коснулись земли, примеру сестры последовала Марисса. Сестры вышли из загона, и Эшли заперла его за собой. В начищенных до блеска ботинках для верховой езды – у Эшли из змеиной кожи, у Мариссы вроде бы из слоновьей – они были за шесть футов[18] каждая. Рисунок в виде мультяшной лошадиной пасти на обеих футболках сопровождался надписью: «Дареный конь».


Марисса сложила руки на груди.


– Ну что?


– Мне нужно поговорить с вами о вашей матери.


– О маме? – На последнем слоге ее голос взлетел на полтона.


Эшли прищурилась.


– А что такое с мамой?

* * *


Майло изо всех сил старался смягчить удар, но ни приглушить ужас известия, ни избежать участи стать худшим воспоминанием не смог.


Эшли и Марисса вскрикнули одновременно и тут же принялись кричать «Нет, нет, нет!» в рваном ритме, который сгладился мощным потоком горя. Потом Марисса стала бить себя в грудь, а Эшли – заламывать руки и стучать ладонью по лбу. Из глаз, словно кровь из открывшихся ран, хлынули слезы. Девушки повернулись друг к дружке, крепко обнялись и замерли, скованные тревожными объятиями.


Все это время Майло жевал губу, постукивал ногой о пол и так усердно утирал ладонью лицо, что на виске за левым глазом появилось розовое пятно.


Нам ничего не оставалось, как только смотреть, ждать и ощущать себя бесполезными свидетелями. Между тем плач и завывания слились в один горестный звук, и прошло еще немало времени, прежде чем пик эмоций остался позади, а крики сменились всхлипами и непроизвольными содроганиями. Майло уже был наготове с салфетками, которые обе девушки проигнорировали.


– Нет, нет, нет! – повторяла Марисса, снова и снова убирая падающие на мокрое от слез лицо волнистые пряди.


– Зачем кому-то понадобилось убивать ее? – спросила Эшли.


– Этого, Марисса, мы пока еще не знаем, – ответил лейтенант.


– Когда… когда это случилось?


– Сегодня утром.


– Это не папа, – сказала Эшли. – Точно вам говорю, это не папа.


Сестра посмотрела на нее и после секундной паузы кивнула.


– Черт, нет. Конечно, не папа.


– Давайте пройдем в дом и поговорим, – предложил Майло.


Продолжая реветь, девушки поплелись к дому. Мы с лейтенантом последовали за ними, отстав на четыре шага.


Скорбящие всегда идут первыми.

* * *


Подойдя к дому, Эшли толкнула половинку двойной дубовой двери, и та беззвучно открылась. Похоже, сестры Кори росли, принимая безопасность как нечто само собой разумеющееся. Что ж, отныне они уже никогда не будут чувствовать себя полностью защищенными.


Шмыгая носами, спотыкаясь и неуклюже цепляясь друг за дружку, девушки прошли в дом, и мы с Майло, как привязанные, потянулись за ними мимо ротонды из плитнякового камня с люстрой из кованого железа. Люстру украшали красивые кованые птицы, а из декоративных кованых свечей выглядывали светодиодные лампочки. В нише справа нашла приют выполненная в грубовато-примитивном стиле статуя Девы Марии, подобных которой можно немало встретить в Тихуане. Следуя за сестрами, мы оказались в просторной комнате с высоким потолком, большими окнами и гранитными стенами. Дорогая мебель располагалась с кажущейся небрежностью и ненавязчивой продуманностью в выбранных со вкусом местах: обитые оленьей кожей диваны и диванчики на двоих, железные и стеклянные столики, стулья с соломенными спинками, выкрашенные в цвет сушеного шалфея, декоративные подушечки килим.


Сестры Кори бессильно опустились на самую большую софу.


Марисса схватила подушку, прижала к груди и уткнулась в нее лицом, всхлипывая, вздрагивая и издавая негромкие печальные звуки. Младшая сестра села рядом со старшей и застыла – с прямой спиной и пустыми глазами, положив руки на колени.


С того момента, когда девушки узнали печальную новость, они претерпели странную и даже противоречивую трансформацию: беспомощные, они больше походили не на подростков даже, а на детей, и, с другой стороны, тяжелейшая утрата отложилась вокруг глаз тенью как будто прожитых десятилетий.


– Девочки, нам тоже очень, очень жаль, – сказал Майло.


Эшли просунула руку под плечи сестры. Марисса опустила голову на грудь Эшли. Будучи на два года старше, она казалась более неуверенной и зависимой. Может быть, поэтому одна предпочла перебраться в общежитие, а вторая осталась дома?


– О боже, папа! – воскликнула Эшли, словно позабыв, что вспоминала его несколько минут назад. – Он знает?


– Да, мы поставили его в известность.


Девушки переглянулись.


– Он нам не звонил, – сказала Эшли.


– Для него это был сильный удар, – объяснил Майло. – Мы предложили поговорить сначала с вами, а потом, когда закончим, он приедет сюда сам.


– Папе нужно быть здесь, – не согласилась Марисса.


– Он и будет, – сказала Эшли и со вздохом добавила: – Бедный папа. В первый раз после развода…


– Он приедет сюда в первый раз? – спросил лейтенант.


– Угу.


– Мама наверняка не возражала бы, они ладили, – сказала Марисса. – Но папа отказывался, говорил, что ему надо поскорее налаживать свою жизнь.


– В своем доме, – вставил Майло.


– Угу.


– А вы, девочки, часто там бываете?


– Не очень, – призналась Эшли. – Иногда.


– Меня тошнит. – Марисса с усилием встала и выбежала из комнаты.


Эшли повернулась к Майло.


– И что теперь?


– Наша единственная цель – найти того, кто это сделал. А для этого придется задавать вопросы, которые не всегда будут казаться тебе уместными. Так что если мы спросим…


– Какие, например?


– Для начала – вот какой. Несколько минут назад ты сказала, что это не папа. Мне бы хотелось знать, почему ты так сказала.


– Я сказала так, потому что это сделал не он, хотя вы могли подумать, что он.


– Почему мы могли так подумать?


– Потому что копы всегда так думают, разве нет? Считают, что убил муж. Я смотрю фильмы и все время это вижу.


– Ты смотришь слишком много…


– Папа тоже их смотрит, и я, когда есть время.


– Значит, ты хотела, чтобы мы не подумали…


– Признайтесь, он ведь уже главный подозреваемый, – добавила Эшли громче. – Так вот, забудьте, ясно? Они развелись, но остались друзьями и работали вместе безо всяких там проблем.


– Хорошо. – Майло кивнул.


Эшли наставила на него указательный палец с красным ногтем.


– И даже если б я думала, что он мог сделать такое – а я так не думаю, – я знаю, что его не было там тогда, когда вы сказали, потому что он был дома.


Еще раньше она спросила, когда убили мать. Значит, не так уж уверена в невиновности отца, как ей хочется верить?


– Ты знаешь, что он был дома, потому что…


– Я звонила сегодня утром, и папа был у себя, а потом ему нужно было принять входящий международный, и он сказал мне воспользоваться электронной почтой. Я так и сделала, и он сразу же ответил. Дважды.


Мы и сами видели письма, так что в этом отношении она говорила правду. Но все было не важно, если Ричард Кори воспользовался услугами наемного убийцы.


– Спасибо, Эшли, что прояснила этот вопрос, – поблагодарил девушку Майло. – И позволь подчеркнуть, на данный момент у нас нет подозреваемых. И твоего отца мы таковым не считаем.


– Меня стошнило, – сообщила Марисса Кори, появляясь из-за угла и вытирая губы салфеткой. Другой рукой она держалась за живот. – Все прочистило.


– Ты в порядке? – спросила Эшли.


Марисса высунула язык и состроила гримасу.


– Во рту так гадко… Да.


– Я только что сказала им, что папа и мама хорошо ладили после развода.


– Угу. – Марисса закрыла глаза и откинула голову на спинку софы.


– Понимаю, момент не самый лучший, но у кого-то из вас есть подозрения? Кто мог желать зла вашей матери?


– Никто, – тут же ответила Эшли. – Вероятно, ее хотели ограбить.


– Она носила кучу всяких побрякушек, – сказала Марисса. – Я сама видела утром, когда завтракала.


– Да, наряжалась, как рождественская елка. Так любила эти свои финтифлюшки… Из-за них и поехала сегодня. Хотела разделить между нами по справедливости. Сама так сказала. Выглядело как-то странно, но если уж мама что-то задумает…


– «Пятьдесят на пятьдесят, девочки». – Марисса переключилась на британский акцент.


– Справедливость у нее всегда на первом месте.


– Ограбление – хороший мотив, – согласился Майло. – Но все драгоценности вашей матери остались на ней. Как и наличные деньги, и кредитные карты.


Обе девушки в изумлении уставились на лейтенанта.


– Так что? Какой-то подонок попытался ограбить ее, но запаниковал и… – Эшли покачала головой и снова расплакалась.


– Кажется, меня опять вырвет, – скривилась Марисса, но осталась на месте.


– Хорошая догадка. Мы обязательно проверим вашу версию, – пообещал Майло. – Еще предположения есть?


– Откуда ж нам знать? – пожала плечами Эшли.


– Вы были близки к ней.


– Ну и что? Если это из-за драгоценностей…


– Верно, но давайте подумаем над альтернативами. Ваша мама встречалась с кем-нибудь?


Сестры переглянулись.


– Нет.


– Ни с кем?


– Из-за бизнеса у нее совсем не оставалось времени, – сказала Эшли. – К тому же ей приходилось много ездить.


– Значит, постоянного бойфренда у нее не было.


– Угу.


– Она никогда не говорила, что ее кто-то преследует?


– Кто-то вроде навязчивого поклонника? – уточнила Эшли. – Нет, никогда.


– А как насчет проблем из-за бизнеса?


В первый момент сестры никак не отреагировали, но потом Марисса украдкой взглянула на сестру. Однако сообщение, если таковое и было послано, до адресата не дошло. Сначала Эшли как будто замерла, потом вдруг поникла и потерла глаза.


– Вы подумали о чем-то, Марисса? – спросил я.


– Нет. – Она покачала головой и, повернувшись к сестре, негромко добавила: – Не Филлис же, правда?


Эшли сделала большие глаза.


– Филлис? Да ты что? Быть не может.


Следующий шаг был ясен – выяснить, кто такая Филлис.


– Расскажите нам о проблемах с Лорой, – сказал Майло.


– Тупая сучка эта Лора, – сказала Марисса. – Мы все собираемся в город – в «Хаус оф Блюз», на «Вальс бензопилы». Лора – мол, я поведу. Водила из нее никакущий, но мы ж не знали, а тут она отцовскую тачку взяла и захотела похвастать.


– И что, красивая тачка? – спросил я.


– «Бентли Спид»? А вы как думаете?


– На своей «Ауди» Лора неделю назад в столб въехала, так что машина в ремонте, а тут отец наконец-то позволил попользоваться «Бентли». Ну и она, типа, давайте, да они перед нами ковриком лягут, оторвемся как большие, а может, еще и в приватные номера попадем… В общем, мы согласились. Но потом, вместо того, чтобы выехать на сто первую, она сворачивает в какой-то переулок, потому что хочет покрасоваться без дорожного патруля на хвосте. Жмет под девяносто, мы орем ей: «Стой, идиотка, не дури!» И тут откуда ни возьмись мигалка, шериф, и нас всех заставляют пройти тест Дьюи.


– Тест Дьюи? – спросил Майло.


– Дьюи. Д-Ь-Ю-И, – по буквам повторила Марисса. – Ну, пройти по прямой, дотронуться пальцем до кончика носа…


– Мы-то тест прошли, – подхватила Эшли, – а Лора – нет, успела хлебнуть где-то пива. Шериф говорит, я, мол, загляну в машину, а Лора – ну ладно, глядите, и даже про ордер не спрашивает. Он смотрит – и находит в бардачке пакетик травки, а эта дура говорит, что, мол, это не ее, а папы. А такое вполне возможно, потому что ее папа – он типа музыкальный продюсер, патлатый. Потом еще одна шерифская машина подкатывает, и нас везут в участок, мы звоним маме, да только она не отвечает. Зато Лорин папа отвечает, а потом приезжает и узнаёт, что дочка его сдала. Ему это сильно не нравится, и он говорит копам, мол, ладно, преподайте моей доченьке урок.


– Обычно-то он такой мягкий и добрый, – вставила Марисса, – такой дружелюбный, а тут… как чужой.


– По-моему, девочки, вам беспокоиться не о чем, – сказал я.


– Мы так и подумали. – Эшли закивала. – Но они нас задержали, и еще судом пригрозили. Потом мы все-таки дозвонились до мамы, а она связалась с Феллингером, и он приехал, вытащил нас и устроил так, что ни в какой суд идти не придется. А вот Лоре придется. Правда, ее папа наконец разжалобился и нанял адвоката, который теперь тянет время. Мы поэтому и подумали, что вы по ее делу и типа хотите убедить нас настучать на Лору… – Она перевела дух и опустила голову. – Уж лучше бы так.


Сестры опять вцепились друг в дружку.


Майло достал телефон и набрал номер.


– Мистер Кори? Это лейтенант Стёрджис. Вы нужны дочерям. Хорошо, передам.


Эшли открыла глаза. Марисса сделала то же самое секундой позже.


– Ваш отец уже едет.


– О’кей, – безжизненным голосом отозвалась Эшли.


– Значит, ты живешь в общежитии, а ты, Марисса, здесь? – спросил я.


– Э… вообще-то нет.


– Мы снимаем квартиру, – смущенно призналась Эшли и покраснела.


– Ты же учишься?


После секундного колебания она покачала головой.


– Бросила. Пустая трата времени. Хочу заняться бизнесом. Как родители.


– Импорт-экспорт?


– Нет, сама по себе. Может быть, что-нибудь по части моды. – Она потянула блондинистый локон длиной в фут. – Смотрю, прикидываю.


– Я тоже, – сказала Марисса.


– Так вы сегодня здесь, потому что…


– Мы к Сидни и Джасперу приехали. Бываем здесь раза три-четыре в неделю, чистим их, кормим, прогуливаем. Чтобы мышцы не одрябли совсем… чтобы не заболели.


– А в другие дни?


– В другие это делает мама… Боже!


– И что теперь будет с Сидни и Джаспером? – растерялась Марисса.


Я прошел в напоминающую пещеру кухню, отыскал ледяную воду в одном из двух холодильников, налил девочкам по стакану. Они начали пить – и снова захлюпали.


– Спасибо, что уделили нам время, – сказал Майло.


Девушки сонно кивнули.


– Можем остаться, подождать, пока ваш папа приедет.


Общее «угу».


– Уверены?


– Вообще-то мы хотим побыть одни, – сказала Эшли.


Марисса кивнула.


– Понимаю, – сказал Майло, и мы поднялись. – Берегите себя, девочки… да, кстати, кто такая Филлис?


– Филлис Тран, – вздохнула Эшли. – Мамина подруга. А потом папа с ней встречался.


– После развода.


– Конечно, после, – сказала Марисса. – Папа не какой-нибудь изменник.


– Они и встречались недолго, – добавила Эшли. – Может, им как-то неловко было…


– Филлис Тран, – повторил Майло. – Вьетнамское имя.


– Да, она – вьетнамка. Мама знает ее по бизнесу.


– Они даже вместе ходили маникюр делать, когда мама приезжала в Беверли-Хиллз.


– В Беверли-Хиллз все маникюрные салоны вьетнамские, – пояснила Эшли.


– Везде, – добавила Марисса.


– Филлис приходит, разговаривает с ними на вьетнамском, и их с мамой обслуживают по высшему разряду.


– А это изменилось, когда Филлис начала встречаться с вашим папой? – поинтересовался Майло.


– Я не знаю. – Эшли пожала плечами. – Никто ничего не говорил.


– И я тоже не знаю, – сказала Марисса. – Вообще, чем люди занимаются, это их личное дело.

Загрузка...