Безрассудная

Глава двенадцатая

Китт

Прошло почти две недели.

Нет, точно больше. Наверное.

Я провожу рукой по лицу, теперь уже шершавому от забывчивости. Не помню, когда в последний раз брился, да и когда в последний раз выходил из этого кабинета. Ну, скорее всего, две недели назад. Потому что, кажется, что именно этот период делит мою жизнь на «до» и «после», хотя я точно не могу вспомнить, что происходило между той жизнью и этой реальностью.

Разбросанный на столе пергамент, который прошлой ночью служил мне подушкой, покрывает темное дерево, ожидая своего часа. Я смотрю из-под полуприкрытых век на неразборчивый почерк и разглядываю буквы, которые в ответ уставились на меня.

Такие гневные слова. Такая горечь, скрытая между строк скомканной бумаги. Кто бы мог подумать, что я способен на такую жестокость, на такую всепоглощающую печаль?

Возможно отцу пришлась бы по душе эта версия меня.

Эта мысль — горькое предательство, шепот правды, щекочущий ухо. Ведь это — монстр в облике человека — именно то, чего он хотел. Не той кротости, над которой он насмехался, не доброты, ставшей моей ахиллесовой пятой.

Я провожу рукой, испачканной чернилами по лицу, очерчивая линии на коже. Мой взгляд цепляется за строки, которые явно писал не я, на пергаменте, лежащем под моими локтями. Даже в наклоне букв и насыщенности чернил чувствуется твердость Кая.

Я ему не завидую. По-настоящему — нет. Намеренно — точно нет.

Кай был бы тем королем, которого хотел отец. Это было так же очевидно, как и то, с какой неприязнью они относились друг к другу. Кай — жестокий, смелый, с хорошей интуицией — во всех отношениях сын короля. И я думаю, что именно в этом заключалась проблема между ними. Отец ненавидел, что он не наследник. Ненавидел то, что первый сын помешал этому сбыться. Я не был Каем, и это его убивало.

И я знаю, что часть отца презирала брата за то, что тот был всем, чем не был я.

Я встаю, чувствуя в себе нерешительность, похожую на мой прерывистый выдох. На протяжении двух недель моей повседневной увлекательной прогулкой было хождение к окну и обратно. Но сегодня… сегодня я чувствую себя смелее. Сегодня я открываю шторы и тут же жалею об этом опрометчивом решении.

Меня ослепляет тусклый свет, пробивающийся через мутное окно. Моргая, я осматриваю окрестности, а затем дом, в котором в последнее время ощущаю себя заложником. Я устремляю взгляд туда, где далеко-далеко простираются Скорчи, куда я отправил Кая, чтобы он нашел ее.

Ее.

Я думаю о ней больше, чем должен. Пишу о ней, когда мысли больше не вмещают ее образ. Прокручиваю в голове каждую деталь нашего непродолжительного пребывания вместе. Каждое ее тщательно продуманное лживое слово. Ее настойчивость, когда она играла со мной. Тонкие намеки отца, чтобы я проводил с ней время. И чувства, с которыми борется Кай, пока гонится за ней.

Поток мыслей заставляет меня вытянуть относительно чистый лист пергамента из-под его собратьев.

И вот она снова появляется на странице. Игра слов, которые я уже не раз связывал воедино. Баллада о предательстве, сонет о печали.

Я устал писать от лица злодея.