Безрассудная

Глава двадцать пятая

Пэйдин

― Твои неуклюжие действия нас погубят, знаешь ли.

Из моего горла вырывается разочарованный стон.

— Ну, ты точно не самый надежный человек, к которому можно было быть привязанным.

― При других обстоятельствах, — говорит он тяжело дыша, — уверяю тебя, будет гораздо веселее оказаться связанными.

Мои щеки вспыхивают, а глаза закатываются, хоть я прекрасно осознаю, что он этого не видит.

— Не. Помогаешь, ― я чувствую, как его спина трясется от смеха. Не обращая на него внимания, упираюсь ногами, подготавливаясь. — Ладно, давай попробуем еще раз, — выдыхаю я, и оттолкнувшись от его спины, пытаюсь встать на ноги.

— Вот так, Грей, — шепчет он. ― Давай, еще немного.

Мои ноги дрожат, когда я пытаюсь встать вместе с ним. Это далеко не первая наша попытка, отчего я устаю и разочаровываюсь одновременно. Встать на ноги еще никогда не было так трудно. Я прижимаюсь к его спине, медленно подставляя ноги под себя, чтобы неуклюже встать на холодный тюремный пол.

— Ну наконец-то, черт возьми, — вздыхает Кай. ― Теперь самое интересное.

Я бросаю взгляд на зазубренный камень, выступающий из стены, почти в четырех футах от земли. Он делает к нему шаг, в свою очередь увлекая меня за собой.

— Ой, — шиплю я. ― Было бы неплохо предупредить в следующий раз.

― Ладно, — сухо говорит он. ― Сейчас я пойду к камню.

И с этими словами, он практически тащит меня за собой, пока я отступаю к стене. Когда мои ноги наконец снова стоят на полу, я фыркаю, в надежде, что он заметит мой взгляд. Тогда он поднимает наши руки, направляя веревку так, чтобы она упиралась в острый камень.

Мои руки заведены за спину и согнуты под неудобным углом. И все становится только хуже, когда он начинает пилить веревку о камень. Туда-сюда. Туда-сюда. Я опускаю голову к полу, наблюдая, как мои волосы падают, неряшливым ореолом вокруг лица.

― Ты там в порядке, Грей?

― Оу, просто великолепно, ― говорю я, но голос приглушен волосами. ― Моя шея никогда не чувствовала себя лучше.

Я слышу, звук трения веревки о камень, чувствую, как Кай выполняет большую часть работы.

― Не хочешь поиграть? Чтобы отвлечься от происходящего.

Я вскидываю голову, удивленная его предложением. Его забота — поражает. Разве он не клялся больше так не делать?

Силовик приказывает мне подойти на шаг ближе к камню.

Но это не забота, так ведь? Да, он использует меня, чтобы сбежать и спасти свою репутацию. Я лишь средство для достижения цели.

― Отлично, ― выдыхает он, все еще корпя над веревкой. ― Я вижу что-то серое. Угадай, что.

Я фыркаю.

― Все в этом, забытом Чумой месте, серое.

― Что ж, тогда тебе стоит быть поконкретнее.

Я вдыхаю через нос.

― Ладно. Стена.

― Попробуй снова.

― Решетка?

Он тянет веревку, проверяя ее прочность.

― Снова мимо.

― Потолок?

― Ты не слишком хороша в этом…

Эхо шагов обрывает его слова. На этот раз я молча тащу его обратно к нашему месту на полу, где чуть не падаю, и увлекаю его за собой. В устрашающе пустом коридоре из-за угла появляется стражник. Выудив ключ, он входит внутрь и, не глядя на нас, ставит металлическую миску с водой рядом с едва тронутым черствым хлебом. Я с трудом сдерживаю смешок. Они ждут, что мы будем лакать воду, как собаки. Еще одно доказательство их ненависти к нам, илийцам.

Дверь с тяжелым щелчком закрывается, и я слежу, как тень стражника скользит по коридору. Мы молчим, пока я не чувствую, как рука Кая похлопывает меня по пояснице в безмолвном приказе. Я делаю глубокий вдох, готовясь с трудом подняться на ноги.

Затем мы возвращаемся к камню и утомительному распиливанию. Я снова опускаю голову, давая шее отдохнуть, и бормочу:

― Поднос.

― Он скорее серебряный.

Я хмурюсь.

― Тогда, что насчет моих волос?

― Не знаю, Серебряная Спасительница, ― медленно говорит он, ― ты мне скажи.

― Я считаю, что они сойдут за седые, ― возражаю я.

Он смеется. Глубоким, темным, таким знакомым мне смехом.

― Твои волосы скорее сойдут за лунные лучи, чем за седые.

― Осторожнее, ― медленно произношу я, ― это звучало почти как комплимент.

Я слышу его короткий смешок.

― Может, я и сделаю тебе настоящий комплимент, если ты сможешь отгадать.

Я сверлю взглядом пол.

― Я уже назвала все серые вещи здесь.

― Очевидно, что нет.

Он перестает пилить и тянет за веревку Я чувствую, как она слегка ослабевает вокруг моих запястий, и с облегчением вздыхаю. Еще чуть-чуть, и я буду свободна.

― Что я могла пропустить? ― фыркаю я, поднимая голову, чтобы еще раз осмотреть камеру.

― Вон тот камень, — он говорит так небрежно, будто бы его слова не звучат как абсурд.

Я пытаюсь сдержаться. Правда пытаюсь. Но прежде чем успеваю остановить себя, выпаливаю:

― Извини, ты сейчас говоришь о камне на другой стороне камеры, который я даже не вижу?

Мгновение он молчит.

― О нем самом.

― Это совершенно несправедливо.

— Я говорил тебе конкретизировать, — медленно произносит он.

Из моего горла вырывается разочарованный стон, над чем он имеет наглость посмеяться. Удивительно, но мне удается сдержать негодование. Он прерывается, чтобы проверить прочность веревки.

― Теперь я смогу ее разорвать, ― его голос был хриплым, будто он только проснулся. ― Мы можем отдохнуть, пока стражник не вернется.

Кивнув, я вяло тащу его за собой в центр камеры и опускаюсь на землю.

― И тогда мы свалим отсюда.

― И тогда мы уберемся отсюда, ― мягко повторяет он.

Моя голова оказывается у него на плече, несмотря на все мои внутренние противоречия. Мое тело болит, каждый дюйм всего моего существа умоляет свернуться калачиком в его объятьях.

Когда я слабее всего, я желаю его. И когда сильнее всего, я хотела бы чтобы это было не так.

Он кладет свою голову на мою, этот жест нежный и успокаивающий. Я ненавижу то, что он ощущается так. Словно он — воплощение комфорта.

― Можем ли мы притвориться, что это нормально — не ненавидеть друг друга в такие моменты? ― тихо спрашиваю я, пытаясь успокоить совесть.

Он звучит так, словно мог бы рассмеяться, если бы не был так истощен.

― Да. Притворимся.

Я долгое время молчу, а потом спрашиваю:

― Жалеешь ли ты?

Его голос мягкий, успокаивающий.

― Жалею о чем?

― О нас? ― пауза. ― Жалеешь о том, что было между нами? Даже совсем недавно? ― шепчу я, вспоминая момент нашей слабости на крыше.

Он молчит так долго, что я почти засыпаю, но просыпаюсь от его шепота:

― Спи, маленький Экстрасенс. Сожаления оставь на утро.

Меня будит звук скрежета металла.

Глаза открываются, когда я чувствую, как Кай предостерегающе похлопывает меня по пояснице. Сквозь пелену сна я вижу стражника, входящего в камеру с черствым хлебом в руках. Я моргаю, до конца просыпаясь, и готовясь к предстоящим событиям.

Все происходит настолько стремительно, что я почти забываю о своей роли. Как только стражник наклоняется, чтобы положить хлеб между нами, Кай молниеносно перемещается и цепляет ногой поднос. С силой пнув его, принц впечатывает металл в лицо мужчины так, что слышно хруст его носа.

— Натяни веревку, Грэй, — выдавливает Кай, напрягая свои силы и пытаясь разорвать веревку, все еще связывающую нас вместе. Я переношу вес своего тела вперед, чуть не ударяясь лицом о каменную стену, когда веревка наконец рвется, освобождая мои запястья.

Я бросаюсь к стонущему стражнику, который теперь сжимает свой сломанный нос. Ударяю его головой о стену еще до того, как он успевает расширить в удивлении глаза. Мужчина теряет сознание. Я нащупываю ржавый ключ у него в кармане, и, пошатываясь, направляюсь к двери камеры.

Кай стоит прямо у меня за спиной, наблюдая, как я протягиваю руку через прутья, чтобы отпереть дверь снаружи. Мы проходим сквозь открытую решетку, потирая ободранные запястья. Мой взгляд скользит по стене пустых камер, и я испытываю облегчение, не обнаружив внутри ни одного знакомого лица.

Ленни и других здесь нет. Кажется, что только принц и Серебряная Спасительница доставили проблем Рафаэлю. Осознание этого на мгновение приносит облегчение.

И тут мое внимание привлекает канализационная решетка в конце зала.

― Пока все хорошо, ― бормочет Кай, начиная медленно бежать к канализации. Я мгновенно догоняю его и верчу головой, высматривая любые признаки приближения стражников. Мое сердце бешено колотится, а голова гудит, пока я сосредоточена на поддержании работы уставших ног, на пути к свободе.

― Хватайся за другой край, ― приказывает Силовик, когда я останавливаюсь у решетки. Мои пальцы скользят по грязному металлу, но я прикладываю все силы, оставшиеся в руках, чтобы поднять ее.

― Давай, Грей, ― хрипит Кай. ― Ты можешь и лучше.

Решетка невероятно тяжелая, а звук приближающихся шагов не помогает сосредоточиться. Я делаю глубокий вдох, и с усилием тяну ее вверх, надеясь, что Кай справится с остальным. Мне хочется благодарить Чуму, когда ему удается наполовину сдвинуть крышку, открывая темную яму канализации.

Нас встречает шум бегущей воды и вонь различных выделений организма. Я подавляю рвотные позывы, умудряясь сохранить в себе несколько кусочков черствого хлеба. Крик вдалеке заставляет меня вскинуть голову, напрягая зрение в тусклом свете, чтобы увидеть, сколько стражников мчится к нам. Я насчитываю семерых, прежде чем мои глаза встречают взгляд Кая по другую сторону зияющей пасти канализации.

Коротко кивнув, я ступаю с края и скрываюсь в темноте.

Я с плеском приземляюсь, радуясь, что вокруг моих икр в основном вода. Кай быстро опускается рядом со мной, несмотря на то, что что-то звенит у него на шее. Он не дает мне возможности спросить, хватает за руку и бежит по тоннелю.

― Они близко! ― кричит он, заглушая шум воды. ― Нам нужно двигаться быстрее!

Хоть он и не может этого видеть, я киваю, стараясь не обращать внимания, что на этом, наш план завершен. Это то, что мы запланировали. Перерезать веревку. Оглушить стражника. Заполучить ключ. Сбежать через канализацию.

Минус в том, что мы не имеем ни малейшего представления о том, что ждет нас в конце этого туннеля.

Я с трудом передвигаю ноги, как будто бегу по болоту.

― Вода прибывает! ― кричу я, дрожь в моем голосе выдает панику. Вода стремительно и неумолимо приближается к моим коленям.

― Просто продолжай идти вперед! ― эхо его приказа отражается от стен туннеля, заставляя мои ноги двигаться быстрее.

Здесь так темно, что я не могу разглядеть Кая, который бредет по воде передо мной. Однако его рука крепко сжимает мою, ведя нас прямо по тоннелю. Вытянув свободную руку, я провожу пальцами по грязной стене, исследуя каждый проход, в который мы могли бы свернуть.

Густая вода уже доходит мне до пояса. Я с трудом различаю лишь тени и очертания, чувствую ледяную воду и парализующий ужас. Я поскальзываюсь на каждом шагу, пытаясь не отставать от Кая, что тянет меня вперед.

Жидкость быстро поднимается, угрожая утопить нас с каждым пройденным дюймом.

Утонуть ― никогда не являлось идеальным выходом, особенно в канализации. Я знаю, что двигаюсь, но едва чувствую ноги. Мое тело сотрясает дрожь, зубы стучат в такт симфонии бегущей воды. Бегущей воды, которая все продолжает подниматься.

― Еще немного!

Я слышу, его подбадривания, но они не внушают мне доверия. Мы бежим по канализации вслепую, преследуемые как водой, так и стражниками, что гонятся за наживой. Наши шансы на успех невелики.

Мои руки онемели, пальцы замерзли от воды, которая теперь достигает локтей.

Может, это лучшая судьба, чем та, что ожидает меня в Илии.

Может, именно здесь Смерть наконец-то настигнет меня, наконец-то рассмеется, глядя, как я погружаюсь в водную могилу.

Или, может, она обнимет меня, как старого друга.

Я врезаюсь во что-то твердое, забрызгивая ледяной водой еще сухие участки кожи. Спина Кая преграждает мне путь, но я достаточно близко, чтобы услышать череду проклятий, которые он произносит.

― Черт возьми, ― выдыхает он, отпуская мою руку.

― Что? Что происходит? ― я ощупываю пространство вокруг него, продвигаясь вперед, пока…

Мои ладони не упираются в грязную стену.

Я лихорадочно шарю пальцами во всех направлениях, пытаясь найти какой-нибудь проход в темноте.

Ничего.

Вода касается моей груди, и я задыхаюсь от холодной воды и сковывающего меня страха.

― Нет, ― просто говорю я. ― Нет, должен быть какой-то выход.

Я слышу, как Кай шарит руками под водой, вдоль каждой стены, обыскивая туннель и создавая всплески. Не обращая внимания на приближающееся эхо криков, я продолжаю ощупывать каждый дюйм камней, удерживающих нас в ловушке. Кончики моих пальцев едва касаются нависающего над нами потолка, заставляя меня подпрыгивать в поисках хоть какого-нибудь выхода.

Я задыхаюсь, паникую, бью по стенам. Мои кулаки снова и снова встречают перед собой лишь камень.

― Должен быть выход! ― я не уверена, кому кричу. Стене. Принцу. Или тени Смерти, нависшей надо мной.

Я царапаю стену сломанными ногтями, бью по камню окровавленными кулаками. Я ничего не вижу, и сомневаюсь, что еще хоть когда-нибудь увижу. Вода накрывает грудь, бьется о нее, пока я пытаюсь дышать. Кажется, что я кричу с каждым ударом кулака о стену. Кажется, что я боюсь смерти.

― Остановись.

Его голос спокоен, настолько чертовски спокоен, что мне хочется влепить ему пощечину, хотя я его даже не вижу. Как всегда, игнорирую его слова, и продолжаю бить по стене. Слеза скатывается по моей щеке, смешиваясь с брызгами воды на лице.

― Я сказал хватит, ― он обхватывает мою талию, отрывая меня от стены. Я сопротивляюсь, чувствуя себя диким животным, барахтающимся в воде.

― Пэйдин! ― мое имя эхом отражается от стен, заставляя меня на мгновение замереть. Затем его лицо оказывается рядом с моим, его холодная и мокрая щека касается моей. ― Прекрати.

Я слышу его. Слышу поражение в его голосе. Он сдается.

― Нет, этого недостаточно! ― кричу я, вырываясь из рук, обвивающих меня. ― Нет, должен быть выход. Должен быть способ…

Его руки скользят по моей талии, нежно и неторопливо, словно он запоминает свои ощущения от прикосновения ко мне. Мозолистые ладони скользят вверх по моим рукам, разворачивая меня к себе лицом. Я не могу видеть его лица, но точно знаю, на что бы смотрела.

― Пэйдин, ― вода, кажется, замирает от его мягкого голоса.

― Нет, ― говорю я строго. ― Не делай этого. Не называй меня по имени, потому что думаешь, что это может быть в последний раз.

У него хватает наглости усмехнуться.

― Твое имя кажется идеальным, чтобы умереть с ним на губах.

― Кай…

― Я не жалею, ― его признание вырывается наружу, в отчаянном порыве. ― Не жалею о тебе, или о том, что было между нами. И не жалею, что поцеловал тебя на той крыше. Но знаю, что до конца своих дней буду сожалеть о том, что должен с тобой сделать.

Вода касается моих ключиц, когда я удивленно моргаю, услышав это. Слова мужчины, смотрящего в лицо смерти и решившего произнести их напоследок.

― Ты жалеешь об этом? ― спрашивает он, его голос напряжен. Руки скользят по моей шее, чтобы прикоснуться к моему лицу, пальцы дрожат над скулами.

― Я… ― мои руки находят его, обхватывая запястья. ― Я жалею, что делала это неправильно. И жалею, что не была той, кем должна была быть.

Он проводит большим пальцем по моей влажной щеке.

― Мне жаль, что тебе вообще нужно было кем-то быть.

Я знаю, что все это слова умирающих людей. Признания двух человек, вдруг осознавших свою неминуемую гибель. Но я таю от его слов, оплакивая то, что могло бы быть. И теперь я тону в сожалении, которое оно олицетворяет.

Туннель заполняется водой, и я вынуждена поднять подбородок и встать на носочки. В его объятьях чувствуется отчаяние, как будто ничто не имело значения до того момента, как я оказалась в них. Нет ни прошлого, ни будущего.

Только он. Только мы. Только этот момент и то, что мы решим с ним сделать.

Смерть придает храбрости, ведь конец близок.

Его руки притягивают мое лицо ближе, и я чувствую его дыхание на своих губах. Стекающая с его волос вода капает на мою разгоряченную кожу. Его учащенный пульс бьется под моими пальцами, обхватывающими его запястья.

Сердце болит. Болит от желания воссоединиться с той частью, которую он украл у меня.

Мой нос касается его.

― Притворись, ― шепчу я ему в губы.

Я ― воплощение безрассудства. До самого конца.

Мои губы встречаются с его губами.

На вкус он словно тоска. Словно сожаление и облегчение. Словно кроме этого момента, ничего не имеет значения.

Пылкий, словно последняя молитва грешника.

И, возможно, это именно то, чем является этот поцелуй.

Покаянием.