Глава восьмая


Кай


Удар ножом в грудь — ее фирменный прием.

Я опускаюсь рядом с распростертым на земле стражником, и под моими сапогами хрустит пропитанный кровью песок. На меня смотрит лицо мужчины не намного старше меня с темными глазами, лишенными жизни, которую он едва успел прожить. Пригладив рукой растрепанные волосы, я разглядываю кровавые пятна на его униформе. Каждое из них рассказывает свою историю.

Когда всю жизнь проливаешь кровь, каждое пятно начинает говорить, стоит только прислушаться.

А может, я просто сошел с ума.

Из раны на его груди сочится кровь, которая растекается под ним. На песке вокруг видны следы борьбы, запечатленные в отпечатках ног.

Что ж, по крайней мере, у нее была причина убить его.

Мой взгляд возвращается к человеку подо мной, и скользит по размазанной крови на подоле его рубашки напротив раны. Я придвигаюсь ближе, почти задыхаясь от металлического и тошнотворного запаха.

— Это была она, — говорю я, не поднимая взгляда на обступивших меня мужчин. — Она была здесь. Она здесь. Он мертв не больше суток, — я смотрю на кровавый след на его рубашке в том месте, где она поспешно вытерла руки.

Должно быть, она была в ужасном состоянии, раз оставила такие улики на виду.

При этой мысли я вздыхаю, и в который раз провожу грязными руками по еще более грязным волосам. Если она ранена, то не могла уйти далеко. Если ей больно, то у меня есть преимущество.

Если ей больно, я должен смириться с этим.

Я покачиваю головой, жалея мужчину, который подошел к ней слишком близко.

— Поднимите его. Мы передадим тело его товарищам, чтобы они с ним разобрались.

Несколько Гвардейцев обмениваются взглядами, молчаливо интересуясь, кому из них выпадет нелегкая задача нести разлагающееся тело. Я встаю, разминая затекшую шею, после чего поворачиваюсь к ним спиной и направляюсь в сторону виднеющегося города.

— Если вам нужна мотивация, то я с радостью…

Неловкие покашливания и шарканье ног заглушают мои слова, и Гвардейцы, не теряя времени, следуют за мной, таща за собой мертвое тело. Но нам не придется долго идти, поскольку вскоре нас поглотит кишащий людьми город.

Я отодвигаю в сторону выцветший от солнца плакат, низко болтающийся между полуразрушенными зданиями, и нам открывается лучший вид на город, почти такой же суровый, как и живущие в нем люди. Нас встречают взгляды, полные подозрений, но жители Дора достаточно умны, чтобы не высказывать их в лицо Элитным, прогуливающимся по городу. Они словно чуют способности в нашей крови, и при этом смотрят на нас свысока.

Ничуть не удивленный их реакцией на меня и моих людей, я коротко — почти дерзко — киваю в ответ нескольким жителям. Дор не скрывает своей ненависти к Элитному королевству, ведь за последние десятилетия они приняли больше всего Обычных.

У Илии не было союзников со времен Чумы. С тех пор как королевство изолировало себя, чтобы сохранить свои элитные силы. С тех пор как Илия внезапно стала угрозой для всех, кто находится за ее пределами.

На торговой улице я замечаю скучающего стражника, не выполняющего свои обязанности, и сквозь толпу, на которую мы наткнулись, направляюсь к нему. Стражник рассматривает нас, после чего начинает постепенно выпрямляться по мере того, как мы приближаемся к нему.

— Я полагаю, это ваше, — говорю я, указывая на мертвое тело. Теперь, когда у его ног лежит труп, мужчина широко распахивает глаза. — Мы нашли его по дороге в город. Его ударили ножом в грудь, — стражник моргает. — И я знаю, кто в этом виноват. Мой вопрос в том, видели ли вы ее в городе?

— Е-Ее? — заикается стражник. — Это сделала женщина? — его глаза слегка расширяются от осознания. — Это была она? Серебряная Спасительница?

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не скривиться, услышав это прозвище.

— Да. Она. Девушка, плакаты с которой вы расклеили по всему городу, — я жестом указываю на потрепанную листовку рядом с головой стражника. На ней изображено лицо, которое я запомнил на всю жизнь, но больше всего мое внимание привлекает нацарапанная под ним надпись:


РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВОЙ ИЛИ МЕРТВОЙ.

ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ СЕРЕБРЯНЫХ МОНЕТ ЗА АРЕСТ ПЭЙДИН ГРЭЙ.


Живой или мертвой.

И Чума знает, что так просто она не сдастся. Вряд ли она позволит кому-то вернуть ее в Илию живой. А ведь именно этого хочет Китт, что бы он ни говорил окрестным городам.

Я перевожу взгляд обратно на стоящего передо мной стражника.

— Ты не ответил на мой вопрос. Ты видел ее?

— Если бы видел, то уже давно бы поймал и отвел ее обратно в Илию в обмен на серебро, — фыркнув, смеется он. — Значит, твой король действительно заставил все города искать ее, да?

Да, это так.

— Если увидишь ее или что-нибудь подозрительное, немедленно докладывай мне. — говорю я, игнорируя его вопрос.

Стражник снова фыркает.

— Черта с два я буду тебе докладывать. Кто ты такой, чтобы красть у меня двадцать тысяч сребреников?

Я подхожу ближе, изучая его достаточно долго, чтобы у него перехватило дыхание.

— Я человек с двадцатью тысячами сребреников.

Забавно наблюдать за тем, как его челюсть отвисает, стоит ему только понять, кто перед ним.

— Вы…вы…

Я поворачиваюсь к нему спиной еще до того, как он успевает произнести мой титул.

Силовик.

Это слово повисает в воздухе, заставляя людей оборачивается мне вслед, пока я прохожу мимо. Моя личность хорошо известна в соседних городах: они относятся к Илии и ее королевским особам как к сказке на ночь. Нас обожествляют, а все потому, что взаимная неприязнь сближает людей, являясь поводом для мелких сплетен, когда в разговоре наступает затишье.

Я осматриваю улицу в поисках чего-нибудь съедобного и натыкаюсь на торговую тележку. Я измотан, и ощущаю головокружение, словно все разочарование, переполняющее тело, наконец-то осело в моей голове. Я приближаюсь к скоплению тележек, готовый оттолкнуть любого, кто встанет между мной и моим голодом.

Но толпа расступается, словно перед ними шествует Чума.

До меня доносятся шепотки, мое имя слетает с губ горожан с мрачными лицами. Я игнорирую их и сопутствующие им пристальные взгляды. Осуждение — знакомое чувство, почти уютное из-за своей предсказуемости.

Тем не менее я сожалею о своей несдержанности, которая так быстро меня выдала.

— У вас есть мясо? — торговец стоит ко мне спиной, поэтому я роняю несколько монет на его тележку и принимаюсь доставать черствые буханки, каждая из которых почти такая же твердая, как дерево, на котором она лежит.

Торговец поворачивается, обводя меня взглядом своих темных глаз и разложенные перед ним монеты.

— Только дикий кабан, — его голос именно такой, каким я его себе представлял, — мрачный, как и весь его вид.

Я единожды киваю.

— Я возьму для себя и своих людей.

Моя просьба встречается долгим молчанием.

— Для тебя… — мужчина прищуривается, глядя на монеты, — двойная цена.

Я опускаю голову, и с моих губ срывается беззлобный смешок. Торговец отступает назад, его тело напрягается, когда я опускаю ладонь на шершавое дерево. Затем киваю в сторону монет.

— Мы с тобой оба знаем, что мясо не стоит и половины того, что я тебе уже дал.

— Вдвое больше, — снова ворчит он.

— И почему же? — мой голос звучит убийственно спокойно.

— Потому что мне не нравишься ни ты, ни тебе подобные.

Я едва не смеюсь над этим.

Тебе подобные.

Подумать только, для кого-то помимо жителей Илии, я все еще остаюсь загадкой. Неестественное создание, от которого нужно избавиться. Я смотрю на него, на человека, который сам по себе, по сути, является Обычным, хоть в его крови и нет той болезни, которая ослабляет Элитных. Неудивительно, что жители окрестных городов презирают нас за то, что мы изгоняем таких же Обычных, как и они.

— Значит, ты знаешь, кто я такой, — тихо отвечаю я, — и все же предпочитаешь брать с меня двойную плату?

— Ты меня не пугаешь. Только не здесь, — его бородатое лицо почти не скрывает усмешку на его губах. — Я знаю, ты привык к привилегиям Элиты, но здесь ты ничего из этого не получишь. Это, пожалуй, единственное проявление уважения, которого ты добьешься от кого-либо здесь.

— Принято к сведению, — отвечаю я, на мой взгляд, слишком резко. Мне не очень нравится мысль о том, что люди знают о своей способности выводить меня из себя. Слегка повернув шею, я разочарованно вздыхаю — привычное, идеально отработанное действие. — Что ж, если это единственное проявление уважения, которое я получу в Доре, то, полагаю, вы меня сильно недооцениваете.

Мужчина моргает, слегка озадаченный моей резкой сменой тона. Я почти улыбаюсь, наслаждаясь реакцией тех, кто еще не привык ко множеству масок, которые я меняю по своему желанию.

Я хитро улыбаюсь, высыпая на деревянную поверхность еще несколько монет, вдобавок к тем, что положил ранее.

Вскоре мои Гвардейцы начинают раздавать по кругу сушеные полоски, которые, как мне сказали, являются мясом дикого кабана, хотя я в этом не уверен.

— Расходитесь и постарайтесь не попадать в неприятности, — приказываю я. — Встретимся здесь на закате.

Мужчины обмениваются растерянными взглядами, и мне кажется, что это выражение никогда не сходит с их грязных лиц.

— Но, господин… — начинает Мэтью, выходя из толпы в помятом мундире. Он один из немногих Гвардейцев, имя которого я потрудился запомнить, один из немногих, кого мне не хочется оставить в пустыне.

От взгляда, который я бросаю в его сторону, слова застревают у него в горле.

— Мы привлекаем к себе лишнее внимание и никогда не получим нужную информацию или, что еще важнее, еду, если люди будут знать, кто я и откуда, — Мэтью кивает вместе с остальными мужчинами, до которых доходит смысл моих слов. — Разделитесь. Узнайте все, что сможете.

Я коротко киваю подчиненным, прежде чем развернуться и раствориться в толпе, которая сразу потеряла ко мне интерес.

Ведь я стал для них Обычным.


Загрузка...