Глава 17



К половине второго ночи никаких новостей с места преступления не поступило.


– Ее родителей поставлю в известность завтра, – сказал Майло. – Дам им еще несколько часов, прежде чем их мир изменится навсегда.


– Когда? – спросил я.


– Думаю, часов в девять-десять. Ты свободен?


– Дай мне час – приготовиться.


– Надеть подобающую случаю маску? Я никогда не могу выбрать подходящую.

* * *


На связь он вышел во втором часу дня. Голос звучал хрипло и устало. Вместо того чтобы поспать, Майло вернулся к дому Гранта Феллингера. «Челленджер» и «БМВ», на котором ездила, вероятно, супруга, оставались на месте почти до восьми утра, когда адвокат вышел из дома и отправился на «Додже» в свой офис в Сенчури-Сити.


Потом смену принял Мо Рид, а Майло ненадолго заехал к себе домой, в Западный Голливуд, где принял душ, проглотил половину холодной пиццы и изрядную порцию холодной запеченной пасты. Все это он проделал, читая газету и сидя напротив доктора Рика Силвермана, который завтракал фруктами и хрустящим воздушным рисом.


– У него «Уолл-стрит джорнал», у меня – «Таймс». Мы оба по утрам не в лучшей форме, а уж сегодня раздражительны, как черти. В конце концов его вызвали, и я тоже собрался уходить, но в последний момент обнаружил, что мне надо сменить рубашку – заляпал томатным соусом, – и вот это достало меня больше всего. Думаешь, все чертово подсознание? И итальянскую еду я выбрал по велению большого и доброго сердца?


– Тебе всегда нравилась пицца.


– Ты опять за свое. Опускаешь на землю.

* * *


Уильям и Клара Ди Марджио жили в выкрашенном оливково-зеленой краской одноэтажном бунгало к югу от Пико и к востоку от Оверлэнда. Я прождал Майло минут десять. На нем был серый костюм в цвет неба, желтая рубашка, галстук цвета глины и верные велюровые ботинки, подметки которых менялись уже несколько раз. Образ довершали гладко зачесанные волосы, небрежно выбритое лицо с сеточкой порезов на подбородке и налитые кровью глаза. Голова наклонена вперед.


Три с лишним сотни убийств. И все как в первый раз.

* * *


Дверь открыла женщина. За шестьдесят, рост пять футов и три дюйма, коротко постриженные черные волосы, приятное лицо, маленькое тело, утонувшее в стеганом голубом халате.


– Да?


– Миссис Ди Марджио?


– Это я, а что?


Майло показал жетон. Не карточку, на которой написано «Отдел убийств».


– Мистер Ди Марджио дома?


– А в чем дело?


– Это касается вашей дочери Франчески. Нам можно войти, мэм?


– Будьте добры, еще раз ваш жетон. – Но она уже отступила и ухватилась за дверной косяк.


– Клара? – Голос прозвучал раньше, чем появился мужчина. Уильям Ди Марджио был ненамного выше жены, но старше – или просто постарел быстрее, – с вьющимися седыми волосами, обвисшими веками и грубоватой, обветренной кожей. Постриженные небрежно усы торчали во все стороны.


– Полиция, Билл.


– Что происходит? – требовательным тоном спросил Билл Ди Марджио и направился к нам.

* * *


Как всегда, Майло старался как мог. И, как всегда, старания были напрасны.


Клара Ди Марджио вскрикнула и задрожала. Муж протянул руку, будто хотел ее оттолкнуть. Глаза его наполнились гневом, подбородок выдвинулся вперед, в уголках раскрытого рта собралась слюна.


Я прошел на кухню, принес воды и коробку с салфетками и поставил все на кофейный столик перед супругами. Столик орехового дерева с черными крапинками имел форму лиры и стоял на золоченых лапах грифона. Корзина с восковыми фруктами, бронзовые щипцы для орехов в виде крокодила и несколько фотографий в рамках – свободного места почти не осталось.


Большинство снимков представляли ничем не примечательных мужчин и женщин лет тридцати с лишним, две супружеские пары, каждая с двумя детьми. На одной из фотографий присутствовали Клара и Билл. Ни татуировок, ни пирсинга я не увидел.


Симпатичная девушка-подросток на еще одном снимке, чуть в сторонке, напоминала Франческу Линн Ди Марджио с мутной фотографии на водительских правах, но только без голубого с алым «ежика», змеящихся черных татуировок на шее, гвоздиков, колец и штанг в бровях, носу, губах и между нижней губой и подбородком. Пирсинг был повсюду, кроме ушей. Скромная, застенчивая девушка, всем своим видом бросающая вызов миру?


Я внимательно изучил выражение на ее еще не подвергшемся модификациям лице. Напряженное, озабоченное. Вымученная улыбка. Приготовилась позировать, но фотограф все равно застал ее врасплох.


Клара Ди Марджио стихла. Муж убрал руку с ее плеча и отодвинулся на несколько дюймов.


– Мы сочувствуем вашей потере, но не могли бы вы поговорить с нами? Это поможет понять, что произошло.


– То произошло, что она жила как фрик. Вот и…


– Ох, – застонала миссис Ди Марджио и сжала ладонями щеки.


– Какая теперь разница? Она что, расстроится?


Клара снова заголосила. Уильям стиснул зубы, и его усы ощетинились.


– Мы будем благодарны за любую информацию, которой вы пожелаете поделиться, – сказал Майло.


– У нее была своя жизнь, и нас она из нее исключила.


– О боже, – пролепетала Клара.


Уильям отодвинулся еще дальше.


– Взять хотя бы то место, где она якобы работала. Делала вид, что это настоящая работа и мы должны быть в восторге.


– «Чет-нечет», – сказал Майло. – Вы там бывали?


– С какой стати? Сидеть по ночам в книжном магазине в нехорошем районе – разве это работа? Кто покупает книги ночью?


Клара вытерла слезы.


– Фрэнки говорила, что люди туда приходили.


– Говорила тебе?


– Да.


– Хм. Ну а мне ничего не сообщала. – Уильям повернулся к нам. – Они что там, в трущобах, все вдруг страстными читателями заделались?


– Силверлейк – не трущобы.


– Верно, это Беверли-Хиллз… Послушай, парни пришли за информацией, и я дам им информацию. Она болталась с лузерами, а ты хочешь сказать, что это к делу не относится? Хватит, Клара.


Уильям сорвался с места и, потрясая кулаком, вышел в кухню.


– Он расстроен, – сказала Клара.


Мы с Майло сели. Уильям Ди Марджио вернулся через несколько секунд и, словно лишь теперь заметив воду, налил стакан и, шумно прихлебывая, выпил.


– У Фрэнки были проблемы с ночными покупателями?


– Нет, – сказала Клара. – Она ни о чем таком не говорила.


– Если она ничего не говорила, это еще не значит, что проблем не было.


– Ох, Билл, пожалуйста…


– Давай начистоту. Будь у нее проблемы, разве она рассказала бы нам?


Молчание.


– Фрэнки – хорошая девушка, – вздохнула Клара. – Просто ей нужна была свобода, вот и всё.


– Мы и дали ей свободу. Мы всем троим детям дали свободу, но другие отнеслись к этому с уважением. – Лицо Уильяма Ди Марджио сморщилось, он повернулся к нам, и его взгляд переместился с Майло на меня. По обветренной коже поползли слезы. – Господи, что же сталось с моей девочкой?


– Кто-то убил вашу дочь в ее доме, – сказал Майло.


– Как? Что с ней сделали?


– Деталей мы пока не знаем.


– Вы же были там – и не знаете?


– Ясно будет после вскрытия.


– Не понимаю, – сказал Ди Марджио. – Вы же не просто смотрели на… Разве нельзя понять? Ее отравили? Какой-то дрянью?


– Не хочу это слушать, – сказала Клара и, повернувшись, прошла через комнату в коридор и повернула направо.


Мы услышали, как ее вырвало. В туалете зашумела вода.


– Так что случилось? – спросил Билл Ди Марджио. – Ее чем-то отравили?


Майло потер ладонью лицо.


– Боюсь, сэр, тело пролежало какое-то время, что затрудняет…


– Ох! – Ди Марджио закрыл лицо руками.


Клара вернулась бледная, вытирая рот.


– Не спрашивай их ни о чем, – предупредил муж. – Ответы тебе не понравятся.


Они допили воду. Я снова отправился на кухню, задержавшись, чтобы посмотреть фотографии на дверце холодильника.


И опять-таки все, кроме Фрэнки.


Вернувшись, я услышал, как Майло говорит:


– …Пройти через такое ужасно. Но мы не знаем, что поможет раскрыть преступление, поэтому расскажите все, что знаете, например, с кем она дружила…


– У нее не было друзей, – сказал Билл.


– Мы этого не знаем, – возразила Клара.


– Не знаем? Назови хотя бы одного.


Молчание.


Клара снова расплакалась, и Билл ушел во второй раз, а вернувшись, принес и сунул нам фото, которое было больше, чем другие.


Это был портрет Фрэнки Ди Марджио, сделанный лет, наверное, в четырнадцать. Белое платье, длинные роскошные каштановые волосы. Чистая кожа, ясные глаза. Никакого металла на лице, кроме брекетов.


И уже знакомая настороженная улыбка.


– Красивая была девушка, – сказал Билл. – Пока не начала дурить. В пятнадцать – первая татуировка. Но мы и не знали. Потом – на спине, в самом низу. Прятала от нас целый год. Узнал бы я, кто это сделал, он бы у меня слезами умылся. Но Фрэнки не сказала, даже когда я запретил ей выходить из дому и забрал все компакт-диски. С ней всегда было трудно. Все поперек делала. Не ходила на вечеринки, куда ее приглашали. Не отвечала, когда о чем-то спрашивали. Даже не смотрела, будто тебя и нет вовсе.


– Билл, – умоляюще произнесла Клара.


– Я пытаюсь помочь. – Ди Марджио стиснул зубы. – Чтобы они раскрыли это треклятое дело.


Жена посмотрела на него молча, поднялась и вышла в третий раз, но теперь добралась до самого конца коридора. Хлопнула дверь.


– Проспит целый день. У нее всегда так. И, как обычно, во всем виноват я. Так вы хотите услышать о Фрэнки? Я вам расскажу. Знаю, знаю, это нормально, у каждого свой путь. К тому же она застенчивая, боится людей, и ей надо как-то выразиться. Но вот что я вам скажу. Застенчивость – не проблема, многие застенчивы, ведь так? И в неприятности они не влезают.


Послышались шаги. Билл Ди Марджио сложил руки на груди. Вернулась Клара – в черной блузке, черных брюках и черных туфлях. Подойдя бочком к мужу, она взяла его за руку.


– Ты как, милая?


Клара вздохнула и посмотрела на нас.


– Можно я расскажу вам о нашей малышке? Она была такая… Такая застенчивая. С самого рождения.


– Наконец что-то, с чем мы оба согласны.

* * *


Эта история ничем не отличалась от других, которые я слышал сотни раз. Тихий, замкнутый ребенок с хорошим поведением находит социальную нишу среди шайки изгоев в младшей средней школе, и все меняется: одежда, музыкальные вкусы, оценки, отношение к наркотикам.


– Но ничего опасного, такого, что вызывает привыкание, – сказала Клара.


Ее муж фыркнул. Она убрала руку.


– Я не хочу сказать, что она ни в чем не виновата. Выпивала, покуривала «травку». Но ничего серьезного. И до какого-то времени ничего плохого она не делала. Наоборот, была паинькой, даже на Рождество отказывалась от глинтвейна.


– Вот бы и дальше так, – проворчал Билл Ди Марджио.


– У нее не было проблем с наркотиками, – упрямо повторила Клара.


– Как скажешь.


– Так и скажу. И ты знаешь, что я права.


– Может быть, – уступил муж. – Хотя временами вид у нее был такой, словно вином и «косячком» дело не ограничивалось.


– Говори, что хочешь, – процедила сквозь зубы супруга. – Наркоманкой она не была. Это нам все говорили.


– Все – это кто? – спросил я.


– Школьные консультанты. Фрэнки сдавала тесты, и ни разу, никогда не возникло и малейшего подозрения на наркотическую зависимость. – Клара сердито взглянула на мужа.


– Должно быть, так, – пробормотал он, – они же эксперты.


– Я не говорю, что она все правильно делала, – продолжала Клара. – У нее ухудшилась успеваемость. Отличницей Фрэнки никогда не была, но до восьмого класса училась сносно. А как поведение изменилось, так и проблемы начались.


– Как начались, так и банзай, – добавил Билл и, изобразив ладонью крыло, резко спикировал[37].


– Она несколько раз проходила тесты и показывала средний уровень, а кое в чем даже выше среднего. Например, в творческом мышлении. С креативностью у нее определенно все было в порядке. В школе ей еще и потому было трудно, что сестре и брату учеба давалась легко. И учеба, и общественная работа.


– Это уж точно, – согласился Билл. – Трейси могла во сне мероприятие спланировать.


– Трейси – наша старшая дочь, – пояснила Клара. – Очень активная. Работает организатором вечеринок.


– Билл-младший у нас бухгалтер, – добавил муж. – Котелок у него варит.


– Они в Лос-Анджелесе живут? – спросил я.


– Трейси возле Чикаго, – ответила Клара. – А фирма Билла-младшего в Финиксе.


– Хорошие деньги зашибает, – сказал Билл. – С ним нам было легче всего.


– Слава богу, у всех все в порядке, – вздохнула Клара. – Включая Фрэнки. Она и в самом деле взяла себя в руки. Слово наконец-то так и не прозвучало.


– Когда вы в последний раз ее видели? – спросил я.


Долгая пауза.


– Вообще-то давненько, – сказал Билл. – С того… Месяца, может быть, четыре. Она приходила за деньгами.


– За деньгами на…


– На жизнь. Это кроме того, что мы оплачивали ее аренду.


– Не всю, – уточнила Клара.


– Бо́льшую часть. Мы ее квартиру даже не видели. Она не хотела.


– Я видела, – поправила Клара.


– Один раз. До того, как она въехала. Если мы оплачиваем аренду, это не значит, что нас надо развлекать, как развлекают Трейси и Билл, когда мы к ним приезжаем.


– У каждого свое. Фрэнки нужно было жить своей жизнью.


Билл фыркнул.


– Она была такой застенчивой, – стояла на своем Клара. – Ей так трудно давалось общение…


– У нее были друзья после средней школы? – спросил я.


– Уверена, что были.


– А кто они?


– Коллеги на работе, наверное.


– Неудачники, – сказал Билл. – Психи чокнутые. Хотите найти того, кто это сделал, – ищите там. Какой-нибудь больной на голову придурок или подонок из гетто.


– Она упоминала о проблемах на работе? Или вообще с кем-то?


– Никогда, – покачала головой Клара.


– Как будто б она нам сказала… – буркнул Билл.


Клара стремительно вскочила и выбежала из гостиной. Больше она не вернулась.


Мы остались с Биллом, но атмосфера изменилась, и в ответ на каждый последующий вопрос он только медленно и устало качал головой. Когда мы поднялись и собрались уходить, Ди Марджио даже не встал.


– Спасибо, сэр, – сказал Майло.


– За что? Я только и делал, что кричал. А теперь и она еще рассердилась.

Загрузка...