Безрассудная

Глава двадцать три

Кай

У меня онемели руки.

И они в таком состоянии уже два дня.

Я приваливаюсь к стене и пытаюсь пошевелить ноющими запястьями. Я был связан с момента засады в Скорчи и, честно говоря, не привык к ощущению, что мои пальцы вот-вот отвалятся. Я хмыкаю, раздосадованный своим нынешним положением.

— Что-то не так, принц?

Она сидит на краю моей постели с арбалетом в руках и ухмыляется. Удивительно, как сильно она этим наслаждается.

— Не знаю, может, то, что я все еще связан? — сухо отвечаю я.

Она смотрит на меня с притворным сочувствием во взгляде.

— Тебе лучше начать привыкать к этому.

О, у меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть.

Весь обратный путь от Скорчи я проделал со связанными за спиной руками. По крайней мере, в то время у меня было развлечение — подслушивать. Безусловно, это занимало меня во время долгого путешествия, поскольку никто, казалось, не помнил, что способность Ленни к сверхчувствительному слуху была для меня бесплатной забавой.

И вот тогда я услышал, как она его убила. Я никогда не спрашивал, но понял, каково ей было. Возможно, я не хотел знать, были ли у нее веские причины для этого.

Я смотрю на шрам, который тянется по ее шее и скрывается под тканью жилета. Она прослеживает мой пристальный взгляд, неловко отодвигаясь. Подняв воротник жилета повыше, она выдерживает мой взгляд.

— Что?

Я пожимаю плечами и качаю головой:

— Ничего. Я просто знаю, как это было больно.

Король столько раз резал меня, что я точно знаю, с какой силой он давил на клинок.

Она закатывает глаза:

— Сочувствие тебе не к лицу, Эйзер.

— Мне все к лицу, Грэй, — я одариваю ее улыбкой. — Не лги мне.

Она приоткрывает рот, и я с нетерпением жду, что из него сейчас вырвется, но к нам подходит Ленни.

— Ты готова к завтрашнему дню, Пэй?

Она делает глубокий вдох, сохраняя невозмутимый вид и продолжая смотреть на меня.

— О, не могу дождаться.

— Отлично. — Ленни кивает. — Мы отправимся в путь вечером и будем ехать всю ночь. А через несколько дней, как только мы окажемся вблизи Илии, я сообщу королю, что у нас его Силовик.

Вздохнув, он добавляет:

— Скажу, чтобы он встретил нас на поле возле Святилища Душ, взяв с собой не более трех Гвардейцев. Это позволит избежать засады, которая, несомненно, произошла бы, если бы мы все попытались войти в тронный зал. Мы будем держать арбалеты наготове, — он кивает в мою сторону, — чтобы не допустить никаких ошибок. А после того, как мы обменяем нашего принца на твою свободу, — он радостно хлопает в ладоши, — вернемся в Дор и будем жить долго и счастливо.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не покачать головой. Это ужасный план. Они потеряют надо мной всякий контроль, как только я подойду достаточно близко к Элите. Настоящей Элите. Это будут не те крупицы силы, которые я пытался выудить у этой группы последние два дня. То немногое, чем они обладают, непредсказуемо, их способности едва ощущаются под кожей, и я пока не знаю, как их использовать.

Я никогда не испытывал ничего подобного. Но теперь, когда это случилось, я не сомневаюсь, что оно скрывалось прямо у меня под носом. Интересно, сколько же представителей Элиты, которых я считывал, обладают лишь половиной силы, будучи выходцами из смешанных семей. Это чертовски увлекательно.

— Кто-нибудь хочет хлеба? — Мередит как обычно разносит черствый хлеб и теплый сыр в своей корзинке. Ее сила пульсирует в моих венах. Ее способности и способности Ленни мощнее, чем у остальных. Она — Краулер, что было бы более чем кстати, если бы мои руки не были связаны за спиной.

— Да, мэм, — откликается Финн, перепрыгивая через несколько спящих тел, чтобы взять буханку хлеба. Откусив кусочек, он поворачивается к Пэйдин:

— Эй, я сегодня подежурю первым. — Даже с такого расстояния я вижу, как из его рта вылетают крошки. — А ты поспи немного.

Она улыбается ему с облегчением:

— Спасибо, Финн. Разбуди меня через пару часов, хорошо?

Он отдает ей честь, продолжая жевать хлеб, берет арбалет и приваливается к стене в нескольких ярдах от нее. Я осматриваю пол со свечами, отбрасывающими мерцающие тени на обветшалые стены и потолок. Я извиваюсь на большой подстилке, вынужденный лежать на боку со связанными за спиной руками.

Пэйдин колеблется, прежде чем лечь рядом со мной. Она всегда так делает — робеет только тогда, когда я нахожусь достаточно близко, чтобы дотронуться до нее.

Я ворочаюсь на спальном коврике и шуршу так, что у нее вырывается вздох:

— Что случилось?

— У меня чешется нос, — отвечаю я из-под одеяла.

Она молчит так, что мне кажется, она изо всех сил старается не рассмеяться.

— Ладно, — фыркает она. — Повернись.

Несмотря на связанные и затекшие руки, я переворачиваюсь на другой бок и мы оказываемся лицом друг к другу. В последнее время у меня не было возможности получше ее рассмотреть. Сейчас она близко, ее тело теплое несмотря на то, что ее холодные ноги медленно приближаются к моим. Голубые глаза мерцают в свете свечей, напоминая самые глубокие уголки лагуны. Я почти могу разглядеть едва заметные веснушки, усеивающие ее нос, хотя и притворяюсь, что забыл их точное количество.

Она высовывает руку из-под одеяла и тянется к моему лицу.

— Эм, — она снова робеет. — Где?

— На переносице, — отвечаю я, не сводя с нее глаз.

Кончик ее пальца касается моего носа, и я невольно вспоминаю, как она как-то щелкнула по нему. Возможно, она думает о том же, потому что спешно проводит пальцем по кончику и отдергивает руку.

Я прочищаю горло.

— Я и не думал, что ты любишь азартные игры.

— Я воровка, — пренебрежительно произносит она. — Каждый карман, в который я залезаю, — для меня азартная игра.

— Ладно. Я не считал тебя невеждой.

Она смотрит на меня без интереса:

— О чем ты, принц?

— О вашем плане, — я удерживаю ее взгляд, — обменять меня на твою свободу. Это не сработает.

Она осматривает комнату, погружаясь в воспоминания.

— Китт любит тебя больше, чем ненавидит меня. Это сработает.

Я грустно улыбаюсь:

— Ты будешь удивлена.

Мы замолкаем, и я наблюдаю, как ее веки опускаются от подступающего сна. Она и вправду невыносима. Но не в том смысле, что на нее не хочется смотреть. Нет, все в ней — дерзкая красота, словно у розы, гордо демонстрирующей свои шипы. Она манит, как большинство смертоносных существ. Она завораживает.

Нет, это ужасает. Это и должно ужасать — думать о ней как о чем-то, что я пытаюсь заслужить. Все еще считать ее достойной того, чтобы я ее желал.

И это не так. Уже неважно, что произошло между нами. Она — моя пленница и моя миссия.

Она для меня — ничто.

Именно это я говорю себе, наблюдая, как она засыпает.

Я следую за ней — в сон, в забвение, туда, куда направляется она.

И просыпаюсь только, когда мне на голову что-то набрасывают, отчего воздух становится густым и удушливым. Я борюсь с сильными руками, которые душат меня, пока мое тело не обмякает.

Затем я снова погружаюсь в сон. И, возможно, этот сон будет о ней.

Мои руки по-прежнему связаны за спиной.

Только теперь они еще и привязаны к ее рукам.

Она прислонилась спиной ко мне, руки подрагивают рядом с моими. Она слегка шевелится, и это единственный признак того, что она просыпается. И затем ее затылок соприкасается с моим, отчего у меня перед глазами начинают кружиться звезды.

— Ой, — стону я, наклоняясь вперед настолько, насколько позволяют веревки.

— О, это ты, — сонно произносит она. — Я не знала, с кем была связана. Мне следовало ударить тебя сильнее.

— Забавно, — выдыхаю я сквозь стиснутые зубы. — Подвинься ближе ко мне. Ты тянешь меня за руки.

Я практически чувствую, как она закатывает глаза.

— Да, Ваше Высочество. Могу ли я сделать что-нибудь еще, чтобы вам было удобнее?

— Так приятно находиться в плену вместе с тобой.

Я ощущаю, как она поворачивает голову, чтобы осмотреть камеру, в которую нас бросили. Здесь нет ничего, кроме потрескавшегося камня и грязного пола. Прутья решетки сделаны из простого металла, а не из Безмолвия, как я привык. Впрочем, без способностей Элитных я так же бессилен, как и Обычные.

— Где, черт возьми, мы находимся? — наконец спрашивает она, озвучивая вопрос, который я так долго от нее ждал.

— В какой-то тюрьме, — отвечаю я. — И явно под землей.

Холодный каменный пол покрыт грязью, а единственный источник света находится где-то в середине коридора, за пределами нашей камеры.

— Как… как мы сюда попали? — спрашивает она, в каждом ее слове сквозит паника. — Я ничего не помню из прошлой ночи.

— Должно быть, они накачали нас наркотиками, — я снова прислоняюсь к ее голове. — Вот тебе и друг, стоящий на страже.

Она дергает руками, из-за чего тянет и мои.

— Нет, нет, нет. Этого не может быть…

— Полегче, Грэй, — мягко говорю я. — Ты сейчас вырвешь мне руку из сустава.

— Почему они…? — У нее перехватывает дыхание. — Почему они поместили нас в такую маленькую камеру?

— Ну, — говорю я спокойно, — не то чтобы мы вообще могли двигаться…

— Спасибо за напоминание, Эйзер, — почти кричит она. — Я не могу этого сделать. Ты чувствуешь запах крови? Я чувствую запах крови. Я не могу. Мне… мне нужно выбраться отсюда.

Я чувствую как вспотели ее руки, сжимающие мои, как напрягается спина при каждом судорожном вздохе. Запах крови слабый, но я настолько к нему привык, что почти его не замечаю. Почему это так ее беспокоит?

Когда ее дыхание сбивается и слышится звук, похожий на всхлип, я понимаю — что дело плохо.

— Пэйдин, — тихо говорю я. Вкус ее имени опьяняет. — Пэйдин, ты меня слушаешь?

— Когда это я, — выдыхает она, — вообще тебя слушала?

Я улыбаюсь про себя.

— Ты прижала колени к груди?

— Что? — фыркает она. — Да. Да, я прижала колени к груди.

— Хорошо, — медленно продолжаю я. — Я хочу, чтобы ты хоть раз в жизни послушалась меня и опустила ноги на пол. Раздвинь их как можно шире.

— Зачем мне…?

— Ты должна слушать меня, помнишь?

Она судорожно вздыхает, ее руки вспотели, а ноги скользят по камню.

— А теперь, — медленно проговариваю я, — нужно, чтобы ты увидела, сколько перед тобой места. Эта камера намного больше, чем ты думаешь. Мои ноги тоже лежат на земле.

Ложь. Я сижу, прижав колени к груди, и упираюсь взглядом в каменную стену.

— Чувствуешь, сколько у тебя места? Эта камера достаточно большая, и меньше она не станет. — A сглатываю, а затем переплетаю наши пальцы, чувствуя, как от внезапного прикосновения у нее перехватывает дыхание. Но вскоре она замедляет дыхание, ее рука сжимает мою, словно та является якорем, удерживающим ее от бурлящих мыслей.

— Лучше? — Спрашиваю я, затаив дыхание, и чувствую, как она кивает:

— Уже лучше.

Между нами повисает тишина. Она кладет голову мне на плечо. Каждая частичка меня сосредоточена на том, как ее пальцы ощущаются в моих руках. Это абсурд.

Отдаленный звук цокающих каблуков заставляет ее вырвать свою руку из моей хватки.

Хорошо. Отлично. Я рад, что с этим покончено.

Мужчина, появившийся возле нашей камеры, кажется мне смутно знакомым: его седые волосы собраны в хвост, над черными глазами нависают густые брови. Но когда я чувствую, как Пэйдин напрягается у меня за спиной, я понимаю, почему я его узнал.

— Рафаэль, — вздыхает она. — Значит, за всем этим стоит твоя жадность?

Он раскрывает объятия так, будто приветствует старого друга:

— Да ладно, малышка. Разве ты можешь меня винить? Никто не смог бы отказаться от цены, которую назначили за твою голову, — он переводит взгляд на меня, — а то, что я могу получить за вас обоих, просто невообразимо. Я бы даже не побоялся заявиться в Илию за то золото, что получу за вас двоих.

— Как ты вообще нас нашел? — задыхается Пэйдин. Воздух постепенно густеет от внезапно появившегося дурного запаха.

Рафаэль невозмутимо продолжает:

— Я расставил своих людей по всему городу, чтобы следить за тобой на случай, если ты сбежишь от своего принца, — он задорно усмехается. — Но вместо этого ты привела его с собой.

Выражение лица Пэйдин заставляет его нахмуриться.

— Не принимай это близко к сердцу, Тень. Может, ты и заработала мне немало серебра на ринге, но еще больше я заработаю за то, что верну тебя в Илию.

Он на мгновение отходит, чтобы взять блюдо с соседнего стола.

— Я решил принести это вам лично. — Он отпирает дверь камеры ржавым ключом, а затем наклоняется, чтобы поставить перед нами металлический поднос, наполненный кусками черствого хлеба. — В благодарность за то, что вы ко мне вернулись.

— Спасибо, но я сомневаюсь, что смогу переварить что-нибудь из-за этой вони, — практически кашляет Пэйдин.

— А, — кивает Рафаэль, — это все из-за канализации под нами, — он кивает на решетку, которая расположена в нескольких футах дальше по коридору. — Канализацию заполняют и промывают каждые несколько недель. К счастью для вас двоих, похоже, что очень скоро они именно это и сделают.

Мужчина улыбается, и дверь за ним закрывается.

— Надеюсь, вам понравится ваше недолгое пребывание в Доре, — он кивает в сторону тарелки с черствым хлебом. — Желаю повеселиться, придумывая, как это съесть.

Он удаляется по коридору, и его шаги становятся все тише. Я кашляю, пытаясь прочистить горло от густого воздуха, грозящего меня задушить. Пэйдин кладет голову мне на плечо, заставляя снова обратить на нее внимание.

— Нам нужно выбираться отсюда.

Я киваю, прежде чем опустить голову на ее плечо.

— Я ни за что на свете не вернусь в Илию в качестве пленника.

Одно лишь это разрушит мою репутацию, которую я тщательно создавал с самого детства. Каждый выполненный приказ, каждое задание, каждая смерть от моей руки будут абсолютно бесполезны. Если я вернусь после выкупа за свою голову, то буду выглядеть не просто слабым, а еще более жалким, чем если бы погиб во время задания. Это просто не вариант.

— Ладно, — ее голос звучит отстраненно и решительно. — У тебя есть идеи, принц?