Безрассудная

Глава вторая

Кай

Пламя жадно лижет пятки, пока я неспешно иду к двери.

Волны жара обрушиваются на спину, а клубы дыма цепляются за одежду. Я выхожу на улицу в пасмурный полдень, который теперь еще больше наполняется густыми облаками копоти.

Уголки моих губ приподнимаются при виде шока на лицах Гвардейцев. Их челюсти отвисают, пока пламя пожирает дом у меня за спиной. Постепенно их взгляды поднимаются на меня, не доходя дальше воротника, после чего они начинают беспокойно переминаться с ноги на ногу.

Когда я легкой походкой направляюсь к ним, они замирают.

Они думают, что я сошел с ума.

Стекло разлетается вдребезги, когда позади меня взрывается окно, и острые осколки крошатся, осыпая улицу. Гвардейцы вздрагивают, прикрывая лица. Данное зрелище заставляет меня улыбнуться.

Возможно, они правы. Возможно, я действительно сошел с ума.

Сошел с ума от беспокойства, от ярости, от предательства.

Постоянное напряжение, сковывающее тело, кажется, единственной неизменной вещью в моей жизни, приводя к зажатым плечам и стиснутой челюсти. Пальцы барабанят по кинжалу висящему на поясе сбоку, искушая меня выплеснуть разочарование на одного из этих бесполезных Гвардейцев.

Я провожу пальцами по знакомому на ощупь узору, извивающемуся на стальной рукояти. Как бы я смог забыть кинжал, который столько раз приставляли к моему горлу?

Как бы я смог забыть кинжал, который вытащил из перерезанного горла отца?

Прошло три дня с тех пор, как я увидел рукоять этого самого оружия, торчащую из горла короля. Три дня, чтобы погоревать, пусть я и не пролил ни единой слезы. Три дня, чтобы подготовиться, пусть ни один план и не избавит меня от нее. Три дня, чтобы побыть просто Киттом и Каем — братьями, прежде чем мы станем королем и Силовиком.

И теперь у нее больше нет преимущества.

Похоже, она использовала его с умом — воспользовалась моей слабостью, трусостью, моими чувствами к ней — и сбежала. Я поворачиваюсь к пламени, наблюдая за этим хаосом света: огонь поглощает ее дом, окрашивая в красный и оранжевый, обволакивает густым черным дымом, пока…

Серебро.

Я моргаю, всматриваясь в удушающий дым и обрушающуюся крышу. Но там нет ничего, ни намека на мерцание, замеченное мгновением ранее. Провожу рукой по волосам, прежде чем потереть уставшие глаза.

Да, я действительно сошел с ума.

— Господин!

Я опускаю руки и медленно перевожу взгляд на Гвардейца, которому хватило смелости окликнуть меня. Он прочищает горло, явно сожалея о своем поступке.

— Я, э-э, мне кажется, я что-то видел, Ваше Высочество.

Он указывает на пылающую крышу, где сквозь дым и всполохи пламени движется фигура. Фигура с серебряными волосами.

Значит, она здесь.

Я не могу понять, чувствую ли облегчение.

— Приведите ее ко мне.

Услышав мою команду, Гвардейцы, не теряя ни секунды, бросаются ее выполнять. И, судя по всему, она тоже не стоит на месте. Я едва успеваю заметить ее, прежде чем она спрыгивает с кромки рушащейся крыши на соседнюю, мгновенно набирая скорость, как только находит опору.

Гвардейцы бегут по улице внизу, их мускулы и щиты оказываются абсолютно бесполезными, пока она перескакивает с крыши на крышу. Уже не удивляясь их глупости, я снова провожу рукой по волосам, прежде чем убрать их с лица.

Я подкидываю в руке нож, который извлек из стены, и устремляюсь вниз по улице, быстро догоняя своих Гвардейцев. Чувствую, как каждая из их способностей гудит под кожей, умоляя выпустить ее на свободу. Но их способности бесполезны для меня, пока она не окажется на земле, и я жалею, что не взял с собой Телекинетика, который мог бы сбросить ее на мостовую одной лишь силой мысли.

Она сможет оставаться на крышах, только если сможет перепрыгивать между ними. Поэтому, взмахнув рукой, я отправляю нож в ее сторону.

Я вижу, как он достигает цели, рассекая ее бедро во время прыжка. Ее болезненный крик заставляет меня неприятно вздрогнуть.

Она тяжело падает на плоскую крышу и перекатывается, пытаясь смягчить удар. Я наблюдаю за тем, как она, пошатываясь, поднимается, и по ее ноге стекает кровь. С такого расстояния черты ее лица расплываются, и я почти могу притвориться, что она — просто безликая фигура, ковыляющая к краю крыши.

Но она неглупа и знает, что не сможет совершить этот прыжок.

Я перевожу взгляд на уставившихся на нее Гвардейцев.

— Мне, что, делать всю работу за вас? — мой голос холоден. — Поймайте ее.

Затем я снова поднимаю глаза на крышу. Там пусто.

Глупо было думать, что с ней будет легко.

— Найдите ее, — рычу я и стискиваю зубы, сдерживая поток проклятий. Гвардейцы разделяются и бегут в разные стороны по улицам, которые я заранее опустошил именно по этой причине. Способность вора сливаться с толпой, растворяясь в хаосе, заставляет проявлять осторожность. И она бы так и поступила, не расчисти я Лут от людей за день до вылазки.

Я иду по улице, заглядывая в примыкающие к ней переулки. Раздаются приглушенные крики, эхом отражающиеся от обветшалых домов и лавок. Я молча продолжаю поиски, и, когда замечаю фигуру, обмякшую в тени одного из переулков, мои ноги подкашиваются.

Я присаживаюсь рядом с Гвардейцем, осматривая его некогда белую форму, теперь пропитанную кровью. Алая жидкость медленно стекает с метательного ножа, глубоко засевшего в его груди, и расползается по аккуратным складкам мундира.

Она — свирепое маленькое существо.

Мои пальцы находят его шею, проверяя пульс, хотя я и так знаю, что не почувствую его привычного биения. Вздохнув, я опускаю голову на руки. Мое тело отяжелело от усталости.

Однажды я похоронил того, кто пытался убить ее.

Просто потому, что знал, она бы этого хотела. Я нес мертвое тело Сэйди через темный Шепчущий лес во время первого Испытания, потому что знал: пока меня нет рядом, разбитая на части Пэйдин крутит кольцо на большом пальце. Если бы все зависело от меня, я бы никогда не похоронил тело того, кто пытался ее убить. Но тогда я думал не о себе.

Смерть знакома мне, как друг и враг, которые слишком часто встречаются в моей жизни. Но для нее Смерть — это разрушение, и не имеет значения, кто является жертвой.

Я представляю, как она сейчас крутит кольцо на большом пальце, прикусывает внутреннюю сторону щеки и заставляет себя бежать от человека, которого только что убила, хотя отчаянно хочет похоронить его.

— Знаешь, она бы похоронила тебя, если бы не была так занята бегством от меня, — бормочу я телу рядом со мной, окончательно подтверждая, что сошел с ума. Я снимаю с лица Гвардейца белую маску, чтобы лучше видеть его остекленевшие карие глаза, прежде чем прикрыть ему веки. — Так что самое меньшее из того, что я могу сделать, — это похоронить тебя ради нее.

Раньше я никогда не задумывался о том, что становится с телами моих солдат. И вот я здесь, тащу на своем плече мужчину из-за девушки, которая ненавидит убивать. Я хриплю под тяжестью тела Гвардейца, задаваясь вопросом, какого черта я вообще этим занимаюсь.

Что она со мной сделала?

Его безжизненное тело болтается на моем плече при каждом моем шаге.

Будет ли она следующей, кого я похороню?