Безрассудная

Глава тридцать девятая

Пэйдин

В тот момент, когда Кай опускает меня на берег возле кромки воды, я ощущаю, что уже промокла до нитки.

Дождь усиливается, застилая глаза и колотя по коже. Кай присаживается на землю рядом со мной, влажные волосы беспорядочно спадают ему на лоб. Он откидывается на спину, прикрывая глаза от проливного дождя.

Я пытаюсь подняться, но он обхватывает меня за талию, притягивая к себе. Краткий вдох вырывается из меня, прежде чем, смеясь, я поворачиваюсь к нему, лежащему на мокрой от дождя траве. Умиротворение отражается на его лице, а на губах появляется легкая улыбка.

Он выглядит довольным.

Подозреваю, что он никогда еще не чувствовал себя таким свободным. Ни одна живая душа, помимо меня и окружающих нас людей, не знает, где он. И есть нечто приятное в том, чтобы скрыться от всего мира.

Потерявшись во времени, мы лежим так, наслаждаясь природным душем. В какой-то момент его рука находит мою. Наши пальцы нежно переплетаются, и это кажется намного интимнее, чем когда мы были в воде, словно он доволен, что может просто находиться рядом.

Яркая вспышка молнии, заставляет меня сесть, распахнув глаза. Обернувшись, я смотрю на промокший мешок, лежащий на влажной траве, и вскакиваю на ноги.

Кай снова пытается коснуться меня, и я со смехом отпрыгиваю от него.

— Давай, хватить валяться без дела, — я поднимаю с земли свой мешок и наблюдаю за тем, как с него медленно стекает вода. — Нашим вещам нужно высохнуть, как и нам самим.

Он присаживается, щурясь от дождя.

— Ага, ты дрожишь так сильно, что трясется цепь.

При упоминании об этом я снова вздрагиваю. Развернувшись, я поднимаю лук и спиной натыкаюсь на внезапно возникшее за мной крепкое тело.

— А это я у тебя заберу, — шепотом произносит он мне на ухо. — Сегодня моей жизни и так достаточно угрожали.

Нехотя я позволяю ему забрать оружие из моих рук, пока выливаю воду из сапога, чтобы обуть их обратно на промокшие ноги. Перекинув рубашку через плечо, я направляюсь к каменному склону и деревьям, отделяющим нас от тропы.

Взобраться по скользкому склону — дело из непростых. Мне потребуется немало усилий, чтобы подняться на каменную вершину, прежде чем я смогу добраться до дерева, стоящего возле нее. Кай следует за мной, пока я медленно ступаю по земле и облегченно вздыхаю, когда мои ноги проваливаются в размытую от дождя грязь.

Я прикрываю глаза от непрекращающегося дождя.

— Где конь?

Кай подходит ко мне, перебросив лук за спину.

— Гроза, должно быть, напугала его. Наверняка, он уже давно сбежал.

Я тяжело вздыхаю.

— У меня только начало получаться ездить верхом.

— О, так вот как это называется? — спрашивает Кай, и его губы растягиваются в усмешке.

Рукой я касаюсь его щеки, когда прохожу мимо. И это действие вызывает во мне волну тепла, которую я не хотела бы чувствовать. Потому я держу руки при себе, пока мы идем по размытой дороге в поиске укрытия, чтобы переждать бурю.

Далеко мы не отходим, так как мой взгляд обращает внимание на груду камней. Огромный, плоский валун накрывает камни, лежащие под ним, образуя подобие навеса, достаточно высокого, чтобы под ним мы могли удобно устроиться.

— Сюда! — сквозь бурю кричу я, направляя нас в укрытие.

Как только мы скрываемся под каменным навесом, я сбрасываю мешок с плеч, переводя дух. Я уже собираюсь опуститься на клочок сухой травы, когда Кай произносит:

— Мне нужно сходить за дровами.

Мы синхронно опускаем взгляд на цепь, связывающую нас вместе.

— Хорошо, — выдыхает он. — Нам нужно сходить за дровами.

Усилием воли, я заставляю себя выйти обратно под дождь. Я еле передвигаю ноги, пока Кай собирает хворост, чтобы разжечь нам костер, ломает ветви с деревьев и передает их мне в руки.

У меня начинают стучать зубы к тому времени, как мы добираемся до нашего укрытия.

— Так просто эти дрова не разгорятся, — бормочет Кай, раскладывая намокшие под дождем ветки для нашего костра, который мы собираемся разжечь.

— У нас оставалось пара спичек, — говорю я, роясь в своем мешке. Пальцы нащупывают металлический коробок, и вытащив его, я с облегчением обнаруживаю, что спички по-прежнему сухие.

— Дерево само не воспламенится, — говорит Кай, поднимая на меня взгляд. — Нужно что-то, что поможет разжечь его. У нас есть какая-нибудь бумага?

Я уже намереваюсь отрицательно покачать головой, когда мой взгляд натыкается на дневник, лежащий между постельными мешками. Тяжело сглотнув, я медленно протягиваю к нему руку. Я ощущаю на себе взгляд Кая, когда достаю книгу в кожаном переплете и пролистываю страницы, обнаруживая, что они на удивление сухие.

— Здесь немного бумаги, — тихо отвечаю я.

— Нет. — Голос Кая решителен. — Мы не будем его использовать.

— Все в порядке, — я киваю, пытаясь убедить саму себя. — Я уверена, что большинство из этого — всего лишь исследования и заметки. Тем более, я бы предпочла не мерзнуть сегодня вечером, так что… все в порядке, — он недоверчиво прищуривается. — Я в порядке.

Похоже это убеждает его настолько, что он едва кивает. Я возвращаюсь к журналу в своих руках, делая глубокий вдох, перед тем, как пролистываю первые несколько страниц. Знакомый почерк вызывает улыбку, и я с трудом сглатываю. Пару раз я моргаю в тусклом свете, привыкая к наступающей темноте.

Первая страница рвется без сожаления. На ней были указаны рецепты различных снадобий для Элитных, в случае, если у них нет возможности обратиться к Целителю. Вторая идет почти также, в ней содержались измерительные единицы и травы от распространенных болезней. Третья была заполнена заметками о сложном пациенте.

Каждый клочок пергамента горит проще, чем рвется. Я передаю ему частицу своего отца, наблюдая, как труд всей его жизни забирает пламя. Несколько страниц уходит, чтобы поджечь дрова, но ничего кроме слабого пламени не выходит. Несмотря на трудности, Кай наконец разводит огонь.

Достав наши рубашки, я кладу их у огня, рядом с другими промокшими вещами. Затем прислоняюсь к камню, чтобы вновь перечитать оставшиеся смятые страницы в кожаном переплете. Я пролистываю их, останавливаясь, чтобы прочесть записи о тех многих людях, которых он исцелил в трущобах.

В конце мои пальцы нащупывают плотный лист пергамента, и мое любопытство заставляет взглянуть на то, что скрывается за ним. На меня смотрит запись в дневнике, буквы под наклоном покрывают страницу. Эта запись отличается от остальных. Это личное, и она датирована, глубокие мысли излиты на пергаменте.

От удивления, я слегка приподнимаюсь, спина напряжена.

Происходящее не ускользает от его внимания.

— Что там? — спрашивает Кай, позабыв о костре.

— Мой отец…. — Я качаю головой, глядя на страницу. — Он делал записи.

Тишина.

— Да, я уже догадался.

— Нет, я имею в виду, что он делал записи, — я поднимаю на него широко распахнутые глаза. — Его собственные мысли и чувства. Записи его жизни.

— Дневник, — тихо произносит Кай.

Я киваю, опуская взгляд на книгу на моих коленях.

— Первая запись появилась более десяти лет назад, еще до моего рождения, — говорю я. Слова смазаны и написаны торопливо, будто он считал, что писать о своей жизни — пустая трата времени. Подняв голову, я натыкаюсь на пристальный взгляд Кая. Кивая, он подбадривает меня, подталкивая прочистить горло и прочесть написанное.

Мне кажется, я должен хотя бы написать об этом, потому что обсуждение этого с кем-то приравнивается к государственной измене. Король снова предложил мне работу. Вернее, это было похоже больше на угрозу с его стороны. Я был приглашен во дворец для помощи его Целителям во время Чумы, но мне известны его истинные намерения. Он хочет, чтобы я перебрался в город из трущоб, как и все Целители. Он не желает, чтобы кто-то присматривал за бедными или, если на то пошло, бессильными. Я не удивлюсь, если он начнет очередную Чистку, только в этот раз для Примитивных. Он думает, что они такие же слабые, как и Обычные, относится к жителям трущоб, как к отбросам общества в его Королевстве Элитных.

Есть причина, по которой никто не может найти в окрестностях трущоб другого Целителя. Алчность — грех, которую Илии еще предстоит искоренить. Но когда каждому Целителю король предлагает денег больше, чем они смогут потратить за всю свою жизнь, они с радостью соглашаются на любые условия. Условия весьма просты — забота только о представителях высшего класса и распространение идеи об истощении наших сил, ввиду длительного пребывания с Обычными по причине неизлечимой болезни, которую они разносят.

Он подкупает их. Эта ложь дорого обходится. Потому что никто не будет сомневаться в том, что обнаружили, по их словам, Целители. На протяжении десятилетий, он покупал поддержку единственных, кто знал, что болезнь — ложь. И это прекрасно работало. Это не значит, что Целители заботятся об Обычных. Они, может и знают, что «неявная болезнь» — фарс, но они также знают, что рождаемость между Обычными и Элитой истощает нашу силу и, в конечном итоге, это приведет к исчезновению нашего рода. Уже этого достаточно, чтобы их алчность поддерживала распространение королевской лжи и обеспечивала, чтобы Элита никогда не допустила возвращение Обычных в Илию.

А я — проблема. Исключение с мишенью на спине. Король умеет убеждать, стоит отдать ему должное. Его предложения слишком заманчивы, но я не могу бросить людей из низшего класса, не тогда, когда никто не может им помочь с болезнью, распространяющейся по улицам словно лесной пожар.

Так что, я останусь в Трущобах. Король не купит меня.

Я смотрю на знакомый почерк и каждое прочитанное слово звучит его голосом в моей голове. Пробегаю глазами по странице. Снова, снова. И….

— Ты слышал это? — выпаливаю я, поднимая взгляд на Кая.

Он сидит у огня, опустив руки на колени. Отрешенно глядя на мерцающее пламя костра, он медленно кивает.

— Слышал.

— Ты понимаешь, что это значит? — мои губы растягиваются в глупой улыбке. — Это доказательство, Кай. Доказательство того, что никакой болезни Целители не находили. А король….

— Король платил им за ложь, — тихо заканчивает Кай. Его взгляд по-прежнему не отрывается от тусклого огня. — Если, конечно, хоть что-то из этого правда.

— Мой отец не был лжецом, — огрызаюсь я резче, чем мне хотелось бы. Делаю глубокий вдох, прежде чем продолжить спокойнее. — Неужели ты не видишь? Все сходится. Твой отец взял всех Целителей под свой контроль и отправил их туда, где мог пристально следить за каждым из них. И он хотел, чтобы жители трущоб страдали, потому что в Элите были те, кто, на его взгляд, были слишком слабы.

Я слышу, как он тяжело вздыхает.

— Нет. Нет, это не может быть правдой. — Он проводит пальцами по влажный волосам. — Я не могу признать, что это правда, потому что так я оправдывал все. Все, что я делал, как Силовик. Все это было, чтобы защитить Элиту и Илию от болезни, но если Обычные не истощают наши силы….

Он замолкает, проводя рукой по лицу. Я неуверенно протягиваю к нему руку, не зная, что сказать.

— Кай…

— Это бы означало, что он убивал Обычных, дабы не позволить им смешивать свою кровь с Элитой. Он убивал здоровых, ни в чем неповинных людей, — наконец он переводит на меня свой холодный, мрачный взгляд. — Я убивал здоровых, ни в чем неповинных людей.

— Ты не знал, — бормочу я. — Да и как бы ты мог? У короля каждый Целитель распространял ложь.

Я отступаю, потрясенная искренностью, что звучит в моих словах. Никогда бы не подумала, что буду сочувствовать ему, совершившему преступления против Обычных, вроде меня, но сейчас его голова спрятана в ладонях, а боль скрыта за медленно разрушающейся маской, которую он носит.

На его лице читается раскаяние. Гнев проявляется в напряженных плечах, в глазах же отражается буря.

Всю жизнь он жил во лжи, помогающей ему примириться с собой.

Он отрицательно качает головой, и его тень повторяет движение на стене позади.

— Это не может быть правдой, — он избегает моего взгляда. — Есть ли там еще какие-нибудь заметки? Что-нибудь помимо этого.

Я перелистываю страницу, замечаю еще несколько слов, написанных там.

— Датировано несколькими неделями позже. Вот, взгляни на это, — я приближаюсь к огню, освещая страницу и упрощая себе чтение.

Сегодня, когда я работал во дворце, у меня возникла идея. Ужасная, вероломная идея, которую не стоит записывать. Но я знаю, что в Илии скрываются Обычные, нуждающиеся в помощи, чтобы выжить. И, возможно, наивно так полагать, но есть в Элите люди, которые верят, что убийство Обычных — неправильно.

Я хочу найти таких. Я хочу создать сообщество, которое король не сможет игнорировать. Я хочу бороться бок о бок с Обычными — как за них, так и за тех, кто подобен им.

Пока не знаю как, но я попытаюсь.

Я таращусь на исписанную страницу.

— Он рассказывает о Сопротивлении, — я слегка улыбаюсь. — Неудивительно, что он скрыл эти записи под половицей. Это улики.

Кай кивает, когда я переворачиваю страницу, чтобы прочитать следующую запись.

Я обошел заброшенные здания в трущобах и нашел пару Обычных, согласных поверить мне. Я пригласил их к себе домой и рассказал о своих планах бороться за право жить в Илии.

Теперь нас больше — не меньше дюжины. Наше маленькое Сопротивление увеличивается. Я стал тренировать Обычных «перенимать» способности, помогать им быть обществом, а не прятаться в заброшенных зданиях. Большинство изучали способности Гипера, поскольку притворяться ими проще всего.

Меня снова вызывают в замок, очередная волна лихорадки. Предложения короля заманчивы, но я выполняю свою часть в качестве Целителя и возвращаюсь обратно в трущобы.

Жадно перевернув страницу, я обнаруживаю, что там уже совсем другая тема.

Я встретил девушку из Обычных. Вернее женщину. Живя в трущобах, она подхватила болезнь, которая обычно приводит к смерти. Так получилось, что я нашел ее вовремя. Она красива, и это отвлекало, когда я работал. Казалось, что-то внутри тянуло меня к ней. Я определенно женюсь на ней.

В итоге я добился своего. Женился на ней.

Я собираюсь стать отцом. Алису все утро тошнило, но на ее лице виднелась улыбка. Она убеждена, что будет девочка.

Глаза наполняются слезами, пока я читаю о матери, с которой никогда не встречалась. Сквозь пелену слез, я замечаю дату, и мои пальцы замирают.

— Три недели до моего рождения. — тихо проговариваю я, поднимая взгляд, и замечаю, как Кай пристально следит за мной.

Она потеряла слишком много крови. И я не смог ей помочь. Я чертов Целитель, и не смог спасти ее. Я похоронил ее на заднем дворе вместе с нашим ребенком. Она была права. Это была девочка.

Мое сердце замирает. Время замедляется.

— Я похоронил ее на заднем дворе вместе с нашим ребенком.

Я встряхиваю головой, не обращая внимания на руку Кая на моем колене.

— Я… я не понимаю. Отец говорил мне, что она умерла от болезни, когда я была маленькой, но….

Я замолкаю, пока не нахожу следующую запись.

Я не планировал писать здесь после Алисы. Я даже не планировал продолжать хранить записи после Алисы, но прошлой ночью меня разбудил стук в дверь. Открыв дверь, я никого там не увидел. По крайней мере, я так думал, пока не посмотрел вниз.

И там была она. Малышка.

Кто-то оставил ее на пороге моего дома. Ей, должно быть, не больше нескольких недель, у нее копна серебристых волос и темно-голубые глаза. Она красивая. Алиса прослезилась бы, увидев ее.

Я собираюсь стать отцом. Алиса хотела бы этого. В любом случае, мы уже выбрали для нее имя.

Слеза падает на пергамент, размывая чернила.

Казалось, Кай говорит что-то, но из-за звона в ушах я не могу ничего разобрать. Перед глазами все плывет, сердце бешено бьется, а дыхание перехватывает из-за кома в горле. Я не могу дышать. Я не могу….

— Эй, — грубые руки Кая касаются моего лица, возвращая меня в реальность. — Эй, посмотри на меня. Все в порядке.

Я обнимаю его, отчаянно вытирая слезы, хлынувшие из глаз.

— Нет, со мной не все в порядке! — я, наконец, делаю глубокий вдох и моргаю, пытаясь унять переполняющие меня эмоции. — Это не может быть правдой. Я в это не верю, — бормочу я, повторяя слова Кая. — Это значит… я была сиротой еще до того, как потеряла отца. — Надрывный всхлип срывается с моих губ. — И от этого вся моя жизнь кажется сплошной ложью.

Кай со всей серьезностью качает головой.

— Нет. Твоя жизнь — не ложь, слышишь? — он приподнимает мое лицо, вынуждая посмотреть на него. — То, что в вас течет разная кровь не значит, что он не был твоим отцом. Он растил тебя, как собственную дочь. Он выбрал любить тебя.

Все, что он говорит имеет смысл, и я ненавижу это.

Я хочу злиться, хочу кричать, хочу сидеть здесь и жалеть себя. Потому что какая-то моя часть чувствует себя преданной, обманутой человеком, которого я считала отцом.

Когда руки Кая медленно соскальзывают с моего лица, я молча просматриваю следующую запись. Чувствую на себе его взгляд, ожидающий, что я сломлюсь.

Но я устала быть сломленной. Устала таскать с собой кусочки своей души, которые не могу собрать воедино.

Я всхлипываю, возвращаю взгляд на страницу и бессмысленно продолжаю читать.

Без Алисы, единственная моя цель — Сопротивление. Это все, что заставляет меня двигаться дальше. Это и Пэйдин.

Слезы вновь подают на страницу при виде моего имени. Подушечкой пальца Кай проводит по моей щеке, стряхивая слезу.

— Поговори со мной, — шепчет он, наклоняясь настолько близко, что я не могу не заметить его.

Я качаю головой, пытаясь справиться с эмоциями, подступившими к горлу.

— Так значит, это правда?

Он кивает.

— Рано или поздно правда всплывает наружу.

Я прерывисто вздыхаю, борясь со слезами.

— Я потратила всю свою жизнь на то, чтобы принять тот факт, что никогда не смогу жить по-настоящему. Я из Обычных, и это нормально — я приняла это. Я смирилась с тем, кем не являюсь, и буду жить с этим до конца своих дней. Но….

Он обхватывает мою дрожащую руку, подбадривая меня одним лишь уверенным взглядом.

— Но я ведь уже заплатила по заслугам, разве нет? — слова, вырвавшиеся наружу, не позволяли мне дышать. — Неужели я недостаточно страдала? Я и так уже никто, а теперь еще и никому не принадлежу. Единственное, что в моей жизни было правильным, настоящим и лишь моим, было отнято. — Я делаю прерывистый вздох, бессмысленно глядя на огонь костра. — Как и все остальное.

Он отрицательно качает головой, протягивая руку, чтобы убрать с моего лица выбившиеся пряди.

— Ты не можешь быть никем, когда для кого-то ты все. — Я поднимаю на него глаза, замечая, как он избегает встречи наших взглядов. Ему требуется несколько мгновений, чтобы произнести неуверенные слова. — И такой ты была для своего отца. Неважно был ли он с тобой одной крови и плоти. Он любил тебя больше всего на свете.

Его слова больно бьют по мне, напоминая о том, что это лучше, чем то, что он пережил от человека, который действительно был его отцом. Я умолкаю, пытаясь выровнять свое дыхание. После я перелистываю страницу, несмотря на наворачивающиеся слезы. Я заставляю себя сосредоточиться, чтобы продолжить чтение. Его написанные слова отвлекают меня, а почерк — утешает.

Сегодня на улице я встретил Фатала. Он отвел меня в переулок, и прошептал, что хотел бы помочь с моим замыслом — лишь то, что он был Чтецом Разума, выдало ему мои мысли.

Мы часами говорили о невзгодах на его пути и о его желании, чтобы Обычные и Фаталы вновь обрели свободу. Но сначала мы должны отыскать тех, кто прячется у всех на глазах.

— Калум, — шепотом произношу я, прекрасно зная, кто этот Чтец Разума. Следующая страница содержит набросанные на скорую руку за несколько дней заметки.

Калум нашел нам уже как минимум троих из Обычных. Он бродит по улицам, читая мысли, пока не находит разум, что выдает их секрет. Его метод в разы быстрее моего. Сегодня мы все встретились, чтобы обсудить наши планы.

Несколько наших Обычных не появлялись на встречах уже пару недель. Я начинаю беспокоиться, что с ними что-то произошло. Вероятно, к этому приложили руку Гвардейцы.

Мы расчистили погреб под домом, используя его теперь, как место встречи. Сейчас нас слишком много, чтобы оставаться незамеченными. Я смастерил полку для книг над дверью в погреб, чтобы скрыть вход на случай непредвиденных гостей.

Я листаю страницы, просматривая годы развития Сопротивления.

Я определил лидеров в разные районы трущоб. Больше собираться все вместе у меня дома мы не можем. Теперь для обсуждения нынешнего положения Сопротивления встречаются только наши лидеры. У нас есть планы противостоять королю и его лжи, но мы слишком слабы, что осуществить их сейчас. Может, в ближайшие несколько лет.

— Грэй.

Его голос звучит нежно, пытаясь вывести меня из оцепенения. От беспокойства на его лбу образуется складка, на которую я не обращаю внимания, гневно перелистывая страницы, что остались. Чистый пергамент мелькает передо мной, пока мои пальцы не натыкаются на более длинные записи.

Я совершенно забыл об этом дневнике. Судя по всему прошло уже шесть лет с последней моей записи здесь. Рассказать особо нечего, кроме того, как Пэйдин выросла.

Теперь мне ясно почему ее оставили на моем пороге. Она из Обычных. Ее родители не хотели скрывать ребенка. И, черт возьми, они многое упустили.

В ней течет огонь. Сообразительность. Я тренировал ее по-другому, интенсивнее. Я всегда хотел, чтобы она ощущала себя сильной. И когда я отметил, какой наблюдательной она была в детстве, я принял решение, что лучше будет использовать ее сильные стороны. Так, из ее маленького разума, я вытачиваю оружие, что способно защитить ее. Как экстрасенс, она может больше, чем просто проникнуть в Элиту, больше, чем просто выжить. Она может жить.

Я рассказал ей об Алисе. Все, кроме правды о том, как именно она умерла. Пэй думает, что вскоре после рождения ее унесла болезнь. Я потерял сон в попытках решить, стоит ли мне рассказывать когда-нибудь Пэйдин правду. Но я единственный ее отец, который когда-либо у нее был, а Алиса остается ей матерью, даже после своей смерти.

Чернила растекаются по странице, будто он в спешке захлопывал дневник. Я не обращаю внимания на то, как растет беспокойство на лице Кая, пока мы продолжаем читать следующую страницу, датированную несколькими годами позже.

Я не рассказал ей о Сопротивлении. Я сделаю это. В конце концов. По мере того как она взрослела, становясь старше, мне было все сложнее скрывать это от нее. Не знаю, почему не рассказал ей. Может, не хочу ее впутывать. Может, она все еще остается моей малышкой, несмотря на то, какой сильной она стала. Даже если ей это не нужно, я хочу защищать ее так долго, как смогу. Быть частью Сопротивления опасно. Король теперь знает о нас, его Гвардейцам приказано быть начеку.

Может оно и к лучшему, что она ничего не знает, пока Сопротивление не будет готово начать действовать. Может оно и к лучшему, если она будет оставаться моей малышкой как можно дольше.

Я перелистываю страницу, перед глазами все расплывается.

Ничего.

Пальцами прохожу по уголкам, разделяя каждый лист пергамента, но обнаруживаю их пустыми.

Когда я дохожу до задней обложки, перевожу взгляд по кожаному переплету, обозначающий конец его жизни. Завершение главы.

— Это все, — шепчу я. — Это последняя запись, что он оставил.

Я устала. Чертовски устала, чтобы почувствовать что-то еще. Так что, я приваливаюсь к камню, убирая дневник обратно в свой рюкзак.

Кай обводит меня взглядом. Он смотрит на меня некоторое время, после чего решается прервать мои размышления.

— Ты в порядке?

Я вытираю глаза, чувствуя, как слезы стекают по пальцам. После я перевожу на него отрешенный взгляд.

— Нет. Но обязательно буду.