Лёгкое Топливо

Сцена 17. Den of Nala…

Адрес терялся в глубине камберуэлловских переулков, в получасе езды, в некогда промышленной зоне. Так что лофтовость этого местечка не должна была вызывать вопросов.

— Здесь вообще много таких уголков, — поясняла девушка, и это смахивало то ли на завуалированную похвальбу, то ли на оправдание. — И район в целом молодёжный, с гуманитарной направленностью. Рядом с Elephant & Castle, но куда бюджетнее. И потом: книжные лавки, эклектические кафе с демократическими ценами, новая библиотека, буквально в прошлом году открылась…

Нет, она всё-таки ни хвасталась, ни оправдывалась. Всего лишь искренне, но скромно восторгалась.

Потом оба долго юлили по подворотням, пока наконец не вышли в промзону, вогнанную баллончиками уличных артистов в буйство красок и форм.

— Внутри выглядит обжитее, чем снаружи, — пообещала Нала. — Моя соседка в этом семестре уехала за границу, по обмену, так что я здесь одна аж до рождественских каникул. Но есть нюансы: к примеру, мне приходится присматривать за её кошкой.

Кошка, не замедлившая встретить их у порога, была пёстрая, куцая, с глазами, в которых отражался не интеллект, а нахрапистая жажда наживы. Она требовала пожрать (по-другому не скажешь) с прытью базарной бабы, даже если миска ломилась от яств, и не признавала отказов. Кроме того, за ней неотрывно следовали две её мелкие равно крикливые копии: одна такая же безалаберно пёстрая, другая полностью чёрная, обещающая со временем вымахать в полноценного ведьмовского кота. Если обзаведётся манерами.

Алан оглядел весь этот зоопарк, как таможенник, обнаруживший в чемодане у бабули не только контрабанду, но и мышиное гнездо. Со всем этим предстояло разобраться, но разборки не предвещали веселья.

Животные тоже это почувствовали, должно быть, и, убедившись, что им не принесли ничего вкусного, удалились, даже не скрывая презрения. Блэк намерился последовать в том же направлении, но был остановлен приветствующей вывеской у вешалки, прямо над зеркалом:

Den of Nala — No Shoes, No Drama, Just Masala 🔮 [1]

Больше всего его насторожило no shoes, благодаря которому Алан Блэк, в любое помещение входивший, как к себе домой, задержался в прихожей.

— Это правда? — уточнил он, отчеркнув максиму пальцем.

— Абсолютная.

Истинное подтверждение обеспечили не слова, а действия. Нала неспешно разулась и, примостив кеды на подставку для обуви, прошла вглубь квартиры. Блэк последовал её примеру, удовлетворённо отметив, что, несмотря на ушатанный вид, пол в квартирке был чистым, и ему не придётся расстаться с парой брендовых носков по вине лофтовой пыли.

Жили здесь, что и говори, небогато и нараспашку: гостиная, она же столовая, она же новомодный open space для кухни — или, раз уж на то пошло, кухонного уголка: холодильник, две тумбы, раковина, плита, микроволновка. Холодильник причём, неожиданно, Smeg, выкрашенный в британский флаг — он один стоил больше всей этой квартирки.

Алан щёлкнул пультом от огромного пузатого телевизора на этажерке из ящиков из-под бананов — просто чтобы удостовериться, что это ископаемое девяностых до сих пор работает.

«Shall we shag now or shall we shag later?» [2] — деловито осведомился с экрана Остин Пауэрс, лучезарно улыбаясь и лихо прищуриваясь. Алан усмехнулся, оценив тайминг. Выключил фильм, прежде чем легендарного шпиона отшили, отправился изучать смежные помещения.

Ванную отыскать было несложно, на двери висела соответствующая табличка с мальчишкой у ночной вазы. Он помыл руки и, выйдя в коридор, уставился на вывеску над дверью напротив:

नाला रिछारिया

Здесь уже без словаря было не разобраться.

Британские олухи-студенты вообще редкостные фанаты жестяных табличек и знаков, похлеще дорожного департамента. Порой нелегально тащат их с перекрёстков и прибивают гвоздями к сырым кирпичам и бетону. Один блэковский однокурсник в Саутгемптонском университете в своё время даже спёр табличку DOCK GATE 6 с какого-то портового склада, куда её списали после шестидесятых годов, и повесил этот шедевр над своей кроватью, предварительно исправив фломастером O на I, а в конце добавив девятку.

Но ни один из них не додумался сделать персонализированную вывеску на хинди.

— Что это значит? — Алан кивнул в сторону надписи так, будто подозревал непристойность, но решил не выдавать своих мыслей.

Нала, показавшаяся из гостиной с альбомом в руке, загадочно покачала головой.

— Всего лишь моё имя. Нала Ричария. Да, звучит довольно забавно, поскольку «нала» на хинди означает «водосток» или «впадина, образовавшаяся от потока воды». Но маму в своё время это не остановило. Заходи, открыто.

Блэк тронул дверную ручку.

Комната как комната, не считая чересчур яркого узорчатого покрывала на узкой постели и выводка деревянных слоников на стеллаже, один другого меньше, идущих друг за другом по росту. Остальное как обычно — книги, письменный стол, ноутбук, горшочек с алоэ. Мебель явно с дворовой распродажи, или позаимствована у сердобольных знакомых. На стенах чёрно-белые карандашные наброски: портреты и здания.

— Я немного рисую, — пояснила девушка, проследив за его взглядом, и протянула альбом. Там оказались схожие эскизы, но куда больше лиц, чем архитектуры. Причём каждое повёрнуто влево, в ракурсе три четверти — где-то строго на сорок пять градусов, где-то мягче. Словно в папке с особыми досье.

Нала подсоединила фотоаппарат к ноутбуку и начала перегружать снимки. Отвела под кадры с выставки отдельную папку, там же прописала текстовый файл и принялась наспех печатать.

Алан, не дожидаясь приглашения, сел на кровать — единственный в комнате стул был уже занят. Досмотрел альбом до конца, заглянул через плечо.

— Так не пойдёт, — заметил он. — Ты пишешь хвалебные строки. А мне говорила, что ожидала большей архитектурной направленности.

— Мои ожидания вряд ли кого-то интересуют, в отличие от объективной оценки мероприятия. А фотографы, на мой взгляд, справились с задачей — буквально передали душу районов в лицах.

— Добавь немного критики: я понимаю, no drama и всё такое, но если критиковать не будешь ты, значит, будут тебя. Так это работает.

Нала улыбнулась.

— Вижу, мистер адвокат исходит из личного опыта.

— Я не фанат вторичных впечатлений, — признал Блэк. — Ладно, не буду тебя отвлекать.

Он покинул комнату и поднялся по шатким металлическим ступеням под сводчатый потолок — где над гостиной-кухней-столовой тянулся открытый переход — что-то вроде навесного мостика из стали, ведущего во вторую спальню наверху (справа) или прямиком на террасу (слева).

На террасе он смог наконец покурить и сделать пару служебных звонков. Доверенный управляющий траста проговорился, что некоторые учредители выбрали сотрудничать со следствием на особых условиях. Поэтому и выезд им не стали закрывать.

Что ж, если Поппи решила сыграть пай-девочку, может, она и не сбежала. И ещё вернётся.

Ну да, ну да, как только ветер переменится.

— Не против, если я тебя нарисую? — предложила Нала.

Алан был против, конечно же. Даже весьма. И в то же самое время резко «за», но уведомить об этом не спешил.

— Только если рисунок останется у меня.

— Я могу сделать копию.

Копию мог сделать и он. Но речь шла об оригинале. Блэк привык создавать собственные коллекции, а не становиться их частью.

— Если тебе нужна карточка для досье, воспользуйся сделанным ранее снимком, — отшутился он.

Нала уведомила его, что снимок непременно пойдёт в презентацию, вместе с отчётом о выставке.

— А твоё досье я составлю отдельно. Левой рукой, как положено. Как в твоём гимне.

Очевидно, девушка провела своё собственное «частное расследование» и посмотрела музыкальный клип к песне Алана из Тиндера. Пожалуйста, она не первая, впечатлившаяся Марком Нопфлером, играющим правой рукой, а пишущим левой. И не исключено, что одинаково метко стреляющим обеими.

— Как тебе песня? — лениво спросил он, откинувшись в кресле в гостиной. На самом деле, не кресле даже, а бескаркасном мешке, заполненном какой-то дрянью. Из тех, что любят закупать во всякие «креативные пространства, призванные стимулировать воображение за пределами коробки и мотивацию». Но — чёрт возьми — удобном.

— Песня… — повторила девушка, отложив альбом, которому в тот день так и не выпало пополниться очередным шедевром, — она очень похожа на тебя, Алан. Сразу скажу: я не фанат классического британского рока и тяжёлой музыки. Предпочитаю что-нибудь более амбиентальное и философское. А от Private Investigations я неоднократно ожидала смену ритма на более бодрый, мажорный, взрывной. Но этого не произошло. Как и с тобой: ты напоминаешь натянутую струну, снаряд, готовый вот-вот разорваться, балансирующий на грани, но никогда с неё не сходящий. Ты умеешь обманывать ожиданием, им же сажать на крючок. В каком-то смысле это делает тебя опасным.

Алан слушал не перебивая, испытывая одновременно гордость за свой черновой психологический портрет и раздражение, что его раскусили.

— Ну, знаешь, твой гимн не менее зануден и… скажем так, этничен, — ответил он, пряча усмешку. — Эдакие Gypsy Kings местного розлива.

Нала оторвала взгляд от солнечного зайчика на потолке.

— Ты до конца его слушал?

— Вот ещё, — заявил тот с явным высокомерием.

— А ты всё же послушай.

Девушка перекувырнулась через голову, соскочила с дивана и сняла телефон с зарядки. Открыла Spotify, пролистала до нужной мелодии.

— Иди ко мне. — Она указала на диван. — Ложись сюда.

Сама устроилась в изголовье, сидя, и положила его голову себе на колени. Нажала play.

Алану эта ситуация напомнила сеансы психотерапии, которую он проходил добрый десяток лет назад из личного снобизма. Тогда он ещё горел желанием уличать всех и каждого и выводить на чистую воду — в том числе мозгоправов, которых считал жуликами почище адвокатов и риелторов.

Так вот, терапевт заставлял его ложиться на кушетку — и нет, не углублялся в психоанализ, направление было другое. Он давал упражнения, смысл которых был не всегда понятен, а сами они явно имели целью унизить достоинство клиента. Алан всегда лгал при их выполнении и по-своему кайфовал от этого, пока не осмыслил, что за те же деньги можно получать удовольствие и другими способами. Продолжая лгать.

Вот и теперь девчонка опрокинула его на больничную койку в лофтовом дерматине и ожидала, что на него снизойдёт озарение. Включила эту свою песню. Nitin Sawhney — Homelands.

Он слушал невозмутимо, не вникая, не возражая. Стараясь дышать по возможности ровно — начал следить за дыханием, чтобы было хоть чем-то заняться.

Пока не заметил, что стройный гитарный ритм и повторяющаяся индийская псевдомантра, хотел он того или нет, производили на него умиротворяющий эффект. Даже чудно́.

На второй минуте они как-то одномоментно перестали раздражать. А когда добавился бой и женский вокал, Алан понял, что недооценил эту композицию. Что-то рвалось из груди и желало не то кричать, не то петь вместе с ними — на воле, на воле! Алан, вроде как, подневольным-то не был, и всё ему было подвластно, но тут открывались какие-то новые грани свободы, о которых он раньше не задумывался и которые не умел покуда выразить словами.

А потом девушка начала гладить его по лицу. Мягко, почти не касаясь. Проводила по волосам, смахивала пряди со лба — будто весенний ветер на лугу.

Алан ни за что не признал бы даже перед господом богом, даже перед самим собой, но он не хотел, чтобы это заканчивалось.

Музыка стала тише, глуше. И из этой бархатной тишины раздался женский голос. Испанский?

Португальский, догадался он на второй строчке. Нала вполголоса продублировала каждую из них на английском:

Всё, чего хочешь…

…ты должен понять…

…в ладонях руки́… (она так и сказала, во множественном числе)

…если есть причина…

Она прервалась на высокой ноте, затем сделала глубокий вдох и продолжила:

Хрупкий на этой земле…

…пал так легко…

…когда ты выбросил прочь…

…всё оборвалось…

И долго ещё после того, как отзвучали последние аккорды и тишина нависла грозовым облаком, ни один не предпринимал попыток прервать молчание.

Алан ощутил себя драйзеровским Фрэнком Каупервудом, повстречавшим свою Эйлин Батлер: она такая же молодая, а он такой же женатый. И оба друг друга стоят: умные, смелые, и весь мир у их ног.

Вот только Нала вряд ли собиралась становиться его Эйлин. И это делало её ещё более притягательной.

Наконец он встряхнулся и одним рывком принял вертикальное положение.

— Ну рассказывай, — предложил Блэк невозмутимым тоном, — что значит эта песня конкретно для тебя? Уверен, есть официальная трактовка про диаспоры и всё такое. Мне это не интересно. Что есть Homelands для Налы?

— Всё, чего хочешь, ты должен понять, — повторила она, не двигаясь, не меняя позы. — Здесь кроется особая философия: прежде чем стремиться к чему-то, следует изучить смысл этого действия и возможные последствия. Ведь причина, по сути, есть у всего. И это видишь, когда держишь частичку мира в своих руках. А когда отпускаешь её — всё рушится.

— Стало быть, пресловутое умение отпускать для тебя — крах всему?

— Это не о том, чтобы отпускать, Алан. — Девушка поправила волосы и развела руками. — Это о бездушии. Игнорировании. Обо всём, что ты решил вышвырнуть из своей жизни. Как только ты принимаешь такое решение, весь мир делает шаг вперёд к бездне. И это касается каждого. Homelands для меня — это не конкретная страна. Не Англия и не Индия. Это весь мир, и прежде всего собственное сердце.

— Сильно, но слишком общо, — возразил Алан, заглянув в холодильник и заставив несговорчиво цепкую боковую полку расстаться с бутылкой воды. — А конкретика есть?

Нала мягко рассмеялась и вытянулась на диване, обернув ноги пледом.

— Конкретика — есть, — подтвердила она, протерев очки и водрузив их на нос. — В детстве мой дом был там, где мы с мальчишками играли в футбол на лужайке за детской площадкой. На этой самой площадке. За школьной скамьёй, где я считала ворон под окном, когда очередной одноклассник мучительно долго читал по слогам первую главу книжки, которую я закончила неделю назад. На приёме у окулиста, в расплывчатых кракозябрах на стене с пузыристой штукатуркой. За большим семейным столом, когда съезжались все родственники и не умолкал смех и шутки на двух языках. На веранде, где дедушка Санджай рассказывал мне сказки о далёких краях, знакомых мне по атласам, картам и фотографиям. Как-то раз он обмолвился, что там его дом. Я и не знала до этого, что дом может быть так далеко. В гипотетической реальности со снимков. Позже я, конечно же, побывала в Индии и вообще за границей — Франция, Монголия, Непал… Хотела даже поступать в Сорбонну, только мама уговорила остаться на родине, самое большее — санкционировала переезд в Лондон. Но то самое чувство, что у кого-то, оказывается, дом может быть не таким, как у меня, я помню достаточно остро. Так для тебя достаточно конкретно?

— Достаточно, — согласился Блэк, к этому времени успевший выпить всю воду и прикончить половину персика, обнаруженного в вазе для фруктов. — Пожалуй даже чрезмерно. Перейдём к более приземлённым темам: что сегодня на ужин?

— Масала, конечно же, — без запинки ответила Нала. — Разве ты не читал надпись в прихожей?

Алан цокнул языком: он-то надеялся поставить её в тупик своим вопросом. С другой стороны, люди, у которых на всё имелся своевременный ответ, нравились ему куда больше.

— Готовим или заказываем?

Уточнял на всякий случай: он ведь уже успел ознакомиться с содержимым холодильника, изобиловавшего продуктами — при таких исходных данных вызванивать доставку не представлялось разумным.

Ответ был очевиден. Блэк пожал плечами: масала так масала. После музыкальной паузы такое продолжение вечера являлось более чем оправданным.

[1] Den of Nala — No Shoes, No Drama, Just Masala — убежище (логово, база) Налы. Никакой обуви и драмы, только масала.

[2] Shall we shag now or shall we shag later? — Займёмся любовью сейчас или позже? Одна из известных цитат Остина Пауэрса.