Безрассудная

Глава четырнадцатая

Пэйдин

Его лицо вызывает у меня чувство дежавю, словно то, что существовало лишь в моем воображении, вдруг материализовалось.

Я едва могла разглядеть его на темной крыше. И это опасно. Опасно притворяться, что человек передо мной не убивал моего отца. Это убого. Это отвлекает. А я больше не хочу быть такой слабой.

Теперь для меня он мертв, как и должно быть.

Щетина оттеняет его острый подбородок, а из губы сочится кровь, напоминая о том, что я его укусила. Я отгоняю эту мысль, поклявшись никогда больше к ней не возвращаться.

Его темные брови удивленно приподнимаются, серые глаза пронзают меня насквозь. В его облике есть что-то суровое, а выражение лица похоже на то, что так раздражающе понравилось мне в лесу.

Он до ужаса такой, каким я его помню.

Каждая темная ресница, обрамляющая эти серебристые глаза. Каждое движение слишком знакомых губ. Каждая прядь черных волос, падающая на загорелый лоб. Все было на своих местах, именно таким как я запомнила. Этот сохранившийся образ парня, о котором я заботилась, теперь кажется насмешкой. Словно издевательство над каждым мгновением, которое ничего не значило.

Я едва различаю приглушенные голоса в толпе, едва обращаю внимание на пальцы, указывающие на принца. На улицах до меня доходили слухи, о том, что по городу рыскает Силовик в поисках Серебряной Спасительницы, хотя я не была уверена, что это правда, пока не увидела его собственными глазами.

Пламя.

Дерзкий ублюдок назвался Пламенем. Огнем для моей тени.

Невыносимый сукин сын…

Его кулак застигает меня врасплох ударом по щеке. Моя голова резко поворачивается в сторону, боль пронзает лицо и передается в шею.

Он определенно больше не сдерживается.

Прежде чем я успеваю ответить, его рука крепко сжимает мой подбородок, грубо поворачивая мое лицо к себе.

— Это было ошибкой, дорогая.

Дорогая.

Теперь это слово лишено нежности и какого-либо сочувствия.

Когда его рука стягивает ткань с моего лица, я делаю лучшее, что только могу придумать.

Я кусаю его.

— Дерьмо, — шипит Кай, отдергивая руку от моей злорадствующей улыбки. — Что, черт возьми, это было?

Я сильно толкаю его в центр ринга.

— Что? Недостаточно изысканно для тебя? — я наношу удар, зная, что он уклонится. Когда он пытается ударить меня в живот, я ловлю его запястье, поворачиваясь и прижимаю его руку к лопатке. Он с трудом втягивает воздух, сдерживая крик боли, которая, как я знаю, пронзает его руку.

— Поражает, как ты все еще умудряешься меня удивлять, — выдавливает он, цепляясь своей ногой за мою и опрокидывая меня на мат. Он мгновенно садится на меня верхом и зажимает мои руки коленями. Я извиваюсь под ним, когда он хватается за платок, до сих пор скрывающий мои необычные волосы. — Еще раз дернешься — еще раз укусишь — и все увидят, твой потрясающий цвет волос.

Я тяжело дышу, охваченная яростью, и отчаянно ищу выход из ситуации.

— Хорошо. Я смиренно пойду с тобой. Но нужно закончить этот бой, — я расслабляю свое тело, желая выглядеть поверженной. — Позволь мне сдаться.

Я шевелю рукой, зажатой под его коленом. Он бросает на меня недоверчивый взгляд, и медленно ослабляет хватку. Затем я отвожу руку в сторону, давая толпе возможность увидеть, что я собираюсь ударить ладонью по мату.

Но вместо этого моя рука касается его лица.

Он громко ругается и, не теряя ни секунды, прижимает мое запястье к мату над головой. Я улыбаюсь. Он ослабил хватку ног ровно настолько, чтобы я смогла ударить коленом в пах. Он шипит, но я успеваю воспользоваться моментом и, опираясь на свободную ногу, переворачиваю нас.

Навалившись всем весом на его грудь, я вынимаю из сапога короткий острый клинок. Тот самый, который я должна была вонзить ему в сердце, в ту самую минуту, как он поднялся на крышу. Наклоняясь ближе к его лицу, чтобы скрыть запрещенное оружие, я прижимаю нож к его щеке. Шок, что пробивается сквозь его маску холодного безразличия и застывает в широко раскрытых глазах, вызывает у меня улыбку.

— Ты собираешься меня зарезать? Здесь, на глазах у всех? — его голос остается спокойным, но я чувствую, как предательское сердце бьется о ребра там, где прижаты мои ноги. — Тебе следовало убить меня на крыше.

По коже бегут мурашки при упоминании того, что никогда не должно было произойти между нами.

— Это, безусловно, избавило бы меня от необходимости делать это позже.

— Тогда вперед, — он слегка приподнимает голову от пола, сильнее прижимаясь к лезвию. Провоцируя. Испытывая меня. — Сделай это. Тебе ведь не впервой проливать королевскую кровь?

Его глаза лихорадочно мечутся по моему лицу, словно его преследует сам мой образ — убийцы его отца, которая вот-вот станет и его собственной. Я задаюсь вопросом: может ли он вообще прикоснуться ко мне, прикоснуться к рукам, запятнанным кровью его отца. Может ли он смотреть на меня при свете, не видя перед глазами, жестокую смерть его отца.

Потому что мне так не кажется.

— Ну же, моя Серебряная Спасительница, — горько усмехается он. — Стань моей погибелью.

И на этот раз я сделаю это. Сделаю то, что должна была сделать на крыше. Рукоять ножа становится скользкой в моей потной ладони.

Сделай это. Плевать на последствия, на толпу — просто сделай.

Я обещала себе, что больше не буду колебаться. И все же я здесь. Его жизнь в моих окровавленных руках, в то время как мои разум и сердце ведут борьбу за контроль.

Сделай. Это.

В горле пересохло. Кровь стучит в ушах, заглушая ропот толпы вместе с любой рациональной мыслью. Я крепче сжимаю рукоять, немного отводя руку назад, чтобы нанести удар…

Мозолистая ладонь сжимает мое запястье — я даже не заметила, как он высвободил ее из-под моих ног. Он отталкивает мою руку от своего уже кровоточащего горла, а его другая рука поднимается вверх, и вверх, и вверх…

Нет, нет, нет…

Я бессильна и не могу помешать ему сорвать ткань с моей головы.