Безрассудная

Глава четвертая

Кай

— Выглядишь ужасно.

Глаза Китта скользят по алым пятнам на моей рубашке. Их оставил Гвардеец, которого я похоронил и о котором ему не обязательно знать.

Ради нее.

В лучшем случае это почти измена.

В худшем — жалкое зрелище.

Взгляд короля наконец встречается с моим, и в наших глазах мелькает веселье.

На моих губах невольно появляется знакомая улыбка просто от ощущения, что мы снова ведем себя как братья. Братья, у которых нет титулов перед именами. Братья, которые в этот блаженный момент не обращают внимания на свои обязанности, навязанные кровными узами.

Впервые за несколько дней он позволил мне взглянуть на него. По-настоящему на него посмотреть.

Слезы сменились усталостью, улыбающиеся глаза превратились в затравленные, с чуть впалыми щеками и заросшим щетиной подбородком. Мой взгляд останавливается на той же помятой рубашке, которую я видел последние три дня, — наполовину расстегнутой, с рукавами, забрызганными чернилами.

— Да, ну и ты выглядишь не лучше, — отвечаю я и едва улыбаюсь.

Кит моргает, рассматривая свои запачканные руки и разбросанные перед ним бумаги, словно видит это впервые. Затем он вздыхает и медленно собирает документы, которыми был так поглощен, в небрежную стопку.

— Со мной все будет в порядке. Просто немного устал, вот и все.

— Ты же знаешь, что есть простой способ это исправить, верно? — мой голос звучит раздражающе робко, пока я пытаюсь найти грань между тем, чтобы разрядить обстановку и попытаться образумить его.

Китт изменился. Мы изменились. Я больше не знаю, где заканчивается мой брат и начинается мой король.

Когда он не отвечает, я тихо продолжаю с ноткой беспокойства в голосе:

— Тебе нужно отдохнуть. Поспи немного, — я киваю в сторону потертого кожаного кресла, которое он унаследовал. — Я не видел, чтобы ты покидал его уже несколько дней.

— Сон — для мертвецов, — Китт произносит фразу со сдавленным смешком. — Извини, — он посмеивается, качая головой, словно его это забавляет. — Слишком рано?

Я заставляю себя улыбнуться, глядя на человека, который кажется мне незнакомцем. В другой жизни я мог бы услышать те же слова из уст Китта, но в них не было бы этой горечи, а его губы не растягивала безумная улыбка. Горе превратило его в человека, которого я боюсь.

— Ладно, — вздыхаю я, — сон для мертвецов. Хотя ты, похоже, хочешь присоединиться к ним, — я смотрю ему в глаза с мольбой, которую никогда не смог бы выразить словами. — Ты не покидал кабинет с момента своей коронации. Мы могли бы прогуляться по саду, навестить королеву, — я сглатываю при мысли о том, как горе отразилось на ней. — Целители говорят, что ей становится хуже. Она не встает с постели, и они опасаются… Опасаются, что ей осталось недолго.

Услышав мое предположение, он замирает и долго молчит. У Китта нет связи с королевой. Потому что, она — моя мать. Не его.

Прочистив горло, я быстро меняю тему на что-то более приятное.

— Мы могли бы навестить Гейл на кухне. Она постоянно спрашивает о тебе и ждет, когда ты съешь одну из ее медовых булочек.

— Я вполне счастлив здесь, спасибо.

Я моргаю, глядя на него. Это самый королевский отказ, который я когда-либо слышал.

Я медленно киваю, отступая к двери.

— Что ж, если у вас ко мне больше ничего нет…

Ваше Величество.

Я проглатываю слова, прежде чем успеваю выплюнуть их в конце предложения. Я тянусь к дверной ручке, готовясь сбежать…

— Это ее кровь?

Я замираю и поворачиваюсь к нему.

Его зеленые глаза возвращаются к пятнам на моей рубашке. Я долго молчу, просто позволяя ему изучать себя, пока пытаюсь разгадать, что скрывается за его взглядом.

Когда я наконец открываю рот, с моих губ срывается вопрос, на который я сам не могу ответить:

— Ты был бы более разочарован, если бы это была ее кровь или наоборот?

Он сглатывает. Делает глубокий вдох. Улыбается так, что это совсем не радует.

— Я не знаю, — еще одно долгое, томительное молчание. — А что насчет тебя?

— Не знаю.

Как жаль.

— Неужели? — Китт не смотрит на меня, когда говорит это. — Я имею в виду, это ее кровь.

Я вздыхаю, внезапно почувствовав усталость при воспоминании о сегодняшнем утре.

— Нет.

Облегчение? Разочарование? Похоже, произнося это, казалось бы, простое слово, я перестаю понимать разницу между ними.

— Понятно, — бормочет Китт. — Но она была там, верно?

— Была. Я вынудил ее покинуть дом, — Китт поднимает бровь, прежде чем я заканчиваю: — Сжег его дотла.

— Понятно.

Мы настороженно наблюдаем друг за другом. Она — тема, которую лучше не затрагивать, и все же она никогда не уходит из наших мыслей. Что само по себе является для нас обоих пыткой.

— Кровь? — Китт выжидающе кивает в мою сторону.

— Принадлежит Гвардейцу, которого она зарезала. Убила недалеко от Лута.

Снова этот безжизненный смех.

— У нее отвратительная привычка резать людей, не так ли?

Я прочищаю горло, стараясь не переступать ту грань, которую уже не вижу, когда дело касается Китта.

— Да, я тоже так думаю. И она не сбежала невредимой — я позаботился об этом.

— Так, — растягивает Китт слишком знакомым тоном. Я вижу в его взгляде отражение отца, и тот возрождается в его словах. — Что ты хочешь этим сказать, Силовик?

Я слегка напрягаюсь.

— Полагаю, она направляется в Скорчи, пытаясь пересечь их со стороны Дора или Тандо. Хотя не уверен, что ей это удастся. С другой стороны, она имеет отвратительную привычку оставаться в живых, — мой голос звучит жестко, воплощая в себе того Силовика, которым он хочет меня видеть. — Я соберу людей и пустынных лошадей для погони за ней. Мы отправимся, как только сможем. — Я делаю паузу. — Ваше Величество.

Проклятье. Я просто не мог удержаться, да?

Китт изучает меня с любопытством, похоже, ничуть не смущенный этим обращением.

— А потом ты приведешь ее ко мне.

Я киваю.

— Ты сделаешь это?

Я смотрю на него, медленно выдыхая.

— У тебя есть основания сомневаться во мне?

Китт пожимает плечом, затем откидывается назад, скрестив испачканные чернилами руки на своей мятой рубашке.

— Просто я знаю вашу… историю.

Я напрягаюсь. Мы смотрим друг на друга, молча передавая то, что раньше никогда не произносили вслух. Комментарий Китта был тонким, а сомнение в том, что я выполню его приказ, — очевидным.

Мой ответ прозвучал холодно.

— Это другое. И ты это знаешь.

— Другое? — обманчиво невинным тоном произнес Китт. — У тебя не было привязанности к тем детям, но ты все равно спасал их от наказания, несмотря на их преступления.

— Китт… — начинаю я, но он резко меня перебивает.

— Послушай, я не говорю, что спасать детей было неправильно, — он безрадостно смеется. — Я не чудовище. Изгнание Обычных вместе с их семьями вместо казни было проявлением милосердия, хоть и небольшим. Но, — его глаза темнеют, — ты неоднократно нарушал приказы отца. Снова и снова.

Я раздраженно вздыхаю. Упоминание отца заставляет меня проиграть спор, даже не вступив в него. В глазах Китта, ничего из того, что я говорю, не сможет оправдать мои поступки в отношении предыдущего короля.

— Я всегда исполнял приказы, — вздыхаю я. — И всегда буду. Это было исключением.

— Исключением? — повторяет Китт, впиваясь в меня скептическим взглядом. — Ты не будешь делать исключения, потому что я король? И потому что знаю правду?

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не уставиться на него.

— Ты хочешь, чтобы я казнил детей? — моя грудь тяжело вздымается, а сердце болезненно колотится о ребра. — Одно лишь слово, и все будет сделано, мой король.

Дерьмо.

Я прикусываю язык, чтобы сосредоточиться на вспышке боли, а не на захлестнувшей меня волне гнева. Последнее, чего я хочу — это видеть в Китте просто короля, обращаться с ним, как я обращался с тем, кто был до него.

Китта легко любить до тех пор, пока он не становится похожим на отца, который практически не любил меня.

— Кай, — тяжелый взгляд короля смягчается вместе с его голосом. — Я знаю, что это не простой приказ. Полагаю, я просто… параноик. Я был свидетелем того, как ты шел наперекор приказам в прошлом, — заметив мой взгляд, он быстро добавляет: — По веским причинам. Именно поэтому я забеспокоился, потребовав от тебя привести ее ко мне, — его глаза наполнены эмоциями, которые я не могу распознать. — А что может быть сильнее страха ослушаться приказа, чем твои чувства к ней?

Мы не сводим глаз друг с друга, а в горле застряли непроизнесенные слова. Я хочу возразить, заставить свой рот открыться и извергнуть убедительные слова, противоречащие его обвинению. Но он прав, и мы оба это знаем. В первую очередь, ее освободили мои к ней чувства.

Эта мысль поражает меня, заставляя прийти к выводу о том, что Китт знает это, знает, что я уже отпустил ее однажды, и он таит на меня обиду. Но ничего на его спокойном лице это не подтверждает, и я решаю похоронить эту мысль прежде, чем она успеет сделать это со мной.

— Для тебя это так же непросто, — тихо говорю я, проверяя на прочность наши с Киттом чувства к одной девушке.

⠀⠀Он почти смеется.

⠀⠀— О, так теперь мы говорим об этом?

⠀⠀Мы обходили стороной эту щекотливую тему еще до того, как Пэйдин решила перерезать сухожилия на шее нашего отца тем самым кинжалом, что сейчас пристегнут к моему поясу. Она отважна, но мы старались не озвучивать эту мысль, опасаясь, что она вобьет клин между нами.

⠀⠀Влюбиться в нее было неизбежно.

⠀⠀— Все, что я чувствовал к ней, угасло в тот день, когда она убила его, — легко произносит Китт.

Ложь.

⠀⠀Я говорю самому себе то же самое, стараясь убедить себя в правдивости этих слов.

⠀⠀— Мне знакомо это чувство, — киваю я.

Ложь.

⠀⠀Мы смотрим друг на друга и тонем в нашем общем заблуждении. И больше ничего не говорим, не желая признавать, что лжем и себе, и друг другу.

⠀— Я верну ее тебе, Китт, — мой голос звучит тихо, но вкрадчиво. — Прежде, чем стать твоим Силовиком, я был твоим братом. Моя верность принадлежит только тебе и никому другому, — я на мгновение замолкаю, позволяя словам проникнуть в его сознание. — Она убила и моего отца, знаешь ли.

Между нами повисает тишина.

⠀— Живой, — наконец говорит Китт. — Приведи ее ко мне живой.

Он произносит это таким тоном, отчего становится понятно, что дело явно не в милосердии.

Я снимаю тяжелое кольцо, которое получил в день, когда стал Силовиком Илии, и опускаю его на стол.

— Верни его, когда я снова заслужу твое доверие.