Безрассудная

Глава двадцатая

Кай

Ее дыхание похоже на мелодию.

И это завораживает настолько, что я не хочу это признавать.

Она так тесно прижалась к моей груди, что я чувствую, как ее грудная клетка расширяется с каждым вдохом.

Сомневаюсь, что она спала так спокойно в последние дни.

Еще один глубокий вдох — и ее ребра снова упираются в мой живот.

…или много ела, если уж на то пошло.

Судя по ее состоянию, она, скорее всего, питалась только черствым хлебом все время, пока была в Доре, ежедневно сражаясь на ринге.

Мне действительно нужно заставить ее поесть.

Я качаю головой, отгоняя эти мысли и непреодолимое желание позаботиться о ней. Ведь она — не моя ответственность. Она моя пленница. Моя миссия. Убийца моего отца.

С ее губ срывается тихий, сонный вздох, и я замираю от этого звука. Она зажата между моими руками, плотно прижимаясь к груди, а ее голова мирно покоится в районе моего сердца так, словно я не был ее похитителем. Никогда еще я не видел такого умиротворения в объятиях самой Смерти.

Я поднимаю взгляд на небо, темное полотно, усыпанное звездами. Люди, сопровождающие меня, кажутся лишь движущимися тенями, бесшумно ступающими по песку. Головы их поникли, борясь со сном, отягощающим веки.

— Стоп, — хрипло приказываю я. — Мы разобьем здесь лагерь до конца ночи.

До меня доносятся одобрительные возгласы, за которыми следует суета и неуклюжие попытки спешиться. Я останавливаю лошадь, колеблясь прежде чем положить тяжелые руки ей на бедра. Я позволяю себе одно мгновение. Одно эгоистичное мгновение моего жалкого существования, посвященное ей. Девушке в объятиях юноши. Иллюзии.

Но момент быстро разрушается, подходя к концу, и я трясу ее, чтобы разбудить. Точнее, пытаюсь.

Она ворчит, явно не в восторге от моей попытки ее разбудить. Я пробую снова, на этот раз ухватившись за ее талию, чтобы основательно встряхнуть. Она сопротивляется, как обычно, ударяя меня локтем в живот с неожиданной для полусонного человека силой. Я шиплю сквозь зубы и прижимаю ее руки к бокам.

— Полегче, — шепчу я. — Хочешь провести остаток ночи на этой лошади?

Она вздыхает, ее голос сонный и мягкий.

— Если это означает, что я смогу уехать от тебя подальше, то да, я бы с удовольствием.

— Ты меня ранишь, — сухо говорю я, легко спрыгивая с лошади. Она выжидающе смотрит на меня сверху вниз. Я мило улыбаюсь в ответ. — Тебе что-то нужно?

Она морщит нос, на ее лице отчетливо отражается разочарование.

— Нет. Я в полном порядке, — говорит она, сжимая луку седла и пытаясь перекинуть ногу через лошадь.

— Правда? — теперь я улыбаюсь. — Ты ничего не хочешь у меня попросить?

— Я не собираюсь просить у тебя помощи, — фыркает она, покачиваясь в седле. — И вообще, что мешает мне развернуть эту лошадь и ускакать?

— Неспособность. Незнание. Страх, — сухо отвечаю я. — Ты хочешь, чтобы я продолжил?

— Я хочу выбить тебе зубы.

— О, но тогда я не смогу улыбаться так, как тебе нравится.

Нахмурившись, она заявляет:

— Улыбайся сколько хочешь. Мне в тебе ничего не нравится.

Мой ответ тихий, рваный, как будто вырванный из глубин души.

— Я помню, тебе нравилась та улыбка, что предназначалась только для тебя.

От моих слов она на мгновение замирает, но не считает нужным отвечать. Игнорируя меня, она снова сосредотачивается на задаче. Для человека, у которого обычно нет проблем с координацией, ее попытка слезть с лошади выглядит смешно. Она практически сбрасывает себя с животного, желая наконец оказаться на твердой земле.

— Где мне спать? — спрашивает она, осматривая многочисленные спальные мешки, разбросанные по песку.

— Рядом со мной.

Ее глаза мгновенно устремляются к моим.

— Ни за что.

— Почему? — невинно спрашиваю я. — Мы уже делали это раньше.

— И я не собираюсь делать это снова, — бросает она с вызовом.

— Почему, Грэй? — выдыхаю я. — Боишься, что тебе это слишком понравится?

Она издает звук, похожий на смесь усмешки и отвращения:

— Это тебе следует бояться. Может, я придушу тебя во сне.

С этими словами она приземляется на ближайший мешок, наблюдая, как один из Гвардейцев зажигает костер при помощи своей способности Блейзера.

Я позволяю своему взгляду задержаться на ней: на ее смуглой коже, пальцах, нервно теребящих кольцо и серебряных волосах, отражающих лунный свет. Все в ней такое знакомое и в то же время такое обманчивое. В венах под этой загорелой кожей не течет никакая сила. Ее нервные пальцы не управляют никакой способностью. И эти серебряные пряди не имеют ни малейшего сходства с Элитой.

И все же, она ощущается как кто угодно, только не Обычная. Всю жизнь меня учили, что такие как она ослабляют Элиту, однако я никогда не видел никого сильнее.

Я присаживаюсь рядом с ней, запуская руку в свои покрытые песком волосы.

— Осторожно, — насмешливо замечает она, — Еще немного, и я начну ослаблять твои силы.

— Это работает не так, и ты это знаешь.

Она смеется, резко и с презрением:

— Прошу, просвети меня тогда. Я бы с удовольствием послушала, как ты думаешь, что Обычные станут гибелью для всей Элиты.

— Если бы ты продолжала жить в Илии, — вздыхаю я, — То так и было бы. По многим причинам. — я поворачиваюсь и замечаю недоверие, отразившееся в складке между ее бровями. — Ты что, не знаешь нашей истории? Откуда мы пришли и почему так важно оставаться Элитой?

В мерцающем свете костра я успеваю увидеть, как она закатывает глаза.

— Конечно, я знаю историю Илии. Пусть, я и не ходила в школу, но мой отец позаботился о том, чтобы я не была совсем невеждой.

— Ладно, тогда, — говорю я небрежно. — Расскажи мне.

Она бросает на меня насмешливый взгляд.

— Ты хочешь, чтобы я учила тебя истории Илии?

— Я хочу убедиться, что ты понимаешь, о чем говоришь. Итак, — я жестом предлагаю ей продолжить, — Продолжай.

— Это нелепо, — хмыкает она, ерзая на спальном мешке.

— Начинает казаться, что ты не знаешь…

— Илия была слабым королевством, — перебивает она, раздраженная тем, что приходится меня развлекать. — Оно всегда было таким, даже до того, как распространилась Чума. Прошлые короли боялись, что Илия будет завоевана, поэтому когда Чума убила почти половину населения, королевство оказалось в изоляции и стало уязвимым как никогда. — говорит она, не сводя глаз с неба над головой. — Королевство радовалось тому, что у них появилась власть над всеми остальными. — она оглядывается на меня. — Доволен?

— Отнюдь, — улыбаюсь я. — Продолжай.

Она фыркает, а затем вздыхает.

— С тех пор Илия оставалась изолированной, чтобы гарантировать, что мы — единственное королевство, где есть Элита. А потом, спустя семьдесят лет, твой отец решил изгнать всех Обычных, чтобы создать свое Элитное общество.

— Ты упускаешь несколько важных моментов, Грэй, — вмешиваюсь я.

— Верно, — вздыхает она. — Болезнь, которую Целители обнаружили у нас, Обычных. Та, что со временем ослабит силу Элиты.

— И? — подталкиваю я.

— И тот факт, что Обычные и Элитные размножаются, в конечном итоге приведет к вымиранию Элитного рода. В это, — добавляет она с многозначительным взглядом, — Я действительно верю.

Вздохнув, она задумчиво продолжает.

— Только Элитные могут создавать Элиту. Хотя уровень силы не зависит от родителей, некоторые верят, что способности определяются самой силой личности.

— Значит, ты понимаешь, почему Илия должна оставаться такой, какой она есть.

— Да, — говорит она тихо. — Жадность.

Я долго смотрю на нее, обдумывая ее слова. Ее восприятие Илии одновременно и раздражает, и интригует. Выросшая обычной девушкой из трущоб, она видит королевство совершенно иначе, чем любой Элитный из дворян. И, к сожалению, я считаю это любопытным.

— Ты закончил меня допрашивать, и я могу пойти спать? — спрашивает она, откидываясь на локтях.

Я игнорирую ее вопрос, чтобы рискнуть задать свой собственный.

— Так что же ты тогда предлагаешь?

— Предлагаю кому?

— Илии, — спокойно говорю я. — Какой у нас есть другой выход, кроме как продолжать жить так, как мы жили последние тридцать лет?

Она слегка приподнимается, явно удивленная моим вопросом.

— Я предлагаю вернуться к тому, что мы делали семьдесят лет до Чистки. В те времена, когда Обычные и Элитные жили бок о бок…

— А ослабление наших сил? Болезнь?

Она вздыхает.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что, возможно, Элите не суждено было существовать? Что если то, чем Чума одарила Илию, противоестественно? — я напрягаюсь от ее слов, но она продолжает. — Люди не созданы для того, чтобы играть в Богов. И Элиты играли эту роль достаточно долго. Если ослабление их силы означает, что больше не будет изоляции и убийств Обычных, то пусть так и будет.

Я качаю головой, глядя на звезды вдали.

— Илия будет слабой без своей Элиты. Нас можно будет легко завоевать и…

Ее смех обрывает меня.

— Думаешь, сейчас мы не слабы? Мы настолько изолированы, что не хватает еды, чтобы прокормить тех из нас, кто живет в трущобах, не говоря уже о том, чтобы вместить всех, поскольку больше нет земли, на которую можно расшириться. — ее голос суров, но в глазах мольба. — Без единого союзника или королевства, которое не ненавидело бы нас, разве мы не слабее, чем когда-либо? И мы будем продолжать разрушаться, если что-то или кто-то не изменится.

Кто-то.

Она думает о Китте. Вероятно, она всегда видела в Китте того, кто мог бы изменить Илию. Кого-то, кого можно было бы убедить взглянуть на все иначе.

Я едва сдерживаю смешок при этой мысли.

Китт, которого я оставил, не имеет никакого потенциала, кроме того, что было частью плана отца. Он никогда не сделает ничего, кроме того, что хотел и приказывал король. Даже мертвый он контролирует Китта, правя Илией из могилы.

— Приятно наконец услышать, что ты на самом деле чувствуешь, — усмехаюсь я. — Ну, теперь нет смысла это скрывать. Измена меня сейчас беспокоит меньше всего, — отвечает она, потягиваясь и глядя на звезды, а затем ложится на бок, прижимая колени к груди. — Ты правда считаешь, что я больна?

Меня удивляет, насколько серьезно она задает этот вопрос.

— Я верю Целителям. И тридцать лет назад они обнаружили что-то неуловимое. Что-то, что со временем ослабит силы Элиты, — она молчит, и я пользуюсь этим моментом. — А ты веришь, что больна?

— Я предвзята, но нет, я так не думаю. Мой отец был Целителем, но он тоже так не думал. Может, невозможно узнать это наверняка, — тихо говорит она. — Но я знаю, что заслуживаю жить в любом случае.

Она замолкает, предпочитая сон вместо этого разговора. Через некоторое время я замечаю, как она дрожит, прежде чем слышу ее жалобу:

— Только не говори, что меня похитили только для того, чтобы я замерзла в пустыне?

— Ты просто заноза в заднице, — я делаю знак одному из Гвардейцев и ложусь рядом с ней. — Принесите мне еще одно одеяло.

Она даже не удосуживается повернуться, чтобы насмешливо взглянуть на меня.

— А я думала, что рыцарство умерло.

Когда Гвардеец бросает мне одеяло, я без колебаний накидываю его ей на голову.

— О, это действительно так, дорогая.

Фыркнув, она высовывает голову из-под ткани, ее серебристые волосы рассыпаются по лицу. Взгляд, которым она одаривает меня, обещает смерть, которую она вполне может осуществить. Затем она снова поворачивается ко мне спиной, намеренно игнорируя мое существование, пока ее не одолеет сон.

Нет, вероятно она что-то замышляет. Было бы странно, если бы это оказалось не так. Из нее получилась невероятно проблемная пленница, за которой необходимо следить, даже когда ей совсем некуда бежать. Потому что если кто-то и сможет найти способ, так это…

— Дерьмо, Грэй! — я резко отскакиваю от нее, красноречиво проклиная. — Что с тобой, черт возьми, не так?

— Со мной? — ее голос наполнен раздражением.

— У тебя ноги ледяные.

Она бросает на меня взгляд через плечо, явно не сумев скрыть ухмылку.

— Ну, я не могу спать в обуви. Никогда не могла.

— Похоже, ты не можешь спать и в носках, — сквозь зубы говорю я. Она пожимает плечами. — Это проклятие, правда.

— Ну так держи свое проклятие при себе. — ее лицо опускается. — Но ты такой теплый. — прежде чем я успеваю ответить, она кивает на противоположную сторону костра. — Я и мои замерзшие ноги всегда могут переночевать там. В одиночестве.

— Черт возьми, я не позволю тебе спать одной, — бормочу я.

Покачав головой, я обнимаю ее ноги и притягиваю их к себе.

Она смотрит на меня в шоке. А потом улыбается — ярко и широко, как ночное небо, нависающее над нами.

Боюсь, она могла бы посоперничать со звездами.

Стрела вонзается в песок рядом с моей головой.

Я слышу ее свист еще до того, как открываю глаза.

Перекатываюсь, оставаясь прижатым к земле, и, всматриваюсь в темноту, ища источник внезапного нападения. Стрелы обрушиваются на наш лагерь, вонзаясь в тела моих пьяных людей. Их крики наполняют мои уши, и я ощущаю, как их сила покидает меня.

Я едва могу разглядеть фигуры, приближающиеся к нам по песку. Отчаянно моргаю, пытаясь прогнать сонную завесу, застилающую глаза, и перекатываюсь на бок, готовясь подняться, чтобы использовать одну из немногих способностей, оставшихся в моем распоряжении, когда…

Что-то холодное и острое прижимается к моей шее. Это ощущение слишком знакомо.

И ее голос тоже.

— Еще один шаг, и я больше не буду сомневаться.