Лёгкое Топливо

Сцена 21. Странные люди

Алану ранее не приходилось карабкаться вверх по лифтовой шахте. Спускаться по ней с десятого этажа со скалолазным оборудованием — да, выпало как-то раз. А потом прорываться через оцепление на внедорожнике, угнанном с подземной парковки; славные деньки… Лиловый костюм в едва заметную клеточку, даже не смявшийся и не запылившийся, металлический кейс с весьма ценными бумагами из архива, «Беретта» за кожаным ремнём от мэйферского мастера, предпочитающего не афишировать свою трудовую деятельность. На пассажирском сидении — платиновая блондинка из северных спецслужб, его личная валькирия.

И тем не менее, ему не приходилось карабкаться по лифтовой шахте.

Как выяснилось, этот урбекс-нуар потребовал куда больше силы и ловкости, чем ожидалось вначале. Оба не без труда разомкнули несговорчивые латунные створки, ещё старого образца, — и те победно схлопнулись за спиной.

Сам лифт застыл между третьим и четвёртым этажами и многообещающе навис над головами чёрной клетью. Алан старался об этом не думать, но сознание упорно возвращалось к подсчёту вероятности, с которой эта махина решит, что самое время наконец обрушиться.

— Становись на плечи, — скомандовал Блэк. — Там есть за что зацепиться?

— Не переживай, на первом этаже дверь более податлива.

С первого раза у неё не получилось как следует ухватиться за порожек. Девушка повисла в воздухе, шаркая ногами по бетону в поисках точки опоры.

— Отпусти руки. Я ловлю. Попробуем ещё раз.

С третьей попытки она наконец проникла в проём и открыла дверь. Свесилась, подала руку.

— Не смеши меня, девочка.

— Никто не смеётся, — возразила она и тут же скрылась. Наверху прожужжала застёжка молнии, сопровождаемая шорохами, и наконец Нала вновь появилась в проёме, сбросив к его ногам конец верёвки.

— А. Значит, шнур ты захватила, а монтировкой решила пренебречь? И полагаешь, что сможешь вытянуть меня на площадку?

— И не таких вытягивала, — звонко откликнулась она. — Обрати внимание на скобы по правую руку. Хватайся за них по мере возможности, они прочные. Ну… условно.

Не было у Алана веры в этот план. Но и другого плана тоже не было. Он уточнил, нет ли возможности привязать верёвку, — увы.

Пришлось положиться на напарницу, которая действительно оказалась сильнее, чем ожидалось, и прочно держала трос. Время от времени он давал ей передышку, цепляясь за скобы и редкие выступы, но вот наконец добрался до порога и последним усилием втолкнул себя на этаж. Поднялся, деловито отряхнулся, даже если подозревал, что это бесполезно.

«Первый этаж, — гласила табличка у лифта, — приёмное отделение, выписка, ЭКГ, анализы, офтальмология, аптека, выход».

Всё было правдой, кроме последнего. На выход здесь можно было отныне не рассчитывать.

Оборудование вынесли ещё в конце девяностых. Остались пустые холлы, процедурные с выведенными из строя каталками, зал ожидания с заколоченными дверьми и дряхлыми креслами, посыпанными прахом минувшего столетия. Многие из видов уже были знакомы Алану по фотографиям, но запах… запах оказался в новинку. Посвежее, чем в подвале, надо отдать ему должное, но сдобренный порцией нашатыря и приправленный душком отхожего места.

«Молодёжь», — развёл он руками. У него, конечно, в двадцать были несколько иные приоритеты, но и Алан вкусил свою порцию нелепых вылазок, лихачеств по ночному Слау и перекуров у промзоны с сомнительными личностями, лишь немногие из которых оставались до сих пор на свободе.

Он из вежливости посетил все четыре этажа, замёл следы дизелевских подошв, поиграл в театр теней на облупленных розовых стенах и полюбовался на ночную Мэрилебон-роуд из овального окошка мансарды. Какой-то пьяница пытался перелезть через металлические перила, разделяющие противоположные потоки, и редкие автомобили, сквозящие мимо, сигналили ему скорее одобрительно нежели осуждающе.

— Я пытаюсь представить, как выглядела бы эта улица лет сто или двести назад, — призналась Нала. — Что могли бы видеть на моём месте пациенты.

— Вряд ли что-то кардинально отличное от нынешнего. Булыжная мостовая без ограждения, но в конских яблоках, газовые фонари, экипаж припозднившегося гуляки и тот же забулдыга, ну или его прапрадед, чудом не раздавленный колёсами. А кучер грозит ему хлыстом и кричит что-то вроде…

— Bloody hell, this is wild! [1]

Блэк и его провожатая переглянулись. Эта реплика не принадлежала ни одному из них.

С нижних этажей донёсся шум и топот, за ним — шипение, с которым призывают к тишине не намеренные соблюдать её сами, и кокетливое хихиканье.

В заброшенном пустующем здании звуки разносились лучше, чем в тщательно спланированном концертном зале — и даже лучше, чем в панельных многоэтажках с картонными стенами. Хихиканье переросло в шушуканье и звонкий шлепок, за которым последовал звук поцелуя.

— Оу, кажется, любители эстетики в самом деле объявились, — фыркнула Нала.

Блэк зажал её рот рукой, привлёк девушку к себе и прочитал в её глазах не то испуг, не то надежду на то, что он намеревался проделать то же, чем были заняты визитёры этажами ниже.

Но Алан всего лишь наклонился к уху и прошептал:

— Тс-с, не выдавай наше присутствие. Сейчас мы медленно, медленно спустимся и проберёмся за их спиной.

— Это могут быть мои знакомые, — предположила Нала полушёпотом, когда он отнял ладонь ото рта.

Не угадала. Никакие урбексеры в тот день не явились нарушить их покой. Судя по разговорчикам, которые вела парочка, он был из ночной смены охраны больницы, примыкавшей к этому зданию, она — новенькая медсестричка, ещё не отработавшая испытательный срок. У обоих вспыхнула интрижка, и он привёл её сюда, «показать лондонскую дичь викторианской эпохи». Оба проникли на первый этаж из соседнего корпуса, свистнув ключ у вахтёра, и пока что не слишком рвались на разведку.

К тому моменту, как Алан и Нала спустились по лестнице и укрылись за перилами, эти двое были настолько увлечены друг другом, что даже целому взводу спецназа не составило бы никакого труда промаршировать незамеченным — в том числе громыхая берцами и скандируя армейские рифмы. А ещё минуту спустя стоны молоденькой медсестры заглушили бы даже самые разухабистые из этих рифм.

Блэк не винил их: местечко располагало к романтике с прибабахом. Приведи он сюда Элеонору, всё неминуемо закончилось бы тем же. Разве что она не кричала бы так фальшиво, а он не действовал бы так неумело. Но сами разберутся, он тут нынче советы давать не намерен.

Держа Налу за руку, он прокрался к смежной двери, оставшейся приоткрытой, и уже в скором времени оба шагали по ярко освещённому больничному коридору соседнего учреждения. Держа голову прямо, не замедляя шаг, миновали регистратуру и пост охраны, прежде чем их окликнули, встревоженные их внешним видом.

— People are strange, — срезюмировала Нала уже на улице, за углом, ведомая по инерции, и позволила себе наконец рассмеяться в голос.

— When you're a stranger, — напомнил Алан.

И тут она ответила то, чего он больше всего ожидал и не ожидал:

— Faces look ugly…

— When you're alone.

— Women seem wicked…

— When you're unwanted.

— Streets are uneven…

— When you're down. [2]

Припев они уже исполняли вместе, держась за руки и удаляясь по Сеймур-плейс по направлению к Гайд-парку. Миновали пересечение с Йорк-стрит и двинулись дальше. Нала взглянула на их отражение в широкой витрине киоска и рассмеялась ещё больше.

— Как же мы извозились!

— И после этого, девочка, ты утверждаешь, что не слушаешь классический британский рок? Оттого, что предпочитаешь янки?

— Ну, Джим Моррисон — особый случай.

Она пожала плечами и в очередной раз достала фотоаппарат.

— Становись напротив витрины.

— Стоило догадаться, что для тебя день только начался. Готовишься запечатлеть мою душу?

— Не думаю, что она отражается при низкой освещённости и ISO 800.

— Полагаешь, ей следует быть зернистей?

— В каком-то смысле нам всем следует… — неопределённо ответила она, сделав снимок. — Алан… ты в курсе, что мы прошли поворот?

— Конечно, — ответил тот без тени сомнения.

— А почему ничего не сказал?

— Не тот случай, чтобы ставить это на вид. Возвращаемся?

— Я — своим ходом, — озвучила Нала тоном, заставляющим предположить, что её куда больше интересовала его реакция на это заявление, нежели оно само.

— В такой час? И в таком виде?

Он приблизился — не слишком вплотную, но достаточно, чтобы его присутствие стало невозможно игнорировать.

— Именно, — подтвердила она. — Я вся в пыли и паутине, и не могу позволить себе запачкать твой дорогой салон.

Блэк мысленно фыркнул: нашла прецедент! Он сам выглядел не лучше, а ему предстояло сесть за руль в любом случае. Но уговаривать он не станет. Если в этом заключается игра — увольте.

— Как ты планируешь добираться до дома?

— На велосипеде. — Нала достала телефон и переключила внимание на экран. — Здесь неподалёку точка Boris Bikes. Доеду до Elephant & Castle, оттуда — автобусом или пешком.

— А. Решай сама. Если что, для меня не проблема тебя подбросить.

Он проводил её до стоянки, подождал, пока Нала выберет велосипед и козырнул на прощание.

— Спокойной ночи, мистер адвокат, — задорно отозвалась та. — Это было весело. Надеюсь, мы отсняли достойный материал для триллера. Фото пришлю!

И укатила, сопровождаемая кузнечным стрёкотом.

Возникла крамольная мыслишка проследить за девушкой — убедиться, что та доберётся до дома без приключений. Алан сморгнул: сентиментальный он, что ли, становится? Ей столько же лет, сколько его стажёрам — взрослая девица, сама разберётся. И потом, Нала, он понял, из тех львиц, которые приземляются на все четыре лапы.

Ну или прямо на него, если уж представится случай.

Он щёлкнул пальцами, отгоняя эту мысль, направился к машине. Оглядел свою прелесть и в очередной раз вспомнил, за что не любит уличные парковки.

Нет, штраф за покушение на тротуар его не настиг, пусть даже «Порше» и след простыл, и он остался единственным мерзавцем на всю улицу. Зато какая-то сволочь в перьях нагадила на капот и на номерной знак. Прямо посреди двух шестёрок, меж которых густой белый след стекал, навевая неприличные мысли.

Алан был возмущён. Он гордился этой машиной и этим знаком: AB66 LAW. Приобрёл его за каких-то шестьсот портретов королевы, и явно не для того, чтобы его пачкали голуби.

Вообще, в последнее время слишком уж много шестёрок ворвалось в его жизнь отнюдь не в хорошем смысле.

Шестого октября его вызвали на беседу в SFO. Известили (по крайней мере, технически) двадцать шестого сентября.

Учредителей Valebrook Heritage Trust тоже было шестеро. Фактически, четверо — тех, кто реально что-то решал, но двое вписали своих заместителей и выделили им долю. А уж если считать подставных лиц…

Он моргнул и нахмурился.

Буквально сегодня (ведь полночь уже миновала), шестнадцатого октября две тысячи шестнадцатого года его матери исполнилось ровно шестьдесят лет.

И напоследок две шестёрки на номерном знаке оказались подло обосраны крылатой крысой.

Алан задрапировал сиденье покрывалом из багажника, забрался в машину и не мешкая отправился на круглосуточную автомойку, после — к себе.

[1] Bloody hell, this is wild! — что-то вроде «Охренеть, ну и дичь!»

[2] The Doors — People Are Strange.