Кольцо оказалось из цельного золота — не слишком дорогое, но и не бижутерия.
— Ну что сказать? Finders keepers, — просуммировал Блэк. — Кому-то ты в душу запала. Похвально. А тебе самой как, понравился перформанс? — непринуждённо поинтересовался он, нарочно не акцентируя внимание на её исчезновении.
Вместо ответа Нала вынесла ему чайную розу.
— Вот. Ты просил сохранить.
Он так и фыркнул мысленно: то ли девчонка поддержала шутку, то ли в самом деле серьёзно отнеслась к его поручению. Принял цветок, не выразив никаких эмоций, поставил в ближайшую пустующую вазу. Теперь фыркнула Нала — в отличие от него, вполне явственно.
— Для человека, который с такой серьёзностью потребовал оставить розу ему, ты проявляешь к ней чересчур малый интерес.
— Главная здесь не роза, — нехотя пояснил он, — а сам факт. Сядь, как тогда.
Чтобы подкрепить распоряжение действием, Алан освободил кофейный столик и убедился, что тот сможет выдержать вес её тела. Девушка колебалась, но всё же расположилась на столе по-турецки. «Что теперь?» — вопрошали её глаза.
— Надеюсь, мне не придётся опять держать эту розу? Она, между прочим, шипастая. Или ты тоже намерен подарить мне кольцо?
Алан не отвечал. Он обошёл вокруг столика, внимательно, но не навязчиво изучая экспонат.
— Вчера тебя никто не обижал? — спросил он ровным голосом, таящим, тем не менее, какую-то невыраженную угрозу.
— Ты бы знал наверняка, если бы не покидал зал.
Нала тоже говорила достаточно ровно, но Блэк уловил нотки обиды.
— Даме требовалась помощь. Так сказать, экстренный детокс. А у тебя какое оправдание?
— Ранние лекции, — пожала та плечами. — Завтра последний день перед учебной неделей. Самый интенсив.
— Ну, хорошо, мисс заучка. А в целом как вы провели время?
— Нестандартно, но с пользой. Алан, мне долго ещё так сидеть на столе?
Он наклонился, положил руку ей на колено, заглянул в глаза.
— Пока не закончится инсталляция. Это ведь ты пригласила меня сюда, и сегодня ты — мой личный экспонат. Из частной, так сказать, коллекции. Не шевелись, — добавил Блэк, когда Нала недоверчиво хихикнула и сделала попытку потянуться. Его тон не был приказным, но отчего-то даже не возникало желания не подчиниться.
Алан отошёл от неё, прошествовав победным шагом в сторону кухни.
— Ну, рассказывай, как ты готовишь эти манговые коктейли. Нет-нет-нет, не крути головой. Просто называй последовательность.
Она называла. Он делал. Блендер визжал, как электрогитара в death metal. Но результат вышел отменный.
Алан поднёс к её губам соломинку. Девушка отпила, рассмеялась.
— А что потом? Ты приготовишь мне ужин и допишешь за меня эссе по нигилистам?
— Нигилизм лучше не поощрять. Но потом видно будет. Пока что я навёрстываю упущенное вчера.
Нала опустила глаза.
— Это неправильно.
— Почему?
— Потому что неравноценно. Вот я сижу неподвижно, а ты разгуливаешь по дому.
— В этом смысл инсталляции. Ты на витрине. Я — зритель. Освещение… — Блэк покосился на хипповатую бутылочную лампу с разноцветными стёклами… — артхаусное. Экспонат руками не трогают. А впрочем…
Он поднялся с дивана, в глазах промелькнуло намерение.
— Другие прикасаются из любопытства, из праздности. Я — чтобы оставить след. Прикосновения всех прочих случайны и мимолётны, мои же врезаются в память.
— Похоже, кто-то вошёл в образ, — улыбнулась она.
Алан не стал это комментировать. Он медленно, медленно двигался по окружности, пока не очутился у неё за спиной — тогда, выдержав паузу, он одной рукой снял с девушки очки, а другой распустил волосы. Провёл пальцами вдоль лопатки, почувствовал, как та напряглась.
Затем он прижал ладонь к её шее — сбоку, так, что большой палец касался мочки уха. Слегка сжал пальцы, подержал их, ощущая, как под мизинцем пульсирует сонная артерия. И так же неожиданно убрал руку, отступив на шаг — не резко, но бегло.
— Принеси альбом, — попросила она, почти не меняясь в лице, если верить отражению в зеркальце на стеллаже.
Алан не стронулся с места.
— С какой целью?
— Если уж мне придётся сидеть неподвижно, я призываю тебя делать то же. Заодно тебя нарисую.
«Неожиданно», — признал он и направился на поиски альбома.
Она по-прежнему сидела на столе, не меняя позы, но вот в чём парадокс: под взглядом её близоруких глаз Алан сам чувствовал себя экспонатом.
— Садись, — говорила она. — Нет, не так, ногу на ногу. Откинься на спинку, поза непринуждённая. Взгляд немного в сторону. Поверни голову. Ещё больше, я ведь рисую три четверти. Нет, так уже профиль. Поправь футболку. Слишком однотонная, здесь бы рисунок. Слушай, Алан, верни мне очки наконец!
Он вернул, заставив её предварительно поторговаться. Возвратив взгляду резкость и чёткость, Нала велела надеть куртку.
— Пусть будет больше деталей, — пояснила она. — Воротник, пуговицы… Так, а теперь замри.
И принялась рисовать. Неспешно, зато не нуждаясь в ластике. Каждый штрих ложился на лист как финальный, не требуя исправлений.
Приходили усатые — ластились к ногам, клянчили вкусности и мяукали. Убедившись, что оба сумасшедших двуногих полностью их игнорируют, отступили. Кошка, прежде чем ретироваться, вскочила на стол и демонстративно прошлась перед носом у Налы, угодив ей хвостом прямо в ноздрю. Та чихнула и шикнула на животное, и кошка совсем разобиделась. Позвала своих спутников — и была такова.
— Готово, — сказала наконец девушка и развернула лист.
Алан поднялся и с удовольствием потянул мышцы. Улыбнулся, снял кожанку и, повесив её на крючок в прихожей, принял альбом будто распечатку положительного вердикта.
— А тебе, — сказал он, — я вставать пока не велел.
И принялся изучать портрет.
— Прости за моё неэкспертное мнение, — начал он тихо, — но мне кажется, я здесь похож на какого-то турецкого поп-музыканта. То ли стиль у тебя такой, то ли зеркало нагло мне лжёт.
— Это стиль, — подтвердила Нала. — Друзья называют это этнической арт-деформацией, но я, честно говоря, не вижу принципиальной разницы. Не знаю, как так получается.
Он кивнул, принялся сыпать заумными комментариями про длину штрихов, игру света и тени — по глазам было видно, что не всерьёз. Наконец отложил рисунок.
— Возможно, тебе всё равно, — заметила Нала, — но мне нужно отлучиться.
— Далеко?
Она указала взглядом в сторону двери с ночной вазой.
— Ладно, — великодушно согласился гость, — но потом возвращайся на витрину.
— Тебе не кажется, что шутка несколько затянулась?
Алан немного подумал.
— Казалось бы. Если бы это была шутка. Видишь ли, у нас тут больше односторонняя оферта. Когда ты села на стол, ты автоматически приняла её условия. А, значит, пока куратор выставки, — он многозначительно указал на себя, — не распорядится убирать экспонаты, они обязаны оставаться на местах. Вот почему так важно читать мелкий шрифт, прежде чем оставляешь подпись.
Нала открыла рот — видимо, для того, чтобы сказать, что ничего не подписывала, — но затем передумала и ушла в ванную.
«И правильно, что не сказала, — подумал Блэк, — уж слишком банальная реплика».
Возвратившись, она указала на настенные часы, приготовившиеся бить восемь.
— Время закрытия музеев, даже работающих допоздна. Хватит с меня, экспонат голоден, а ещё нужно ужин готовить.
— Ужин я беру на себя.
Нала скривила губы, затем её, кажется, осенило.
— Да, мастер-шеф. Тогда позвольте вам ассистировать. Я к вашим услугам.
Блэк позволил. На что только не пойдут другие лишь бы не скучать, подумалось ему. Но её умение подстраиваться и поддерживать игру было достойно похвалы.
Пришлось всё-таки сгонять в ближайший супермаркет за продуктами.
— Ризотто, значит, не соответствует итальянским стандартам, — фыркал Блэк, разглядывая витрину с тридцатью сортами пасты. — Вы только послушайте. Тогда я приготовлю тебе такую аутентичную cacio e pepe, что даже Алессандро Боргезе не сумеет придраться. Если, конечно, у тебя нет претензий к овечьему сыру. И к спагетти вместо тонарелли, — добавил он упавшим голосом, осмотрев все полки предельно внимательно и не обнаружив искомого.
Претензий у Налы ни к тому, ни к другому не было — разве что к его деланно обиженному тону. Девушка встала напротив и, когда Алан обернулся, сделала сердитое лицо. Какое-то время они смотрели друг на друга, как кот смотрит на кошку — оба принюхиваются, едва заметно топорщат усы, а кончики хвостов синхронно подрагивают.
— Что, паста тоже не пойдёт? — спросил наконец Блэк, не понимая, что на неё нашло. — Senti, io non lo so… Mangiate voi quello che volete e non mi scassate la minch… [1]
Пришлось прерваться на неприличном слове, поскольку его собеседница рассмеялась, как ребёнок.
— Ты такой милый, когда говоришь на других языках, — призналась она. — Вчера весь вечер на французском болтал, теперь, вот, на итальянском, да? А на латыни сможешь повторить? Чтобы твоя соседка не обвиняла тебя голословно.
Алан сложил руки на груди.
— Хм, я попробую. Audi, ego nescio… Comedite quod vultis et… в общем, дальше будет непечатно.
— Да? На итальянском тебя это не смутило.
«С итальянской обсценной лексикой я, по крайней мере, знаком», — подумал Блэк. Древнеримской он, в принципе, тоже владел в той или иной мере, но эти знания набили ему оскомину ещё в университете. Была у студентов юрфака и медицинского местная фишка грязно и пафосно ругаться на латыни и ржать над каждым словом — и Алану эти забавы довольно скоро приелись.
Но вообще, призналась Нала, она кроме «ауди» всё равно ничего не поняла — да и насчёт последнего подозревала, что это не имеет отношения к автомобилям.
— Ну или «audi» это же, вроде как, «слушай»? Audi, vide, tace, si vis vivere in pace…
У Алана загорелись глаза. Не понимает она, как же. А сама шпарит как по писаному. Припомнила не самое, между прочим, известное выражение: «Слушай, смотри, молчи, если желаешь жить в мире».
— Да нет, я его знаю по песне Ингви Мальмстина, — пояснила та, — она как раз с этих слов начинается.
И прямо так спела:
Ab antiquo,
Ab inte-e-e-egro,
Audi, vide,
Tace si vis vivere in pace… [2]
Это напомнило Блэку утренний эпизод в лифте, и он многозначительно ухмыльнулся, но решил остановиться на сей музыкальной ноте — а то до ужина дело не дойдёт.
— Ладно, пойдём поищем, нет ли здесь пекорино. В противном случае придётся готовить что-то другое. Сыр в блюде я менять не намерен.
Пекорино, как ни удивительно, нашёлся — стоил он, разумеется, столько, что проще было бы за ним самим отправиться пешком в Италию, но это уж условности, которые Алана не волновали. Он добавил к покупкам чёрный перец и соль (рецепт пасты элементарный, даже Ривз справился бы). Ну и немножко овощей для салата.
В машине Нала косилась на мёртвую панель бортового компьютера.
— Вот, кстати: разве ты никогда не слушаешь музыку за рулём?
Водитель до странности сузил зрачки: он, что, похож на человека, который катается с музыкой?
— Я отправил навигатор на перепрошивку, — небрежно бросил он. — Не трогай дисплей, он без начинки. Не хочу, чтобы провалился к чертям.
Готовка на лофтовой кухне расслабляла и сбрасывала пятнадцать лет жизни. Вспоминались студенческие годы и вдобавок грело душу осознание, что кухонные ритуалы давно уже не являлись для Блэка рутиной. Что он мог в охотку поозорничать и поколдовать над кастрюлями, но совсем не обязан был делать это каждый день.
Оттого и готовилось, в целом, и лучше, и легче, и веселее.
— Интересное сочетание вкусов, — похвалила Нала, — и солёное, и острое, и при этом всего две приправы. Хотя, этот твой овечий сыр сам сойдёт за приправу.
— С ароматом носков, ага, — подтвердил Блэк. Впрочем, ему что? Он захватил зубную щётку. — Я могу ещё наколдовать баклажаны на гриле. Или стейк — но это уж не по твоей части.
Нала положила себе ещё немного салата с помидором и руколой и уточнила, почему никто не добавил в него сыр.
— Не знаю, как-то не принято. Во всяком случае, у тех итальянцев, которых я знаю. Предпочитают смешивать в тарелках, отдельно. Ну его от греха подальше своевольничать с итальянской кухней — особенно в присутствии уроженцев этой страны. Потом такого наслушаешься… Они, конечно, неплохие ребята, но уж больно на еде помешаны. Будто кроме еды больше и нет ничего стоящего. Ты была в Италии?
— Всего пару дней в Риме. Мы с девчонками отправлялись оттуда в средиземноморский круиз. Иногда было непросто объясниться с местными без знания языка. Довольно самобытный край. И я вот думаю, — сказала она, отложив вилку, — если Италия захочет вслед за Британией выйти из Евросоюза, как это назовут? Не Brexit, а…
— Usc-ITA [3], — не задумываясь ответил Блэк и пояснил игру слов.
Поговорили ещё немного о путешествиях, о культурных особенностях и местной прикладной философии, о психологии и менталитете. На последнем Нала уверенно поддержала тему как человек, выросший на стыке двух культур — а её тётя, добавила она, вовсе практикующий психотерапевт.
— Кстати, на днях она рассказала про один интересный психологический тест…
«Ну вот тебя уже и тестируют, Блэк», — ухмыльнулся её собеседник, прекрасно знавший, к чему забрасывают такие удочки в беседе. Впрочем, почему бы и нет. Испокон веков проще всего изучать тех, кто изучает тебя — по той простой причине, что они мнят себя у штурвала.
— Ладно, — улыбнулся Алан, не дожидаясь, пока Нала предложит сама пройти этот тест, — давай уберём со стола, и я попробую ответить на твои каверзные вопросы. После ужина самое время взбодриться.
[1] Senti, io non lo so… Mangiate voi quello che volete e non mi scassate la minch(ia) — Слушай, я не знаю. Сами ешьте, что хотите, и не морочьте мне голову (это в приличном переводе; в оригинале — не ломайте мне х…)
[2] Yngwie Malmsteen — Leonardo.
[3] Uscita — выход (ит.)