Глава восьмая
Кай
Удар ножом в грудь — ее фирменный прием.
Я опускаюсь рядом с распростертым на земле стражником, и под моими сапогами хрустит пропитанный кровью песок. На меня смотрит лицо мужчины не намного старше меня с темными глазами, лишенными жизни, которую он едва успел прожить. Пригладив рукой растрепанные волосы, я разглядываю кровавые пятна на его униформе. Каждое из них рассказывает свою историю.
Когда всю жизнь проливаешь кровь, каждое пятно начинает говорить, стоит только прислушаться.
А может, я просто сошел с ума.
Из раны на его груди сочится кровь, которая растекается под ним. На песке вокруг видны следы борьбы, запечатленные в отпечатках ног.
Что ж, по крайней мере, у нее была причина убить его.
Мой взгляд возвращается к человеку подо мной, и скользит по размазанной крови на подоле его рубашки напротив раны. Я придвигаюсь ближе, почти задыхаясь от металлического и тошнотворного запаха.
— Это была она, — говорю я, не поднимая взгляда на обступивших меня мужчин. — Она была здесь. Она здесь. Он мертв не больше суток, — я смотрю на кровавый след на его рубашке в том месте, где она поспешно вытерла руки.
Должно быть, она была в ужасном состоянии, раз оставила такие улики на виду.
При этой мысли я вздыхаю, и в который раз провожу грязными руками по еще более грязным волосам. Если она ранена, то не могла уйти далеко. Если ей больно, то у меня есть преимущество.
Если ей больно, я должен смириться с этим.
Я покачиваю головой, жалея мужчину, который подошел к ней слишком близко.
— Поднимите его. Мы передадим тело его товарищам, чтобы они с ним разобрались.
Несколько Гвардейцев обмениваются взглядами, молчаливо интересуясь, кому из них выпадет нелегкая задача нести разлагающееся тело. Я встаю, разминая затекшую шею, после чего поворачиваюсь к ним спиной и направляюсь в сторону виднеющегося города.
— Если вам нужна мотивация, то я с радостью…
Неловкие покашливания и шарканье ног заглушают мои слова, и Гвардейцы, не теряя времени, следуют за мной, таща за собой мертвое тело. Но нам не придется долго идти, поскольку вскоре нас поглотит кишащий людьми город.
Я отодвигаю в сторону выцветший от солнца плакат, низко болтающийся между полуразрушенными зданиями, и нам открывается лучший вид на город, почти такой же суровый, как и живущие в нем люди. Нас встречают взгляды, полные подозрений, но жители Дора достаточно умны, чтобы не высказывать их в лицо Элитным, прогуливающимся по городу. Они словно чуют способности в нашей крови, и при этом смотрят на нас свысока.
Ничуть не удивленный их реакцией на меня и моих людей, я коротко — почти дерзко — киваю в ответ нескольким жителям. Дор не скрывает своей ненависти к Элитному королевству, ведь за последние десятилетия они приняли больше всего Обычных.
У Илии не было союзников со времен Чумы. С тех пор как королевство изолировало себя, чтобы сохранить свои элитные силы. С тех пор как Илия внезапно стала угрозой для всех, кто находится за ее пределами.
На торговой улице я замечаю скучающего стражника, не выполняющего свои обязанности, и сквозь толпу, на которую мы наткнулись, направляюсь к нему. Стражник рассматривает нас, после чего начинает постепенно выпрямляться по мере того, как мы приближаемся к нему.
— Я полагаю, это ваше, — говорю я, указывая на мертвое тело. Теперь, когда у его ног лежит труп, мужчина широко распахивает глаза. — Мы нашли его по дороге в город. Его ударили ножом в грудь, — стражник моргает. — И я знаю, кто в этом виноват. Мой вопрос в том, видели ли вы ее в городе?
— Е-Ее? — заикается стражник. — Это сделала женщина? — его глаза слегка расширяются от осознания. — Это была она? Серебряная Спасительница?
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не скривиться, услышав это прозвище.
— Да. Она. Девушка, плакаты с которой вы расклеили по всему городу, — я жестом указываю на потрепанную листовку рядом с головой стражника. На ней изображено лицо, которое я запомнил на всю жизнь, но больше всего мое внимание привлекает нацарапанная под ним надпись:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВОЙ ИЛИ МЕРТВОЙ.
ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ СЕРЕБРЯНЫХ МОНЕТ ЗА АРЕСТ ПЭЙДИН ГРЭЙ.
Живой или мертвой.
И Чума знает, что так просто она не сдастся. Вряд ли она позволит кому-то вернуть ее в Илию живой. А ведь именно этого хочет Китт, что бы он ни говорил окрестным городам.
Я перевожу взгляд обратно на стоящего передо мной стражника.
— Ты не ответил на мой вопрос. Ты видел ее?
— Если бы видел, то уже давно бы поймал и отвел ее обратно в Илию в обмен на серебро, — фыркнув, смеется он. — Значит, твой король действительно заставил все города искать ее, да?
Да, это так.
— Если увидишь ее или что-нибудь подозрительное, немедленно докладывай мне. — говорю я, игнорируя его вопрос.
Стражник снова фыркает.
— Черта с два я буду тебе докладывать. Кто ты такой, чтобы красть у меня двадцать тысяч сребреников?
Я подхожу ближе, изучая его достаточно долго, чтобы у него перехватило дыхание.
— Я человек с двадцатью тысячами сребреников.
Забавно наблюдать за тем, как его челюсть отвисает, стоит ему только понять, кто перед ним.
— Вы…вы…
Я поворачиваюсь к нему спиной еще до того, как он успевает произнести мой титул.
Силовик.
Это слово повисает в воздухе, заставляя людей оборачивается мне вслед, пока я прохожу мимо. Моя личность хорошо известна в соседних городах: они относятся к Илии и ее королевским особам как к сказке на ночь. Нас обожествляют, а все потому, что взаимная неприязнь сближает людей, являясь поводом для мелких сплетен, когда в разговоре наступает затишье.
Я осматриваю улицу в поисках чего-нибудь съедобного и натыкаюсь на торговую тележку. Я измотан, и ощущаю головокружение, словно все разочарование, переполняющее тело, наконец-то осело в моей голове. Я приближаюсь к скоплению тележек, готовый оттолкнуть любого, кто встанет между мной и моим голодом.
Но толпа расступается, словно перед ними шествует Чума.
До меня доносятся шепотки, мое имя слетает с губ горожан с мрачными лицами. Я игнорирую их и сопутствующие им пристальные взгляды. Осуждение — знакомое чувство, почти уютное из-за своей предсказуемости.
Тем не менее я сожалею о своей несдержанности, которая так быстро меня выдала.
— У вас есть мясо? — торговец стоит ко мне спиной, поэтому я роняю несколько монет на его тележку и принимаюсь доставать черствые буханки, каждая из которых почти такая же твердая, как дерево, на котором она лежит.
Торговец поворачивается, обводя меня взглядом своих темных глаз и разложенные перед ним монеты.
— Только дикий кабан, — его голос именно такой, каким я его себе представлял, — мрачный, как и весь его вид.
Я единожды киваю.
— Я возьму для себя и своих людей.
Моя просьба встречается долгим молчанием.
— Для тебя… — мужчина прищуривается, глядя на монеты, — двойная цена.
Я опускаю голову, и с моих губ срывается беззлобный смешок. Торговец отступает назад, его тело напрягается, когда я опускаю ладонь на шершавое дерево. Затем киваю в сторону монет.
— Мы с тобой оба знаем, что мясо не стоит и половины того, что я тебе уже дал.
— Вдвое больше, — снова ворчит он.
— И почему же? — мой голос звучит убийственно спокойно.
— Потому что мне не нравишься ни ты, ни тебе подобные.
Я едва не смеюсь над этим.
Тебе подобные.
Подумать только, для кого-то помимо жителей Илии, я все еще остаюсь загадкой. Неестественное создание, от которого нужно избавиться. Я смотрю на него, на человека, который сам по себе, по сути, является Обычным, хоть в его крови и нет той болезни, которая ослабляет Элитных. Неудивительно, что жители окрестных городов презирают нас за то, что мы изгоняем таких же Обычных, как и они.
— Значит, ты знаешь, кто я такой, — тихо отвечаю я, — и все же предпочитаешь брать с меня двойную плату?
— Ты меня не пугаешь. Только не здесь, — его бородатое лицо почти не скрывает усмешку на его губах. — Я знаю, ты привык к привилегиям Элиты, но здесь ты ничего из этого не получишь. Это, пожалуй, единственное проявление уважения, которого ты добьешься от кого-либо здесь.
— Принято к сведению, — отвечаю я, на мой взгляд, слишком резко. Мне не очень нравится мысль о том, что люди знают о своей способности выводить меня из себя. Слегка повернув шею, я разочарованно вздыхаю — привычное, идеально отработанное действие. — Что ж, если это единственное проявление уважения, которое я получу в Доре, то, полагаю, вы меня сильно недооцениваете.
Мужчина моргает, слегка озадаченный моей резкой сменой тона. Я почти улыбаюсь, наслаждаясь реакцией тех, кто еще не привык ко множеству масок, которые я меняю по своему желанию.
Я хитро улыбаюсь, высыпая на деревянную поверхность еще несколько монет, вдобавок к тем, что положил ранее.
Вскоре мои Гвардейцы начинают раздавать по кругу сушеные полоски, которые, как мне сказали, являются мясом дикого кабана, хотя я в этом не уверен.
— Расходитесь и постарайтесь не попадать в неприятности, — приказываю я. — Встретимся здесь на закате.
Мужчины обмениваются растерянными взглядами, и мне кажется, что это выражение никогда не сходит с их грязных лиц.
— Но, господин… — начинает Мэтью, выходя из толпы в помятом мундире. Он один из немногих Гвардейцев, имя которого я потрудился запомнить, один из немногих, кого мне не хочется оставить в пустыне.
От взгляда, который я бросаю в его сторону, слова застревают у него в горле.
— Мы привлекаем к себе лишнее внимание и никогда не получим нужную информацию или, что еще важнее, еду, если люди будут знать, кто я и откуда, — Мэтью кивает вместе с остальными мужчинами, до которых доходит смысл моих слов. — Разделитесь. Узнайте все, что сможете.
Я коротко киваю подчиненным, прежде чем развернуться и раствориться в толпе, которая сразу потеряла ко мне интерес.
Ведь я стал для них Обычным.