Безрассудная

Глава сорок четвертая

Пэйдин

Мы сидим на ложе из красных цветов, запах которых сладкий и мягкий, а не тошнотворный и липкий, к которому я так привыкла.

Я вытягиваю ноющие ноги, чувствуя, как мою кожу щекочут лепестки цветов. Мы прошли гораздо дальше по полю после того, как закончили наш танец, и пальцы ног Кая, вероятно, онемели в ботинках. Я держусь спиной к замку, который уже совсем рядом, предпочитая игнорировать неизбежное.

— Как ты, черт возьми, это сделала?

В голосе Кая слышится разочарование, к чему, я уверена, он не привык. Он лежит на боку, опираясь на локоть, и борется со стеблями мака. Я фыркаю при виде того, что должно было быть цветочной короной, и наблюдаю, как он сминает ее в руках.

Он кивает на почти готовую корону у меня на коленях.

— Почему твоя не разваливается?

— Может быть, — медленно отвечаю я, — потому что я делаю все правильно.

От его унылого взгляда у меня из горла вырывается смешок. Лепестки проскальзывают между его пальцами, пока он пытается связать стебли и что-то бормочет себе под нос.

— Я могу держать меч обеими руками, но не могу заставить эти чертовы цветы держаться вместе.

— Честно говоря, — говорю я, прикручивая последний цветок на место, — у меня было много практики. Мы с Адиной постоянно делали их из одуванчиков.

Эта мысль вызывает грустную улыбку. Я любуюсь своей работой, а после надеваю корону ему на голову, расправляя его черные кудри.

— Ну вот. Снова стал принцем.

Он улыбается, отвлекая меня своими ямочками. Я ложусь на бок, зеркально отражая его позу, опираясь на локоть и глядя на корону. Яркие цветы контрастируют с чертами его лица, мягкими и изящными, в то время как все остальное в нем совсем не такое.

— Вот, — он протягивает наполовину раздавленный цветок. Пальцы скользят по моим волосам, когда он заправляет стебель мне за ухо. — Притворись, что это незабудка.

В памяти всплывает ночь последнего бала, а также поцелуй, который так и не случился. И подумать только, что теперь, когда мы действительно должны быть врагами, мы разделили еще больше.

— Мы довольно хорошо притворяемся, — бормочу я, наблюдая за его лицом.

Он открывает рот, словно для того, чтобы высказать слова, которые долго держал в себе.

Но его взгляд скользит вниз по моей шее, по изгибу обнаженного плеча. Огромная рубашка и бретелька майки теперь ниспадают с моей руки, небрежно лежащей на боку.

Его глаза сужаются, становясь похожими на осколки льда, а затем в них начинает зарождаться буря.

Сердце, бьющееся от его взгляда, замирает от осознания того, что он видит. Я быстро сажусь, натягивая рубашку на плечи. Прижимаю руку к ткани, чтобы убедиться, что она прикрывает изуродованную кожу под ней.

— Грэй, — произносит он холодным тоном. — Что, черт возьми, это было?

Я качаю головой, ненавидя себя за то, что съеживаюсь.

— Ничего.

— Тогда дай мне посмотреть, — просит он обманчиво спокойно.

Он протягивает ко мне руку, и я, не задумываясь, блокирую ее своим предплечьем.

Его глаза пристально смотрят в мои. Сердце замирает.

— Что это было?

— Это, — равнодушно отвечаю я, — был блок. Хочешь, я продемонстрирую тебе удар?

Он невесело усмехается.

— Ты ведь это не всерьез.

— Испытай меня.

Он качает головой в недоумении. Когда он снова тянется к рукаву моей рубашки, я отталкиваю его руку, а затем направляю кулак ему в живот.

Он с легкостью блокирует удар, медленно поднимая на меня глаза.

— Ты сейчас действительно пытаешься бороться со мной?

— Зависит от того, собираешься ли ты держать свои руки при себе, — говорю я, закатывая рукав еще выше.

Его взгляд скользит по мне, а тон понижается до шепота.

— Что он с тобой сделал?

От этого вопроса вся сдерживаемая ярость выплескивается наружу в виде стремительного удара в челюсть. Я едва успеваю задеть его лицо костяшками пальцев, прежде чем он уворачивается.

Теперь мы оба стоим на коленях и тяжело дышим.

— Эй, — выдыхает он. — Я просто хочу знать, что случилось…

Еще один удар в живот, затем — в челюсть. Когда я отступаю, чтобы нанести еще один, он хватает меня за запястье, пока я не успела нанести еще какой-нибудь урон.

— Я не собираюсь с тобой драться, — сурово произносит он. — Я не буду.

Из моего горла вырывается звук разочарования, похожий на рычание. Свободной рукой я толкаю его в грудь, и этого оказывается достаточно, чтобы он упал на колени. Прижимаясь к нему всем телом, я опрокидываю нас на землю, прямо на поле, усеянное маками.

Я сажусь сверху, тяжело дыша из-за его беспокойства.

— Почему ты не борешься со мной? — мой голос срывается, а слезы внезапно застилают мне глаза.

— Потому что в следующий раз, когда я прикоснусь к тебе, я хочу, чтобы это была только ласка, — тихо отвечает он.

Я опускаю голову, зажмурившись от нахлынувших эмоций. Чувствую мозолистую ладонь на своей щеке и качаю головой, потому что не заслуживаю утешения.

— Пожалуйста, — шепчет он. — Покажи мне.

Я судорожно вздыхаю, открывая глаза, и вижу, что серые глаза уже смотрят на меня. Затем медленно слезаю с Кая и, когда он садится, я проглатываю свою гордость и осторожно стягиваю с плеча одежду.

Прохладный ветерок целует мои ключицы, словно выражает сочувствие. Я не ощущала воздуха на своей коже с тех пор, как король рассек мне кожу у Чаши.

Выражение лица Кая не меняется, как будто он надел очередную маску. Но трещина в ней все же есть. Она есть всегда. Я улавливаю, как дергается мускул на его щеке, как сжимаются его руки.

— Как он это сделал?

Я пытаюсь проглотить комок в горле.

— Мечом.

Он втягивает воздух носом.

— После того, как он провел лезвием по моей шее, — продолжаю я, приподнимая подбородок, чтобы он мог увидеть знакомый шрам в бледном свете, — он сказал, что оставит свой след на моем сердце, чтобы я никогда не забыла, кто его разбил.

Он приближается, не сводя глаз с изуродованной кожи. Его голос ледяной, отчего у меня по спине пробегает дрожь.

— Это буква «О».

Я киваю.

— Она значит…

— Обычная, — заканчивает он с отвращением. — Он пытал тебя, а ты даже не подумала рассказать мне?

— А что бы это изменило? — спрашиваю я, вскидывая руки вверх. — Это не делает меня меньшей преступницей.

— Это сделало бы тебя менее похожей на убийцу, — резко произносит он. — Почему ты скрыла это от меня?

— Потому что… — запинаюсь я. — Потому что я едва могу смотреть на себя! Разве ты не понимаешь? — Слезы застилают мне глаза, но я все равно продолжаю: — Он разрушил меня. Изуродовал меня. Всю оставшуюся жизнь я буду смотреть на этот шрам и думать о человеке, которого ненавидела больше всего на свете. О человеке, по вине которого был убит мой отец. О человеке, который безжалостно убивал таких же, как и я Обычных. О человеке, который пытался убить и меня саму. — Я качаю головой, глядя куда угодно, но только не на него. — Я не могла позволить никому увидеть, как он заклеймил меня. Увидеть, какой вред он нанес. Я… я просто не могла.

Боль, застывшая в его взгляде, почти невыносима.

— Грэй…

— Произнеси мое имя, — шепчу я. — Пожалуйста.

Я знаю, что Кай не произносил его с тех пор, как мы сбежали из тюрьмы. С тех пор как я сказала, что он лишился права называть меня так. И с тех пор он уважает мой выбор.

Но я жажду услышать, как звучит мое имя на его губах. Хочу, чтобы он прокричал это с крыши, прошептал мне на ухо, проводя пальцами по моей коже. Хочу, чтобы мое имя звучало знакомо в его устах, пока он ощущает вкус моих губ.

Хочу, чтобы он слышал мое имя и все еще умолял, произнося его.

Или, быть может, я просто хочу его.

Сквозь его разрушающуюся маску проступает удивление, но его смывает облегчением. На губах Кая появляется неуверенная улыбка, словно я только что произнесла самые прекрасные слова, которые он когда-либо слышал.

Он произносит мое имя так, будто оно вертелось у него на кончике языка, шепча его с каждым его вздохом.

— Пэйдин.

Затем он раскрывает объятия.

Тихий всхлип срывается с моих губ, когда я забираюсь к нему на колени.

Меня обхватывают сильные руки, и я утыкаюсь лицом в его обнаженную грудь. Кай проводит рукой по моим коротким волосам, обнимая меня за шею, пока я дрожу в его объятиях.

— Он не разрушил тебя, Пэй, — шепчет он мне на ухо. От этого прозвища слеза скатывается по моей щеке и падает ему на грудь. — Но то, что ты так думаешь, означает, что даже после смерти он побеждает. Этот шрам — свидетельство твоей силы. Свидетельство того, кто ты такая, а не чего-то еще.

Я киваю, теснее прижимаясь к нему. Мы сидим в тишине, окруженные цветами, которые создают прекрасную стену из лепестков. Его тело теплое, в его руках так уютно.

Мы сидим до тех пор, пока нас не окутывает темнота, и все это время Кай гладит меня по голове. Когда луна опускается слишком низко, а мои веки тяжелеют, он осторожно спускает меня со своих колен, чтобы расстелить спальный мешок.

Он сажает меня на него, а затем ложится рядом, касаясь своим плечом моего. Я переворачиваюсь на бок, чтобы заглянуть ему в лицо, несмотря на темноту.

— Спасибо.

Он поворачивает голову, и я уверена, что на его губах играет ухмылка.

— Это уже шестой раз.

— И, скорее всего, в последний, — говорю я с улыбкой.

Он снова смотрит на подмигивающие нам сверху звезды.

— Шрамы.

Я моргаю.

— Что?

— Шрамы, — повторяет он. — Еще кое-что, к чему я всегда питал слабость.

Кажется, что смех, застревает у меня в горле, будто я не уверена, стоит ли ему вырваться. Он протягивает руку и нежно щелкает меня по кончику носа, заставляя хихикать так, как я и не подозревала, что умею.

— Чума, мне нравится этот звук, — бормочет он, заставляя меня замолчать. — Я бы вытатуировал его на своей коже, если бы это означало, что ты будешь смеяться надо мной из-за этого.

— И я бы сделала это, — тихо говорю я.

Он посмеивается, а затем прижимается губами к моему лбу. Поцелуй получается нежным и мягким. Затем он притягивает меня ближе, и тогда я поворачиваюсь к нему спиной, позволяя обхватить себя за талию.

— Постарайся не мечтать обо мне, Пэй, — шепчет он мне на ухо.

— Взаимно, принц.