Безрассудная

Глава первая

Пэйдин

Моя кровь полезна до тех пор, пока остается в моем теле.

Мой рассудок полезен только, пока я его не лишилась.

Мое сердце полезно, пока оно не разбито.

Что ж, похоже, я стала совершенно бесполезна.

Мой взгляд скользит по половицам. Один только вид знакомого потертого дерева наполняет меня воспоминаниями, и я стараюсь отогнать мимолетные образы маленьких ножек на больших ботинках, шагающих в такт знакомой мелодии. Я качаю головой, пытаясь избавиться от этих мыслей, несмотря на отчаянное желание остаться в прошлом, ведь настоящее не сулит ничего хорошего.

…шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

Я улыбаюсь, не обращая внимания на боль, которая пронзает кожу.

Нашла.

Моя походка неуверенная и скованная, ноющие мышцы напрягаются при каждом шаге по, казалось бы, обычной половице. Я падаю на колени, прикусив язык от боли, и царапаю дерево пальцами, испачканными в крови, которую изо всех сил стараюсь не замечать.

Пол, похоже, такой же упрямый, как и я, он отказывается поддаваться. Я бы восхитилась его стойкостью, если бы он не был чертовым куском дерева.

У меня нет на это времени. Мне нужно выбраться отсюда.

Из моего горла вырывается разочарованный стон, прежде чем я моргаю, глядя на доску и говорю:

— Я могла поклясться, что это потайной отсек. Неужели это не девятнадцатая половица от двери?

Впиваюсь взглядом в дерево, и с губ срывается истерический смех. Я запрокидываю голову и качаю ей, глядя на потолок.

— Чума, теперь я разговариваю с полом, — бормочу я. Еще одно доказательство того, что я схожу с ума.

Хотя, у меня нет никого, с кем можно было бы поговорить.

Прошло три дня с тех пор, как я вернулась в дом своего детства, преследуемая и почти мертвая. И все же, мои разум и тело далеки от исцеления.

Я смогла уклониться от каждого удара королевского меча, но он все равно убил часть меня в тот день после финального Испытания. Его слова резали глубже, чем его клинок, ранили меня осколками правды, пока он издевался надо мной и насмехался, рассказывая о смерти моего отца с улыбкой на губах.

«Разве ты не хочешь узнать, кто убил твоего отца?».

Дрожь пробегает по позвоночнику, пока холодный голос короля эхом раздается в моей голове.

«Скажем так, твоя первая встреча с принцем произошла не тогда, когда ты спасла его в переулке».

Если предательство — это оружие, то в тот день король вонзил его в меня, загнав тупое лезвие в мое разбитое сердце. Я тяжело выдыхаю, отгоняя мысли о мальчике с серыми глазами, такими же пронзительными, как меч, которым он проткнул грудь моего отца много лет назад.

Пошатываясь, я поднимаюсь на ноги, перемещая вес на половицы, и прислушиваюсь к скрипу, бездумно вращая серебряное кольцо на большом пальце. Все тело болит, кости кажутся слишком хрупкими. Раны, полученные в схватке с королем, были поспешно перевязаны дрожащими пальцами. Из-за них и едва сдерживаемых рыданий, от которых у меня перед глазами все расплывалось, швы получились грубыми.

Хромая, я дошла от арены до Лута и пробралась в белую хижину, которую раньше именовала домом, а Сопротивление — штабом, и меня встретила пустота. В тайной комнате не было знакомых лиц, и я осталась один на один со своей болью и замешательством.

Я была одна — совсем одна — вынужденная сама приводить в порядок свое тело, разум и истекающее кровью сердце.

Дерево подо мной скрипит, и я усмехаюсь.

Снова оказавшись на полу, я поддеваю балку, чтобы разглядеть темную нишу под ней. Затем качаю головой и бормочу:

— Это девятнадцатая половица от окна, а не от двери, Пэй…

Протягиваю руку в темноту, и пальцы обхватывают незнакомую рукоять кинжала. Сердце болит сильнее, чем тело, и я мечтаю почувствовать знакомую стальную рукоять отцовского оружия в своей ладони.

Но я предпочла кровопролитие чувствам, когда метнула любимый клинок в горло короля. И единственное, о чем я жалею, так это о том, что он нашел его, пообещав вернуть только, когда вонзит его мне в спину.

Пустые голубые глаза отражаются в блестящем лезвии, которое я поднимаю на свет, и это пугает меня настолько, что я отбрасываю ненавистные мысли. Моя кожа покрыта порезами и ссадинами. Я сглатываю, когда провожу пальцами по глубокой ране, что тянется вдоль шеи. Тряхнув головой, засовываю кинжал в сапог, убирая его подальше.

Я замечаю спрятанный в шкафу лук и колчан с остро заточенными стрелами, и на моем лице появляется тень грустной улыбки при воспоминании о том, как отец учил меня стрелять, а единственной мишенью было корявое дерево за нашим домом.

Закинув на спину лук с колчаном, я перебираю остальное оружие, спрятанное под полом. Бросив несколько острых метательных ножей в свою сумку, где уже лежат паек, одеяло, фляги с водой и несколько скомканных предметов одежды, которые я поспешно уложила внутрь, с трудом поднимаюсь на ноги.

Никогда еще я не чувствовала себя такой слабой и искалеченной. От этой мысли во мне закипает злость, я срываю с пояса нож и с остервенением вгоняю его в обшарпанную деревянную стену перед собой. И когда клеймо над сердцем натягивается от движения, мою руку пронзает жгучая боль.⠀⠀

Напоминание. Олицетворение того, кто я такая. Или, скорее, кем я не являюсь.⠀⠀

«О» означает Обычная.⠀⠀

Я стискиваю зубы и посылаю нож в полет. Лезвие погружается в дерево. Шрам жжет, радуясь, что будет вечно существовать на моем теле.

«…я оставлю след на твоем сердце, чтобы ты не забывала, кто его разбил».

Я подхожу к клинку и уже собираюсь извлечь его из стены, когда под ногой скрипит доска, привлекая мое внимание. Невзирая на мое знание о том, что в домах трущоб скрипучие половицы — не редкость, любопытство заставляет меня нагнуться, чтобы проверить.

Если бы каждая скрипучая доска была тайником, наш пол был бы усеян ими…

Дерево приподнимается, и мои брови удивленно взлетают вверх. Я протягиваю руку в темноту скрытого отсека, о существовании которого даже не подозревала, и издаю короткий смешок.

С моей стороны было глупо думать, что Сопротивление — единственный секрет, который отец от меня скрывал.

Мои пальцы касаются потертой кожи, после чего я достаю большую книгу, набитую бумагами, которые вот-вот рассыпятся. Пролистываю ее, узнавая неровный почерк Целителя.

Дневник отца.

Я засовываю его в рюкзак, понимая, что сейчас у меня нет на это времени и что здесь небезопасно для того, чтобы изучать его работу. Я, раненая и слабая, провела здесь слишком много времени беспокоясь о том, что меня могут найти.

Наблюдатель, которая стала свидетельницей того, как я убила короля, наверняка продемонстрировала этот момент всему королевству. Мне нужно сбежать из Илии, а я уже утратила то преимущество, которое он так любезно мне предоставил.

Я направляюсь к двери, готовая выскользнуть на улицы, чтобы затеряться в хаосе, которым живет Лут. Затем я постараюсь пересечь Скорчи и добраться до города Дор, где не существует Элитных, а люди знакомы лишь с Обычными.

Потянувшись к двери и тихой улице за ней…

Я замираю с протянутой рукой.

Тишина.

Уже почти полдень, а значит, Лут и прилегающие к нему улицы должны быть наполнены бранящимися торговцами и визжащими детьми, а трущобы — пестреть от красок и суматохи.

Что-то не так…

Дверь содрогается, что-то — или кто-то — снаружи бьется в нее. Я отскакиваю назад, оглядывая комнату и подумываю о том, чтобы спуститься по потайной лестнице в то место, где проходили собрания Сопротивления. Однако одна лишь мысль о том, что меня загонят в угол, уже вызывает тошноту. В этот же момент мой взгляд падает на камин, и я раздраженно вздыхаю, несмотря на сложившуюся ситуацию.

Каким образом мне удается всегда оказываться в дымоходе?

Дверь с треском распахивается прежде, чем я успеваю преодолеть половину пути по грязной стене. Мои ноги упираются в стенки, а кирпичи больно давят на спину.

Силач.

Только Элитный, обладающий необычайной силой, смог бы так быстро проломить забаррикадированную и запертую на засов дверь. По звуку тяжелых сапог я догадываюсь, что в мой дом только что вошло пятеро Гвардейцев.

— Не стойте просто так. Обыщите это место и убедите меня, что вы можете быть полезны.

От приказа, произнесенного холодным тоном, который некогда звучал ласково, по спине пробегает дрожь. Я напрягаюсь, медленно сползая по закопченным кирпичам.

Он здесь.

Следующий грубый голос принадлежит Гвардейцу:

— Вы слышали Силовика. Пошевеливайтесь.

Силовик.

Я прикусываю язык, не понимая, что хочу сдержать больше — горький смех или крик. При упоминании этого титула моя кровь вскипает, напоминая обо всем, что он совершил, о каждом злодеянии, которое он творил в тени короля. Сначала для своего отца, а теперь для своего брата — благодаря тому, что я избавила его от первого.

Вот только он не благодарит меня. Нет, он пришел меня убить.

«Возможно, в следующий раз, когда мы встретимся, я наберусь решимости избавиться от тебя. Так что я даю тебе фору».

Мне очень помогло подаренное им преимущество.

Я не могу рисковать, поскольку, если начну карабкаться по дымоходу, меня услышат. Поэтому я жду, прислушиваясь к тяжелым шагам, разносящимся по дому. Ноги начинают дрожать, напрягаясь, чтобы удержать меня, а каждая рана заставляет морщиться от боли.

— Проверьте книжные шкафы в кабинете. За одной из них должна быть тайная дверь, — монотонно командует Силовик скучающим тоном.

Я снова напрягаюсь. Должно быть, один из членов Сопротивления раскрыл этот секрет под пытками. Мой пульс учащается при мысли о битве после финального Испытания, когда Обычные, Фаталы и Гвардейцы сошлись в кровавом сражении.

О сражении, исход которого мне до сих пор неизвестен.

Шаги Гвардейцев стихают, а звуки приглушаются по мере того, как они спускаются по лестнице и входят в комнату.

Тишина.

И все же я знаю, что он до сих пор в этой комнате. Нас разделяет всего несколько футов. Я буквально чувствую его присутствие, так же как когда-то чувствовала тепло его тела рядом с собой, жар от его серого взгляда, скользящего по мне.

Скрипит половица. Он близко. Меня трясет от злости, жажда мести бурлит в моих венах. Я отчаянно хочу пролить его кровь. Хорошо, что я не вижу его лица, потому как, если бы сейчас заметила одну из его дурацких ямочек на щеках, то не смогла бы удержаться от желания вцепиться ему в лицо.

Но вместо этого я замедляю дыхание, понимая, что если сейчас вступлю с ним в бой, то моей ярости будет недостаточно, чтобы одолеть его. А я намерена победить, когда наконец столкнусь с Силовиком лицом к лицу.

— Думаю, ты представляла мое лицо, когда бросала тот нож, — его голос тихий, задумчивый и больше напоминает голос того парня, которого я знала. Воспоминания о нем заполняют мою голову, заставляя сердце биться чаще. — Не так ли, Пэйдин? — И вот оно. В голосе Силовика снова появляется раздражение, Кай исчезает, а вместо него остается командир.

Сердце бешено колотится в груди.

Он не может знать, что я здесь. Как он мог…

Треск дерева подсказывает мне, что он вынул мой нож из стены. Я слышу знакомый щелчок, представляя, как он непроизвольно вертит оружие в руке.

— Скажи, дорогая, часто ли ты обо мне думаешь? — его голос напоминает шепот, словно он прижимается губами к моему уху. Я вздрагиваю, вспоминая, каково это.

Если он знает, что я здесь, то почему до сих пор не…

— Преследую ли я тебя во снах, терзаю ли твои мысли так же, как ты мои?

У меня перехватывает дыхание.

Значит, он не уверен в том, что я здесь.

Благодаря его признанию я поняла это.

Как Обычная, подготовленная своим отцом к тому, чтобы быть Экстрасенсом, я научилась читать людей, собирать информацию и закреплять наблюдения за считанные секунды.

И у меня было гораздо больше, чем несколько секунд, чтобы понять Кая Эйзера.

Я видела его сквозь множество масок, разглядела скрывающегося за ними парня и стала заботиться о нем. И, несмотря на предательство, стоящее между нами сейчас, я знаю, что он не стал бы признаваться в том, что мечтает обо мне, если бы знал, что я могу услышать каждое его слово.

Он вздыхает, и я улавливаю веселье в его голосе.

— Где же ты, маленький Экстрасенс?

Данное им прозвище звучит как насмешка, если учесть, что теперь он и все жители королевства знают, кто я на самом деле — кто угодно, но только не Элитная.

Я всего лишь Обычная.

Сажа щиплет нос, и мне приходится зажать его рукой, чтобы не чихнуть. Это напоминает о тех долгих ночах, когда я воровала из лавок Лута, а после сбегала через узкие дымоходы.

Тесные. Запертые. Удушливые.

Взгляд скользит по окружающим меня в темноте кирпичам. Здесь так мало пространства, что оно душит и без труда вызывает панику.

Успокойся.

Клаустрофобия выбирает самые неподходящие моменты, чтобы вырваться на поверхность и напомнить мне о моей беспомощности.

Дыши.

Я дышу. Глубоко. От руки, все еще зажимающей нос, исходит слабый запах металла, он резкий, крепкий, жгучий.

Кровь.

Отстраняю дрожащую руку от лица. Пусть я и не вижу багровых пятен на пальцах, но все равно ощущаю, что те очень липкие. Под потрескавшимися ногтями все еще остается запекшаяся кровь, и я не могу понять, чья она — моя, короля или…

Я глубоко вздыхаю, пытаясь взять себя в руки. Силовик находится слишком близко, расхаживая по комнате, а пол скрипит под каждым его шагом.

Попасться из-за того, что я начну всхлипывать, будет не менее унизительно, чем выдать себя чихом.

Я же не намерена допустить ни того, ни другого.

В какой-то момент Гвардейцы возвращаются в комнату подо мной.

— Никаких следов, Ваше Высочество.

Наступает долгая пауза, после чего его высочество вздыхает.

— Как я и думал. Вы все бесполезны, — его следующие слова режут острее, чем лезвие, которое он беззаботно вертит в руке. — Вон отсюда.

Гвардейцы не теряют ни секунды и стремглав выбегают за дверь, подальше от него. И я их не виню.

Но он все еще здесь, и между нами не остается ничего, кроме тишины. Я снова зажимаю нос рукой, и от запаха крови в сочетании с узким дымоходом у меня кружится голова.

На меня обрушиваются воспоминания: мое тело, покрытое запекшейся кровью, и мои крики, когда я пыталась смыть ее, но лишь размазывала по коже этот отвратительный красный цвет. Вид и запах крови в таких количествах вызывали у меня тошноту, заставляли вспоминать, как мой отец и Адина истекали ею у меня на руках.

Адина.

Слезы застилают глаза, заставляя моргать, и я прогоняю образ ее безжизненного тела на песчаном дне ямы. В нос снова ударяет металлический запах крови, и мне невыносимо чувствовать его, смотреть на него, ощущать его…

Дыши.

Тяжелый вздох вырывает меня из мыслей. Он звучит так же устало, как и мой.

— Хорошо, что тебя здесь нет, — произносит он тем тихим голосом, который я уже не ожидала снова от него услышать. — Потому что я до сих пор не набрался решимости.

И тут мой дом вспыхивает пламенем.